Глава 5 Дорога в Куско

Глава 5

Дорога в Куско

Небольшой отряд Писарро теперь приступил к наиболее захватывающей части своего завоевательного похода – он отправился из Хаухи в Куско. После того как наиболее слабая часть отряда была оставлена в Хаухе в качестве гарнизона, общая численность войска Писарро составила 100 конников и 30 пехотинцев и кое-какой обслуживающий персонал из числа индейцев. Писарро имел представление о стране, которая простиралась впереди. Три испанца, побывавшие в Куско с разведывательными целями в апреле, аккуратно записывали названия городов и отмечали особенности местности вдоль своего маршрута. Эта центральная часть Анд – девственная и величественная страна, где вертикали гор глубоко изрезаны яростными водами рек, несущихся к Амазонке. Топография меняется с высотой при спуске от заснеженных горных вершин к пуне – голому туманному высокогорному плато, расположенному высоко над верхней границей произрастания лесов; спуск продолжается дальше вниз – к красивым долинам Анд, где в изобилии растут кукуруза и цветы, к удушающей жаре и кактусам в глубине каньонов. Дорога из Хаухи бежит какое– то время вдоль реки Мантаро, постоянно пересекая долины ее притоков. Затем река Мантаро резко поворачивает на север, к Амазонке, а дорога в Куско так и продолжает пересекать одну за другой большие реки, разделенные горными цепями.

Великий полководец Чалкучима бросает камень из пращи

Этот гористый район был бы почти непроходим, если бы не превосходные дороги инков. Знающие свое дело работники, инки преуспели в гражданском инженерном искусстве и зависели от состояния дорог в управлении империей. Главная королевская дорога пролегала вдоль горной цепи Анд, которая шла из Колумбии через Кито, Кахамарку, Хауху и Вилькасуаман в Куско и далее через современную Боливию в Чили. Параллельная магистраль проходила вдоль Тихоокеанского побережья, и две дороги соединялись многочисленными поперечными дорогами, особенно на отрезке пути от Куско до побережья через Вилькасуаман. Европа не видала таких дорог, как эти, со времен Древнего Рима. Эрнандо Писарро писал: «Горную дорогу действительно стоит увидеть. Ни в одной христианской стране с таким неровным рельефом, как здесь, не было таких великолепных дорог. Почти все они мощеные». Не имея тягловых животных и колесных средств передвижения, инки строили свои дороги только для пешеходов и караванов лам. На дорогах, вьющихся по склонам Анд, были ступени и туннели, не годящиеся для лошадей. Дороги были хорошо спрофилированы и часто, на крутых горных склонах или топких местах, имели поддерживающие их каменные насыпи и закраины. Педро Санчо описал ужасное восхождение на гору Паркос, на которую должен был взобраться отряд Писарро спустя четыре дня после ухода из Хаухи. «После того как мы перешли вброд реку, нам пришлось взбираться еще на одну гору колоссальных размеров. Когда мы глядели снизу вверх на ее вершину, нам казалось невозможным, чтобы птицы могли перелететь ее по воздуху, а что уж говорить о людях верхом на лошадях, взбирающихся на нее по земле. Но дорога оказалась менее утомительной благодаря тому, что она шла зигзагом, а не по прямой линии. В основном она представляла собой большие каменные ступени, которые изматывали лошадей, снашивали и травмировали их копыта даже несмотря на то, что их вели за уздечки». Дороги инков были узкими, шириной в среднем около трех футов; они проходили по сложной гористой местности, но их покрытие из камня-плитняка было хорошим, и длинные ступенчатые переходы, которые утомляли лошадей испанцев, тоже были добротные.

Вдоль дорог через равные интервалы инки построили почтовые станции для нужд чиновников, носильщиков и армии. Они состояли из помещений для ночлега и рядов прямоугольных складов, а местное население должно было обслуживать эти станции и снабжать их продовольствием. Важные сообщения и грузы доставлялись по дорогам посредством эстафет гонцов-часки. Эти бегуны размещались в хижинах, каждая из которых находилась на расстоянии 4–5 миль от следующей хижины. Цепочка гонцов-часки – при беге с максимальной скоростью – могла передавать сообщения через всю страну чрезвычайно быстро. Но сами сообщения были устными или в виде кипу, так как у инков не было письменности.

Дорога из Хаухи в Куско пересекала водные преграды горных рек по многочисленным подвесным мостам. Писарро надеялся, что они смогут захватить некоторые из них до того, как отступающая китонская армия их уничтожит. Кавалерийский отряд, который перехватил колонну инков недалеко от Хаухи, должен был продвигаться вперед и обеспечить прикрытие первого моста, но он повернул назад, потому что кони сильно устали и для них не было фуража. А теперь, когда его армия отдохнула и была готова к заключительному этапу экспедиции, Писарро послал вперед 70 своих лучших всадников под командованием Эрнандо де Сото, чтобы они попытались захватить мосты. Он и Альмагро двинулись следом вместе с остальными 30 всадниками и 30 пехотинцами, под охраной которых находился Чалкучима. Сото покинул Хауху во вторник, 24 октября, а Писарро – в следующий понедельник. В числе тех, от кого нам стали известны подробности этого похода, были Педро Писарро, Диего де Трухильо и Хуан Руис де Арсе – все они уехали с Сото, в то время как дотошный Педро Санчо и Мигель де Эстете остались с Франсиско Писарро.

