IV От «Автобиографии» — к агио- и био- графиям

IV От «Автобиографии» — к агио- и био- графиям

Я пожелал увидеть все эти записи <…> и попросил его оставить мне их ненадолго,

но он не захотел.

(«Автобиография», § 101)

Хорошо известно, что целый ряд апокрифических евангелий стремился прежде всего заполнить «пробелы» в канонических повествованиях о земной жизни Господа. Оно и понятно: ведь члены древней Церкви горячо желали узнать о тех сторонах жизни и служения Иисуса, о которых канонические Евангелия не рассказывали ничего или почти ничего, в лучшем случае ограничиваясь намёками [267]. Такие «пробелы» — это, во-первых, детство и отрочество, а во-вторых — то, что делал Иисус после смерти на кресте до Воскресения. Потребность заполнить эти «пробелы» была велика, и поэтому неудивительно, что члены древней Церкви сами составляли рассказы о том, что, по их мнению, тогда происходило. Так появились на свет, с одной стороны, Протоевангелие Иакова, История детства от Фомы, Арабское евангелие детства, Армянское евангелие детства, История Иосифа плотника, а с другой стороны — Евангелие Никодима и Евангелие Варфоломея [268].

Было бы, конечно, сильным преувеличением утверждать, что с биографиями св. Игнатия происходило в точности то же самое. Его жизнеописания уже с самого начала стремились опираться в основном на документированные свидетельства и достоверные рассказы. И всё же «Автобиография», как уже говорилось, не полна: она охватывает лишь семнадцать лет из жизни Иньиго де Лойолы. К тому же она долго была недоступна читателям. Именно поэтому в первых его биографиях появились некоторые черты, характерные для агиографии, для традиционных «житий».

Ограничимся лишь одним, но ярким примером. В Жизни св. Игнатия, написанной в конце XVII в. Луиджи Карноли [269], пересказывается (со ссылкой на других «солидных» авторов) следующий вполне «апокрифический» эпизод. Когда родители собирались крестить новорождённого младенца и обсуждали, как его назвать, поначалу они собирались дать ему имя «Бельтран» — в честь отца. Однако новорождённый неожиданно заявил: «Моё имя должно быть — Игнатий!» [270] А в другой биографии, составленной Иоанном-Евсевием Нирембергом [271], этот эпизод даже получает аллегорическое толкование: по его мнению, имя «Игнатий» (исп. Ignacio) — это слегка видоизменённая латинская фраза «Ignemiacio», что означает «разбрасываю огонь». Конечно, имеется в виду огонь Божественной любви, который святой впоследствии возжигал в душах людей.

Правда, такого рода легенд в биографиях св. Игнатия было сравнительно немного. И всё же на протяжении четырёх с лишним веков основная линия, по которой развивались его жизнеописания, вела к устранению подобных легендарных наслоений, ко всё большей исторической достоверности, от агиографий — к биографиям. Такая тенденция вполне созвучна духу современности ведь о необходимости здравого и строго исторического подхода к жизнеописаниям святых было прямо сказано на II Ватиканском Соборе [272].

* * *

Попытаемся же вкратце проследить эту основную линию. Сначала следует упомянуть свидетельства очевидцев, основанные на аутопсии. Это, безусловно, наиболее ценные материалы, хотя и они не всегда свободны от свойственных той эпохе вкусов и представлений.

Первыми стали собирать разнообразные сведения о жизни св. Игнатия люди, близко его знавшие: Педро де Рибаденейра, Хуан Альфонсо де Поланко, Иероним Надаль и Диего Лаинес. Ещё в 1546 г. Педро де Рибаденейра, бывший тогда студентом Падуанского университета, решил разыскивать всевозможные сведения о жизни основателя Общества. Возможно, это решение было принято Рибаденейрой совместно с Хуаном-Альфонсо де Поланко, встречавшимся с ним в упомянутом университете. За этими сведениями Рибаденейра обращался, в частности, к Диего де Эгиа, который был духовником св. Игнатия. Что касается Поланко, то он составил два биографических наброска о св. Игнатии: один в 1548 г., другой — в 1551 г. Хотя в них содержится немало ценных сведений, Поланко не удалось привести эти заметки в окончательный вид. Именно в таком, незавершённом, виде они и опубликованы в начале его Хроникона.

