IV Поучительные истории

IV

Поучительные истории

Халиф Гарун аль-Рашид[132], проезжая как-то раз по улице на своем коне, заметил почтенного старца, крестьянина, который сажал фиговое дерево.[133]

Поприветствовав его, владыка правоверных поинтересовался, зачем тому понадобилось сажать дерево, плоды которого вряд ли доведется ему попробовать.

– О повелитель всех правоверных! – последовал ответ. – Если будет на то воля Аллаха, он даст мне вкусить плодов этого дерева, если же нет, тогда это сделают за меня мои дети, так же как я пожинаю плоды того, что посадили мой отец и мой дед.

– Сколько тебе лет? – спросил монарх.

– Сто семь, – ответил старик.

– Сто семь?! – воскликнул в изумлении халиф и добавил: – Ну что ж. Если тебе и вправду доведется попробовать плодов этого дерева, обязательно дай мне знать.

Прошло несколько лет, и Гарун уже успел позабыть об этом случае, как вдруг в один прекрасный день ему сообщили, что какой-то пожилой крестьянин просит его аудиенции, утверждая, будто халиф сам велел ему принести корзину плодов смоковницы. Гарун, приказав впустить гостя, к своему удивлению увидел, что перед ним стоит тот самый крестьянин, которого он застал за посадкой дерева и который теперь явился к нему с корзиной отборных плодов инжира с того самого дерева. Повелитель правоверных с величайшим почтением принял подарок, усадил гостя рядом с собой на диван, приказав надеть на него почетную одежду, отсчитал ему по золотому динару за ягоду и с почестями отпустил.

Сын халифа аль-Мамуна, когда старый крестьянин покинул палаты дворца, спросил у своего отца, чем этот необразованный простолюдин заслужил такую милость. «Сын мой, – последовал ответ, – сам Аллах почтил этого человека, и мне ничего не оставалось, как сделать то же самое».

Тем временем старый крестьянин вернулся в свою деревню, ликуя от радости и превознося щедрость и снисходительность своего повелителя. А по соседству с ним жила завистливая и жадная женщина, которая, завидуя удаче своего соседа, решила превзойти его. Она стала донимать своего мужа, пока тот, наконец, не наполнил огромную корзину винными ягодами и не предстал перед дверью царского дворца. На вопрос, что ему нужно, посетитель ответил, что наслышан о справедливости своего повелителя, который щедро наградил его соседа всего за несколько винных ягод, поэтому он решил тоже принести некоторое количество фруктов и получить за них такую же плату. Стражники, выслушав его ответ, передали просьбу халифу, но тот приказал закидать глупца его же ягодами. Вне себя от обиды и злости, этот человек возвратился домой и развелся со своей женой, чья безмерная глупость подвергла его такому стыду.

Один султан был поражен тем, какие разные мольбы посылали двое нищих, бродивших по улице неподалеку от его дворца. Один восклицал: «О Аллах! О щедрейший!» – в то время как второй кричал: «О Аллах! Пошли победу султану!» Монарх, польщенный интересом, который проявлял нищий к его благоденствию, позвал своего визиря и сказал: «Проследи, чтобы тому нищему, который молится за меня, дали жареную курицу, начиненную золотыми монетами, а второму пусть подадут курицу, приготовленную обычным способом».

Визирь выполнил приказание. Тогда первый бедняк, тот, что возносил славу Аллаху, благодарно поклонился и уже собирался нести цыпленка домой своей жене, как вдруг к нему обратился второй нищий с такими словами:

– Купи у меня эту курицу. У меня нет ни жены, ни детей, и все, что мне нужно, это деньги, а не богатое угощение.

– У меня есть только один бишлик[134], – последовал ответ, – а это ни в какое сравнение не идет с ценой твоего цыпленка.

– Не важно, бери, – сказал второй нищий.

Вот так вышло, что на бедняка, восхвалявшего Аллаха, свалился не только вкусный обед, но и неожиданная удача. С тех пор он перестал просить милостыню и открыл небольшой магазин. Тем временем его напарник потратил свой бишлик, вернулся к дворцовым воротам и воскликнул: «О Аллах! Пошли победу султану!» Монарх вновь приказал начинить курицу золотыми монетами и отдать ее нищему. Тот немедленно поспешил к своему бывшему товарищу, который с радостью выменял ее на бишлик.

Услышав в третий раз у своего дворца крик: «О Аллах! Пошли победу султану!» – монарх возопил: «Да в чем дело? Я дважды озолотил этого человека, а он все еще вынужден побираться?! Приведите его ко мне». Когда ввели нищего, султан, нахмурив брови, спросил его:

– Почему ты продолжаешь просить милостыню, в то время как я сделал тебя богатым?

