Возникновение раскола

Возникновение раскола

«Память», опубликованную перед Великим постом 1653 г., можно считать началом раскола. Агитация против «Никоновых» реформ началась сразу после издания «Памяти»; после удаления Никона с патриаршей кафедры, его противники усилили ее. Аввакум и Лазарь в Сибири, Неронов в Вологде и Спасо-Каменном монастыре, Епифаний, Досифей и Корнилий на Севере и их многочисленные последователи по всей России имели много слушателей, сторонников и преданных учеников.

Несколько челобитных от вождей оппозиции было подано царю в 1663 г. Эти челобитные имели между собой много общего (хотя писались в разных концах России), и очень характерны для раннего старообрядчества. Их авторы не просили царя о себе, но только о Церкви; считали подачу челобитной своим христианским и пастырским долгом; не ждали земных наград, но уповали на небесные; верили в конечную победу истины; опасались, не пришло ли время Антихриста; видели «латинство» во многих церковных новшествах; обвиняли учителей-греков, и особенно Арсения; отмечали несогласие новопечатных книг между собой и бесцельность многих «исправлений», внесенных, следовательно, в богослужебные тексты только чтобы их как-нибудь изменить; видели признак царства Антихриста в «насильстве» над Церковью. В этих челобитных появилось название «никониане» — сторонники «Никоновых» нововведений — в противоположность «христианам», не пошедшим за Никоном, но оставшимся со Христом.

До знаменитого собора 1666–1667 гг. жизнь вождей раннего старообрядчества складывалась так:

Неронов (сам родившийся в 1591 г. под Вологдой) при попустительстве монастырского начальства и стражи писал и пересылал свои письма царю, царице и прот. Стефану Вонифатьеву. В этих письмах замечательны его настойчиво повторяющиеся требования созвать собор не только из епископов, но и из священников и благочестивых и грамотных мiрян; по его мнению, только такой собор будет беспристрастным и независимым, сможет обоснованно решить вопрос о богослужебной реформе и восстановит, без всякого произвола и жестокостей, старое русское благочестие. В том же 1653 г. Неронов был выслан на самый северный край русской земли — в Кандалакшский монастырь; писал в Москву и оттуда «за своею рукою тетрати», и вскоре бежал по морю в маленьком баркасе с тремя спутниками, «а все неискусны морскому плаванию». Беглецы избежали двух погонь, чудом спаслись от бури, высадились в устье Кеми и добрались до Соловецкого монастыря, уже тогда бывшего оплотом противников реформ. Вероятно, утвердив братию в их решимости, Неронов оттуда добрался с благословением соловецкого архим. Ильи до Москвы, многократно избежав ареста, приказы о котором были повсюду разосланы патр. Никоном. Какова повсеместная поддержка местного населения и какова крепость духа 62-летняго протопопа, измученного угрозами, проклятиями, избиениями, приковыванием цепью за шею и тряской в телеге, которую было приказано гнать как можно быстрее! В Москве Неронов жил (с ведома благоволившего ему лично царя) у своего друга — прот. Стефана Вонифатьева и 25.12.1656 постригся в «Переяславль-Залесском Троицком Даниловом монастыре» ([47, с. 292]) с именем Григорий. (Но: «постригся в Спасо-Евфимиевом монастыре <в Суздале>» [60, с. 51]). Спорил с патр. Никоном, затем подал царю Алексею Михайловичу челобитные о старой вере в 1660, 1664 (в ней просил милости для прот. Аввакума) и 1665 гг. В 1665 г. был сослан в цепях в Вологду, но в 1666 г. вернулся в Москву и служил в Иосифо-Волоколамском монастыре. К началу собора 1666 г. подал челобитную против церковных новшеств, кончавшуюся словами: «А за имя великаго Бога и за государское величество аще и смерть приму, но не буду молчать».