Армия инков двигалась по долине Хаухи на юг, чтобы соединиться с главными силами китонцев, располагавшимися в Куско. Ее командующие были полны решимости не допустить испанцев в Куско, а равным образом стремились сохранить власть приверженцев Атауальпы над столицей империи. Вот почему они стали двигаться в глубь ее территории вместо того, чтобы отступить на север, к своему опорному пункту в Кито. Это было мужественное решение, так как они прекрасно знали, что местное население поднимется против них, как только они уйдут; и они оставляли позади себя значительно большее пространство, населенное враждебно настроенными племенами, которое теперь отделяло их от родины. Когда они сожгли мосты перед Писарро, они тем самым сожгли мосты и к своему собственному отступлению.

Междоусобная война все еще была важнейшей проблемой на тот момент. Убив Атауальпу, испанцы проявили себя поборниками дела Уаскара. Местное население и приветствовало их как таковых, а китонцы, вероятно, воевали с ними больше как с защитниками их поверженных противников, чем как с передовым отрядом иностранного вторжения. Несомненно, Писарро полностью понимал, откуда к ним такое отношение, и он этим бесконечно пользовался. Его солдат часто встречали как освободителей. Это было особенно заметно в Хаухе, где местные жители безжалостно преследовали оставшихся в живых китонцев и предавали в руки испанцев всех, кого им удавалось найти. Китонцы же, по мере своего продвижения на юг, в отместку стали придерживаться политики выжженной земли. Сожжение стратегически важных подвесных мостов было явным тактическим шагом, но сожжение деревень и складов продовольствия вдоль пути своего следования было ударом отступающей оккупационной армии. Эти разрушения причиняли испанцам при продвижении вперед некоторые хлопоты, но та поддержка, которую они получали от местного населения, перевешивала все неудобства.

Ниже Уанкайо река Мантаро падает в жуткое узкое ущелье и бежит около 60 миль между стен осыпающейся желтой глины с вкраплениями черных скальных пород. Дорога инков пересекала это ущелье с северного его конца, и китонцы, как и следовало ожидать, сожгли подвесной мост. Но они не обнаружили, что охрана моста успела спрятать свои запасные материалы для его ремонта. Когда отряд Сото достиг этого места, охранники сумели быстро построить временный мост, и это сооружение смогло выдержать и отряд Писарро, хотя лошади Сото и оставили в нем многочисленные дыры своими копытами. В ночь после переправы по мосту люди Писарро встали лагерем в покинутой деревне, которая была сожжена и разграблена их отступающим врагом. У них не было воды, так как китонцы разрушили акведуки. К следующей ночи они достигли деревни под названием Панарай и пришли в смятение, когда и там не нашли ни жителей, ни еды, несмотря на то что ее вождь путешествовал вместе с ними от Кахамарки до Хаухи и ушел вперед, чтобы приготовить запасы продовольствия в своей деревне. И только на следующий день, у Паркоса, все их трудности разрешил другой вождь, который обеспечил их всем, в чем они испытывали такую нужду: едой, кукурузой, дровами и ламами.

Опорными пунктами оккупантов-китонцев в южной части Перу были города. Поэтому отступавшая от Хаухи армия сделала следующую остановку в городе Вилькасуаман, следующем административном центре, расположенном в 250 милях к юго-востоку. Люди Сото покрыли это расстояние всего за пять дней, не встречая никакого сопротивления по пути. После пятичасового перехода они сделали привал перед Вилькасуаманом и въехали в город на заре 29 октября. И опять скорость их передвижения застала индейцев врасплох; на подходах к городу они не встретили сторожевых постов: китонские воины были на охоте. «Они оставили свои палатки, женщин и нескольких индейцев-мужчин в Вилькасе, и мы их всех захватили в плен, а также забрали все, что там было в этот ранний час, когда мы вошли в Вилькас. Мы подумали, что войск больше нет, кроме тех, которые были на месте. Но в час вечерней молитвы, упрежденные о нашем приходе, индейцы появились со стороны самой крутой горы и напали на нас, а мы на них. Благодаря рельефу местности они скорее одолели нас, чем мы их, хотя некоторые испанцы отличились, например Сото, Родриго Оргоньес, Хуан Писарро де Орельяна и Хуан де Панкорво, а также некоторые другие, которые отбили у индейцев одну высоту и упорно ее защищали. В тот день индейцы убили белую лошадь, принадлежавшую Алонсо Табуйо. Мы были вынуждены отступить на площадь Вилькаса и провели всю ночь не снимая оружия и доспехов. Воодушевленные, индейцы напали на нас на следующий день. Они несли бунчуки, сделанные из гривы и хвоста белого коня, которого они убили. Нам пришлось расстаться с трофеями, которые мы у них захватили: с женщинами и индейцами, которые ухаживали за их скотом. И тогда они отошли».

В своем послании к Франсиско Писарро Сото описал, как ему не хотелось вести боевые действия в непростых условиях местности, окружающей Вилькас. Но в конечном счете он оставил 10 человек в городе, а 30 остальных повел через узкий проход вниз по крутому склону. В результате дерзкого нападения врага была убита одна лошадь и две ранены, а также были ранены несколько испанцев. Хотя индейцы и вернули себе захваченное сначала испанцами имущество, их потери составили свыше 600 человек убитыми, включая одного из их военачальников по имени Майла. Несмотря на всю свою отвагу, китонская армия потерпела поражение в своих первых двух столкновениях с испанцами. Единственным их утешением было то, что они увидели, что кони, наводившие на них такой ужас, тоже смертны, и они теперь достаточно узнали о тактике испанцев, чтобы подготовить засаду и уничтожить их. С такими помыслами индейская армия отправилась на восток с целью соединиться со своими соотечественниками в Куско. «Если посчитать тех, кто ушел, кто остался и местных жителей этого района, то в общей сложности собралось огромное количество индейцев. Мы все согласились с тем, что всего там могло быть 25 тысяч индейских воинов».

