ПТИЧИЙ НАРОД НАЗВАНИЕ * ОБЩИНЫ * ВОЙНА * ПЛЕННЫЕ * СУЕВЕРИЯ * ВНУТРИПЛЕМЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ * ВОРОВСТВО * РАСПУТСТВО * ОБЛИК * ТРАУР * ТАБУНЫ * ГНИЛОЕ БРЮХО * ГОМОСЕКСУАЛИЗМ * ЖЕНЩИНА-ВОЖДЬ * БЕЗУМНЫЕ ПСЫ

ПТИЧИЙ НАРОД

НАЗВАНИЕ * ОБЩИНЫ * ВОЙНА * ПЛЕННЫЕ * СУЕВЕРИЯ * ВНУТРИПЛЕМЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ * ВОРОВСТВО * РАСПУТСТВО * ОБЛИК * ТРАУР * ТАБУНЫ * ГНИЛОЕ БРЮХО * ГОМОСЕКСУАЛИЗМ * ЖЕНЩИНА-ВОЖДЬ * БЕЗУМНЫЕ ПСЫ

Абсароки более известны как Воронье Племя (Crow Tribe), хотя в действительности название Абсарока не означает ворону. Большинство исследователей соглашается с тем, что это древнее слово указывает скорее на любого пернатого хищника. Впервые название «Воронье Племя» употребляет Жан-Батист Трудо, живший в 1795 году среди Арикаров: «Военный отряд Арикаров вернулся 5 июня и привёз скальпы индейцев Вороньего Племени, народа, живущего близ Скалистых Гор». Трудо также выяснил, что «некий канадец по имени Менард, проживший шестнадцать лет у Манданов, неоднократно посещал Ворон в сопровождении Хидатсов».

Учёные давно пришли к согласию, что Абсароки некогда были одним целым с племенем Большебрюхих (Хидатса). Они соседствовали с ними не раз на берегах Миссури, и до последнего времени в земляных деревнях извлекались во время раскопок старинные предметы, принадлежащие Абсарокам. Считается, что причиной раскола старого племени была вражда двух вождей, каждый из которых возглавлял свою общину. Их взаимная неприязнь никогда не доходила до открытого противостояния, но в племени, как это случается у всех народов, нашлись люди, которые в конце концов сумели заставить вождей поссориться не на шутку. Ругань переросла в драку, в результате чего всколыхнулось всё племя, и многие погибли. Как бы то ни было, белые люди познакомились с Абсароками, когда они были самостоятельным племенем и пользовались лошадьми, а к земляным деревням не имели никакого отношения.

Шайены называют Абсароков словом «отанео», то есть «человек-ворона»; Лакоты нарекли их «канги-вичаша», то есть «человек-ворон», в то время как Ассинибойны определяли их словом «канги-тока» – «ворон-враг». Как видно из указанного, имя Абсароков в устах других племён не сильно разнилось и обозначалось крупной птицей семейства вороновых, но всё же не сорокой.

«На языке жестов индеец-Ворон обозначается движением рук, имитирующих движение крыльев птицы. Но “абсарока” не означает собственно «ворон». Вероятно, это имя дали им французские путешественники, перенявшие его от Лакотов. Изначально слово произносилось “абсанока” и приблизительно означало «потомки ворона» или «дети ворона». Кроме того, племенной дух хранитель – Ворон» (Linderman «Plenty Coups»).

Граница страны Вороньего Племени тянулась от Скалистых Гор вдоль устьев рек Пыльная, Ветряная, Большой Рог по южной стороне Жёлтого Камня до реки Платт. Абсароки часто встречались на западной и северной сторонах реки Платт, добираясь даже до устья Массешел. Находясь в сентябре 1805 года в лагере Абсароков в Монтане, Ларок узнал от индейцев, что «зимой они всегда жили в лесу у подножия гор, весной и осенью уходили на Жёлтый Камень, а летом жили на реках Лошадиная (Horse River) и Языковая (Tongue River)». По всей их земле паслись несметные стада бизонов, оленей, лосей.

Абсароки жили в кожаных палатках, как и все кочевые племена верхнего Миссури. Ларок указывал, что общая их численность в 1805 году была 300 палаток, но что до эпидемии оспы Воронье Племя имело почти две тысячи палаток. «Из-за своей нынешней малочисленности эти индейцы стараются держаться вместе». Дениг писал, что в былые годы они насчитывали 800 палаток, но в его бытность (1840-е годы) их число уменьшилось до 460 в результате войн и болезней. В 1856 году агент Воган насчитал 450 палаток в резервации.

Всё Воронье Племя делилось на несколько групп, каждая возглавлялась своим вождём. В 1830-1840 годы группа Большого Разбойника обычно вела зимнюю охоту у истоков Пыльной Реки, весной отвозила бизоньи шкуры в торговые посты на реку Платт. Курц в шутку называл Большого Разбойника (Big Robber) Большим Робертом (Big Robbert), считал, что в 1851 году он был главным вождём Горных Абсароков и что Речных Абсароков возглавлял Гнилой Хвост. Это мнение сложилось у него по той причине, что Гнилой Хвост не присутствовал в том году на переговорах в форте Ларами, поэтому Большой Разбойник был объявлен главным вождём. Согласно ежегодному отчёту комиссионера по делам индейцев, Большой Разбойник погиб в 1858 году.

Другую, более крупную группу возглавлял Два Лица. Индейцы этой группы обычно кочевали вдоль Реки Ветра и окрестных гор и торговали с Американской Пушной Компанией. В 1855 году Два Лица стоял возле форта Сарпи (один из постов, получавший вещи из форта Юнион), а на следующий год торговец Скотт сумел убедить вождя перебраться на реку Платт, так как товар из форта Юнион были заражён оспой. Абсароки прекрасно помнили, что такое оспа. Индейцы уже выдвинулись в путь, когда их настиг гонец агента Вогана и уговорил их вернуться в форт Юнион.