– Увы, о повелитель! – ответил нищий. – Все, что я получил у ворот дворца вашего величества, – это две жареные курицы, которые я продал другому нищему, кричавшему: «О Аллах! О щедрейший!» Теперь он разбогател и открыл магазин.

– Воистину, Аллах показал, что лучше возносить славу его щедрости, чем молиться о моем процветании, – воскликнул изумленный султан.

Как-то раз один султан поспорил со своим визирем о том, что такое настоящая доброта. Султан утверждал, что даже самый бедный человек может быть добрым, в то время как визирь считал, что человек не может чувствовать добро или проявлять доброту по отношению к другим, пока сам он вынужден непрестанно думать о том, где раздобыть кусок хлеба. Султан, когда решил, что все аргументы исчерпаны, позвал шейха и приказал ему записать суть спора и доводы обеих сторон и поместить дело в публичный архив.

Султан спустя некоторое время в один из дней после обеда тайно позвал к себе шейха, и они, переодевшись в дервишей, отправились в город, чтобы решить давешний спор. В городе они увидели много интересного, однако ничего такого, что бы касалось мучившего их вопроса. Солнце уже начало садиться, когда они достигли окраины города, а когда дошли до дороги, ведшей к деревне, совсем стемнело. Путники были рады, заметив огонек, мерцавший посреди поля, которое раскинулось у края дороги, и направились прямо к нему.

Свет лился из маленькой саманной хижины, принадлежавшей бедному пастуху, пасшему коз. Хозяин был на работе, но его жена и мать пригласили путников войти. Через несколько минут пришел сам пастух, с собой у него были четыре козы, которые и составляли все его богатство. Сказав гостям, чтобы они чувствовали себя как дома, он попросил прощения за то, что ему придется покинуть их на минуту. Пастух отправился к хозяевам стада, которое он пас, и попросил у них две буханки пшеничного хлеба, так как не мог поставить перед гостями хлеба из грубой сортовой муки. Итак, две буханки хлеба, немного яиц, творог и оливки составили заманчивый ужин. «Извините, – сказал султан, – но мы дали клятву не есть ничего, кроме хлеба и почек в течение года и одного дня». Хозяин, не говоря ни слова, вышел на улицу, зарезал своих коз, пожарил их почки и поставил их перед гостями. Но султан сказал: «Мы дали клятву ничего не есть до полуночи. Мы возьмем ужин с собой и съедим, когда придет время. А сейчас, к нашему величайшему сожалению, нам пора». Пастух и его семья умоляли гостей остаться до утра, но напрасно.

Султан, когда наши притворщики снова оказались одни на дороге, предложил: «А теперь давай испытаем визиря!» Путники подошли к дому визиря, из которого лился свет и доносилась музыка. У хозяина был какой-то праздник. Смиренная просьба двух дервишей дать им ночлег и кусок хлеба тут же была отклонена, когда же они попытались настаивать, то услышали голос хозяина: «Уберите отсюда этих псов да избейте их хорошенько. Пусть знают, как досаждать тем, кто стоит выше них». Его приказ был так хорошо исполнен, что эти двое еле унесли ноги. Они добрели до дворца к полуночи все в синяках, истекая кровью.

Султан, сняв свой костюм, приказал тайно привести к нему немого врача, чтобы тот позаботился об их ранах. Затем он созвал совет министров и, описав местонахождение хижины пастуха, повелел им отправиться к ней и стоять рядом, не беспокоя при этом жильцов. «Когда хозяин дома выйдет утром на улицу, поприветствуйте его с величайшим уважением и передайте, что я прошу его нанести мне визит. С почестями проводите его во дворец, захватив с собой тела четырех коз, которые лежат у двери его дома».

Пастух до смерти перепугался, когда обнаружил утром, что его хижина окружена толпой придворных и солдат. Его беспокойство не уменьшили ни то глубочайшее уважение, с которым его пригласили во дворец султана, ни необъяснимое поведение придворных, которые подобрали мертвых коз и понесли их во дворец, словно тела святых.