Вилькасуаман расположен на плато, мыс которого возвышается над расщелиной, где протекает река Висчонго, в нескольких милях от места ее впадения в более полноводную реку Пампас. Местность выше Вилькаса – холмистая, безлесная пуна, где в настоящее время живет племя прекрасных наездников морочуко, про которых говорят, что они являются потомками самих конкистадоров. В наши дни можно увидеть, как они разъезжают верхом на своих крепких низкорослых лошадях по зеленым степям, и каждый год их искусство верховой езды является главным зрелищем на ярмарках, проходящих во время Святой недели в Аякучо. Вокруг самого Вилькаса долины более плодородные, в них в изобилии растут полевые цветы, опунции и раскинулись многочисленные кукурузные поля. К селению не ведет автомобильная дорога: последние несколько миль турист должен пройти пешком после того, как полдня до этого еще ехал на машине из Аякучо. Никто еще не проводил раскопок в Вилькасуамане, и в нем полно полузасыпанных террас и дворцовых стен, оставшихся со времен инков. Один пролет уложенной рядами каменной кладки идет вдоль нижней части фасада деревенской церкви. На окраине селения находится каменная ступенчатая пирамида, единственное уцелевшее сооружение инков такого рода. Она была либо храмом Солнца, либо возвышением, на котором восседал Инка (фото 13).

Ниже Вилькасуамана каньоны сходятся к жаркому, душному руслу реки Пампас; селение располагается над ней на высоте 6 тысяч футов. Большую часть дня 6 ноября люди Писарро и Альмагро провели преодолевая этот колоссальный спуск, каменные ступени которого ранили копыта их лошадей. Им удалось вплавь преодолеть реку. Китонцы разрушили мост, но не остались, чтобы помешать переправе.

В такой ситуации Сото решил ослушаться инструкций и покинуть Вилькасуаман до подхода своих соотечественников. В своих посланиях губернатору он объяснял, что хочет поспешить вперед и попытаться захватить мост через реку Апуримак, чтобы помешать армии, шедшей из Хаухи, соединиться с армией Кискиса. Диего де Трухильо и Педро Писарро, находившиеся в его отряде, дали другое объяснение: Сото, Оргоньес и другие горячие головы решили, что «раз мы выдержали все трудности, то мы и должны первыми войти в Куско, не дожидаясь идущего позади подкрепления». Из-за этого ослушания и жадности, как писал Педро Писарро, «мы все чуть не погибли».

Продвижение вперед отряда под командованием Сото проходило довольно гладко в течение нескольких дней. Отряд переправился через реки Пампас, Андауайлас и Абанкай без помех. Полководец Кискис послал отряд из 2 тысяч воинов для усиления бывшей армии Чалкучимы, но они повернули назад, когда встретились с войсками, отступавшими от Вилькаса. Писарро следовал за Сото на расстоянии нескольких дневных переходов. Спустя два дня после того, как его отряд покинул Вилькас, он решил еще раз разделить его и послал Альмагро вперед с 30 всадниками догнать отряд Сото и остаться с ним в качестве подкрепления. Сам же он продолжил движение только с 10 кавалеристами и 20 пехотинцами, охранявшими несчастного Чалкучиму. На следующий день его люди сильно встревожились, найдя двух мертвых лошадей, но Сото оставил записку с объяснением: эти лошади не выдержали сильных колебаний температуры воздуха. Испанцы и не подозревали, что на их армию оказывает такое воздействие высота Анд.

Теперь испанцам предстояло преодолеть самое большое препятствие, огромный каньон реки Апуримак, чье название на языке кечуа означает «Большой Рассказчик». Дорога инков пересекала это ущелье по высоко подвешенному мосту. Этот мост, заново отстроенный, впоследствии стал темой романа Торнтона Уайлдера «Мост короля Сан-Луи». Подъездные пути к этому древнему сооружению до сих пор видны на склонах долины: узкая дорога инков сначала входит в туннель, затем выходит из него, огибает массивные каменные опоры и упирается в пустоту. Мост был сожжен, когда испанцы достигли его, но они сумели форсировать реку, несмотря на ее сильное течение и скользкое каменное дно. Вода была лошадям по грудь. Конкистадоры были чрезвычайно везучи при переправах через такие мощные реки, они им давались легко. Эррера, официальный историк завоевательного похода при Филиппе III, писал: «Было удивительно, что они переправлялись через реки вместе с лошадьми, хотя индейцы заранее разбирали мосты, а реки были такие бурные. Это был подвиг, дотоле невиданный, особенно при переправе через Апуримак». Удача сопутствовала конкистадорам отчасти потому, что они совершали свой марш-бросок в самое сухое время года, прямо перед началом сезона дождей. Спустя несколько месяцев реки, которые они преодолевали вплавь и вброд, превратились бы в серые потоки, крутящиеся в водоворотах и поднимающиеся все выше между стен ущелий.