В числе тех лиц, к которым Поланко обращался с просьбой сообщить что-либо о жизни св. Игнатия, был Диего Лаинес. В 1547 г. последний ответил Поланко подробным и обстоятельным письмом, представляющим собою в действительности краткую биографию (или «протобиографию») св. Игнатия. По мнению исследователей, этот текст составляет первооснову всей последующей литературы о св. Игнатии.

Как уже говорилось, особая заслуга в деле сбора достоверных сведений о жизни св. Игнатия принадлежит Иерониму Надалю: ведь именно он оказался тем, кто так настойчиво просил святого I поведать о своей жизни. Кроме того, Надаль оставил разнообразные указания на эту тему в своих Беседах и в Апологии Общества.

В эту же группу наиболее ценных документов входят и некоторые письма самого св. Игнатия, а также, разумеется, егоДуховный дневник — вернее, его малая часть, дошедшая до нас.

* * *

В 1567 г. св. Франциск Борджа, тогдашний Генеральный настоятель, поручил Педро де Рибаденейре написать биографию основателя Общества. Надо сказать, что к этому заданию Рибаденейра был подготовлен неплохо: ведь уже очень давно он собирал всевозможные сведения и писал заметки. Поэтому со своей задачей он справился быстро, и уже в начале 1569 г. биография была готова, хотя в силу разных причин напечатана она была лишь в 1572 г.

Эта биография была написана по-латински. Да и как могло быть иначе: ведь она предназначалась иезуитам, живущим в разных странах, и к тому же была официальной. Только в 1583 г. Рибаденейра издал её испанский перевод.

Можно сказать, что эта книга ознаменовала собою новую нюху в мировой агиографии, поскольку основывалась на документальных свидетельствах. Именно такой подход к жизнеописаниям святых возобладала в дальнейшем — прежде всего у болаандистов. И всё же биография, составленная Рибаденейрой, не лишена ошибок, упрощений и несколько поверхностного отношения к духовной жизни святого.

В 1585 г. по поручению Эверардо Меркуриано, тогдашнего Генерального Настоятеля, итальянец Джованни-Пьетро Маффеи опубликовал ещё одну латинскую биографию святого. По сравнению с книгой Рибаденейры она была более риторична, академична. Сведения Маффеи черпал в основном из Хроникона Поланко. Книга Маффеи десятки раз переиздавалась и была переведена на основные европейские языки.

Выше говорилось о том, что «Автобиография» и Духовный дневник тщательно хранились в Римском архиве. Тогда казалось, что незавершённость, фрагментарность этих документов способ на разочаровать читателя. Поэтому биографии, составленные Рибаденейрой и Маффеи, послужили основными источниками для целого ряда других биографий святого, вышедших на разных европейских языках в течение последней четверти XVI — первой половине XVII вв. Особенно сильным импульсом к созданию подобных биографий послужила беатификация (1609 г.) и особенно канонизация (1622 г.) Игнатия Лойолы.

В 1599 г. о. Фавар решил составить для французской публики нечто вроде «синтеза» двух официальных биографий святого. Взян за основу книгу Рибаденейры, он дополнял её теми пассажами из труда Маффеи, которые казались ему удачными или необходимыми [273]. (Примерно так же поступил во II в. Татиан, составив Диатессарон: непрерывное повествование, «гармонизирующее» сведения, сообщаемые четверыми евангелистами).

Все эти биографии были согласны в одном: они создавали идеализированный, патетический образ великого святого, гениального основателя и руководителя небывалого Общества, несгибаемого борца с протестантизмом. Св. Игнатий представал в этих биографиях как безупречный образец всех возможных добродетелей, как чудотворец, руководимый Богом с самого раннего детства. В его уста вкладывались пространные, напыщенно-риторические периоды, а сам он представал в торжественно-иератической позе, окружённый сиянием славы. Сам же биографический материал в этих книгах сводился практически к тому, что первым дал Рибаденейра.