Следующей общиной руководил в те годы Медвежья Голова. Эта группа рыскала вдоль Жёлтого Камня от самых истоков реки до устья. В 1851-52 году люди Медвежьей Головы зимовали с Ассинибойнами возле форта Юнион, но чаще сбывали добытые шкуры купцам на других пунктах. Курц называл Медвежью Голову «командиром солдат и широко известным воином». В «Дневниках форта Сарпи» есть множество упоминаний о торговых сделках с Медвежьей Головой в первые месяцы 1855 года и о его купеческих делах в форте Юнион в марте 1856 года. У журналиста сложилось мнение, что Медвежья Голова был «человеком лёгкого нрава и позволял своим людям делать всё, что им хотелось». В 1858 году Браунингер и Смит, первые лютеранские миссионеры среди Абсароков, остановились в деревне Медвежьей Головы.

«Вороны – самое богатое лошадьми племя к востоку от Скалистых Гор. Нередко на долю одной семьи приходится до ста голов. Большинство людей среднего возраста являются владельцами 30-60 лошадей. Бедняком считается тот, у кого не насчитывается десяти голов. Разумеется, четвероногие скакуны Вороньего Племени – это постоянным объект соблазна для соседних племён. Редкая неделя обходится без попытки увести у них несколько коней. Вороны уделяют своим табунам большое внимание и обязательно отгоняют лошадей пастись на свежие луга милях в 10 от деревни. В качестве сторожей выступают двенадцатилетние мальчишки. В случае обнаружения врагов, табуны немедленно возвращаются к стойбищу.

В феврале 1856 года отряд Черноногих украл табун в 70 голов из Вороньей деревни близ устья Жёлтого Камня. Это произошло глубокой ночью, так что до самого утра никто не обнаружил пропажи. Но едва прошёл слух об исчезновении табуна, снарядился отряд в сто человек и помчался в погоню. Каждый из преследователей вёл на поводу свежую лошадь. Черноногие скакали без остановки всю ночь и в конце концов утомились. Их путь лежал через глубокий снег, так что пришлось с трудом прокладывать себе дорогу. Преследователи же летели по широкому утоптанному следу без задержки. Под конец третьего дня Вороны настигли Черноногих, когда те, совершенно уставшие, остановились, чтобы полакомиться застреленным бизоном. Угнанный табун они оставили в нескольких милях от своего лагеря. Там его обнаружили Вороны и отвели ещё дальше. Наутро несколько Черноногих отправились за табуном и увидели, что он исчез. Вместо лошадей ждали Вороны. Лишь один из этих Черноногих сумел добежать до стоянки, но так и не успел предупредить соплеменников об опасности: на них уже налетели остальные Вороны» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

Такие столкновения были привычным делом. Черноногие постоянно воевали против Абсароков. «Редкий день пройдёт, чтобы на земле Ворон не объявился отряд Черноногих, которые убивают всех, кто бы ни попался им на глаза. В форте Сарпи опасность с их стороны настолько велика, что никто из служащих не осмеливается отойти от дверей даже на несколько ярдов» (Vaugan «Annual Report of the Commisioner of Indian Affairs»).

Абсароки зарекомендовали себя храбрыми и умелыми бойцами, но по отношению к европейцам проявляли миролюбивость. Эту особенность трудно объяснить какой-то одной причиной. Скорее всего они благосклонно принимали белых людей на первых порах, так как стремились получить от них необходимые товары, а позже осознали, что за белокожими пришельцами стояла непобедимая сила, и даже не пытались противоборствовать ей. Хотя нельзя сказать, что Абсароки всегда выказывали радушие. «Я разговаривал с Воронами, дал им мелкие подарки и большую медаль их главному вождю Гнилому Брюху. Они по-прежнему дружелюбны, но жалуются на то, что белые охотятся в их стране на бобров. Они говорят, что их страна кишит трапперами, которые уничтожают всё на своём пути. Они заявили, что этот вопрос должен быть улажен, иначе будут взаимные обманы» (Из письма Джона Сэндфорда к генералу Вильяму Кларку от 17 августа 1833).

Уже в более поздние времена Черноногие говорили, что Абсароки никогда не выстояли бы в войне, если бы не встали на сторону белых людей. Вороны любили повторять, что никогда не убивали белых людей, зато не скрывали, что регулярно грабили их. Они стремились не портить отношений с белой расой, ведь они были сравнительно малочисленны и зажаты между могущественными Черноногими и Титонами. Американские солдаты отмечали, что Абсароки, в отличие от Дакотов, всегда соблюдали порядок в походном строю, и это свидетельствует о гораздо более высоком уровне дисциплины, чем у других племён.

В середине зимы 1869-70 отряд Абсароков численностью в тридцать человек обнаружил двух мальчиков-Лакотов неподалёку от Большого Сухого Ручья. Мальчишки возвращались с охоты. Эту территорию Речные Абсароки считали своими охотничьими угодьями, поэтому без колебаний напали на врагов. Но во всём отряде имелось лишь две лошади, поэтому преследовать мальчиков могли только эти двое. Абсарокам удалось убить лишь одного из них, второй сумел скрыться, хоть и получил ранение. Он добрался до своего стойбища, которое, на беду Абсароков, возглавлял Сидящий Бык.