Никакие индейцы не помешали переправе через Апуримак. Сото и его люди в нетерпении спешили к Куско. На восточном берегу Апуримака рельеф поднимается ступенями, серией крутых подъемов, перемежающихся плавными переходами через долины его притоков. В субботу 8 ноября, в полдень, испанцы из отряда Сото начали штурм последнего крутого горного склона на их пути – восхождение на Вилькаконгу. «Мы все шли и шли, не думая о боевом порядке, – писал Руис де Арсе. – В течение многих дней мы ехали верхом на наших лошадях. Поэтому теперь мы вели их вверх по тропе, держа их за повод и двигаясь группами по четыре». К полудню люди и лошади устали от сильного зноя. Испанцы остановились, чтобы покормить лошадей кукурузой, которую им принесли в запас жители расположенного неподалеку города. Вверх по склону было небольшое пространство, где протекал ручеек. Но прежде чем испанцы достигли его, Эрнандо де Сото, находившийся впереди всех на расстоянии полета арбалетной стрелы, увидел, что на вершине горы показался враг. Три или четыре тысячи индейцев спускались вниз, полностью заняв склон горы. Сото крикнул своим людям, чтобы они образовали оборонительный рубеж, но было слишком поздно. Индейцы швыряли впереди себя камни, и первой реакцией испанцев было рассредоточиться, чтобы избежать этих снарядов. Они бросились занять места по краям неширокой дороги, а те, кто успел вскочить в седло, пришпоривали своих коней, чтобы они скакали вверх по горе; они думали, что будут в безопасности, если смогут достичь ровной поверхности на вершине горы. «Лошади были настолько измучены, что им не хватало дыхания, чтобы стремительно атаковать такого многочисленного врага. [Индейцы], не переставая, изматывали и пугали их, устраивая заграждения из летящих камней, копий и стрел, которые они выпускали во множестве. Лошади были измучены до такой степени, что всадники едва могли заставить их ехать трусцой, а некоторых – просто идти. Как только индейцы поняли, что лошади уже сильно устали, они начали нападать с еще большей яростью». Пятеро испанцев – одна восьмая часть всего отряда – были полностью смяты индейцами до того, как они смогли достичь вершины. Двое были убиты прямо в седлах своих лошадей; другие дрались пешими, но были убиты прежде, чем их увидели их товарищи. Одному испанцу не удалось вытащить свой меч, чтобы защищаться, и поэтому индейцы смогли схватить его коня за хвост и не дать всаднику проехать вперед вместе с остальными. Один-единственный раз воинам-инкам удалось навязать испанцам рукопашный бой, единственный вид схватки, который они хорошо знали. На таком ограниченном пространстве они могли использовать весь свой арсенал: дубинки, булавы и боевые топоры. У пятерых или шестерых испанцев, убитых в этом бою, были размозжены головы именно такими орудиями.

К этому времени Писарро стоял во главе армии богатых людей, так как все они имели долю добычи в самом успешном грабеже, который только был в истории. Одним из убитых в сражении на Вилькаконге был Эрнандо де Торо; по приказу Писарро его состояние было оценено и составило 13 брусков 15-каратного золота, общий вес которых составил 4190 песо. Торо был отважным молодым идальго, одним из самых популярных в отряде, но он подстрекал Сото вырваться вперед и занять Куско. Другой жертвой был Мигель Руис, оставивший 5873 песо, из которых 3905 песо составляло золото и наличность по долговым распискам двух других конкистадоров. Другие погибшие: Гаспар де Маркина, Франсиско Мартин Сойтино, Хуан Алонсо и испанец по имени Эрнандес – все они к этому времени уже получили свою долю при распределении сокровищ.

Дневной бой закончился попыткой Сото выманить индейцев вниз, на ровную местность. Он приказал своим людям отступать шаг за шагом вниз по склону горы. Некоторые индейцы бросились их преследовать, бросая камни при помощи пращей, и испанцы сумели расправиться с ними, убив около 20 из них. Но основная часть войска инков отошла к вершине горы, а измотанные боем испанцы разбили на ночь лагерь на небольшом холме, как ярко описал Руис де Арсе, «одержав крошечную победу и натерпевшись страха». Лагерь индейцев находился от них на расстоянии двух полетов стрелы на более высокой горе, откуда они кричали оскорбления перепуганной кучке захватчиков. Испанцы провели ночь во всеоружии, и почти никто не спал. Сото поставил дозорных и проследил, чтобы 11 раненым людям и 14 раненым лошадям была оказана помощь – хотя трудно себе представить, что можно было сделать для истекающих кровью людей на том холодном, ничем не защищенном горном склоне. Он также пытался поднять боевой дух своих людей ободряющими речами.

Никакие слова Сото не смогли бы произвести такой эффект, какой произвел на не смыкавших глаз испанцев звук трубы, который они услышали в час ночи. Тридцать всадников во главе с Альмагро, посланных Писарро вперед, соединились с 10 кавалеристами, оставленными Сото сопровождать добычу, которую они захватили в Вилькасуамане. Этот отряд услышал о сражении и шел вперед в ночи, а трубач Педро де Алькончель дул в свою трубу на манер корабельной сирены.

Индейцы встретили новый день, уверенные в своей победе, и вдруг обнаружили, что побитое вчера войско чудесным образом удвоилось. Ликующие испанцы заняли боевые позиции и стали продвигаться вперед, вверх по склону. Индейцы отступили, а те, кто остался на склоне, были убиты. Появление тысячи воинов из Куско не поправило ситуацию, и единственным спасением для индейцев было то, что опустился туман. Такие серебристые туманы часто держатся по краям Апуримакского ущелья, если утро прохладное. Когда едешь сквозь такой туман, съежившись от холода, то ждешь не дождешься, когда же в просвет между облаками прорвется солнце, чтобы заблестеть на влажных травинках и ослепительно засиять на снегах Сорая и Салькантая.

