Непонимание Евангелия в современной церкви
Непонимание Евангелия в современной церкви
За всю историю христианства слову «Евангелие», как и апостолу Павлу, пришлось претерпеть многое. В первые века им называли как устную проповедь, так и книгу об Иисусе Христе. Позднее оно вошло в названия определенного рода религиозных собраний («евангельские встречи») или стало частью метафоры абсолютно достоверного знания («евангельская истина»). Многие нынешние христиане, читая Новый Завет, вряд ли задумываются над смыслом этого слова, но, тем не менее, убеждены, что апостол Павел и его окружение подразумевали под ним то же, что и мы с вами. Всякий, у кого есть хотя бы самые общие представления об этом слове, знает: оно означает «Благая весть». Но что за «весть» и почему «благая»?
Слово «Евангелие», равно как и словосочетание «Благая весть», должно было указать (главным образом, определенным лицам внутри церкви) на то, что в прежнем богословии называлось ordo salutis, или «порядок спасения». «Благая весть» указывала на самый способ спасения человечества, объясняла богословский механизм, посредством которого Христос, как учат одни, берет на себя наш грех, а мы — его праведность, или же, как говорят другие, Он становится «моим Спасителем», либо же, если воспользоваться еще одной формулой, «я осознаю себя грешником, верую, что Он за меня умер, и вверяю Ему свою жизнь». Во многих церковных кругах «проповедью Евангелия» принято называть исключительно беседы на подобные темы. И напротив, если вы слышите проповедь о том, как заповеди Христовы связаны с политическими или экономическими проблемами современности, вам скажут, что вопрос, конечно, интересный, но никакого отношения к «благовествованию» он не имеет.
Думается, причина здесь в том, что, наряду с очевидно запутанными понятиями, заставляющими каждого вдумчивого читателя рыться в комментариях и словарях, в Новом Завете есть немало столь же трудных слов, которые таковыми не признаются. Если мы предпочитаем использовать новозаветное понятие в чуждом Новому Завету смысле, что ж, это дело нашего выбора и нашей совести. Но как только мы пытаемся отстаивать наши идеи ссылками на фрагменты, в которых присутствует это понятие, мы не только замыкаемся в собственном непонимании текста, но и закрываем всякую возможность когда–либо его понять.
В данном случае меня вполне устраивает то, что под «Евангелием» подразумевает большинство. Мне, правда, думается, что апостол Павел имел в виду нечто совсем другое. Иными словами, я вовсе не отрицаю, что расхожие представления о Евангелии могут быть предметом размышлений, проповеди и даже веры. Я просто не стал бы называть это «благой вестью».
Почему? Для начала зададимся вопросом: что словосочетание «благая весть» значило в мире, окружавшем апостола Павла? Осмелюсь предположить, что он употребляет эти слова не в каком–то «своем» смысле, но примерно так, как понимали их его современники.