«Сидящий Бык немедленно организовал погоню из сотни человек. Два его дяди (Четыре Рога и Смотрит-На-Него-В-Палатке) присоединились к этому отряду. Перед тем, как покинуть лагерь, Сидящий Бык провёл церемонию с трубкой, предложил Вакан-Танке табак, бизоньи шкуры и даже клочок своей собственной плоти, вымаливая удачу. Проводником был тот самый спасшийся мальчуган. Он привёл воинов к месту гибели своего друга, а оттуда Хункпапы двинулись по следам Ворон и добрались до истоков Большого Сухого Ручья. Там Вороны поджидали их, устроившись за каменистыми укрытиями. На рассвете Хункпапы ринулись в бой, не проведя никакой разведки. Каждая из противоборствующих сторон имела по несколько ружей, но большинство сражавшихся пользовалось луками и стрелами. Титоны вели бой в привычной для них манере, то есть каждый дрался сам за себя, кичась своей храбростью и стараясь заработать побольше подвигов. Они мчались на оборонительную линию Ворон по одиночке, стреляли во врагов и скакали прочь. Вороны же, хорошо укрепившись, собрались держаться до последнего. Дорого обошлась Хункпапам победа… Несмотря на численное превосходство противника, Вороны чувствовали себя достаточно уверенно в укреплённом месте и нанесли врагу серьёзный урон. Из ста человек Хункпапы потеряли тринадцать убитыми, семнадцать выбыло из строя по причине серьёзных ранений. Среди погибших был дядя Сидящего Быка Смотрит-На-Него-В-Палатке, сражённый точным попаданием пули в грудь… Ближе к полудню Сидящий Бык и его воины ринулись, наконец, вперёд всей массой, прорвали оборону и в рукопашной схватке уничтожили всех Ворон» (Robert Utley «The Lance and the Shield»).

Это сражение, которое известно среди Лакотов как Бой-Тридцати-Убитых-Ворон, является замечательным примером того, как умели сражаться Абсароки. Тридцать пеших воинов (два всадника не делают в данном случае «погоды») умело оборонялись от сотни нападающих конников. Лакотам не помогло даже то, что ими руководил Сидящий Бык, само присутствие которого должно было вдохновлять их и организовывать. Впрочем, как показала история, даже самые авторитетные вожди далеко не всегда справлялись со своими головорезами и могли держать их в узде, столь необходимой для умелой победы. Этот бой свидетельствует о том, что Абсароки обладали большим благоразумием. К сожалению, благоразумие всплывало на поверхность обычно у более слабой стороны, когда было очевидно, что пустая бравада не приведёт к успеху.

Абсароки часто пленили женщин и детей, чтобы восстановить потери в боях, и это было свойственно подавляющему числу племён Америки. Гибель мужчин и мальчиков считалась страшным несчастьем. Большинство пленных женщин после года жизни среди Абсароков не высказывали уже ни малейшего желания покинуть это племя. Безусловно, это говорит только в пользу Вороньего Племени. Взращённые среди Абсароков чужие дети без колебаний брали в руки томагавки и ружья и отправлялись воевать против своих былых соплеменников. Усыновлялись и удочерялись далеко не все дети, попавшие в плен, но только те, которых Абсароки брали взамен своих умерших детей.

«В 1877 году вожди Абсароков пришли к лейтенанту Густаву Доану с просьбой выдать им пленённых армией индейцев Лакотов и Шайенов для того, чтобы они могли усыновить их. Они сказали, что согласились участвовать в военной экспедиции именно для того, чтобы получить возможность заполучить пленников. На первый взгляд это малоубедительный мотив для военных действий. Но ранние наблюдатели свидетельствовали, что у Абсароков была явно выраженная тенденция захватывать пленников для поддержания своей численности. Они обращались с пленными настолько хорошо, что по-настоящему завоёвывали их любовь. Возможно, такие сообщения и не убедят нас в том, что Вороны воевали в основном ради захвата людей, но этот факт не может не приниматься во внимание как важная особенность индейских войн» (Thomas Dunlay «Wolves for the Blue Soldiers»).

Многие письменные свидетельства говорят о том, что Абсароки были самым суеверным племенем верхнего Миссури, что они верили в любую сочинённую небылицу, какой бы невероятной она ни казалась, чем нередко пользовались их недруги. «Говорят, они намного суевернее Манданов, Хидатсов и Арикаров. Например, они никогда не станут курить трубку, если в их палатке висит на просушке пара обуви. Никто, куря трубку, не посмеет затянуться более трёх раз и обязательно передаст её влево по кругу особым образом» (Maximilian). Таких примеров о суеверии Абсароков можно привести много. Но я лично не могу согласиться с этим утверждением, так как суеверия всех без исключения индейцев были чрезмерно многочисленны, чтобы у какого-то племени (в данном случае, у Абсароков) их количество казалось избыточным. Я приведу ниже лишь краткий перечень разный суеверий Черноногих, взятый из книги «Старая северная тропа». Эта выдержка ясно даёт понять, что перечень этот может быть бесконечным, может пополняться снова и снова.

«Ты не можешь раскрашивать свою одежду в священный алый цвет, покуда мы не проведём специальную церемонию и не исполним Бизонью Песню… Ты не должен заходить в реку, чтобы искупаться, пока не опрыскаешь себя речной водой и не исполнишь Песню Водяной Птицы. Ты и члены твоей семьи должны носить ожерелье из маленьких речных ракушек, так как они обеспечивают долгую жизнь… Дрова в жилище должны лежать таким образом, чтобы они указывали в ту сторону, где висит трубка… Никогда не позволяй, чтобы твоя трубка висела снаружи во время дурной погоды. Никому не разрешай садиться верхом на Священных Лошадей, не перевози на них поклажу и не надевай на них узду. Однажды у нас погибла сразу часть табуна, и мы не знали причины. Много позже Вороны поведали нам, что это были Священные Лошади. Таких лошадей нельзя обходить спереди, только сзади… Никогда не ударяй лошадь или собаку. Однажды я ударил мою любимую лошадь, и она тяжело заболела после этого. Не отрезай лошадиный хвост. Однажды из-за этого у хранителя трубки умерло сразу пять голов его табуна. Ты не должен пить из закоптившегося котелка. Опасный шторм может прийти в результате того, что ты неправильно пьёшь или плещешь водой на своих детей. Не допускай того, чтобы к тебе прислонялась собака, так как это может вызвать у тебя сильную боль во всём теле… Никогда не ругайся, не проклинай, не говори ничего оскорбительного по отношению к чьему-либо характеру. Никогда не прикасайся к покойнику. Никогда не указывай ни на кого пальцами, можно пользоваться только большим пальцем. Никогда не трогай горящие предметы своим ножом, не то у тебя разболятся зубы… Ни в коем случае не чешись руками, потому что это может повлечь за собой кожную болезнь; пользуйся предназначенной специально для этого палочкой, к которой прикреплён священный свёрток» (McClintock «The Old North Trail»).