Сражение на Вилькаконге было описано его участниками как «яростная и чрезвычайно опасная схватка, в которой пятеро испанцев были убиты, а другие ранены, так же как и многие лошади». Наконец-то воины армии Кискиса воспользовались рельефом местности, чтобы схватиться с врагом. Они доказали, что испанцы и их кони были уязвимы и смертны. Они уничтожили часть крошечного передового отряда Сото. Если бы они продолжили бой и уничтожили его целиком, они, возможно, набрались бы достаточно смелости и опыта, чтобы расправиться с меньшими по численности отрядами Альмагро и Писарро поодиночке. Индейская армия уничтожала и гораздо более крупные отряды испанцев в сходных условиях местности в последующие годы. Но это всего лишь гипотеза. Реальность же была такова, что Кискис стал действовать слишком поздно. Он не сумел с выгодой для себя воспользоваться ситуациями, когда испанцы переправлялись через реки, преодолевали крутые подъемы и пробирались через тесные долины, где его люди могли бы устроить засаду и поймать в ловушку отряд наглых завоевателей.

Альмагро и умеривший свой пыл Сото сделали привал в крепости на вершине подъема и стали ждать Писарро. Губернатор переправился через реку Апуримак в среду 12 ноября и переночевал в местечке Лиматамбо, расположенном ниже места сражения. Он присоединился к своим на следующий день, и объединенные силы испанцев направились к деревушке Хакихауана (в настоящее время – Анта), расположенной всего лишь в 20 милях от самого Куско. Ожесточенная схватка на Вилькаконге показала, что Чалкучима как заложник был бесполезен. Испанцы убедились, что он каким-то образом управлял передвижениями их врагов. Узнав о сражении, Писарро велел надеть на него цепи и сделал своему пленнику страшное объявление: «Теперь ты увидел, как с Божьей помощью мы всегда одерживали победы над индейцами. И так будет всегда. Можешь не сомневаться: они не скроются от нас и не вернутся в Кито, откуда бы они ни пришли. И ты можешь также быть совершенно уверен в том, что ты сам никогда больше не увидишь Куско. Потому что, когда я приду туда, где меня ожидает капитан де Сото с моими людьми, я прикажу сжечь тебя заживо». Чалкучима внимательно выслушал эту горячую речь и затем коротко ответил, что он не несет ответственности за нападение индейцев. Писарро, уверенный в соучастии Чалкучимы, ушел, не закончив разговор. Судьба великого полководца инков была решена, когда два отряда испанцев соединились, так как и Альмагро, и Сото были убеждены в том, что за сопротивлением индейской армии стоял Чалкучима. В четверг вечером 13 ноября его вывели на площадь Хакихауаны, чтобы сжечь живьем. Монах Вальверде попытался уговорить его пойти по пути Атауальпы и принять перед смертью крещение. Но воин отверг его предложение. Он заявил, что не желает становиться христианином и считает христианские законы непонятными. И вот Чалкучима опять оказался на костре, «который поспешили зажечь вожди и самые близкие его друзья». Умирая, он призывал бога Виракочу и полководца Кискиса прийти к нему на помощь.

Кискис все еще представлял собой серьезную угрозу. Его армия располагалась между испанцами и столицей инков. Он мог попытаться устроить еще одно генеральное сражение на склонах гор над городом или предпринять отчаянную оборону самого Куско. Дружески расположенные индейцы доносили испанцам, что китонцы намереваются поджечь тростниковые крыши городских домов, как они уже попытались сделать это в Хаухе. Куско лежит в складке долины и не виден путешественнику, движущемуся с северо-запада, пока он не окажется непосредственно над ним. Но когда колонна испанцев подошла поближе, стали видны клубы дыма, поднимавшиеся из-за цепи гор. Оказалось, что это начал гореть Куско. Сорок всадников помчались вперед, чтобы не дать части китонской армии спуститься в город и завершить его разрушение. Они обнаружили, что основная часть армии Кискиса предприняла последнюю попытку не допустить отряд захватчиков в Куско: ее силы были стянуты на оборону дороги. «Мы увидели, что все воины поджидают нас на подъезде к городу». Последовал жестокий бой, в ходе которого индейцы, «значительно превосходящие нас числом, решительно напали на нас, громко крича». Индейцы отбросили испанцев от дороги, ведущей в город Куско. Хуан Руис де Арсе с горечью писал, что «они убили трех наших лошадей, включая мою собственную, которая стоила мне 1600 кастельяно; и они ранили многих христиан». Некоторые испанские всадники были вынуждены отступить вниз по склону горы. «Индейцы никогда раньше не видели, как отступают христиане, и подумали, что они делают это специально, чтобы выманить их на равнину». Поэтому они остались под защитой горных склонов и стали выжидать, пока не подошел Писарро со своим отрядом. Две армии встали лагерем на склонах гор близко друг к другу, и захватчики провели ночь, не сняв с лошадей уздечек и седел. Сам Писарро назвал сражение на подступах к Куско «боем по всему фронту».

Четыре сражения по дороге в Куско – в Хаухе, Вилькасуамане, на Вилькаконге и на дороге над Куско – продемонстрировали огромное превосходство конных, одетых в латы испанцев над местными воинами. Империя инков не сдалась без борьбы, как иногда думают. Всякий раз, когда во главе армии индейцев оказывался решительный военачальник, они дрались с бесстрашием обреченных. В ходе этого завоевательного похода индейцы, которые сами были внушающими страх завоевателями для других племен Анд, пытались адаптировать свои способы ведения боевых действий к совершенно новой для них тактике захватчиков, чтобы ответить на вызов, брошенный им более развитой цивилизацией. На протяжении всей европейской истории со времен Древнего Рима конный рыцарь играл главную роль во всех боевых действиях. Эту грозную фигуру мог остановить только другой рыцарь, экипированный сходным образом, лучники, копейщики или крепкие оборонительные укрепления. Его главенствующая роль на поле боя закончилась только с развитием огнестрельного оружия. Всякий раз, когда американские индейцы успевали перенимать европейское вооружение, они могли оказывать эффективное сопротивление. Например, индейцы из Южного Чили, которые взяли себе на вооружение копья и лошадей, или индейцы Северной Америки, научившиеся скакать на лошадях и применять огнестрельное оружие. Но у инков не было времени на адаптацию, и в их гористой стране, практически лишенной лесов, не было подходящих деревьев, чтобы делать из них копья или луки.

