О монашестве

О монашестве

Новый год

Я в городе сто лет не была. Правду говорю: еще с тех пор как техникум окончила. Сначала на новом месте так все было увлекательно – самостоятельность, взрослая жизнь, – а потом пошло-покатилось, и не до того уже, чтобы к своим в гости ездить. Они-то ко мне тогда приезжали, да что толку. Так бы и докатилась, но Господь не допустил. Потом уже тут жила, с мамой переписывалась. Вот на Новый год и собралась. К матушке игумении пошла, боялась – не благословит вовсе или скажет: «Давай быстро, туда и обратно». Думала, как буду ее уговаривать. А она сама спрашивает: «Сколько, думаешь, надо пробыть-то у своих? С недельку, две? Смотри, Пятую заповедь не нарушай!» Благословила меня, а потом улыбнулась, будто наперед знала, и говорит: «Ну, мол, как получится. Получится, так и поскорей возвращайся». Хотела сразу ехать, да тут сборы. Надо же с собой что-то взять. В магазин и не ходи при этих ценах. Деньги-то у меня откуда? Было из вышивок кое-что, да спасибо отец Зосима меду дал большую банку. Сколько уже платье свое голубое не надевала: стала примерять – мешок мешком. Опять время ушло. Только тридцать первого и отправилась, с первой электричкой. Помню, как мне тогда весело было. Сижу у окна, огоньки навстречу, платформа за платформой, с детства знакомые названия. Потом светать потихоньку стало: белые поля, дороги, деревни. Глаза-то отвыкли. Все представляю, как это я домой-то приеду? Но потом народу в вагоне прибавилось, стало не по себе. Сидят прямо передо мной незнакомые люди, в полутора метрах, и смотрят в глаза. Я – в сумку, за молитвословом, думаю: «Утреннее правило-то я не прочитала… Как раз время подходящее». Вокзал – нечто неописуемое. Улицы, троллейбусы, автобусы, и толпы, толпы людей. Сумки тащат, рюкзаки. Лица вроде праздничные: Новый год. Какой-то он у меня будет, этот праздник? И год какой будет?… Добралась, наконец. Обнялись, расцеловались, ну, все как полагается. Осмотрелась. Дома все непривычное, будто и не здесь я росла. С невесткой познакомилась. Старший племянник уже разговаривает, младший в пеленках. Мама с папой вроде и не постарели, а брат, пожалуй что и постарел. Морщины на лбу. И с первой же минуты началось. Папа рюмки вынимает: «Ну, со свиданьицем». Я говорю, пост сейчас, нельзя, – а его аж, бедного, перекосило, только я про пост сказала. Я сразу Пятую заповедь вспомнила: что поделаешь, думаю, придется с ним выпить. Только брат за меня вступился: оставь, говорит, отец, не нажимай на нее, вечером успеешь, мол, нагрузиться! Вот такие разговоры. Тут, впрочем, особенно и не до меня стало. Мама с невесткой рысью носятся, готовят угощение будто на полк солдат. Спрашиваю, кого ж вы наприглашали? Никого, говорят, все свои: сестра с мужем, еще кто-то. Куда ж еды-то столько? Половина ведь в ведро пойдет. Мама смотрит на меня, словно я с луны свалилась: «Ты, говорит, дочка, у меня там совсем одичала, отвыкла, бедненькая, от культурной жизни». Брата в который раз в магазин снаряжают. Можно подумать, денег у них куры не клюют, а живут-то впритык. Приходит брат, вынимает из сумки банку огурцов и говорит шепотом: «Это для тебя» – будто у нас с ним секрет какой-то. Я не поняла сперва, спасибо, говорю, почему только для меня? Потом дошло до меня: это он мне ради поста купил, чтобы мне скоромное не есть. Три литра огурцов, в самый раз Новый год встретить. Подошла, поцеловала его.

