Послание к Римлянам

Послание к Римлянам

И, наконец, Послание к Римлянам, — здесь нам снова придется быть гораздо лаконичней, чем хотелось бы.

Для начала напомним одну из важнейших идей третьей главы. Как уже говорилось, под «Евангелием» Павел подразумевает не «оправдание верой», а послание или, точнее сказать, весть о новом царе, Господе Иисусе Христе. В Рим 1:3–4 сжато излагается содержание благовестил, в шестнадцатом–семнадцатом стихах речь идет о его плодах:

Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во–первых, иудею, потом и эллину. В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет.

Но это не означает, будто «Евангелие противопоставляет иудейскому самонадеянному морализму спасительное оправдание верой». Когда мы попытаемся раскрыть смысл этих стихов в контексте последующего фрагмента, у нас выйдет примерно следующее:

В Евангелии — вести о спасительном царстве Иисуса Мессии — открывается истина о Божьей праведности, Его верности Завету, о том, что в Иисусе Христе Бог восторжествовал над злом. Все это он совершил «в правде», то есть нелицеприятно. Он победил грех и защитил беззащитных. Так исполнились Его обетования.

Заметим, что здесь также Павел говорит о Боге как о праведном судье, но это не просто одна из многих метафор. Этот образ призван еще раз напомнить: Завет понадобился затем, чтобы упразднить зло и спасти мир. Ныне это совершилось в Господе Иисусе Христе.

Но как? И здесь мы сталкиваемся с очевидной трудностью. Во многих традициях в Послании к Римлянам видели, главным образом, книгу «о том, как становятся христианами». Однако неясно, каким образом в эту схему вписывается вторая глава, ставившая в тупик многих комментаторов и исследователей.

Больше того, кажется странным, что впервые (очевидно, не без умысла) слово «оправдание» появляется в нашем тексте в связи с оправданием делами: «…потому что не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут» (Рим 2:13). На мой взгляд, речь здесь, вероятнее всего, идет об окончательном оправдании. Взоры Павла, как всегда, прикованы к эсхатологическому горизонту, к надежде Израиля. Вопрос в том, кто в этот последний день будет оправдан, воскрешен, причислен к народу Завета. Павел, и в этом с ним наверняка согласятся многие правоверные иудеи, убежден, что оправданы в Судный день будут лишь те, в чьих сердцах запечатлен Божий закон, то есть Тора. Но тут же он говорит, что одних лишь дел закона для этого недостаточно: Бог во Христе совершил то, перед чем оказалась бессильной Тора. Итак, кто же войдет в «спасенный остаток»?

Как следует из Рим 2:17–24, это не обязательно будут «иудеи по крови». Да, они гордятся тем, что народ Израилев всегда остается народом Божьим, но при этом Израиль по–прежнему томится в плену. Он погряз в грехах, и потому не может быть восставлен в своем нынешнем состоянии. Но, может быть, продолжает Павел в 2:25–29, где–то еще остались те самые истинные иудеи, в сердцах которых запечатлен «новый Завет»? Может, есть где–нибудь хоть малая горстка тех, в ком исполнятся новозаветные обетования Иеремии и Изекииля? Неважно, иудеи они по наружности или нет, обрезаны или необрезаны, но именно их Бог сделает своим народом Завета. Вот оно, «учение об оправдании», или, вернее сказать, первый тезис его: приближается великий и страшный день, когда Бог восставит свой истинный народ. Но, все–таки, как узнать, кто станет этим народом?

Или, точнее, как Бог может оставаться верным своим обетованиям, если народ Завета, избранный для спасения мира, оказался изменником? На этот вопрос Павел пытается ответить в первом–девятом стихах третьей главы. Ключевое слово здесь — краткое причастие «вверено»: «им [иудеям] вверено слово Божие» (3:2). Бог вверил Израилю весть для всего мира, но вестник оказался ненадежным. Означает ли это, что пославший тоже не внушает доверия? Конечно же, нет. Надо всего лишь подыскать более надежного вестника, истинного сына Израилева, который сможет исполнить обетования Завета — победить царящий в мире грех, из–за которого не только язычники (как думают иудеи), но и сам избранный народ (что явствует из Торы), беспомощный и виноватый, стоит перед судом Творца (3:19). Все иудейские мечтания о великом «судилище», окончательном приговоре, который раз и навсегда отделит их от язычников, оказались напрасными. Так мы подходим к двадцать первому — тридцать первому стихам. Вот он, единственно возможный выход: вся Божья праведность и верность Завету явилась ныне в верности истинного сына Израилева, Мессии, Иисуса из Назарета.