Противниками армии инков были самые лучшие солдаты в мире. В течение всего XVI века испанские легионы считались сильнейшими в Европе. На их счету было успешное изгнание мавров из Испании, и многие из тех, кто теперь находился в Перу, ранее принимали участие в разгроме Фрэнсиса I в Павии или ацтеков в Мексике. Люди, которых привлекали завоевательные походы в Америку, были самыми большими авантюристами – такими же стойкими, отважными и безжалостными, как и любые люди, попавшие во власть золотой лихорадки. В добавление к их жадности они обладали религиозным рвением и непоколебимой самоуверенностью нации крестоносцев, которая веками боролась с неверными и все еще продолжала наступление на них. Что бы мы ни думали о движущих ими мотивах, невозможно не восхищаться их отвагой. В стычке за стычкой их первой реакцией – почти рефлексом – было кидаться прямо в самую гущу врага. Такая агрессивность имела своей целью оказать психологическое давление, и эффект этой тактики усиливался от того, что захватчики имели репутацию непобедимых, чуть ли не богоподобных, людей, которым всегда сопутствовал успех.

Племянник Атауальпы Титу Куси попытался описать то благоговение, которое испытывал его народ по отношению к чужеземцам. «Они казались нам похожими на бога Виракочу. Это было имя нашего древнего бога, создателя Вселенной. [Мой народ] дал это имя людям, которых они увидели, отчасти потому, что они слишком отличались от нас одеждой и внешностью. А также потому, что мы увидели, как они ехали на огромных животных, у которых были серебряные копыта. Мы решили, что они серебряные, из-за блеска лошадиных подков. А еще мы назвали так этих пришельцев потому, что мы увидели, что они выражают свои мысли на белых листочках, как будто один разговаривает с другим, – это относилось к их умению читать книги и писать письма. Мы назвали их виракочами из-за их удивительной внешности и телосложения; из– за огромной разницы между ними – у одних были черные бороды, а у других рыжие; потому, что мы видели, что они едят с серебряных блюд; а еще потому, что они обладали «ильяпами» (по-нашему – гром) – так мы называли их аркебузы, ведь нам казалось, что они изрыгают гром небесный».

Во время боев, которые испанцы вели в ходе завоевательного похода, они всем были обязаны своим лошадям. На марше кони делали их мобильными, что помогало им постоянно заставать индейцев врасплох. Даже когда индейцы выставляли дозорных, кавалерия испанцев могла проскакать мимо них быстрее, чем часовые могли прибежать назад и предупредить об опасности. А в бою человек на коне обладает колоссальным преимуществом над пешим, так как он может использовать своего коня как оружие, сбивая противника с ног; он обладает большей маневренностью, меньше устает, менее уязвим для врага и имеет возможность наносить удары сверху вниз, с высоты своей позиции.

Во времена завоевательного похода происходила революция в способах верховой езды. Копье и аркебуза сделали рыцаря, полностью закованного в броню, слишком уязвимым. Теперь ему на смену пришел кавалерист на более легком и быстром коне. Вместо того чтобы ездить с вытянутыми ногами для смягчения отдачи от удара во время поединков, всадники времен конкисты стали ездить на новый манер. Этот новый способ верховой езды состоял в том, что всадник принимал «позу мавра, при которой его ноги в коротких стременах были согнуты в коленях и отведены назад, создавая впечатление, что наездник чуть ли не стоит на коленях на спине лошади… Сидя в высоком мавританском седле, наездник пользовался мощными мавританскими удилами и одинарным поводом и всегда ездил, подняв достаточно высоко руку. Дело в том, что удила были закреплены на шее лошади, то есть конь поворачивал при оказании давления на шею, а не тогда, когда трензель тянул его за углы рта… А так как мундштук имел высокое расположение и, очень часто, длинный отвод, то поднятие руки прижимало его к нёбу, и <…> конь поворачивал гораздо быстрее и страдал от боли меньше, чем при современной манере езды».

И испанцы, и индейцы придавали огромное значение лошадям, «танкам» завоевательного похода. Обладание лошадью поднимало человека в глазах испанцев, давало ему право на долю всадника в завоеванных сокровищах. Во время многомесячного ожидания в Кахамарке испанцы платили фантастические цены за тех немногих лошадей, которые имелись в их распоряжении. Франсиско де Серес записал эти цены, «хотя многим они могут показаться неправдоподобно высокими. Одна лошадь была куплена за 1500 песо золота, а другие – за 3300 песо. Средняя цена на коня была 2500 песо, но и за такую цену их было не найти». Эта сумма была в 60 раз больше той цены, которую в то же самое время платили в Кахамарке за меч. Взвинченные цены, которые установились в Перу на собственность, конечно, не составляли большого богатства в современной Испании. До нас дошли документы о продаже, датированные тем временем, которые подтверждают это.

Для индейцев огромные кони их врагов представляли собой очень большую ценность. Они не были высокого мнения об испанцах-пехотинцах, которые были тяжелы и неуклюжи в своих доспехах и задыхались в горах от нехватки воздуха; но вид лошадей вселял в них ужас. «Они скорее убили бы одно из этих животных, которые их преследовали, чем десять испанцев. И в знак победы они всегда выставляли где-нибудь напоказ лошадиные головы, украшенные цветами и ветками, чтобы христиане могли их видеть».