К вечеру суета улеглась. Все готово, стол накрыт, ломится, до гостей еще долго. Думаю, как раз с родителями поговорю, расспрошу их обо всем, о себе расскажу потихоньку… Куда там. Включили телевизор, да погромче: папа жалуется, что плохо слышит. Атам что смотреть, что слушать, Господь свидетель! Я заикнулась было, они на меня вдвоем и накинулись: ты, мол, со своими монастырскими замашками к нам не суйся, тебе церковники мозги-то накрутили против цивилизации, но с нами это не пройдет, мы люди интеллигентные. И вот сидят, каналами щелкают. Будто алкоголики над бутылкой.

В общем, одно расстройство. А как пришли гости, да как сели за стол, то просто хоть плачь. Телевизор-то не выключили, ни-ни. Просила хоть на минуту звук убрать, молитву прочесть перед едой, так мама такое высказала, прости ей Господь… Она совсем другая на самом деле. Простым глазом видно, как ее изнутри накручивает.

И вот сидим за столом, все вместе. Ладно бы еще телевизор, это вроде как посторонний шум. Но застольные-то разговоры ничем не лучше, сами знаете о чем, уши вянут. Родные ведь мои, я с ними выросла. Родные – и чужие. Чем им помочь? Чуть не разревелась тогда.

Как раз и двенадцать часов. Все поднялись – кто уже и с трудом, – заговорили важными голосами, стали чокаться. Я налила воды в бокал, говорю: «Господи Христе Вседержителю, помоги моим любимым, молитвами Пречистыя Твоея Матери, святителя Николая Чудотворца и меня грешной», поклонилась всем, перекрестилась и выпила. Смотрю, брат крестится украдкой.

Невестка пошла малыша кормить, и я вслед за ней, легла спать у них в комнате. Утром проснулась, вышла тихонько на улицу. Уже светать начало, а город спит: Новый год. Мороз; чуть-чуть снегу свежего выпало за ночь. Пошла кругом квартала, прочла утренние молитвы, спела акафист. Рассвело, небо розовое, снег розовеет, искрится. Я и не замерзла совсем. Возвращаюсь, думаю, может сегодня по-другому будет? Подхожу, а за дверью – точь-в-точь цепных псов в обезьянник спустили: день начинается с телевизора…

Завтракать сели с мамой вдвоем. Спрашивает: «Надолго ли к нам приехала?» Подумала секунду и говорю: «Где ж надолго, мамочка, надо быстро, туда и обратно. Теперь вы ко мне в гости приезжайте, буду ждать».

– Не могу понять, что мне делать: искать ли себе мужа или идти в монастырь. Помогите, пожалуйста…

– Понять это невозможно. Это можно лишь испытать, узнать на опыте, опыте духовном и практическом.

Иными словами, надо жить и внимательно наблюдать за жизнью, трезво оценивая обстановку, приучаясь отличать добро от зла, святую Божию волю от своей собственной, капризной и испорченной: «Все испытывайте, хорошего держитесь» (1Фес. 5: 21) – и Господь вам поможет.

А чтобы жить и держаться доброго, то есть уклоняться от греха, столь распространенного в нашей сегодняшней жизни, вот несколько практических соображений:

• Женщина не должна «искать себе мужа» – иначе она неминуемо попадет в беду. Можно, однако, положиться на помощь и посредничество надежных, благонамеренных друзей.

• Человек вступает в брак сразу, одним порывом души. Никакой «пробный брак», по существу, недопустим и невозможен. Брак требует большой отваги, решимости и готовности ко взаимной жертве.

• Путь к монашеству, в отличие от брака, состоит из ряда последовательных шагов, которые длятся иной раз по многу лет: за это время человек вполне успевает узнать и почувствовать монашескую жизнь.

– Меня привлекает монашеская жизнь, но вряд ли я смогу стать хорошей монахиней…

– Представьте себе: ваша подруга собралась замуж и признается, что вряд ли сможет быть хорошей женой. Вы, конечно же, скажете ей: «Подумай, что ты делаешь! Дом надо строить не на песке, а на прочном, надежном фундаменте. Не торопись!»