Это — типичное для основателей старообрядчества выражение преданности царю, дожившей среди старообрядцев, несмотря ни на что, до 1917 г. Десятки тысяч их «приняли смерть за имя великого Бога и за государское величество, но не молчали» в 1918–1920 гг. на Дону, на Кубани, на Урале и за Байкалом в рядах белых казачьих войск.

О прот. Аввакуме нужно рассказать подробнее. Аввакум Петров, сын священника села Григорова Нижегородского уезда, родился 20.11.1620, женился в 1638 г. на 14-летней Анастасии Марковой, дочери местного кузнеца, дьякон с 1642 г., священник с 1644 г., протопоп Юрьевца-Повольского в 1652 г. В конце 1652 г. был вызван в Москву и служил в Казанском соборе, протежируемый его настоятелем — прот. Нероновым, после ареста которого 4.8.1653 возглавил оппозицию патр. Никону. 13.8 арестован и заключен в цепях в Андроников монастырь, 17.9 сослан с семьей в Тобольск. Там служил в кафедральном соборе, разрешение чего получил для него Симеон архиеп. сибирский. В конце июля 1655 г. выслан из Тобольска в Якутский острог с запрещением совершать богослужение; доехал до Енисейска и был там остановлен указом — ехать в Даурию с полком воеводы А.Ф.Пашкова; отряд вышел из Енисейска 18.7.1656. С 1.10 по 15.11 был заключен в холодную башню Братского острога; объяснить тот факт, что он остался там жив, а не замерз насмерть, можно только чудом. В мае 1657 г. отряд двинулся за Байкал по рекам Селенге и Хилку до озера Иргень, оттуда волоком до реки Ингоды, и по Ингоде и Шилке достиг в начале июля 1658 г. устья Нерчи. Весной 1661 г. по приказу из Москвы отправился в обратный путь с семьей и несколькими людьми через всю Сибирь, охваченную восстаниями коренных народов. Прибыл в Москву не позднее мая 1664 г. Почти 11 лет провел в Сибири Аввакум, в невероятных лишениях и голоде, от которого умерли два его сына, среди бесчисленных опасностей от врагов (которых он легко наживал своей строгостью и неуступчивостью), властей, диких и враждебных инородцев, зверей (см., например, потрясающее описание нападения стаи волков на караван ссыльных в [37, с. 116–118]) и холода. В Москву он вернулся героем и исповедником за правду; развился и его талант проповедника, судя по его литературным произведениям — редкостный. По пути в Москву он «по всем городам и селам, в церквах и на торгах кричал» о правоте «старой веры» и лжи «Никоновых новин». Во всех невыносимых, казалось, обстоятельствах его неизменно поддерживала жена — женщина удивительной твердости и преданности.

Несмотря на лесть, заискивания, подарки и обещания властей, и ласковый прием самим царем, Аввакум не смягчил своего отношения к реформам и ожесточения к патр. Никону и подал царю челобитную, в резких выражениях требовавшую, чтобы тот «взыскал старое благочестие, а новые служебники отложил, да и все Никоновы затейки»; цит. по [2, с. 167]. 29.8.1664 Аввакум с семьей был сослан в Пустозерск, но, по ходатайству Неронова, уже в дороге ему было разрешено ехать в более близкую и легкую ссылку в Мезень. Зимой 1665–1666 гг., в связи с подготовкой к большому церковному собору в Москве, начались аресты вождей оппозиции по всей России. При этом у арестованного на Вятке иг. Феоктиста были при обыске обнаружены и изъяты списки и автографы сочинений Аввакума, в том числе письма и челобитные царю, изготовление, распространение и хранение копий которых было важным государственным проступком, и письма самому Феоктисту. 1.3.1666 Аввакум был привезен в Москву, где его увещал крутицкий митр. Павел; 9.3 его перевели «под начал» в Боровский Пафнутьев монастырь.