Испанские конкистадоры носили металлические доспехи и шлемы. Некоторые пехотинцы надевали на голову простой металлический шлем, обычный для того времени, с забралом, в котором была Т-образная прорезь для глаз и носа. Он был похож на современную стальную каску, но спускался ниже на лицо и на заднюю часть шеи. «Кабассет» был еще одним видом простого металлического шлема. Его высокая куполообразная верхушка напоминала женскую шляпу в форме колпака, которую носили в двадцатых годах ХХ века. Часто на верхушке этого шлема было небольшое острие, на манер фригийского колпака, символа свободы в период французской революции. Но самый известный испанский шлем – это «морион», имевший форму металлической чаши, к которой приделаны удлиненные поля. Эти поля огибали шлем и элегантно закруглялись вверх, особенно поднимаясь спереди и сзади. На куполе шлема часто можно было видеть гребень, который шел посередине его спереди назад на манер каски французских солдат времен войны 1914–1918 годов.

Все испанские солдаты носили доспехи, которые были разнообразны по своей сложности. Многие состоятельные военачальники носили полный комплект доспехов, которые представляли разнообразие стилей: от тяжелых готских до доспехов времен Максимилиана начала XVI века. Период завоевания был наиболее ярким периодом в искусстве изготовления доспехов. Доспехи, покрывающие уязвимые участки тела, были великолепно сочленены при помощи тонких металлических пластин и шарниров, что давало свободу движений всем членам человеческого тела. Специальные защитные пластины покрывали плечи, локти и колени; но стальные пластины, защищающие грудь, ноги и руки, делались как можно более легкими. Полный комплект доспехов весил всего около 60 фунтов, и этот вес вполне можно было вынести, так как он ровно распределялся по всему телу. Во второй половине XVI века некоторые части тела были уже не так тщательно защищены, потому что был нужен выигрыш в весе. Вместо доспехов с головы до ног солдаты стали использовать полу-доспехи, состоявшие из сочлененных между собой тонких металлических пластин, которые спускались ниже кирасы и образовывали как бы юбку; или это были доспехи на три четверти, доходящие до колен. В комплект доспехов входил и шлем. Голову защищал прочный металлический головной убор, спускающийся на шею, где он соединялся с рядом перекрывающих друг друга пластин, которые образовывали латный воротник. Щеки и подбородок также защищали специальные пластины, а складное забрало закрывало лицо. Этот шлем тоже стал легче: на смену забралу пришел остроконечный козырек надо лбом и ряд металлических полосок через все лицо.

Хотя большинство состоятельных людей, принимавших участие в завоевательном походе, имели в своей собственности полный комплект доспехов или приобрели их после получения своей доли сокровищ, они часто использовали более легкие их заменители в боях с индейцами. Некоторые из них носили кольчуги, которые весили от 14 до 30 фунтов. Кольчуги отличались размерами своих звеньев, но большинство из них могли выдержать обычный колющий удар. В некоторых кольчугах применялись звенья из более толстых или сплющенных колец в уязвимых местах, чтобы уменьшить размер дырочек. Другие конкистадоры сменили кольчуги на стеганые полотняные куртки, которые назывались «эскаупиль» и были переняты у ацтеков. Обычно такие куртки шили из холста и набивали их хлопком. Испанские солдаты также защищали себя при помощи небольших щитов овальной формы, сделанных из дерева или железа и обтянутых кожей.

Самым эффективным оружием испанцев был меч: либо обоюдоострый, либо рапира, которая со временем утратила режущее лезвие, стала тоньше и жестче, для того чтобы наносить колющие удары. С помощью такого оружия и совершались массовые убийства слабо защищенных индейцев. К XVI веку производство мечей достигло своего совершенства, и Толедо стал одним из самых известных центров этого ремесла. Строгие правила и длительные сроки обучения ремеслу обеспечивали поддержание высоких стандартов в изготовлении мечей. Клинок должен был пройти серьезные испытания, прежде чем его украсят и насадят на эфес: его сгибали в полукруг и придавали форму буквы S, а затем им со всей силы ударяли по стальному шлему. На мече часто можно было увидеть девиз владельца: «За мою госпожу и короля – вот мой закон!»; «Если из ножен вон – то не зря!» или явную рекламу, вроде «Толедское качество – мечта солдата». Клинок имел длину около трех футов, он был легкий, гибкий и чрезвычайно крепкий и острый; в руках умелого фехтовальщика он представлял собой смертельное оружие. А испанским конкистадорам, признанным лучшими бойцами в Европе, не было равных в искусстве обращения с ним. На протяжении всего XVI века индейцам при любых обстоятельствах было строго запрещено иметь как мечи, так и коней.

В добавление к мечу и кинжалам, имевшим вспомогательное значение, любимым оружием кавалериста была пика. Наряду с согнутой посадкой, характерной для нового, очень мобильного, способа верховой езды, возник еще один способ езды: с пикой. Она имела от 10 до 14 футов в длину, но была легкая и тонкая, а ее металлический наконечник имел форму бриллианта или оливкового листа. Всадник мог атаковать, держа древко на уровне груди; он мог держать его ниже, на уровне бедра, параллельно скачущему коню, выставив вперед большой палец, как бы указывая направление удара; или он мог наносить колющие удары в направлении сверху вниз. Любого способа было достаточно, чтобы пронзить стеганые защитные куртки индейцев.