Канонизация св. Игнатия, осуществлённая Папой Григорием XV 12 марта 1622 г.

* * *

Эту «орнаментальную» биографическую линию продолжили различные иллюстрированные издания биографии святого. Три таких биографии (в том числе и труд Рибаденейры) вышли в самом начале XVII в. В них воспроизводились 100 иллюстраций представление о которых можно получить по гравюрам, публикуемым в настоящем издании.

Когда в 1605 г. Папа Павел V возбудил процесс беатификации Игнатия Лойолы, польский историк-иезуит Николай Ланцицип (Ленчицкий) и тогдашний ректор Германской Коллегии Общества в Риме, Филиппо Ринальди (Ринальдини), по поручению Генерального Настоятеля Клаудио Аквавивы занялись составлением иллюстрированной биографии св. Игнатия. Ланциций и Ринальди были авторами латинских подписей под каждой из этих гравюр [274]

Составление подобных иллюстрированных биографий распадалось на два этапа. На первом необходимо было найти художника, который создал бы сами рисунки. Затем эти рисунки следова ло подготовить для умелого гравёра, которому предстояло пере нести их на медные доски.

Хотя какие-либо прямые указания на это отсутствуют, в нашем случае нет сомнения в том, что художником, то есть автором рисунков, был не кто иной, как Питер-Пауль Рубенс (1577–1640 гг.). Кроме других соображений, это строго доказывается параллелизмом между одной из этих гравюр, изображающей открытие Германской Коллегии, и соответствующим рисунком великого живописца, хранящемся в Национальном музее в Эдинбурге.

Рубенс не создал все эти рисунки за один присест; кроме того, его тогда ещё нетвёрдые познания в технике гравировки не позволили ему неуклонно потребовать от гравировщика точной копии его рисунков. И всё же вдохновение и сила его гения проявились во многих из этих гравюр.

Открытие Германской Коллегии Общества Иисуса.

Легенда о рождении св. Игнатия.

Задача перенести рисунки на медь была возложена на соотечественника Рубенса, Жана-Батиста Барбэ, принадлежавшего к фламандскому кругу художников, сосредоточенному вокруг фигуры Филиппа Галле. Работа Барбэ отмечена чертами, свойственными фламандским художникам в целом: величественные округлые фигуры, контрасты между передним планом, проработанным детально, и смутной структурой заднего плана, прежде всего в интерьерах, в гладких стенах. Тот факт, что работа протекала в Риме, оказал известное художественное влияние на гравюры, прежде всего на контрастные слои света и тени, свойственные итальянскому стилю.

Все издания с этими гравюрами хранятся ныне в Историческом архиве Святилища в Лойоле.

* * *

«Орнаментальная» линия биографий святого, в точности отвечавшая вкусам эпохи, продолжилась и далее: в XVII и первой половине XVIII вв. Поскольку «Автобиография» по-прежнему была недоступна, основными источниками оставались Рибаденейра и Маффеи. Именно это обстоятельство и послужило главной причиной того, что все упомянутые выше биографии были проявлением не столько критического духа, сколько благоговения и преклонения.

Однако уже к середине XVII в. наметилась (пусть поначалу робко) новая тенденция. Благодаря процессам беатификации и канонизации стали известны новые документы и свидетельства, и материал этот попал в руки историков. Кроме того, уже тогда отдельные авторы проявляли порой более здравый подход. Так, о. Франсиско Гарсия, излагая известную легенду о рождении будущего святого, комментировал её так:

«Пишут, что св. Игнатий родился в яслях из-за благочестия его матери и по Божественному Провидению, дабы тот, кому предстояло подражать Христу и стать главнокомандующим Общества, родился так же, как Христос. Однако я не отважусь ни утверждать. это, поскольку не нахожу здесь того надёжного основания, которого желал бы для своей истории, ни отрицать, ибо многие говорят об этом утвердительно» [275].