Наверное, мы не ошибемся, если скажем, что все Павлово богословие начинается с осознания следующего факта: обещанное, как полагал Павел, всему Израилю в конце времен Бог действительно совершил, — но гораздо раньше и для одного–единственного иудея, Иисуса из Назарета. «Через Него и в Нем» исполнилась надежда Израиля. Он пострадал, принял смерть от рук язычников, и Бог воскресил Его из мертвых. Эта истина — сердцевина очень важного для нас фрагмента Рим 3:21–31:

21 Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, 22 правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия, 23 потому что все согрешили и лишены славы Божией, 24 получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, 25 Которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде, 26 во время долготерпения Божия, к показанию правды Его в настоящее время, да явится Он праведным и оправдывающим верующего в Иисуса.

27 Где же то, чем бы хвалиться? уничтожено. Каким законом? законом дел? Нет, но законом веры. 28 Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона. 29 Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников, 30 потому что один Бог, Который оправдает обрезанных по вере и необрезанных через веру. 31 Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем.

Чаще всего в этом фрагменте видят либо одну только развернутую метафору оправдания, в которой к слову упоминаются язычники и иудеи, либо же пространную тираду о месте язычников в народе Божьем, со случайными вкраплениями «темы суда». В любом случае явно относящиеся к Завету стихи 24–26, о которых шла речь в предыдущей главе, чаще всего опускаются как попавшие сюда по недоразумению вставки какого–то более раннего текста.

Поэтому, прежде чем обратиться к самому фрагменту, нам понадобится задать контекст, исключающий возможность мнимых противопоставлений такого рода. Если текст — о Завете, сонаследниками которого отныне стали не только иудеи, но и язычники, следовательно, он — и о Боге, победившем грех крестной смертью и воскресением Иисуса: собственно ради этой победы и заключался Завет. И тут же становится понятно, зачем нужна метафора суда: она указывает на средство достижения промыслительных целей. Стоит понять природу Павлова богословия Завета, и все опасения относительно того, что подобное прочтение пагубно скажется на богословских трактовках греха и креста, оказываются несостоятельными. Завет был призван упразднить вошедший в мир грех, и это могло совершиться только на кресте Господа Иисуса Христа.

«Где же то, чем бы хвалиться? — спрашивает Павел. — Уничтожено» (Рим 3:27). Речь идет не о похвальбе преуспевающего, «приличного» человека, а о национальной гордыне иудеев (ср. 2:17–24). В противном случае ничем не оправдан следующий стих: «Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не и язычников?» (3:29). Павел не обличает «протопелагианство», в котором в любом случае не были повинны его современники. Здесь, как и в письмах к Галатам и Филиппийцам, он всего лишь напоминает, что принадлежность к народу Завета никак не связана с «преимуществами рождения».

В этом контексте, как видно из 3:24–26, «оправдание» указывает на то, что все верующие в Иисуса Христа становятся членами семьи Завета, то есть их грехи прощены, поскольку именно ради этого и был нужен Завет. Пользуясь метафорой суда, можно сказать, что они оправданы. А в контексте сквозной темы Завета это означает, что уже сейчас они становятся теми, кем призваны стать в будущем, — истинным народом Божьим. Нынешнее оправдание по вере, таким образом, предвещает и предвосхищает грядущее зримое (см. 2:14–16 и 8:9–11) оправдание по итогам всей жизни. Оправдывая верующих, Бог тем самым открывается в своей праведности и верности: Он победил грех, «вознес смиренных», и совершил это со всем нелицеприятием Креста Христова. Таким образом, Евангелие — не «книга об оправдании верой», а весть об Иисусе Христе, в котором открылся праведный, то есть верный Завету, Бог.