Священник Лазарь из Романова-Борисоглебска родился приблизительно в 1610 г., рукоположен во священство не позднее 1633 г. В 1653 (или в 1661 — [37, с. 135]) г. был сослан с женой Домной и другом и сподвижником — под дьяком Федором Трофимовым — в Тобольск вслед за Аввакумом, и там с ним встречался. За свое «неистовое прекословие» привезен в Москву как арестант в ноябре 1665 г.; здесь составил «росписи» (рассмотренные соборами 1666–1667 гг.) против церковных новшеств, за что был сослан в Пустозерск. Оттуда 31.8.1666 он был в цепях привезен в Москву.

Епифаний, из крестьян, в 1645 г. пришел в Соловецкий монастырь, видел здесь прп. Елеазара, Иоанна Неронова и ссыльного Арсения Грека; монах с 1652 г., отказался от рукоположения во священство. В 1657 г. ушел с Соловок на Виданский остров в Кондопожской губе Онежского озера и жил там неподалеку от скита пустынника Кирилла; там он начал проповедовать против реформ «патр. Никона». Затем два года жил в пещере на реке Водле (Пудожской волости) с Выговским подвижником Корнилием, затем на Кяткозере. Составив небольшую «книжицу» против новшеств, он сделал с нее особый список для царя Алексея Михайловича и, захватив его, отправился в Москву. Пришел туда как раз к собору 1666 г.

Федор Иванов, сын священника села Колычева Дмитровского уезда, рукоположен во дьякона не ранее 1654 г., в 1658 г. назначен служить в Благовещенском соборе московского кремля. Не заявляя протеста, служил первое время по новоисправленным книгам, тщательно сравнивая их с древними богослужебными текстами, и убедился, что «блудят <…>, што кошки по кринкам <…> нынешние переправщики по книгам, и яко мыши огрызуют божественныя писания» [6]. Отказался служить по новым книгам и сблизился с кружком протопопов — противников патр. Никона. 9.5.1665 по приказу царя Алексея Михайловича у него были отобраны келейные книги и бумаги, а сам он был отведен к митр. Павлу для допросов и увещаний и был им посажен на цепь. Федора упрашивали пожалеть себя и родственники (он имел жену и детей). Вплоть до самого собора 1666 г. его непрестанно (несмотря на его невысокий сан и, вероятно, небольшой возраст) уговаривали отказаться от протеста и признать правильность новых книг, что свидетельствует о том, что его образованность, проповеднический и писательский талант и авторитет для всего движения против реформ были общеизвестны и общепризнаны.

Афанасий — земляк, ученик и духовный сын прот. Аввакума — до иночества юродствовал, «бродил босиком <…> в одной рубашке и зиму и лето. <…> Плакать же зело был охотник: и ходит и плачет» [16, с. 100]. Был весьма начитан и вполне подготовлен для учительства среди противников патр. Никона и «его» реформ; однако, не учительствовал до 1665 г., так как это противоречило бы традиции юродства. После ссылки Аввакума 29.8.1664 стал руководителем оппозиции; ранней весной 1665 г., предвидя себе иной подвиг, отказался от юродства и постригся с именем Авраамий (неясно, в каком монастыре; но не в Москве). Отсутствовал в Москве до весны 1667 г.

Юродивый Киприан, любимеццаря Алексея Михайловича, подавший ему 21.11.1664 третью (всего их было 10) челобитную прот. Аввакума.

Симеон, в иночестве Спиридон Потемкин, родом из Смоленска, дядя боярина и окольничего Ф.М.Ртищева, знавший 5 иностранных языков, с 1662 г. архимандрит Покровского монастыря в Москве. Постоянно и неизменно писал против реформы, указывая, что она открывает путь в Россию Антихристу; еще при жизни (+1664) стал авторитетом для всех вождей оппозиции.