Султан усадил пастуха рядом с собой, когда процессия достигла дворца, и приказал во всеуслышание зачитать хронику диспута между ним и визирем. Когда чтение было окончено, султан рассказал о своих похождениях прошлой ночью, а потом, обернувшись к визирю, добавил: «Ты опроверг свою собственную теорию! Ни один человек в этой стране не находится в лучшем положении, чем ты, чтобы проявлять доброту по отношению к своим собратьям! Но ты продемонстрировал лишь неслыханную жестокость! С сегодняшнего дня ты перестаешь быть моим визирем, а все твое имущество конфискуют. А этот пастух, который накормил хлебом лучше того, что мог позволить себе сам, самых прожорливых и дурно воспитанных гостей, которых только можно себе представить; человек, который предпочел пожертвовать всем, что у него было, только бы не обидеть гостей, отныне он будет моим другом и займет место рядом со мной». Вот так доброта была вознаграждена, а жестокость и скупость наказаны.

Были когда-то в Иерусалиме два брата-близнеца, которые, даже когда выросли, жили и работали вместе, деля поровну результаты своего труда.[135]

Однажды ночью, обмолотив зерно и разделив его по своему обычаю на две равные части, братья уснули прямо рядом с зерном, чтобы уберечь его от воров. Среди ночи один из братьев проснулся и начал рассуждать сам с собой: «Мой брат – женатый человек, у него есть дети, о которых он должен заботиться, в то время как я – слава Богу – не женат. Несправедливо, что я беру себе столько же зерна, сколько и он».

Он поднялся, тихонько взял семь мер зерна из своей кучи, положил их в кучу брата и снова уснул. Через некоторое время проснулся второй брат. Пока он лежал и смотрел на мерцающие звезды, в голову ему пришла мысль: «У меня, по Божьей милости, есть прекрасная жена и четверо милых детей. Мне знакомы жизненные радости, которых лишен мой брат. Нечестно, что я беру себе столько же зерна, сколько и он». Рассудив таким образом, он неслышно подошел к своей куче, отмерил семь мер зерна, пересыпал их в кучу своего брата и снова уснул. Наутро оба брата не могли понять, как же получилось, что кучи зерна снова оказались равными, пока Аллах не послал к ним пророка, который сообщил, что их бескорыстная любовь пришлась по душе Всемогущему и на их молотильню было ниспослано благословение.[136]

Кадий Абдулла аль-Мустаким, потомки которого, по некоторым данным, до сих пор живут в Яффе, жил в Багдаде в годы правления аль-Мансура[137] – одного из халифов династии Аббасидов.

Говорят, что свою почетную фамилию, которая означает «честный», или «прямой», судья заслужил благодаря той непоколебимой справедливости, с которой он выполнял свою работу. О нем рассказывают следующую историю.

Однажды утром, когда честный судья выходил из дома, он увидел женщину, намного ниже его по положению, которая ехала с мальчиком, своим сыном, на осле и громко рыдала. Кадий, который был столь же сердобольным по отношению к бедным и несчастным, сколь он был непреклонен, когда дело касалось нарушителей закона, остановил ее, обратив внимание на ее горе, и спросил о причине ее страданий.

– Увы, мой господин, – ответила женщина, – мне ли не плакать! Мой муж умер несколько месяцев назад, а на смертном одре он заставил меня поклясться, что я не буду продавать тот жалкий клочок земли, обрабатывая который мы обеспечивали себе пропитание. Он сказал, чтобы я поберегла его ради нашего сына, вот этого мальчика, а его научила возделывать землю, ведь наши предки занимались этим на протяжении веков. Но недавно халиф отправил ко мне своих слуг: он желает купить нашу землю, потому что она примыкает к его землям, на которых он хочет построить дворец. Он говорит, что ему необходима наша земля, чтобы претворить свои планы в жизнь. Я отказалась продавать свой участок по той причине, которую я уже изложила, но после того, как слуги трижды пытались меня уговорить и трижды получали отказ, халиф сегодня утром приказал выгнать меня и моего сына с нашего законного владения, где испокон веков жили наши праотцы, сказав, что раз я не хочу продавать землю, ее у меня отнимут без всякой компенсации. Вот так мы потеряли все, за исключением друг друга и вот этого осла с пустым мешком, привязанным к его спине, и не представляем, к кому обратиться за помощью, потому что нет никого главнее халифа.

– А где находится твоя земля?

– Там-то и там-то.

– И ты говоришь, что только что уехала оттуда, а повелитель правоверных все еще был там?

– Да, мой господин.

– Очень хорошо. Оставайся в моем доме, пока я не вернусь, а тем временем позволь мне позаимствовать у тебя на несколько часов осла и вот этот пустой мешок. Так как я немного знаком с повелителем, да будет на то воля Аллаха, мне удастся его переубедить и вернуть твою собственность.