О палочках для почёсывания говорится и в мифах южных племён; в легенде о возникновении церемонии Половой Зрелости говорится: «Мальчику и девочке были даны маленькие палочки, похожие формой на конскую ногу и подкову, и было сказано, чтобы они никогда не чесали себя пальцами и чтобы пользовались только этим палочками. Если же чесаться ногтями, то на месте почёсывания образуется шрам» (Opler «Myths and Tales of the Jicarilla Apache Indians»). Палочки для почёсывания существовали и у Лакотов, и у Абсароков, и у многих других, но вряд ли их применяли исключительно из гигиенических соображений. Суеверие играло огромную роль.

В сравнении с другими дикарями, Абсароки казались самыми уравновешенными, что явно проявилось в их сдержанном отношении друг к другу. Случаи убийства соплеменников были исключительной редкостью, чего не скажешь ни о Дакотах, ни об Арикарах. Дениг отметил, что за время его жизни на Дальнем Западе он узнал лишь об одном случае внутриплеменного убийства: какой-то индеец ударил плёткой жену своего соплеменника по лицу, и разгневанный муж зарубил обидчика на месте. Разумеется, родственники погибшего взбесились и хотели немедленно покарать убийцу, однако его друзья сумели отстоять его до наступления темноты, а затем он скрылся, уехав в племя Змей. Прошло двенадцать лет, и он вернулся, решив, что всё давно позабылось, но не тут-то было. Абсароки пригрозили, что убьют его, если он останется в их деревне, и он вновь ускакал и более никогда не возвращался на родину.

Воронье Племя научилось разрешать внутриплеменные недоразумения, отбирая у виновных лошадей. Никто никого не колотил, не пытался коварно умертвить. Платой за оскорбление или материальный ущерб являлись лошади. Ларок писал, что «Вороны ссорятся редко, а в случаях каких-то конфликтов дело обычно улаживается тем, что одна из сторон дарит другой ружья или лошадей. Но ссоры происходят нечасто, да и те обычно устраиваются жёнами из-за их ревности». Даже за супружескую измену обманутый муж может отнять у любовника своей жены нескольких коней, а то и целый табун. Если вдруг любовник окажется из числа бедняков и конями у него не разжиться, то обиженный муж запросто возьмёт часть табуна его родственников. Никто не только не осудит мужа за это, но, наоборот, подавляющая часть племени поддержит его. Случись нечто подобное в других племенах, такого мужа просто убили бы, как убивали обычных конокрадов. Если случалась описанная выше ситуация, то неверная жена обычно оставалась с незадачливым любовником, а он прилагал все усилия, чтобы выкупить своих лошадей. Одним словом, при помощи лошадей можно было уладить любой конфликт, кроме убийства.

Что же до супружеской неверности, то это всегда был хороший предлог для обманутого мужа увеличить поголовье своего табуна без особых усилий, так как в действительности Абсароки не слишком пеклись о моральных устоях семьи. Большинство путешественников склонны называть Абсароков неутомимыми попрошайками и обманщиками. Особенно это относилось к юношам, детям и женщинам.

«На зимовках возле фортов они умудряются пробираться в самые укромные уголки и надоедать там белым людям безостановочным выклянчниванием. Они распугивают домашних животных и воруют всё, что попадаеься им на глаза: ножи, топоры и так далее. Особенно преуспели в воровстве старухи. Клептомания – их вторая натура. Даже в своих стойбищах Вороны не сдерживают своей страсти к воровству. Когда в лагере раскладываются на просушку бизоньи шкуры, которых после охоты набирается великое множество, индейцы без малейшего зазрения совести таскают их друг у друга. Но лошадей или ружья они не крадут у соплеменников. Если и случается, что кто-то из Ворон ворует коней у людей своего племени, владелец без труда забирает их обратно» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

«Один молодой человек взялся за мой карманный компас, который я носил на шнурке. Он собирался забрать у меня компас силой, чтобы повесить его в качестве украшения на свою шею. Я отказывался, но чем упорнее я стоял на своём, тем настырнее становился он. Он предложил мне красивую лошадь за мой компас, затем предложил все свои замечательные костюмы и оружие. Я продолжал отказываться. Тогда он разозлился, и лишь благодаря участию Шарбоно я избежал неприятной, а возможно и насильственной сцены…» И чуть дальше: «Вороны смотрят на присутствие белых сдержанно. Их гордость, правда, контрастирует с их пристрастием к воровству и попрошайничеству, что делает их весьма беспокойными» (Maximilian).

При своём огромном пристрастии к воровству Абсароки отличались щедростью по отношению к одноплеменникам. Останься кто-то из индейцев после нападения врагов или по какой-либо иной причине без лошадей, всегда нашлись бы несколько человек, которые с готовностью отдали бы пострадавшему часть своего табуна. Но многие из них поступали так в рассчёте на хорошее вознаграждение в будущем.