Дьяк Семен Васильев Башмак, прозвищем Третьяк, с 1654 г. инок Савватий. Автор (1659 г.) челобитной о «книжном неисправлении», сослан за нее в Кирилло-Белозерский монастырь, откуда послал царю 2-ю челобитную, в которой перечислил ошибки в новых переводах и упомянул о своей 40-летней службе царю. Неясно, сколько лет он пробыл в Кирилловом монастыре ссыльным, ас 1661 г. рядовым монахом, и когда перевезен в Москву.

Столичные борцы против реформ имели последователей в провинции: Еп. Александр родился в Сольвычегодске в 1603 г., монах с 1631 года, игумен с 1643 г, архимандрит Спасо-Каменного монастыря на Кубенском озере с 1651 г., еп. Коломенский и Каширский (вместо Павла) с 1655 г., еп. Вятский с 1657 г. Подписав из страха в 1656 г. осуждение оппозиции, не скрывал теперь, перед собором 1666 г., своей солидарности с ней и открыто осуждал реформу. Письменно помогал вождям оппозиции составлять их челобитные, подбирая для них материалы и доказательства, давал в своей Вятской епархии прибежище гонимым (например, иг. Феоктисту), сам составил «две тетради о сложении перстов крестного знамения» и особые «вопросы к собору» 1666 г., направленные против реформы и патр. Никона лично.

Иг. Беседного Никольского монастыря близ Тихвина Досифей скрывался от ареста в Курженской пустыни близ Повенца, и несколько раз приходил оттуда в Москву. Затем перешел на Дон, и стал одним из основателей старообрядчества на юге России.

Чудовский инок Корнилий (родом из Тотьмы) ушел на Дон вместе с Досифеем.

На Дону проповедовал и основатель поповского согласия — священноинок Феодосий (Ворыпин).

Суздальский соборный поп Никита Константинов Добрынин несколько лет составлял челобитную в защиту старой веры и, не успев ее подать, был в декабре 1665 г. арестован и привезен в Москву.

Соловецкие иноки Арсений и Софоний проповедовали в Нижегородской земле и положили основание чернораменским скитам.

Псковский протопоп Варлаам проповедовал в Псковской и Новгородской областях, инок Капитон — во Владимiрской, поп Полиевкт — в Калужской, поп Козьма — в Черниговской.

Центром московской оппозиции новшествам был дом боярыни Феодосии Прокопьевны Морозовой, дочери окольничего П.Ф.Соковнина, родственника М.И. Милославской — первой жены царя Алексея Михайловича. Прапрадедом Прокопия Федоровича Соковнина был выехавший в Россию из Ливонии в 1545 г. барон Иоганн ф. Икскюль ([6, «Соковнины»]); он, вероятно, и передал всем своим потомкам свой «рыцарский» характер. Родилась Ф.П.Соковнина в 1632 г., ив 1649 г. была выдана за боярина Г.И.Морозова — брата Б.И.Морозова, воспитателя молодого царя. Овдовев в 1662 г., она вся отдалась аскезе и заботам о нищих, больных и убогих; ее дом и огромное (из числа самых больших в России) богатство (8 тыс. крепостных) служили защитникам старой веры. («Эти земельные богатства — явление исключительное, не имевшее аналогов в землевладении первой половины XVII в.» (112, с. 159]). Она, как и ее сестра кн. Евдокия Урусова и их подруга, жена стрелецкого полковника Марья Данилова, были духовными дочерьми прот. Аввакума, который и жил в 1664 г. в ее доме; там собиралась и вся московская оппозиция. В ее доме жили и инокини (во главе с Меланией, в Mipy Александрой Григорьевной), изгнанные из своих монастырей за отказ молиться по новым книгам, и юродивые Федор, Киприан и Афанасий, защищавшие старую веру на московских торжищах и площадях; частыми гостями были еп. Вятский Александр, иг. Феоктист и прочие вожди оппозиции. Часто бывали в ее доме инокини кремлевского Вознесенского монастыря; его уставщица Елена (Хрущова) приказала петь по старым книгам. Когда власти запретили это, организовали богослужение в кельях. Сама боярыня Феодосия Морозова в самом бедном платье обходила с милостыней все московские тюрьмы и богадельни, обличая там Никона и «его» реформы; открыто она выступила в защиту старой веры после ссылки прот. Аввакума на Мезень в августе 1664 г. Осенью ее безрезультатно уговаривали согласиться молиться по новым книгам и прекратить поддерживать оппозицию. В этих уговорах участвовал по приказу царя и муж сестры Морозовой Евдокии — князь П.С. Урусов, но тоже безуспешно. Летом 1665 г. половина ее вотчин была отписана на государя.