Тем не менее даже биография, написанная Гарсией, которая для своего века была, возможно, самой объективной и полной, про должала оставаться скорее апологией и проповедью, нежели историческим трудом.

* * *

Принципиально новый историографический подход был вы работай болландистами. Так принято называть группу исследователей иезуитов, занятых изданием и комментированием Деяний святых (Acta Sanctorum). Работу по подготовке этого 67-томного издания начал Хериберт Росвейде (1569–1629 гг.), а его последователем и первым издателем был Ян ван Болланд (1569–1665 гг.), по фамилии которого получила название и вся группа. Работа болландистов над изданием жизнеописаний святых продолжается и по сей день.

Вот что говорит об их научных заслугах знаменитый историк XX века: «Болландисты, школа учёных монахов, поставили перед со бой задачу переписать жития святых, пользуясь критическим методом и устраняя из них всё неправдоподобное. Болландисты углубились гораздо дальше, чем кто-либо до них, в проблему источников, в то, как рождаются предания, передаваемые от поколения к поколению. Именно этой эпохе, и в особенности болландистам, мы обязаны идее анализа традиции, анализа, учитывающего те искажения, которые вносились посредниками, её передавшими. Тем самым они раз и навсегда решили старую дилемму, предписывающую либо принять традицию в целом как истинную, либо отбросить её как ложную. В то же самое время они тщательно исследовали, что дают монеты, надписи, грамоты и другие нелитературные свидетельства для проверки и иллюстрации рассказов и описаний историков-повествователей» [276].

Коллингвуду вторит и другой, не менее знаменитый историк, его современник: «Если я увлекаюсь историей культа святых, но, допустим, не знаю Bibliotheca Hagiographica Latina («Латинскую агиографическую библиотеку») отцов-болландистов, то неспециалисту трудно представить, скольких усилий, до нелепого бесплодных, будет мне стоить этот пробел в научном багаже» [277].

Здравый критический дух болландистов в полной мере проявился в их обращении с «Автобиографией». Прежде всего, именно болландисту Игнатию Пьену удалось лично ознакомиться с «Автобиографией» св. Игнатия и затем издать её латинский перевод. Правда, надо заметить, что ещё в 1622 г., после канонизации, основатель группы болландистов, Хериберт Росвейде, опубликовал краткую латинскую биографию св. Игнатия, из которой сознательно исключил многие домыслы и преувеличения. Однако труд Пьена, впервые ознакомивший читателей с «Автобиографией» (пусть и не в оригинале), оказал гораздо более значительное влияние на всю последующую историографию.

После выхода в свет седьмого тома Деяний святых, где была опубликована «Автобиография», появилось несколько новых биографий, авторы которых прямо заявляли о своём желании строго придерживаться исторической истины и старались следовать этому принципу в своей работе.

Новым важным источником сведений о жизни св. Игнатия стала и первая публикация 97 его писем, осуществлённая о. Менкачей в 1804 г. Этому изданию было предпослано пространное предисловие, в котором письма святого впервые использовались как исторический источник. Именно это издание положило начало новому, строго документированному подходу к биографии св. Игнатия.

Конечно, поворот к новому образу св. Игнатия произошёл отнюдь не сразу. По-прежнему продолжали издаваться и переиздаваться биографии, основанные на «житийных» принципах. И, тем не менее, впервые перед читателем стал представать живой человек из плоти и крови, величие которого отнюдь не нуждалось в приукрашивании.

* * *

К началу XX века объективная тенденция в изучении биографии св. Игнатия окончательно сформировалась и окрепла. На первый план вышли новые задачи, главной из которых стал поиск неизвестных ранее материалов о жизни святого. Такими материалами оказались прежде всего разнообразные документы, хранящиеся в архивах тех стран и городов, где св. Игнатию довелось побывать. Историки-иезуиты неутомимо отыскивали и собирали эти документы, которые в конце концов вошли в обширное собрание Исторических памятников Общества Иисуса (MHSI).

