Возвращение Логоса
Возвращение Логоса
Следовательно, нравственного прогресса предстояло еще достичь. Тем не менее Бог вновь доказал свою гибкость. Он продемонстрировал, что когда разные группы, в том числе разные по этнической принадлежности, ведут игры с ненулевой суммой, он в состоянии адаптироваться, развиваться в нравственном направлении, чтобы облегчить ведение этих игр. Так как технической эволюции свойственно расширять сферу влияния фактора ненулевой суммы, это хорошее предзнаменование на будущее. Возможно, эта сфера и впредь будет расширяться, а Бог — развиваться вместе с ней.
Разумеется, слово «Бог» следует взять в кавычки, потому что развивается образ Бога в человеческом представлении, а не сам Бог, которого, насколько нам известно, может и не существовать. Тем не менее, как предполагается в главе 8, это развитие «Бога» может быть свидетельством если не Бога с большой буквы, то, по крайней мере, высшего замысла в том или ином смысле слова. А именно, как говорилось в главе 9, представления о Логосе могут оказаться полезными для рассуждений об этом божественном замысле.
Элементы теологии Филона фигурируют в гностицизме, разновидности древнего христианства, которое, подобно евионитству и маркионитству, очутилось на обочине, когда бурное развитие получило христианское учение Павла. Один из тезисов, обычно приписываемых гностицизму, заключается в том, что познание самого себя — путь к спасению, идее, воодушевленным поклонником которой, как мы уже видели, был Филон[852]. Также подобно Филону, в рассуждениях гностиков о Боге присутствовали мудрость и Логос[853]. Они считали Иисуса проявлением Логоса, книгой, «написанной в мысли и разуме Отца», как сказано в гностическом «Евангелии истины». Иисус «облачился в эту книгу. Он был пригвожден к дереву, он обнародовал Эдикт Отца о кресте»[854].
Все это чем-то напоминает слова из Евангелия от Иоанна, что Логос, Слово «стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца»[855]. (Иногда можно встретить точку зрения, что Евангелие от Иоанна — единственное содержащее гностические мотивы.)
В отношении к Иисусу как к Логосу есть определенная логика. Логос расширяет круг нравственных проблем человечества. В той степени, в которой Иисус содействовал этому, он действительно был «Словом», ставшим плотью, физическим воплощением Логоса. И конечно, в Евангелии от Иоанна Иисус — влиятельный заступник расширения круга нравственных соображений, братолюбия. «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга»[856].
В самом раннем из евангелий, у Марка, Иисус наставлял любить «ближнего» — эта отсылка к еврейскому писанию почти наверняка означает в данном контексте любовь к собрату-израильтянину. Но у Иоанна, в последнем из евангелий, Иисус, подобно Павлу, распространяет любовь, невзирая на границы между народами. Да, Иисус также, подобно Павлу, ограничивает самую сильную любовь другими последователями Иисуса. И добавляет у Иоанна: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»[857]. Тем не менее к моменту написания Евангелия от Иоанна, к концу I века, христианская церковь уже была вполне многонациональной и сделала шаг по направлению к универсализму. Призыв Иисуса — Логос в действии в тот момент времени, следовательно, нет ничего неестественного в том, чтобы назвать Иисуса воплощением Логоса.
Разумеется, остается еще проблема: реально существовавший, «исторический Иисус» скорее всего ничего подобного не говорил. Но если мы не можем отождествить Логос с «историческим Иисусом», нельзя ли, по крайней мере, отождествить Логос с «воображаемым Иисусом» — тем самым, о котором думают христиане, поклоняясь ему, с Иисусом, который действительно произносил прогрессивные в нравственном отношении слова?
Возможно, парадоксально звучит то, что Иисус, существовавший лишь в воображении, — Логос, ставший плотью, или что-то в этом роде. Но когда христиане поклоняются Христу так, как воспринимают его, возможно, они, согласно теологии Логоса, поклоняются чему-то действительно божественному. Ибо именно Логос сформировал их представления о нем, внушил идею братской любви независимо от этнических границ; именно расширение социальной организации и сопутствующее ему взаимодействие народов как игра с ненулевой суммой — Логос в действии — побудили Павла делать акцент на межнациональной дружбе, а христиан более поздних времен — вложить эти слова в уста Иисусу. Когда христиане создавали свой образ Иисуса, воплощая весть любви, Слово, то есть Логос, в каком-то смысле стало плотью.
Здесь прослеживается параллель с древним учением, связанным с гностицизмом и долгое время считавшимся еретическим — с докетизмом. Согласно идеям докетизма, Иисус на самом деле вовсе не был существом из плоти и крови. Он был настоящим духом, а его плоть и кровь — фантомом, иллюзией своего рода. (В одном древнем докетическом повествовании о распятии Иисус на кресте смеется: не имея тела, он не чувствует боли.) Но в этом сценарии приверженцев докетизма присутствует подлинное христианское преклонение перед Иисусом в том виде, в котором он явился, потому что эта внешность, пусть иллюзорная, поддерживалась Богом, следовательно, была истинным проявлением божественного. Так и в теологии Логоса: чтить Иисуса таким, каким воспринимали его христиане, — с одной стороны, чтить плод воображения, а с другой — чтить проявление божественного. Возможно, Иисус, известный христианам, — иллюзия и в то же время истинное лицо Бога.
В сущности, возможно, поклонение поддерживаемой свыше иллюзии — наиболее доступная людям возможность увидеть лицо Бога. Человеческие существа — органические машины, созданные естественным отбором для того, чтобы взаимодействовать с другими органическими машинами. Они могут представлять себе другие органические существа, понимать их, одаривать любовью и благодарностью. Понимание божественного, визуализация божественного, любовь к божественному были бы непосильной задачей для простого человека.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.