«Представители мужского пола абсолютно безрассудны, когда дело доходило до драки, и наглы в общении. Женщины – неописуемо шумны… Никто из Ворон будто и понятия не имеет о правилах приличия. Молодые люди бегают день и ночь за женщинами, замужними и свободными. Никому и в голову не приходит подумать о женской добродетели. В этом смысле они совершенно беззастенчивы и при свете дня домогаются друг друга, не взирая на присутствие посторонних. Глядя на них, создаётся впечатление, что они нарочно выставляют напоказ свои нескромные желания, так как никто из них не пытается хоть как-то завуалировать свои притязания, но наоборот они всеми силами выпячивают взаимные домогательства противоположных полов. Никто не осуждает девиц за утерянное целомудрие… Женщина считается недостаточно хорошей, если до замужества она познала только одного мужчину. Если и можно отыскать среди них добропорядочную жену, то такая могла вырасти только под личным присмотром мужа, если бы он взял её под своё крыло в возрасте 10-13 лет» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

Это очень похоже на Тибет, где девушки носят на шее дары, полученные за нарушение целомудрия и за проявление пылкости, а именно – кольца любовников, и чем их больше у девушки, тем торжественнее справляется её свадьба. Лоуи подчёркивал в «Заметках о социальной организации и обычаях Манданов, Хидатсов и Ворон», что мифология Абсароков и их древние песни насквозь пронизаны свидетельствами неограниченного волокитства. Максимильян вспоминал: «Мне рассказывали о представительницах женского пола Абсароков, что они, как и женщины Арикаров, – самые безнравственные из всех женщин Миссури». Но это высказывание Максимильяна не может, конечно, служить серьёзным аргументом.

Полная свобода в сексуальных отношений Абсароков привела к тому, что эти индейцы были вынуждены даже изменить форму некоторых своих церемоний. Так как, например, процедура священной посадки табака в былые времена предполагала участие в ритуале девственниц. На расчищенную для посадки табака площадку целомудренные девушки выносили хворост, который сжигался, превращался в золу и рассеивался по всей посевной площади. Позже место девственниц заменили замужние женщины строгого поведения, не знавшие никого из мужчин, кроме своего мужа. Со временем женское целомудрие сделалось такой редкостью, что Абсароки готовы были вовсе отменить эту важную для племени церемонию. В конце концов старейшины решили, что будет достаточно, чтобы в священнодействии принимала участие хотя бы одна юная девственница на всё племя, которую, конечно, всегда можно отыскать.

Мне не хочется, чтобы у читателя составилось превратное впечатление об Абсароках. Любовные похождения свойственны всем без исключения индейцам и всем без исключения другим расам Земли. Это чисто человеческие качества. Белые люди, соприкасавшиеся с «дикими» американскими аборигенами, не уставали выказывать своё удивление разнузданностью краснокожих, но их высоко поднятые брови в действительности не всегда соответствовали истинному положению вещей. Так, Томпсон весьма категорично заявлял, что всякая танцующая на публике женщина – обязательно куртизанка. Но разве это утверждение можно принимать всерьёз? А принимая во внимание тот факт, что подавляющее большинство индейских плясок проходило на виду всего стойбища, нетрудно представить, насколько распутными выглядели в глазах Томпсона все краснокожие женщины. Александр Генри безапелляционно утверждал, что «женщинам Манданов вовсе не ведомо чувство благопристойности, а муж может одолжить свою жену за одну блестящую пуговицу с сюртука».

Предрассудки многих первопроходцев зачастую не позволяли им увидеть положение дел в истинном свете и вынуждали авторов искажать действительность, преломляя её через призму своей ограниченности. Не обладая достаточной широтой взгляда, исследователи с лёгкостью ставят клеймо позора там, где нужно было бы восхититься ещё одной открытой гранью бытия. В государствах Конго, Ангола и Матамба не было позорно для мужа продать свою жену, для отца – продать сына, для сына – продать отца. В этих странах было известно только одно преступление – не дать первых плодов жатвы верховному жрецу. У каждого народа свои понятия о нравственности, и эти понятия вполне обоснованы для конкретного времни и места. Почему же американские индейцы должны были чувствовать себя ущербными, делясь своими женщинами с приезжими людьми? Наоборот, они ощущали лёгкость на сердце, сумев угодить гостю во всём. А уж если их жён благодарили подарками за оказанные услуги, то радости мужчин не было предела. Многие христианские миссионеры, говоря о духовности американских аборигенов, подчёркивали, что индейцы были чисты душой. И священников не оскорблял тот факт, что дикари были, с точки зрения европейской морали, более распущенными в сексуальных отношениях. Нормальному человеку всегда понятно, что такого рода «разврат» представляет опасность только тогда, когда он связан с какими-то душевными пороками.

Представители обоих полов отличались сумасбродством, но самыми беспокойными существами Абсароков были дети. Им, особенно мальчуганам 9-14 лет, позволялось делать всё, что угодно. Их не наказывали ни за какие шалости, даже если они переворачивали всё вверх дном. Им не разрешалось лишь баловаться с оружием взрослых и с какими бы то ни было священными вещами.

Мужчины племени заметно выделялись своим обликом среди большинства племён Северной Америки, воинское сословие Абсароков считалось самым ярким. Они были высокими, стройными, пропорционально сложенными, смотрели на мир свирепыми глазами и улыбались, показывая ровные белые зубы. Их наряды были столь умело расшиты, что стоимость каждой рубахи нередко приравнивалась к двум, а то и трём лошадям. Мужчины Абсароков всегда выглядели на редкость чистыми и опрятными. Они отращивали длиннющие волосы, нося их тщательно расчёсанными на пробор, смазывая их жиром, связывая на конце и украшая по всей длине капельками белой глины. Некоторые срезали волосы над лбом и, густо обработав жиром, носили их «ёжиком». С каждой стороны головы висели нити бус или нанизанные на шнурок речные раковины.