Теперь посмотрим, что происходит в следующей главе. Рим 4, где идет речь о вере Авраама, зачастую ошибочно воспринимают как выбивающееся из всего контекста «текстуальное свидетельство» о некоей отвлеченной доктрине. В действительности же перед нами — развернутое изложение того самого библейского богословия Завета, которое проходит сквозь все Евангелие. «Становой хребет» всей главы — 15–я глава Книги Бытия, понятая прежде всего как повествование о завете с Авраамом. Говоря о вере, которая «вменилась» Аврааму «в праведность» (Рим 4:3), Павел тем самым дает понять, что истинный знак принадлежности к народу Завета — вера в Иисуса Христа (или, в случае престарелого и бездетного Авраама, в обетование многочисленного потомства). При всеобщей греховности именно такая вера вводит человека в семью прощенных. Только ею, а не обрезанием (4:9–12) или происхождением, определяется принадлежность к избранному народу. Вот почему в семью Авраама могут войти, а точнее, уже вошли самые разные народы. Больше того, объект веры способен качественно изменить ее природу. Если вы верите в равнодушного, отстраненного бога, ваша вера обречена быть сухой и бесплодной. Если же ваш Бог воскрешает мертвых, значит, и вера ваша будет живой и животворной. Авраам «не изнемогал» в вере как раз потому, что верил в Бога жизни и воскресения. Его вера — не «хороший поступок», которым он пытается заслужить право войти в народ Божий. Напротив, она говорит о том, что он уже вошел в этот народ на правах отца и основателя.

Эту мысль Павел развивает и в пятой–восьмой главах. Он доназывает, почему принявшие Благую весть стали истинным, прощенным народом Божьим: им дан залог будущего спасения — надежда на воскресение, которое неотделимо от грядущего преображения всей твари. В 5:12–21 он несколько отходит от основного рассуждения и как бы еще раз напоминает: «Послушайте, Завет понадобился, чтобы уничтожить грех Адама. Это уже произошло в смерти и воскресении Иисуса Христа. Тора, Закон, тянет вас в рабство, она вся стоит на том, что вы еще — "в Адаме"». Да, избранный народ состоит из таких же падших людей, что и все другие народы. Но ныне (8:1–4) Бог совершил то, чего мы ждали от Торы. Он дал жизнь миру, и она рано или поздно вызволит из рабства смерти и греха (8:18–27) не только человека, но все мироздание. Вот они, плоды «Благой вести», плоды оправдания, о которых с упоением говорит Павел и в 8:31–39, где он снова возвращается к теме окончательного, эсхатологического оправдания — грядущего воскресения народа Христова, восставления его после многих страданий нынешнего века.

Мотив оправдания звучит еще в одном фрагменте, но сам текст здесь настолько прозрачен, что, думается, будет извинительно ограничиться лишь кратким упоминанием о нем. Я имею в виду Рим 9:30–10:21, где снова речь идет о «плодах», но на сей раз — действиях Бога в истории Израиля. Бог избрал Израиль орудием спасения всего мира. Но предвечно Он предназначил для этого только одного сына Израилева, Мессию, смертью которого спасутся все — не только иудеи, но и язычники. Если же Израиль вцепится в свою богоизбранность и не захочет ею делиться, то в конце концов окажется, что он цепляется за собственный смертный приговор.

Итак (далее мы следуем логике рассуждения, начинающегося с 9:30), язычники вошли в «семью верных»; Израиль же, держась за Закон и видя в нем залог принадлежности к народу Завета, «не достиг до закона». Верность Завету он видел только в соблюдении предписаний Торы, то есть в действиях, отмечавших печатью богоизбранности иудеев и только иудеев, и проглядел за этим смысл Завета, «не покорился Божьей праведности» (см. 10:3), не увидел, что обетования исполнились во Христе, и отныне «народ завета» — это верующие в Него. Во Христе обетования Завета достигли предустановленной Богом вершины, полноты: только так было возможно покончить со злом и положить начало обновлению твари. Когда же это свершилось, нам остается одно — идти и проповедовать (ср. 10:9). В этом — все Послание к Римлянам: не разглагольствования о том, как человеку спастись и войти «в личное общение с Богом», но рассказ о спасительном замысле Творца. Вместе с тем Павел чаще, чем где–либо еще, напоминает в этом Послании о призвании и единстве христиан, что было особенно важно для церкви в Риме, поскольку оттуда Павлова проповедь должна была распространиться по всему миру.