Осенью 1664 г. военные отряды искали, находили и арестовывали противников реформы, скрывавшихся в Вязниковских лесах по реке Клязьме, к востоку и северу от Москвы, на Керженце, в Среднем Поволжье и в Костромских и Вологодских пределах. Многих привезли в Москву для уговоров или сожгли на месте, но, по словам С. А.Зеньковского, «именно эти районы на века остались главными местами скопления противников нового обряда и зачинщиков неповиновения церкви». Желательным властям результатом этой «чистки» была наглядная демонстрация участи, ожидавшей остававшихся еще в Москве упорных, но уже тайных оппозиционеров. О розысках и казнях знали, конечно, и иерархи — будущие участники соборов 1666 и 1666–1667 гг.; это должно было обеспечить и обеспечило их правильное, с точки зрения властей, поведение на этих соборах.

Неудивительно, что кроме открытых противников церковных новшеств, готовых принять смерть за старую веру, подала свою общую челобитную (в порядке подготовки соборного суда над Никоном) царю Алексею Михайловичу и группа епископов, побоявшихся подписаться. Челобитная эта по своему содержанию очень близка к челобитным старообрядческих вождей; в ней, например, читаем: «книги, при патриаршестве его тиснением печатным изданные, мятежа и смущения исполнены. <…> Ужто до него, Никона, неправо веровали и безкровную жертву Господеви всегда приносили туне? Оле дерзости и безстудия!»; цит. по [2, с. 171]. Эти слова епископов, сохранивших на плечах головы со своими мыслями и убеждениями, и желавших сохранить их и впредь, и потому вполне послушных воле царя, хорошо отражают позицию всей огромной массы русского духовенства, причем священники, дьяконы и дьячки были настроены против царских («Никоновых») реформ еще резче из-за того, что им (по малограмотности) было труднее переучиваться. Это ясно выражено в челобитной Соловецкого монашества 1658 г.: «А которые мы священницы и дьяконы маломочны и грамоте ненавычны и к учению косны, по которым служебникам старым многие лета училися, а служили с великою нуждею <…> Нам чернецом косным и непреимчивым сколько ни учиться, а не навыкнуть»; цит. по [2, с. 171] — это, конечно, отчасти притворство, попытка оправдать отвержение монастырем новых книг, не назвав при этом главных причин — несогласия с реформами и ненависти лично к Никону — , но лишь отчасти; в то же время это и правда.