«Они носят волосы сплетёнными в косы, обмазанные салом. Косы достигают в длину нескольких десятков сантиметров. На лбу они выстригают волосы и носят их стоймя. С каждой стороны головы на уровне уха опускаются нити с бусами или раковинами. Обычно они покрывают лицо алой краской, обводя глаза жёлтыми линиями. К проколотым мочкам ушей подвешены круглые, гладко обточенные морские раковины, которые отливают зеленоватым или голубоватым цветом. Эти раковины поступают с калифорнийского побережья во многие племена» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

«Обликом своим эти индейцы схожи с Хидатсами, происходя в давнем прошлом от одного народа, что доказывает сходство их языков. Длинные волосы считаются большой красотой. Волосы одного из вождей, которого так и звали Длинные Волосы, достигали в длину десяти футов и стелились по земле за ним, когда он ходил» (Maximilian).

«Что касается женщин Вороньего Племени, то это самые ужасные существа, которых породила природа. Им характерны ужасные черты лица, отвратительные привычки, коротко остриженные и насквозь пропитанные алой краской волосы, вымазанные кровью во время траурного плача по погибшим родственникам физиономии. Они отрубают себе пальцы в знак траура. Молодые женщины смотрят на окружающих пронизывающим хитрым взглядом. У них маленькие носы и пухлые губы. Красные глаза указывают на присутствие венерических заболеваний. Голые руки, торчащие из-под кожаных рукавов, всегда вымазаны слоем грязи. Некоторые из женщин весьма толсты и весят от 250 до 300 фунтов, их огромные обнажённые груди отвисают чуть ли не до колен. Поскольку почти ежедневно погибает кто-то из их родственников, женщины бродят в рваных старых платьях, их лица выпачканы грязью и золой. Всё же многие из них имеют очень красивые наряды, которые они надевают по специальным случаям. Однако чаще всего они одеваются плохо, и уделяют очень мало внимания своему внешнему виду. Даже странно, что рядом со столь обаятельными мужчинами живут такие дурные женщины. Но судя по всему, эти мужчины не имеют никакого представления о той красоте, какая существует в нашем понимании. Поэтому их вполне удовлетворяют уродливые женщины. Обычно же Вороны не придают значения красивой внешности, и молодая девица приятной наружности вызывает в них не больше желания, чем любая другая» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

На мой взгляд, Дениг нарисовал не портрет женщин Вороньего Племени, а по-настоящему страшную карикатуру. Нет никаких сил заставить себя поверить, что вся женская половина племени представляля собой поголовно вонючих страшил с «огромными обнажёнными грудями, отвисающими чуть ли не до колен».

Кэтлин и Курц в общем-то поддерживали точку зрения Денига по поводу красоты этих женщин, хотя выражались и не в столь категоричных формах. «Женщины Ворон славятся больше своим умением выделывать и расшивать кожу, а не красотой лица или тела» (Kurz «Journal»). А Кэтлин говорил: «Женщин Ворон не назовёшь симпатичными, так что я не стану уделять им много внимания. Как и все индеанки, они – рабыни своих мужей, несут на своих плечах всё домашнее хозяйство». Но что касается внешнего вида и опрятности, то Кэтлин явно не соглашается с Денигом: «Женщины здесь одеваются достойным образом, многие даже пышно и с большим вкусом. Их платья из кожи оленя или горного барана шьются очень длинными и опускаются от подбородка до самой земли. Эти платья часто украшены шкурками горностая и изящно расшиваются иглами дикобраза и бусами. Женщины Ворон, как и другие индеанки, которых мне приходилось видеть, расчёсывают волосы над лбом на пробор и втирают в пробор красную глину, разведённую на жире» (Catlin «Notes and Letters»).

О мужчинах Кэтлин отзывался с особенным восторгом: «Где бы они ни появились, их всегда узнаёшь по прекрасной белой одежде и высокой, элегантной фигуре. Большинство мужчин достигает шести футов. Черноногие, в сравнении с Воронами, больше похожи на Геркулеса, широкоплечи, коренасты, с раздутой грудной клеткой, да и костюмы их обычно шьются из тёмно-коричневой кожи… Вороны – самые очаровательные индейцы, и с момента нашего знакомства они вели себя очень дружелюбно. Впрочем, эти люди иногда нападали на путешественников и звероловов, когда те появлялись на их территории. Мне даже приходилось слышать, что их называли разбойниками и ворами высшего пошиба. Но сами-то они не считают себя таковыми. Воровство, по их понятиям, есть самое гнусное занятие. Они же называют свои деяния ловлей и захватом, когда, например, воруют лошадей у каких-нибудь трапперов и высоко оценивают такие подвиги… А почему бы нет? Раз уж белые люди незаконно вторгаются на их территорию, пересекают её из конца в конец, бьют дичь, вылавливают бобров и добывают прочие ценные меха, не платя за это ни гроша, индейцы полагают вполне естественным брать у европейцев то, что им по вкусу. Читатель, я смотрю на индейцев как на самых честных и благородных представителей человеческой расы из всех, которых мне приходилось встречать когда-либо. Что же до воровства, то я утверждаю, что индеец ни при каких обстоятельствах не позволит себе украсть у вас что-нибудь, если вы доверитесь его чести» (Catlin «Notes and Letters»).