Иногда говорят, что победу испанцев обеспечило им их огнестрельное оружие. Это не так. В ходе завоевательных походов иногда стреляли из аркебуз, но их было слишком мало, и они не играли значительной роли, разве что производили сильнейший психологический эффект своими выстрелами. Не было ничего удивительного в том, что использовали мало аркебуз. Кавалеристы презирали их, считая оружием, недостойным джентльмена, так что завоевание целиком легло на плечи всадников. Аркебузы были громоздкими, от 3 до 5 футов в длину, им часто требовалась опора у конца ствола. Их было трудно заряжать: отмеренный заряд пороха нужно было засыпать в дуло, а затем положить пулю. А выстрелить из аркебузы было еще труднее: порох через дырочку вел к основному заряду, а его нужно было поджигать при помощи фитиля. Воины, вооруженные аркебузами, обвязывали вокруг себя или вокруг своего оружия свернутый кольцами фитиль, похожий на длинную веревку; его они поджигали, ударяя кремнем о трут. На зажженный конец фитиля нужно было дуть, прежде чем прикладывать его к пороху. В результате более поздних нововведений появился изогнутый в форме буквы S кусочек металла, который немного ускорял процесс, прижимая фитиль к пороху. Но до появления кремневого ружья должно было пройти еще почти столетие.

Во время завоевания использовались арбалеты, но опять же ограниченно. Это оружие было изобретено для того, чтобы иметь возможность выпускать стрелу с достаточной скоростью, позволяющей пробить доспехи, но удар достигался за счет легкости или быстроты. Стальной лук нужно было сгибать механическим способом либо при помощи системы блоков, либо оттягивая его назад через целый ряд трещоток при помощи специального колесика. Это был трудоемкий процесс: нужно было направить оружие вниз, упереть его в землю и тянуть тетиву вверх. Выпущенная в цель, металлическая арбалетная стрела при попадании убивала любого индейца, но это неуклюжее оружие не произвело на них большого впечатления, так как оно часто давало осечку или ломалось.

Что могли выставить воины Кискиса против такого вооружения? Все их оружие было из бронзового века, и они были лишены воображения при использовании металла. Они просто копировали то, что они делали из камня, и бронза их оружия, к сожалению, проигрывала по сравнению с испанской сталью. Они пользовались разнообразными дубинками и булавами, массивными, тяжелыми палицами из древесины какой-то твердой пальмы, растущей в джунглях, и меньшего размера боевыми топориками, которыми они разбивали врагам головы и которые назывались «чампи». У них были каменные или бронзовые набалдашники либо в форме простого шара, либо они были украшены звездчатыми остриями. Такие набалдашники можно встретить в музеях или в коллекциях памятников материальной культуры инков. У некоторых дубинок большего размера были лезвия на манер ножа мясника. Почти все те испанские солдаты и их кони, которые были ранены, получили свои ранения от таких дубинок. Но редко когда случалось, чтобы этим библейским оружием был убит закованный в броню испанец, наносящий сильные рубящие и колющие удары, сидя на коне.

Местные жители были более ловкими в метании. Высокогорные племена предпочитали пращу, которая представляла собой ремень, сделанный из шерсти или волокон, длиной 2–4 фута. Его складывали вдвое и в середину помещали метательный снаряд, обычно камень размером с яблоко. Ремень раскручивали над головой, а затем один его конец отпускали. Камень, пущенный из пращи, попадал в свою цель со смертельной силой и точностью. Прибрежные племена использовали приспособления для метания копий, острия которых они закаляли в огне. Самым эффективным оружием против кавалерии был длинный лук, но он редко использовался в армии инков. Лесные индейцы применяли луки и стрелы так же, как и в настоящее время. Для их производства в лесах было много гибких и упругих деревьев, а в густых лесных зарослях стрелы были идеальным оружием для попадания в цель. Всякий раз, когда армия инков вела боевые действия вблизи лесов Амазонки, они могли пополнять свои ряды за счет отрядов беспощадных лучников из лесных племен, но инкам не удавалось с пользой применять это прекрасное оружие в горах.

Воин армии инков являл собой великолепное зрелище. Он был одет в обычное мужское платье в виде туники длиной до колен и напоминал римского или греческого солдата или средневекового пажа. Его тунику часто украшал узорчатый бордюр и золотой или бронзовый диск под названием «канипу», который располагался посередине груди и спины. Под коленями и на лодыжках воина была надета яркая шерстяная бахрома, а верхушку его шлема часто украшал гребень из перьев. Сами шлемы выглядели как толстые шерстяные шапки, а также их делали из тростника или дерева. Многие солдаты носили стеганые доспехи, похожие на ацтекские «эскаупили». Помимо этого единственной защитой воина был круглый щит, который делали из твердой древесины пальмы чонта и носили на спине, в то время как маленький щит воин держал в руках. Эти щиты добавляли колорита инкам, когда они выстраивались в линию фронта, так как деревянные основы щитов у них были покрыты тканями или тканями и перьями, и с каждого свисал козырек, весь украшенный магическими рисунками и символами.

После поражения в яростном бою у Куско воины армии Кискиса пали духом. Пока испанцы проводили беспокойную ночь на холме над городом, индейцы оставили свои костры в лагере гореть, а сами ускользнули в темноту. К тому времени, когда занялась заря, армия Кискиса уже исчезла. «На следующее утро с первыми лучами зари губернатор построил пехоту и кавалерию и выступил, чтобы войти в Куско. Они тщательно соблюдали боевой порядок и были настороже, так как были уверены, что враг нападет на них по дороге. Но никто не появился. И таким образом губернатор со своими людьми вошел в великий город Куско без боя, не встретив дальнейшего сопротивления, а случилось это в час торжественной мессы в субботу 15 ноября 1533 года».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.