Решительно то же самое надо сказать и вам, причем не в укор – как не стал бы укором совет девушке не спешить с сомнительным замужеством, – а наоборот, отдавая должное вашей способности к трезвой и точной самооценке.

– Вот уже несколько лет меня посещает мысль о том. что я могла бы посвятить некоторое время монастырю, где приложу все усилия для своего духовного исцеления. Но я не могу надолго оставить своего мужа, свою семью: меня все очень любят и будут страдать в мое отсутствие, нм будет тяжело, и я не могу их оставить в таком положении.

– Неплохая вроде бы мысль – но что заставляет вас стремиться именно в монастырь для духовного исцеления, если оно вам в самом деле необходимо? Разве вас лечат монастырские стены, монастырский устав или монастырская трапезная? Надо ли вам напоминать, что вас исцеляет Христос, Истинный Бог – и что условия для исцеления мы создаем своей любовью к Нему и к нашим ближним?

У вас есть семья: это прекрасно! Если есть семья, есть люди, которые вас любят и которым вы нужны, – то не она ли создает идеальные условия для любого духовного исцеления?! Для того Господь и создал семью, чтобы в ней возрастала любовь, чтобы в ней люди получали все духовные плоды на ее основе…

Лично для вас существует особое святое место, место вашего жизненного подвига: ваша семья, ваш дом, ваша «малая Церковь». Оставить это в погоне за неким призрачным исцелением было бы глубокой, непоправимой ошибкой.

– Что чувствует человек, когда у него есть стремление к монашеству? Как узнать. когда ты уже готов к этому? – Я хочу посвятить остаток дней Церкви и Богу, хочу быть подальше от больших городов. Могу ли я стать послушницей в женском монастыре? Что для этого нужно?

– Искать «теоретического» ответа на подобные вопросы абсолютно бессмысленно. Человек должен пережить некий опыт, личный, социальный, духовный, и на его основе постепенно созревают некие планы, убеждения, решения. Именно поэтому мы и рекомендуем верующим людям посещать монастыри, знакомиться с монахами и монахинями, с монастырской жизнью. Самый лучший, надежный вариант – приехать в монастырь без формальностей, без всяких драматических решений на некоторое время – неделю, две, три, месяц, – пожить, помолиться, регулярно исповедоваться, причащаться Святых Даров, познакомиться с монастырской жизнью. Потом можно повторить то же самое в другом монастыре, или в том же самом, но в другое время года, потрудиться на разных послушаниях. Тем самым вы приобретете бесценный опыт, и духовный, и практический, который поможет вам определить ваш дальнейший жизненный путь. Помните, что жизнь богаче написанных слов.

– Наверное, это грех, но я порой испытываю к себе ненависть, хочется убежать от самой себя, чувствую бессилие, впадаю в уныние… Сейчас я живу только одним желанием: поскорее уйти в монастырь.

– Да, вы правы, это грех. А грех – это болезнь, а болезнь надо лечить, а лечение зависит как от природы болезни, так и от личности больного, и происходит не вдруг, и желания ваши следует рассматривать и проверять, не повлияла ли на них эта болезнь греха. Подумайте-ка и сравните: немалое число ваших сверстниц имеют такое же, если не более сильное, желание выйти замуж! В браке самом по себе нет абсолютно ничего плохого – но разумно ли такое желание как движущая сила в жизни? Так же и монастырь.

В монастырь, как и в брак, не уходят; а приходят: приходят с ясной головой и твердым сердцем, с позитивной программой, с верой и любовью. Главное – с любовью. Вот ее-то нам и предстоит развить и вырастить.

– Идут ли в монастырь пожилые, больные физически люди, матери с маленькими детьми?.. Ведь истинная вера приносит такую радость, какую не приносит ничто мирское!