Об их пристрастии к грабежам писал Вильям Гордон в своём отчёте о состоянии торговли пушным товаром (октябрь 1831): «Весной меня ограбили индейцы Вороньего Племени – люди, среди которых я провёл целую зиму, которым делал всяческие подарки и вообще был с ними в наилучших отношениях. Однако стоило им повстречать меня, когда я был совершенно один, они без колебаний отобрали у меня абсолютно всё, даже порох и свинец, предназначенный для моего личного пользования. После того меня грабили ещё дважды… Так что мне хорошо знакомы опасности торговли… Они не стыдятся воровать и запросто рассказывают об этом с присущей им откровенностью…»

«Я вспоминаю, что в Сент-Луисе и в других местах меня предупреждали неоднократно, что Вороны – отъявленные разбойники, бродяги, грабители с большой дороги и прочее, прочее, прочее. Это мнение сделалось расхожим особенно после того, как Вороны угнали несколько лошадей у Крука и Ханта из Пушной Компании, когда те проезжали по их земле, направляясь в Асторию… эти господа двигались по территории Ворон с большим грузом – везли с собой ружья, боеприпасы, ножи, копья, наконечники для стрел и всякое другое. Они сделали стоянку в самом сердце страны Ворон. Думаю, что они зазимовали там. Вокруг них стали скапливаться в большом количестве индейцы. Общение было мирным, дружеским. Индейцы хотели купить товары и предлагали множество лошадей в качестве оплаты. Но торговцы отказались, намереваясь доставить груз до места назначения. Вороны были расстроены таким поворотом дела, поняв, что товары предназначались для их врагов. Нет никакого сомнения в том, что белые объяснили индейцам, что везли груз в Асторию, однако Вороны понятия не имели об указанном месте, но хорошо понимали одно: раз белые люди везут товары через горный хребет, значит, груз предназначается для Черноногих, то есть для их главных врагов, которых насчитывается не менее восьми или даже десяти на каждого Ворона. Такой ход мыслей не мог не разозлить Ворон, и они ускакали прочь, угнав с собой несколько лошадей из обоза Крука и Ханта… Для индейца такой поступок является своего рода возмещением морального ущерба за понесённую обиду. Если же не удастся поквитаться таким способом с обидчиками, то гнев обрушится на голову другого первого подвернувшегося Бледнолицего. Я ничуть не удивлюсь, если меня самого ограбят и я лишусь моей лошади. Не удивлюсь, если нечто подобное произойдёт и с вами, когда вы отправитесь в ту страну» (Catlin).

Примерно половина мужчин племени имеет по несколько жён, остальные – по одной. Ларок писал, что некоторые воины имеют до двенадцати жён. «Но не все они проживают с мужем, так как некоторые ещё совсем молоденькие девочки. Основная же часть воинов имеет по 2-3 жены. Кое-кто живёт с единственной женой, и над ним обязательно подтрунивают многожёнцы».

«Собственность у мужчин и женщин раздельная. Каждый имеет своих лошадей, украшения, всякие другие вещицы. Не надеясь на взаимную верность и преданность, они всегда готовы к немедленному разводу, случись малейшая семейная ссора. Если такое происходит, то муж забирает из детей к себе мальчиков, а жена уводит девочек. Ружья, лук, амуниция и прочие принадлежности воинского мира принадлежат мужчине, в то время как котлы, кастрюли, шкуры и всякая всячина из домашнего обихода являются собственностью женщины. Палатка тоже считается собственностью жены, равно как и все вьючные лошади. В связи с постоянным дележом имущества открытым остаётся вопрос, какие вещи следует закупать, когда племя едет сбывать бизоньи шкуры в форт. Ведь в зависимости от того, какая покупка будет сделана, становится ясна и её принадлежность. Женщины, разумеется, стараются купить то, что в случае будущего развода останется за ней. Бывает и так, что шкуры заранее раскладываются по принципу “это твоё, а то моё”.

Вороны безумно любят детей. Что бы дети ни просили, взрослые обязательно удовлетворяют их желания. Если вдруг ребёнок заболевает, то родители идут на любые затраты, которые требует врачеватель. В случае смерти ребёнка они безутешны.

Когда кто-то умирает, каждый родственников отрезает себе одну фалангу пальца. Делают они это так: кладут на лезвие топора или ножа палец и ударяют по нему тяжёлым поленом или рубят другим ножом. Случается, что удар не очень точен, и лезвие ломает кость посредине, а не в мягком суставе между фалангами. В таком случае рана заживает очень долго, и обычно обломок кости остаётся торчать наружу, что выглядит весьма гадко. Мужчины и женщины не отстают в этом деле друг от друга. Мужчины, правда, более избирательны в таком членовредительстве. Будучи воинами, они не могут позволить себе стать беспомощными и обречь семью на голодное и беззащитное существование, поэтому никогда не отрубают себе большие пальцы и обязательно оставляют указательный палец на левой руке и два пальца (помимо большого) на правой» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

Леонард Зенас был свидетелем подобного самоистязания 21 ноября 1834 года, когда Абсароки возвратились после сражения с Черноногими и подтверждает, что «ни один из мужчин не рубил себе два первых пальца на правой руке, иначе воин не сможет натягивать тетиву и пускать стрелы. У большинства пожилых женщин отсутствовали все первые фаланги пальцев, а у некоторых не хватало и вторых». Вороны никогда не перевязывали такие раны, но, покуда кровь текла, мазали ею свои лица, а затем прикладывали к ране полынь. Они не смывали с лиц кровь, но ждали, пока она засохнет и отшелушится сама. Некоторые после этого резали кожу на своих ногах и снова пачкали лица кровью. В знак скорби многие коротко обрезали волосы на голове, а кое-кто вырывал волосы клочьями, чтобы причинить себе боль. Оплакивание умерших иногда затягивалось на целый год, женщины приходили к могиле ежедневно, одетые в старые рваные платья, хранившиеся в каждой семье специально для траурных случаев. Плач и отчаянные крики продолжались обычно до полной потери голоса. «Когда мы стали лагерем на Большой Реке, пришло известие, что моего брата убили Лакоты. Моё сердце упало. Я скорбел вместе с родителями и в одиночку. Я изрезал себе всё тело и ослабел от потери крови» («Plenty Coups»).

