Развитие христианства до раскола восточной и западной церквей
Развитие христианства до раскола восточной и западной церквей
Вершина культового обряда христианства соответствует вершине культурного торжества. Это жертва на литургии, бескровное повторение жертвы Христа. Значение литургии – в становлении всех участвующих сожертвенниками. Главная цель основного церковного действа – бескровная жертва, совершаемая в алтаре, соответствующем ветхозаветной «святая святых». Это таинство устанавливает связь между мистической и моральной сторонами христианства. Жертва, воспроизводящаяся в литургии, аналог мифологических жертвоприношений, благодаря которым, как верят язычники, возможно сохранение и развитие мира. Евхаристия представляет собой средство духовного движения мира в сторону осуществления христианских идеалов и вечной жизни. Христианская литургия – жертвоприношение без насилия, повторение жизни, смерти и воскрешения Господа. Здесь религия возвращается к мифологии на ином, более высоком уровне. Ислам, сохранивший жертвоприношения животных, возникнув на содержательной основе Ветхого Завета, ближе к мифологии.
В основе литургии лежат слова Христа, сказанные на Тайной Вечере: «приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Евангелие от Матфея 20: 26–28). Жертвоприношение осталось, но сам Христос перевел его в духовную плоскость.
Празднование Пасхи есть ежегодное возвращение к той жертве и вечной жизни, которую она даровала. Христианские культы, подобно мифологическим, направлены на постоянное обновление веры в вечную жизнь. Мифология возвращает человека к рождению, религия обещает вечность. Можно сказать, что смысл христианской церкви в том, что она является школой жертвенности. Составители «Всемирного писания» определяют религиозную практику как способ жертвоприношения. «Любое дело, – обобщают они, – подобает совершать как жертву» (Всемирное писание. М., 1995. С. 454). Сколько же было построено на этой жертве! На ней уместилось и христианство, и даже альтернативный ей ислам.
На примере литургии видно, что даже развитая религия не отказывается от своих мистических корней, но видоизменяет свои мистические основания, о чем уже шла речь в главе 2. «Христианство как мистический факт есть ступень в поступательном развитии человечества; мистерии же древности и их воздействия суть подготовление к этому мистическому факту» (Штайнер Р. Христианство как мистический факт и мистерии древности. Ереван, 1991. С. 132). Штайнер подчеркивает личностный характер религии. Христос взял «на Себя задачу Своей личностью стать для общины тем, чем был прежде культ мистерии для его участников… Отныне то, что было достижимо прежде только мистическими методами, заменилось отчасти у членов христианской общины убеждением, что божественное было дано в обитавшем с ними Слове. Отныне уже не личная духовная подготовка каждого являлась единственным мерилом, но то, что видели и слышали окружавшие Иисуса, а также и переданные ими традиции» (там же. С. 86, 94). «Христианство вынесло содержание мистерии из сумрака храма на дневной свет» (там же. С. 139) для всенародного обозрения и приобщения. В религии, в отличие от мистики, искупление становится уделом не отдельных посвященных, а всего народа, который спасает Мессия. Христос был первым, кто предпринял невероятную попытку спасти всех – «и иудеев, и эллинов». Он создал для этого условия, но не все захотели спастись. «Много званых, мало избранных».
С победой христианства в IV в. «на смену мученичества и явилось подвижничество. Сонм мучеников сменился сонмом преподобных, мучения и казни, служившие горнилом очищения для душ, уневестившихся Христу, заменились пустынею, скорбями и самоозлоблением подвижников» (Соловьев А. Старчество по учению святых отцев и аскетов. М., 1995. С. 23). В это время возникает монашество. Монахом (от греч. «монос» – «один») называли человека, удалившегося от мирского и живущего отличной от других, иной («инок» и означает «иной») жизнью. Существуют четыре вида монашества: отшельничество (его основателем считается в христианстве Антоний Великий, живший в конце III в.); безмолвническое жительство (его основал Макарий Великий в IV в.); общежительное монашество (учредил его тоже в IV в. Пахомий Великий) и, наконец, старчество. Монашество ставило своей задачей воспитание совершенного человека, а теория самосовершенствования рассматривалась отцами церкви как «наука наук и художество художеств».
Среди монашеских добродетелей выделялись терпение, послушание, смирение. Учение о смирении как основе христианской жизни развил в XI в Симеон Новый Богослов. «Внутренняя жизнь в Боге характеризуется – в области интеллектуальной – пробуждением в человеке особого ощущения вечной жизни, чувством прикосновения к реальностям иного мира, – в области эмоциональной – состоянием восторженной любви к Богу, – в области волевой – чувством глубокого смирения и полной преданности воле Божией» (Мистическое богословие… С. 376). Иоанн Лествичник, составивший лествицу нравственного совершенствования, назвал смирение матерью дарований. Особенно большую роль играло смирение в русской православной церкви, считаясь основой душевной жизни (правда, наряду со смирением второй наиболее характерной чертой православной жизни С.С. Аверинцев считает суровость, которая, по-видимому, находится в диалектическом единстве со смирением).
Одной из высших ступеней нравственного восхождения стало старчество – институт духовного руководства монахами. Православный оптинский старец Варсонофий различал такие виды молитвы: устную, умную, сердечную, духовную и выходящую за пределы сознания. Это соответствует разделению тел человека на плотное, тонкое, астральное, ментальное и абсолютное сознание. «Души… имеют даже одежды, – подчеркивал о. Варсонофий, – только это будет не грубое тело, а более тонкое, газообразное». Каждый последующий вид молитвы основывается на предыдущем. Умная молитва – молитва в уме, сердечная – молитва всем телом. Первая переходит во вторую. «Первый от Господа дар в молитве – внимание, т. е. когда ум может держаться в словах молитвы, не развлекаясь помыслами, но при такой внимательной, неразвлекаемой молитве сердце еще молчит… Вторая молитва, второй дар это внутренняя молитва, когда уже ум и сердце соединены, т. е. когда мысли и чувства в согласии направлены к Богу… Третий дар есть молитва духовная… Эта молитва – молитва видения. Достигшие этой молитвы видят духовные предметы так, как мы видим чувственные предметы… Они смотрят уже очами духа» (Житие схиархимандрита Варсонофия. М., 1995. С. 219–220). Вот результат одного конкретного переживания: «я поняла тогда, что такое настоящая молитва: индивидуум выходит за пределы своего одиночного заключения, чтобы сознать свое единство со всем существующим, опускается на колена, как смертный, и поднимается приобщенный к бессмертию» (Джемс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1991. С. 315).
П. Минин писал, что «поскольку христианская мистика сохраняет в человеке самое дорогое для него – его свободу и его личность, и поскольку она общение с Божеством, даже в самой таинственно-интимной стороне его, рассматривает, как общение личностей, она, в отличие от языческой натурмистики, может быть названа мистикой личности» (Мистическое богословие. Киев, 1991. С. 342). Но заключительная ступень «умного делания», о которой говорит о. Варсонофий, когда человек отказывается от своей личности, позволяет вспомнить индийскую мистику. Божественный мрак, в котором человек познает Бога, сродни буддийской нирване, а смирение и самоукорение входит в восьмеричный путь Будды. Христианский мистик Я. Беме говорит о видении трех миров, причем внешний видимый мир представлял собою порождение двух миров, внутреннего и духовного.
С объявлением государственной религией заканчивается этап становления христианства как мировой религии и начинается его победное шествие по планете и, как следствие, внутренняя дифференциация на различные конфессии с появлением большого количества сект.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.