– Глубочайшей ошибкой было бы думать, что монастырь гарантирует вам «истинную веру», а жизнь вне монастыря эту веру уничтожает. Разве в монастыре – христианство первого сорта, а в обычном приходе – второго? Можно и вне монастыря восходить к Небу, а можно и в монастыре двигаться в обратном направлении.

– В одном из монастырей я слышал проповедь о том, что монашеская жизнь непременно должна быть полна обид и скорбей, что подтверждается словами Игнатия Брянчанинова: «Тот, кто идет в монастырь, идет на страдания, на муки, идет вместе со Христом страдать на Кресте». Дескать, пока тебя не истопчут ногами, ты не монах. Получается, в монастыре чем хуже – тем лучше?

– Так получается лишь у тех «духоносных старцев» и «благочестивых матушек», кто скользкими словами и красивыми цитатами прикрывает свою лень, лицемерие и безответственность.

Людей кормят отбросами? Хорошо, пусть лучше попостятся. Переполненные кельи? Пускай смиряются друг перед другом, пооботрутся. Кто-то переутомился, болен? Никаких врачей, пускай терпят и не жалуются. Скандалисты, лицемеры и стяжатели, особенно в начальственных должностях, не дают остальным спокойной и мирной жизни? Так лучше этого вообще ничего не придумаешь, просто идеал монастырской обстановки!

Заметьте, что подобным «духовным руководителям» неизменно предоставляется и особое питание, и удобная просторная келья, и достаточный отдых, и разнообразная медицинская помощь.

Цитата из святителя Игнатия ровно ничего не объясняет и не подтверждает. В самом деле, каждый христианин — а вовсе не только монах – идет на Крест вместе со Христом: без Креста нет христианского подвига. Значит ли это, что мы должны уподобляться Пилату и равнодушно допускать бесчинства и несправедливость под тем предлогом, что-де «Господь все видит, во всем есть Промысел Божий»?

Школа христианской жизни учит нас перенесению скорбей, и наоборот, скорби становятся для нас средством духовного воспитания и взросления. Но никогда и ни при каких обстоятельствах в христианской жизни не должно быть места безучастию к скорби тех, кто у нас в подчинении, за кого мы отвечаем, кто доверился нашему руководству.

– Нужно ли вообще в наши дни монашество? Ведь монашеские традиции потеряны, духоносных наставников, как говорил еще Игнатий Брянчанинов, больше нет…

– По мере того как прибавляется на Руси монастырей, скитов и подворий, прибавляется и критических голосов о монашестве и монашеской жизни. Критикуют нас и люди малосведущие, и попросту враждебно настроенные, но критикуют нас и опытнейшие церковные авторитеты, и сами мы себя критикуем более других. Особенно достается женскому монашеству: иные пастыри вообще «не благословляют» девушек и женщин искать монашеского пути, присоединяться к монашеским общинам… Что ответим на критику?

Кто бывал на Кавказе, в Карачаево-Черкесии, у того в душе остается неизгладимый образ. Над буйной щедростью красок и форм горного ландшафта – над всеми хребтами, пиками, ледниками, перевалами, осыпями и моренами, над ущельями, реками и озерами, лесами всех видов и скалами всех пород, над землей и водой, словно над всем миром, – уходят в синеву неба сияющие белоснежные склоны. Это Эльбрус.

Впрочем, у тех, кто всерьез смотрит на жизнь, захватывающая красота Эльбруса не вызывает удивления. Они понимают, что гора-исполин создана Господом для нас с вами – не просто напомнить нам о генеральном направлении нашего земного пути, но и зримо, наглядно убедить нас в достижимости нашей цели. Восхождение к небу – ногами, с рюкзаком и ледорубом или хотя бы глазами, – служит образом нашего реального восхождения к Небу.

Издали Эльбрус видится единым монолитом, но вблизи заметно, что у горы две вершины. Обе ведут в небо, но одна повыше, а другая пониже. На обе сразу подняться невозможно: в некоторой точке надо сделать выбор – куда идти. Если будешь топтаться в сомнениях и нерешительности, не попадешь ни туда, ни сюда, так и останешься внизу.