Другим направлением работы стало изучение той эпохи, в которую жил св. Игнатий, и сбор документов, связанных с его жизнью лишь косвенно, но, тем не менее, проливающих некоторый свет на те или иные стороны его жизни и деятельности. Интересно, что в этой области особенно отличились историки-протестанты — такие, как, например, Леопольд Ранке[278] и Генрих Бёмер. Строгость их научного подхода обеспечивала высокую степень объективности их трудов, но всё же следует отметить, что и они не были свободны от предубеждений и предрассудков. Так, именно Бёмер, чей труд был переведён на русский язык [279], ввёл в оборот тот образ св. Игнатия, который впоследствии широко использовался авторами, враждебно настроенными по отношению к иезуитам. Св. Игнатий представал при этом как человек, чьё несомненное величие проявлялось исключительно в «земной» сфере. Отсюда оставался всего лишь шаг до представления о святом как о хитроумнейшем политикане и интригане, «диктаторе душ», который для достижения земной власти не останавливался ни перед чем.

Между тем работа по сбору новых материалов продолжалась. После публикации многочисленных работ о св. Игнатии стало вполне очевидно, что его сложную и многогранную личность невозможно охватить в одном — единственном труде. Поэтому стали появляться многочисленные монографии, посвящённые отдельным сторонам, отдельным подробностям жизни святого. Так, внимание уделялось городам, где он жил или бывал (Аспейтия, Арёвало, Памплона, Монтсеррат и т. д.); тем или иным этапам его жизни (юность, обращение, обучение) или отдельным её событиям (паломничество в Иерусалим, первая Месса, видение в Ла Сторте). Изучались те или иные стороны его деятельности (проповедь среди простого народа, духовное руководство, забота о телесном здоровье, педагогические идеи и т. п.). Подробно рассматривались его взаимоотношения с различными лицами и учреждениями (с Папой Павлом IV, с Эразмом Роттердамским и Луисом Нивесом, с францисканцами и доминиканцами). Св. Игнатия сравнивали с другими историческими персонажами (как, например, св. Тереса Авильская, Мартин Лютер, св. Франциск Ассизский, св. Фома Аквинский, Ницше — и вплоть до Муссолини, Ленина и Сталина).

Вместе с тем стремление дать цельный образ святого также не исчезло бесследно. Иными словами, продолжали и продолжают появляться его новые биографии, авторы которых стремятся учесть все достижения историографии вопроса, сделанные за последнее время. В числе трудов такого рода, написанных авторами-иезуитами и признанных наиболее удачными, следует назвать прежде все — то книгу Поля Дюдона Святой Игнатий Лойола [280], представляющую собою попытку создания «полной» биографии, и исследование Педро де Летурии Дворянин Инъиго-Лопес де Лойола [281], посвящённое преимущественно юности будущего святого. Весьма ценной чертой новых биографий святого можно признать стремление проследить процесс духовного становления св. Игнатия, его внутреннюю жизнь, его мистический путь. Эта тенденция особенно ярко проявляется и исследованиях, пользующихся методами психологии. Здесь прежде всего следует указать на упоминавшиеся выше исследования о. Маурисьо Ириарте, посвящённые характеру и личности святого [282].

Конечно, фигура св. Игнатия Лойолы привлекала внимание не одних только иезуитов: в XX веке впервые появились популярные изложения его жизни, написанные литераторами вполне светскими. Некоторые из них представляют собою более или менее художественные произведения и пользуются известным успехом в разных странах мира. Одна из последних попыток такого рода — это книга испанской писательницы Марии Пунсель Иньиго де Лойола [283]. Автор, известная в Испании прежде всего как писательница для детей и юношества, остаётся верна себе и в повести о юности св. Игнатия. Она решила написать увлекательное повествование о юном рыцаре, о его приключениях, о пережитом им чуде обращения и о создании Общества Иисуса. Разумеется, новых биографических данных в книгах такого рода нет, зато смелые догадки и предположения в них — дело вполне обычное.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.