Вышеупомянутую разноголосицу в русском богослужении в результате книжных и обрядовых исправлений ярко описал в своей челобитной царю священник Никита Добрынин: «Во многих градех твоея благочестивый державы, наипаче же в селех, церкви Божий зело возмущены. Еже есмь много хождах и не обретох двух или трех церквей, чтобы в них единочинно действовали и пели, но во всех разнствие и великий раздор. В той церкви по книгам Никоновым служат и поют, а в иной по старым. И где <…> два или трое священников литоргию Божию служат, и действуют по разным служебникам. А иные точию возгласы по новым возглашают и всяко пестрят. Наипаче же в просформисании священнодействуют <…> семо и овамо. Овии от них по старине Агнец Божий прободают, инии же по Никонову толкованию, в другую страну, и богородичну часть с девятью частьми полагают. А прочий <священники> части выимают и полагают, что и сказать неведомо как: овии от них треугольно части выимают, инии же щиплят копием и части все смешивают в груду. К тому и диаконы со иереи не согласуются: он священнодействует по новому, а другий по старому. Инии же священники, против 52-й главы никоницкия книги велят диаконам агнец выимати. И о том в смятении все. Такожде и певцы меж собою в несогласии: на клиросе поют тако, а на другом инако. И во многих церквах служат и поют ни по новым книгам, ни по старым. И Евангелие и Апостол и Паремии чтут и стихиры кананархисают ни греческим ни словенским согласием, понеже старое истеряли, а новое не обрели. И священнотаинственная Божия служба и весь церковный чин мнется; одни служат и поют тако, инии же инако; или ныне служат тако, наутрие инако. И указуют на Никоновы печатные книги и на разные непостоянные указы. <…> И во всем, великий государь, в христоименитой вере благочестиваго твоего государства раскол и непостоянство. И оттого, великий государь, много христианских душ, простой чади, малодушных людей погибает, еже во отчаяние впали и к церквам Божиим пооскуду учали ходить, а инии и не ходят, и отцов духовных учали не иметь. <…> Богомольцы твои, свя-тителие Христовы, меж собою одеждою разделились: ови от них носят латынские рясы и новопокройный клобук на колпашных камилавках, инии же, боясь суда Божия, старины держатся. Такоже и черные власти и весь священнический чин одеждами разделилися ж: овии священники и дьяконы ходят в однорядках и скуфьях, инии же по иноземски в ляцких рясах и в римских и в колпашных камилавках. А иные, якож просты людины, просто волосы и шапку с соболем с заломы носят. А иноки не по иноческому чину, но по ляцки без манатей, в одних рясах аки в жидовских кафтанах и римских рогатых клобуках. В том странном одеянии неведомо, кое поп, кое чернец, или певчий дьяк, или римлянин, или лях, или жидовин»; цит. по [2, с. 172–173].

Еще резче порицает новый внешний вид духовенства соловецкая челобитная: «Попы мiрские, яко Никонова предания ревнители, нарицаемии никониане, ходят по римски без скуфей оброслыми головами и волосы распускав по глазам, аки паны или опальные тюремные сидельцы, а иные носят вместо скуфей колпаки черные и шапки кумыцкие и платье все нерусское же. А чернцы ходят в церковь Божию и по торгам без манатей, безобразно и безчинно, аки иноземцы или кабацкие пропойцы <…>»; цит. по [2, с. 173].

Начали осуществляться великие внешнеполитические планы царя Алексея Михайловича: в 1654 г. левобережная Украина в результате удачной войны против Польши соединилась с Великороссией в одно Русское государство. Но Малороссийская православная Церковь оставалась в юрисдикции Константинопольского патриарха и имела греческие богослужебные обряды, которые многие русские считали чужими и даже еретическими. В результате «присоединения Левобережной Украины, а также Киева <…> из украинских земель в Москву хлынула киевская православная ученость, а с нею при московском дворе утвердились и элементы культуры Нового времени. Так в стене, отделявшей Московское царство от Запада, была пробита непоправимая брешь. Новшества из-за рубежа подрывали основы традиционного уклада московской жизни» 1112, с 111]. Так, когда в Иверский на Валдае монастырь прибыли 30 иноков малороссов и иг. Дионисий, приглашенные патр. Никоном, все иноки великороссы ушли из монастыря. Выражая их общее мнение, казначей Нифонт писал Никону: «Священника у нас в монастыре нашея русския веры нету ни единаго, и нам помереть без покаяния»; цит. по [2, с. 174]. При таком (фактически, всенародном) неприятии греческих и малороссийских богослужебных чинов и текстов царь Алексей Михайлович, видя свои планы уже реализуемыми, решил не отступать и не смягчать нажим. 20.4.1666 он созвал русских архиереев на собор.