Чудны дела Твои, Господи! Можно ли с большей ясностью показать нам наши земные судьбы?.. Вначале мы все вместе движемся вверх, преодолевая собственную слабость и сопротивление грехов, но наступает момент, когда наши пути расходятся. Кто-то держит путь на Восточную вершину, кто-то – на Западную: кто-то выбирает брак и семью, кто-то – безбрачие и монашество. Для одних этот жизненно важный выбор очевиден с молодых лет в силу их физического и эмоционального устроения, а для других становится итогом многолетних мучительных поисков.

Сразу возникает вопрос: разве нет третьего пути? Разве нельзя быть православным и двигаться к небу, не вступая в брак, не уходя в монастырь?

Можно. Мы видим вокруг себя множество людей, не имеющих семьи (или потерявших ее) и не присоединившихся к монашеским общинам, которые дают нам образцы истинного Православия, – и да благословит их Господь! Тем не менее наша аналогия остается справедливой: ведь она показывает нам судьбу в православном ее понимании, то есть план, замысел нормальной жизни человека. Ну, а жизнь вне брака и вне монашества оказывается тем или иным отступлением от нормы, от стандарта.

Речь идет не о «дефекте» или «ущербности» человека, а об особенных, неблагоприятных условиях его жизни в результате гибели семьи (развода, раннего вдовства) или болезни, травмы. Господь помогает таким людям найти свое решение для их жизненной ситуации, но это вовсе не значит, что все прочие могут следовать подобным примерам.

Жизнь вне брака и вне монашества по самой своей природе оказывается неустойчивой. Человек постоянно испытывает сомнения и недоумения: не открывается ли ему в очередном знакомстве шанс для создания семьи? не ведет ли его очередной житейский поворот к монашеству? В результате, по слову Писания, он «нетверд в путях своих». Задумал некто, например, деловое предприятие – и остановился в нерешительности: зачем мне материальное благополучие, если я буду монахом? Или взялась девушка помогать монастырю или приходу, а церковной жизни сторонится: я-де скоро выйду замуж, мне будет не до того…

Устойчивость же порождается верностью (а верность, заметьте, тождественна вере, и лингвистически и по существу). Как бракосочетание, так и монашеский постриг – это, прежде всего и главным образом, обет верности, но само обязательство дается не людям, а Господу. Христос лично присутствует при совершении Таинства Венчания и пострижении в монашество (которое недаром также относят к числу церковных таинств) как гарант нерушимости нового союза. С Ним начинаем мы восхождение на вершину, одну из двух.

«Чем отличается ваше сестричество от женского монастыря?» – спросили как-то о. Сергия (Рыбко). «Названием, – ответил он. – Нет, нет, шучу конечно!.. У нас не производятся постриги – вот, наверное, главное отличие. А в остальном жизнь у нас вполне монашеская…» Получается, однако, что это не совсем шутка: ведь имя монастыря присваивается общине, члены которой пострижены в монашество… Характерно, что другой выдающийся автор, подписывающий свои работы псевдонимом «Игумен N.», тоже говорит о принципиальной разнице между монастырем и «православным общежитием для незамужних» («Не бойся, малое стадо!»).

Надо ясно представлять себе это поистине главное отличие: ведь внешняя, «вполне монашеская жизнь», вообще говоря, подходит для очень широкого диапазона жизненных условий, включая – с очевидной поправкой – и жизнь семейную. И недаром. Христос, Его благовестив, Его заповеди и Его спасение остаются теми же самыми как в монастыре, так и в семье. Иной раз приходится встречать и другие мнения, но можно опереться на авторитет святителя Иоанна Златоуста, который писал так: «Ты очень заблуждаешься и обманываешься, если думаешь, что иное требуется от мирянина, а другое от монаха; разность между ними в том, что один вступает в брак, а другой нет, во всем же прочем они подлежат одинаковой ответственности» («К враждующим против монашества»). И неудивительно, что этому мнению следовал приснопамятный Патриарх Алексий в своем Обращении к Епархиальному собранию 2007 г.: «…Будет ошибкой разделять устремленность к Богу людей, живущих в миру, с той, которая присуща вставшим на путь иночества. Евангелие одно для всех».