Вдова, услышав эти слова, сразу же согласилась на сделанное ей предложение, и судья уехал, погоняя идущего впереди осла. Вскоре он добрался до назначенного места и обнаружил там халифа. Тот вовсю раздавал приказания архитектору, который уже готов был возводить новый дворец. Кадий, взглянув на повелителя исламского мира, пал перед ним ниц и с глубочайшим почтением стал молить его об аудиенции, якобы не терпящей отлагательства. Халиф, который очень уважал судью, выполнил его просьбу, и Абдулла, выступая в роли адвоката вдовы, честно стал просить за нее перед повелителем. Видя, что монарх непреклонен, Абдулла промолвил:

– Хорошо, господин. Ты наш повелитель, да продлит Аллах годы твоего правления, но раз уж ты присвоил собственность вдовы и ее сына, умоляю тебя, от их имени, позволить мне набрать для них мешочек этой земли.

– Да хоть десять, если пожелаешь, – засмеялся халиф, – только я ума не приложу, на что она им.

Кадий взял лежавшую неподалеку мотыгу, взрыхлил землю и наполнил ею свой мешок. Сделав так, он обратился к халифу с такими словами:

– А теперь заклинаю ваше величество всем, что есть святого у нас, мусульман, помочь мне взвалить этот мешок на моего осла.

– Ну ты шутник! – ответил, развеселившись, правитель. – Почему бы не позвать вот тех рабов, чтобы они сделали это?

– О повелитель правоверных! – пояснил кадий. – Если ваше величество прикажете это сделать кому-нибудь другому, эта земля разом потеряет все свои добрые качества, и именно вы первый пострадаете от этого.

– Ну ладно, будь по-твоему, – ответил халиф, чье любопытство росло с каждой минутой. С этими словами он взял мешок, но не смог его поднять. – Я не могу, – сказал он. – Мешок слишком тяжелый.

– В таком случае, – сказал прямодушный судья, – позвольте спросить, ваше величество, как вы, не имея сил поднять один мешок той земли, что вы намерены отобрать у ее законных владельцев, собираетесь нести ношу всего того, чего вы насильно лишили вдову и ее несчастного сына, и как вы будете держать ответ за это беззаконие в Судный день?

Сначала этот резкий, но справедливый укор рассердил халифа; однако, подумав, он сказал:

– Слава Аллаху, который послал мне такого добросовестного слугу. Я возвращаю землю вдове и ее сыну и, дабы компенсировать ей те слезы, что она пролила по моей вине, я слагаю с этой земли все налоги и сборы.

Как-то раз караван верблюдов проходил мимо фруктового сада. В тот момент хозяин сада сидел на заборе, выложенном из грубого камня.[138]

Вдруг один изящный молодой верблюд ухватил зубами нависшую над ним ветку дерева и перекусил ее. Хозяин сада тут же схватил камень и бросил его в животное. Он был на удивление точен, и верблюд упал замертво. Погонщик каравана, увидев произошедшее, пришел в бешенство, поднял с земли тот же самый камень и с поразительной меткостью швырнул его в своего обидчика. Камень угодил тому прямо в висок, так что садовник тут же испустил дух. Погонщик, напуганный до полусмерти своим необдуманным поступком и осознавая, какими чудовищными последствиями все это грозит, вскочил на самого быстрого из своих верблюдов, оставив всех остальных в их собственное распоряжение, и поскакал так быстро, как только мог. Однако совсем скоро его нагнали сыновья убитого и заставили вернуться вместе с ними к месту трагедии, которая разыгралась недалеко от лагеря халифа Омара ибн аль-Хаттаба. Сыновья садовника потребовали отдать им жизнь убийцы их отца, и, несмотря на все заверения виновного в том, что он совершил преступление не из злого умысла, а под давлением неожиданных обстоятельств, халиф приказал отрубить несчастному голову, ведь у того не было никаких свидетелей, которые бы могли подтвердить, что он говорит правду, а сыновья убитого и слышать не хотели о денежной компенсации. В те далекие времена привести приговор в исполнение практически сразу после его вынесения было обычной судебной практикой. Казнь проходила следующим образом: перед монархом расстилали шкуру животного, на нее ставили на колени виновного, предварительно связав ему руки за спиной. Сзади вставал палач с обнаженным мечом и громогласно произносил: «О повелитель правоверных, ты действительно считаешь, что то-то и то-то необходимо совершить ради спасения мира?» Если халиф отвечал «да», палач задавал тот же вопрос во второй раз; если ответ опять был положительным, он задавал вопрос в третий, последний раз и тут же отсекал подсудимому голову, если только владыка внезапно не отменял смертный приговор. Но вернемся к нашему рассказу. Осужденный пастух, поняв, что его жизнь безвозвратно потеряна, слезно попросил халифа дать ему отсрочку в три дня, чтобы он мог съездить к себе домой, а жил он в лагере, который располагался очень далеко от того места, где они находились, и уладить семейные дела. Он поклялся, что по истечении срока вернется и снова предстанет перед судом. На это халиф ответил, что он должен найти поручителя, который бы согласился нести наказание за него, если пастух нарушит свое слово.

