Первый явный монолатрист
Первый явный монолатрист
Помня обо всем вышесказанном, перенесемся в то время, когда появилось больше свидетельств того, что идея «только Яхве» обрела голос. В VIII веке до н. э., спустя долгое время после смерти Иезавели, появился пророк Осия, мысли которого были изложены в письменном виде либо при его жизни, либо вскоре после нее[421]. Хотя его текст подвергался дальнейшей правке, многие исследователи считают, что его ключевая идея сформировалась сразу после смерти самого Осии, поэтому справедливо будет говорить о «теологии Осии», отражающей направление израильской мысли, каким оно было примерно в конце VIII века до н. э.[422]. Несомненно, больше специалистов разделяет эти взгляды, нежели считает, что события истории Илии происходили в точности так, как были изложены. Так или иначе, как и в случае с историей Илии, далее мы будем рассуждать, исходя из допущения, что библейские материалы примерно точны: мы увидим в книге Осии человека по имени Осия, мысли которого способны поведать нам кое-что о времени, когда он жил.
Осию иногда называют монотеистом, однако нет причин полагать, что его вера хоть чем-нибудь отличалась от монолатризма. Он никогда не отрицает существования богов помимо Яхве, не утверждает, что чужеземцам не следует им поклоняться[423]. Заявляя, что израильтяне не должны «знать» никакого бога, кроме Яхве, он не имеет в виду «признавать». Исходное слово на древнееврейском означает скорее «быть верными». В соглашениях это слово выражало преданность народа-вассала[424].
Это «знать» характеризует Осию как полноценного монолатриста. Повторяя слова Яхве «ты не должен знать другого бога, кроме Меня, и нет Спасителя, кроме меня»[425], он выражает идею «только Яхве». Кроме того, он, возможно, творит интеллектуальную историю, закладывает шаблон для одной из самых известных строк Библии. Первая из десяти заповедей — «да не будет у тебя других богов пред лицем Моим» (еще один монолатрический стих, часто воспринимаемый как монотеистический) — вероятно, проистекает из времен после смерти Осии[426].
Действительно ли Осия выказывает с помощью такой логики чувства, которые мог бы выказывать монолатрист — определенный скептицизм по отношению к альянсу в целом? Можно сказать и так. Он неоднократно упоминает две великие державы, Ассирию и Египет, но в выгодном свете — ни разу. Он подчеркивает тщетность союза между этими державами с «Ефремом» — северным царством Израиля, где жил он сам. (В тот момент Израиль был разделен на два государства, северное называлось Ефремом или Израилем, южное — Иудой.) «Ассирия не спасет нас», — утверждает он, а что касается переговоров с лидерами Египта, то это лишь «посмеяние в земле Египетской». Правители Ефрема «как глупый голубь, без сердца: зовут Египтян, идут в Ассирию»[427].
Отчасти то, что Осия противился союзам, объясняется их нередко унизительными условиями. Так как Израиль был маленьким государством, втиснутым между двумя большими, «союзы» обычно представляли собой вассальную зависимость. Там, где в Книге пророка Осии говорится, что лидеры Ефрема «заключают союз с Ассуром, и в Египет отвозится елей»[428], имеется в виду не продажа елея Египту, а передача его в качестве дани.
Но проблему представляли не только могущественные государства[429]. Осия, как писал библеист Марвин Суини, демонстрирует «враждебность к любому соучастию чужеземцев»[430]. И действительно, подозрительность к другим народам настолько сильна, что доходит до грани ксенофобии. Осия пишет: «Ефрем смешался с народами… чужие пожирали силу его, — и он не замечал». И «поглощен Израиль; теперь они будут среди народов как негодный сосуд»[431]. Вероятно, Ахав, Соломон и другие цари руководствовались логикой, согласно которой интернационалистская внешняя политика представляла собой погружение в большой мир, способное обогатить Израиль. Осия придерживается прямо противоположных взглядов. Он видит быстро беднеющий Израиль, нищету которого лишь усугубляют внешние силы. «Хлеба на корню не будет у него, зерно не даст муки, а если и даст, то чужие проглотят ее»[432]. Если никакой другой народ не принесет Израилю ничего хорошего, значит, не стоит не только поклоняться чужим богам, но и даже чтить их.
Осия облекает свой религиозный и политический изоляционизм в один и тот же метафорический язык. «Ты блудодействуешь, удалившись от Бога твоего», — втолковывает он народу Израиля. Поклоняясь ханаанским богам, якобы приносящим дождь и процветание, Израиль говорил: «Пойду за любовниками моими, которые дают мне хлеб и воду, шерсть и лен, елей и напитки». Этот образ измены распространяется на внешнюю политику Израиля. Власти Ефрема «пошли к Ассуру, как дикий осел, одиноко бродящий; Ефрем приобретал подарками расположение к себе. Хотя они [израильтяне] и посылали дары к народам, но скоро… они начнут страдать от бремени [чужеземного] царя князей»[433]. В Книге пророка Осии, как во всем Древнем мире, теология и геополитика служат отражением друг друга.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.