Однажды наш Свято-Введенский монастырь в Иванове посетила некая важная дама по какому-то хозяйственному делу. Провожая ее по территории, привратник коротко познакомил ее с монашеским укладом. «Да-а… – со значением протянула она, демонстрируя свое глубокое понимание предмета. – У вас тут монастырь, у вас грешить нельзя…» – «А что, разве у вас можно?» – отозвался привратник. Вышел конфуз.

Грешить нельзя нигде, никому, никогда. Это очень легко сказать и очень трудно выполнить. Если вы забыли, насколько это трудно, посмотрите на свой нательный (или монашеский, или священнический) крест: Бог, Творец и Судия вселенной принял ради этого от нас – своих созданий – позорную смерть. Освобождение от греха – сложный, долгий путь, который мы совершаем под Его водительством. Именно этот путь и называется жизнью. Направление жизненного пути одинаково для всех, но монашеские тропы проложены по-другому: где-то легче, где-то прямее, где-то короче… Бывает, впрочем, и наоборот: где монаху труднее всего, там мирянин (а вернее сказать, семьянин) пройдет без задержки. Много горького и грустного говорится в наше время о монастырях, но скажите, разве меньше претензий к современной семье? Как по-вашему, что сегодня в лучшей форме – монашество или брак? Не будем сводить счетов, а вспомним, что качество нашей жизни определяется тем, в какой мере мы следуем за Христом – в семье ли, в монастыре ли.

Русская Церковь озабочена благополучием современного монашества. Процитируем для примера доклад о монастырской жизни на Архиерейском Соборе (октябрь 2004 г.):

«Хочется обратить внимание на отношения старших и младших, и особенно в женских монастырях. Нередко это отношения не христианского единения и любви, а разобщенности по принципу – кто кем командует. Приводит это к нарочитому унижению младших, к возложению на них тяжелых физических трудов, никак не сообразуемых ни с возрастом, ни с телесной крепостью. Подобные отношения напоминают пресловутую армейскую «дедовщину» и непременно должны вызывать незамедлительное вмешательство…»

Вмешательство далеко не простое: вразумить неразумных, неисправимым самодурам указать на дверь, наладить режим молитвы, труда и отдыха, сбалансировать самостоятельность, послушание и ответственность, перенести точку отсчета с настоятельской на храм, с кухни на библиотеку. А более всего – ликвидировать пропасть между словом и делом. Все это, безусловно, необходимо, но, увы, недостаточно. Недостаточно для того, чтобы «православное общежитие для незамужних» стало святой обителью.

Монашеская вершина выше, а тропа круче. Хорошо бы, конечно, устроить идеальные условия жизни – да надежды на это немного. А нам надо следовать за Христом здесь и сейчас. Повторяя тему частых проповедей о. Амвросия (Юрасова) – подобно о. Сергию (Рыбко) он долго возглавлял женскую общину в нашем Ивановском Свято-Введенском монастыре, – Господь вряд ли спросит с нас за пересоленный суп, пропущенный поклон, недочитанный акафист или съеденную в среду сардинку. Но Он строго спросит за высокомерие и равнодушие к ближнему, за зло на языке и в сердце.

Чтобы избавиться от этого нашего «багажа», нам и приходится переносить все то скверное и негодное, что не без нашей собственной вины происходит вокруг нас… Ничего особо удивительного в этом нет: следуя за Христом, мы из любого зла способны извлечь пользу – и наоборот, любое добро мы обращаем себе во вред, если следуем сатане.