«Во время летнего кочевья племя представляет собой живое и яркое зрелище. Мужчины и женщины облачаются в свои лучшие платья и садятся на самых хороших лошадей. Их многочисленные стада украшены броскими уздечками и красивыми сёдлами, многие лошади накрыты алыми одеялами, гривы и хвосты многих коней убраны перьями. Мужчины одеты в пышные рубахи, богато расшитые и обрамлённые по швам человеческими волосами и горностаевыми хвостиками. На головах у воинов покоятся причудливые уборы самых разных видов. Яркого цвета одеяла и сшитые из пурпурной ткани ноговицы составляют основные детали туалета юношей, не успевших до поры зарекомендовать себя на военной тропе. Эти молодые люди густо смазывают свои лица краской и украшают уши и шею связками ракушек и бус. Женщины обычно одеваются в алые или голубые платья. Некоторые делают костюмы из выделанной добела шкуры горного барана, расшивая грудь и спину рядами лосиных зубов и морских раковин. Такие платья обрамлены густой бахромой из горностая или перьев. Стоимость 100 лосиных зубов приравнивается к одной хорошей лошади или к 50 долларам. Но платье не считается доделанным, пока на нём нет 300 лосиных зубов, то есть со всеми прилагающимися ракушками, кожей и т.п. цена доходит до 200 долларов.

Во время поездки женщина привязывает к луке своего седла некоторые личные вещи мужа: магическую сумку и щит. Мужчина везёт своё ружьё и другое оружие сам и всегда готов к тому, чтобы отразить внезапную атаку врага.

Весь домашний скарб уложен на вьючных лошадей. Всевозможные котелки, плошки, тарелки – всё находится в предназначенном именно для этой цели мешке. Поверх вещей обычно сидит кто-нибудь из детишек, а иногда сразу два-три ребёнка, управляя лошадью. Нередко вместе с детьми можно увидеть крохотных щенков или малюсеньких медвежат» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

Что касается медвежат, то мне никогда не попадалась информация о том, куда медвежата девались позже; никто никогда не рассказывал о том, что в индейских стойбищах жили взрослые медведи. Они либо погибали сами, либо их убивали индейцы. Во всяком случае, медвежатам не удавалось никогда превратиться во взрослых зверей. Но вернёмся к богатству Абсароков – к лошадям.

Ларок обращал внимание на то, что те из детей, которых родители считали слишком маленькими для самостоятельной верховой езды, во время перекочёвок привязывались к седлу ремнями, дабы не упасть под копыта. А Вильям Гордон рассказывал: «Я видел у них в деревне около десяти тысяч лошадей… Дети учатся ездить верхом с раннего детства. Младенец переезжает с места на место, подвешенный в своей люльке к луке седла. Верхом же на лошадь садится, едва научится сидеть вообще. В четыре года они все, независимо от пола, уже ездят верхом самостоятельно и хорошо правят лошадьми». Ларок заметил, что «у Ворон встречается гораздо больше инвалидов и стариков, чем у других племён». Это явно связано с тем, что Абсароки, владея огромными табунами, имели возможность перевозить слабых людей с места на место, в то время как другие народы сталкивались с необходимостью бросать немощных без присмотра, откуда, собственно, и родился слух о жестокосердном отношении дикарей к своим старикам. «Воронье Племя владело огромными табунами. После того, как во вьюки или на волокуши, связанные из палаточных шестов, грузили всё лагерное имущество, оставались ещё свободными сотни сытых коней» (James Schultz).

«Сложенная палатка полностью умещается на одном коне, а шесты для жилища везёт другое животное. Вороны настолько поднаторели в подготовке к походам, что после того, как они поймают лошадей, все остальные сборы (сворачивание палаток и упаковывание домашнего имущества) занимает у них не более двадцати минут» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

***

Среди Абсароков выросло и завоевало широкую известность несколько выдающихся вождей, которых нельзя обойти рассказом. Одним из них был Гнилое Брюхо.

«Он начал свою военную карьеру в юном возрасте, уходя во главе маленьких отрядов в рейды за лошадьми к Шайенам, Арапахам, Лакотам и Черноногим. Его походы обыкновенно заканчивались удачно, и он пригонял домой большие табуны, не теряя никого из своего отряда. А именно в этом – главная цель всякого вождя, ведь случись в походе чья-нибудь смерть, никакие иные успехи не будут засчитаны. Правда, враги много раз преследовали и настигали его, и тогда он проявлял свои командирские качества. Гнилое Брюхо всегда принимал необходимые меры безопасности, тщательно подбирал людей, хорошо вооружал их. Он заранее присматривал рощицу, где можно было бы спрятаться и подкараулить преследователей. Если же отступление не было возможным по тем или иным причинам, то он наскоро сооружал укрепление из брёвен и камней. Он часто давал бой, и удача сопутствовала ему… В возрасте 30 лет он стал вождём Вороньего Племени.

Много вещей помогало ему на пути к положению вождя. У него имелись обширные и богатые связи. Многие называли его пророком и шаманом, но он никогда не демонстрировал своих сверхъестественных способностей, не проводил жертвоприношений, не организовывал священных плясок. Он молился далеко в стороне от своей деревни в полном одиночестве. Он не производил впечатления общительного человека, наоборот, он был тихим, мало разговаривал, но если обращался к кому-либо, то повелительным голосом. Его превосходство над людьми заключалось в его решительности и готовности пожертвовать собой…

Получив признание как единственный вождь всей нации, он перестал возглавлять небольшие военные отряды и развернул широкомасштабную войну против врагов. Его первым крупным сражением была схватка с деревней Черноногих, состоявшей из 80 палаток. Это произошло на Реке Раковин. Гнилое Брюхо выслал вперёд разведчиков следить за передвижениями противника чуть ли не за месяц до сражения, собирая тем временем силы Абсароков воедино. Его собственное племя передвигалось так, чтобы не привлечь к себе внимания врага. Когда Черноногим казалось, что Гнилое Брюхо покидал их земли, хитрый вождь в действительности окружал их. Он мечтал напасть на них совершенно неожиданно посреди равнины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.