Бедняга в отчаянии окинул взглядом толпу людей, среди которых не было ни одного знакомого лица. Принесли шкуру, и палач начал связывать подсудимому руки. От полной безысходности тот воскликнул: «Неужели раса достойных людей вымерла?!» Не получив никакого ответа, он повторил свой вопрос с еще большим жаром, и тогда доблестный Абу Дхур, который был одним из друзей пророка, вышел вперед и попросил разрешения халифа быть поручителем. Монарх исполнил его просьбу, предупредив, что в случае, если виновный не вернется вовремя, жизнью придется заплатить самому Абу Дхуру. Тот согласился на эти условия, и преступника отпустили. Он тут же бросился бежать, и в мгновение ока его и след простыл.

Прошло три дня, но убийца не возвращался, и никто уже не верил, что он появится. Тогда халиф, уступив требованиям родственников убитого, приказал взыскать плату с Абу Дхура. Принесли шкуру и под плач и причитания многочисленных друзей и родных поставили на нее Абу Дхура со связанными за спиною руками. Дважды громовой голос экзекутора, заглушая шум толпы, спросил повелителя всех мусульман, действительно ли такова его воля, чтобы сей благородный человек покинул этот мир. Дважды монарх угрюмо отвечал «да», как вдруг, в тот момент, когда из уст палача уже готов был раздаться третий и последний вопрос, послышался чей-то крик: «Во имя Аллаха, остановитесь: кто-то бежит!» Халиф подал знак, чтобы палач остановился, и тут, к всеобщему изумлению, показался тот, кого три дня назад приговорили к смерти. Задыхаясь от быстрого бега, он только и смог произнести: «Слава Аллаху» – и свалился на пол.

– Глупец, – сказал ему халиф, – зачем ты вернулся? Если бы ты остался дома, казнили бы твоего поручителя, а тебя бы отпустили на свободу.

– Я вернулся, – ответил человек, – чтобы доказать, что не только раса достойных людей не вымерла, но также жива еще раса честных людей.

– Тогда скажи, зачем ты вообще уходил? – поинтересовался монарх.

– А затем, – пояснил преступник, который теперь уже стоял, коленопреклоненный, на том месте, где недавно был Абу Дхур, – чтобы доказать, что и раса людей, заслуживающих доверия, еще не вымерла.

– Объясни, как это понимать, – приказал повелитель правоверных.

– Некоторое время назад, – начал осужденный, – ко мне пришла одна бедная вдова и дала мне на сохранение несколько ценных вещей. Недавно мне пришлось покинуть наш лагерь, и, дабы сохранить вещи в целости и сохранности, я отнес их в пустыню и спрятал под большим камнем, о местонахождении которого было известно мне одному. Там они и оставались в тот момент, когда я попал сюда. Если бы ты не дал мне отсрочки, мне пришлось бы умереть с камнем на сердце оттого, что тайна местонахождения секретного места будет похоронена вместе со мной, этим я нанесу вдове непоправимую обиду, а дети мои услышат, как она проклинает мою память. Теперь же, уладив семейные дела и возвратив женщине ее вещи, я могу умереть с легким сердцем.

Омар, услышав эти слова, обернулся к Абу Дхуру и спросил:

– Этот человек твой друг или родственник?

– Воистину, – ответил тот, – уверяю тебя, повелитель всех верующих, я его и в глаза никогда не видел.

– Так зачем же ты, глупец, рисковал ради него своей жизнью? Ведь если бы он не вернулся, я бы лишил тебя жизни.

– Я сделал это, чтобы доказать, что раса отважных и благородных людей еще не вымерла, – ответил Абу Дхур.

Халиф некоторое время молчал, получив такой ответ, а потом, обернувшись к стоящему на коленях преступнику, сказал:

– Я прощаю тебя, ты можешь идти.

– Почему, о повелитель правоверных? – спросил один великовозрастный и привилегированный шейх.

– Да потому, – ответил ему Омар, – что сегодня я увидел доказательства того, что не исчезла пока раса отважных, благородных, честных и заслуживающих доверия людей. Теперь мне осталось лишь доказать, что раса милосердных и великодушных людей тоже еще жива. Вот почему я не только прощаю этого человека, но и сам лично заплачу родственникам убитого компенсацию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.