Нам нравится – никуда от этого не денешься! – чтобы нас любили. Мы склонны всю нашу жизнь измерять такой меркой. Но евангельская мерка другая. Бог стал Человеком не для того, чтобы Его любили. Он пришел в наш мир, чтобы любить нас, погибнуть за нас и даровать нам Воскресение. И если мы следуем Его путем, мы с неизбежностью должны уподобиться Ему и в этом.

Итак, внешние условия для монастыря хоть и важны, но второстепенны. Второстепенны, поскольку не служат самодовлеющей целью, и мы должны быть готовы к любым условиям. Причем важны в той мере, в какой они воздействуют на наше внутреннее устроение, на наше продвижение по маршруту в Небо.

Интересно, что несколько десятилетий тому назад на другом конце земли внимательный и чуткий православный автор, иеромонах Серафим (Роуз), писал о том же самом буквально в тех же словах:

«Православному монашеству, по существу его, чуждо такое понятие, как комфорт. Дело монаха – не давать себе послабления, жертвовать собой, и душою, и телом, ради чего-то высшего; но это в корне противоположно главному принципу современности, проистекающему из фантазии о легкой жизни на земле…

Возможно перенять все внешние признаки самого чистого и возвышенного иночества… – причем исполнять это с ощущением внутреннего мира и гармонии – и при всем том не двигаться вперед ни на шаг. Возможно скрыть все свои не-исцеленные страсти за фасадом формальных правил, не имея подлинной любви ко Христу и к ближнему. Это, пожалуй, самое коварное искушение для современного монаха, по вине холодного сердца и разума всего нашего поколения» (Предисловие к «Житиям отцов» св. Григория Турского).

Нет сомнения, что мужская природа отличается от женской, что в полном согласии с Писанием существует известное внутреннее различие между полами. Но можно ли видеть в женщине некую ущербность? Разумеется, нет. Каждому из двух полов свойственны свои особые дары, и женскому Господь сообщает их не в меньшей, а, наверное, в большей мере, чем мужскому: помимо жизненного опыта и данных антропологии, об этом свидетельствует наше почитание Пресвятой Богородицы. Надо надеяться, что Она поможет закусить язык хулителям женской природы.

Почему среди святых известно больше мужчин? По той простой причине, что их жизнь виднее, заметнее: цари, князья, воины, святители, пресвитеры, ученые, миссионеры… Женщина же проводит свой земной подвиг в тени, будь то семейный дом или монашеская келья. Я убежден, что святые жены и девы встречаются гораздо чаще мужчин, если учесть непрославленных святых, их же имена весть Господь.

«Известно, что женщины плохо уживаются друг с другом», – утверждают критики женского монашества, и совершенно зря. И наши монахини и послушницы, которых не разлить водой, служат этим критикам молчаливым укором. По опыту жизни, и в миру и в монастыре, мне известно противоположное. А если кто-то ищет более объективных данных о мере добра в мужском и женском сердце, тот пускай ознакомится с уголовной статистикой и населением исправительных учреждений.

Кому много дано, с того много и спросится. С женщины многое спрашивается в жизни вообще, и в монашеской жизни особенно. Женская душа, нежная, впечатлительная и ранимая, больше страдает от зла, разлитого в мире. Она дальше стоит от святого алтаря Господня, а хозяйственно-административные упущения причиняют ей больше вреда и боли. Удивительно ли, что женские обители испытывают особенно острые болезни роста?..

Но не надо унывать. Ведь женщине – преимущественно по сравнению с мужчиной – дается тот дар, без которого невозможно восхождение ни на ту, ни на другую вершину небесного Эльбруса. Этот дар – любовь. Те, кто забывает о нем, или пытается без него обойтись, или даже просто не ценит этот дар, неизменно падают вниз, «и бысть падение их с шумом». Дай только Бог, чтобы они не увлекли за собой всех тех, кто был ими соблазнен и обманут.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.