Рождение св. Иоасафа.

Рождение св. Иоасафа.

Когда царь находился в таком неведении и заблуждении, у него рождается дитя столь прекрасное, как будто это было дитя блеска и великолепия, окружающаго его. Ибо говорили, что никогда еще в этой земле не появлялось столь прекраснаго дитяти. Исполнившись большой радости по случаю рождения сына, Авенир назвал его Иоасафом и безсмысленно отправился в идольские храмы, чтобы принести жертвы богам, еще более безсмысленным, чем он сам, и воздать им благодарственные гимны, не ведая, Кто истинный виновник всех его благ, которому следовало бы принести духовную жертву. Царь, приписывая причину рождения сына безжизненным и безчувственным существам, разослал во все стороны указы собрать множество народа на празднование рождения дитяти. И можно было видеть множество людей, стекающихся на этот праздник, побуждаемых и страхом перед царем, и благоговением перед ним. Каждый приносил с собою в изобилии все, нужное для жертвоприношений. Более же всего подстрекал их к этому стечению царь, задевая в них чувство удовольствия, так как он велел для этого празднества заколоть самых больших и лучших быков. Совершив, таким образом, всенародно праздник, он всех одарил подарками: сенаторов, вельмож, свое воинство и даже незнатных и незаслуженных. На это-то самое празднество, по случаю рождения царскаго сына, пришли к царю мужи, числом до пятидесяти, изучившие халдейскую астрологию. Приблизившись к ним, царь спрашивал каждаго из них, какова будет судьба новорожденнаго его сына. Они, после продолжительнаго обдумывания, сказали, что он будет жить в большом богатстве и могуществе и превзойдет всех предшествовавших ему царей. Но один из астрологов, самый лучший, сказал: "Судя по тому, что нужно заключить из течения звезд, успех твоего новорожденнаго сына будет не в твоем царстве, но в другом, лучшем и безспорно превосходящем. По моему мнению, он примет преследуемую тобою христианскую веру, и я думаю, что не ошибаюсь в своем предположении и ожидании".

Астролог говорил это так же, как говорил некогда Валаам: не астрология говорила истину, но Бог через противников объявлял правду. Царь, выслушав это известие, очень опечалился; его радостное настроение исчезло под гнетом горя. Он поместил своего новорожденнаго сына в прекрасный дворец, нарочно выстроенный в городе. Когда сын вышел из детских лет, царь не велел допускать к нему никого; назначил для него воспитателями и служителями молодых и самых красивых людей, наказав им скрывать от него все бедствия жизни: смерть, старость, болезнь, бедность и все другое, что могло бы нарушить его радостное настроение; напротив, раскрыть перед ним всякия удовольствия и наслаждения, чтобы его ум, увлекаясь этим, не мог бы разсуждать о будущем; чтобы он ни слова не слышал о жизни или учении и делах Христа, и последнее наказывал скрывать больше всего, принимая во внимание предсказание астролога. Если случится, что кто-нибудь из прислужников заболеет, то он приказал, чтобы его тотчас же удаляли оттуда, а вместо него ставили другого, здороваго и хороших качеств, чтобы царевич не видел ничего, выходящаго из ряда обыкновеннаго.

Так разсуждал царь, так он и сделал; смотря, он не видел, слыша, не понимал. Узнав, что некоторые из монашествующих, и след которых, по его мнению, простыл, остались в живых, он исполнился гнева, послал глашатаев по всему городу и по всей стране кричать, чтобы, по прошествии трех дней, не было ни одного монаха в его стране. Если же, по прошествии означеннаго времени, будет кто-нибудь из них найден, то будет сожжен или убит. Монахи,— говорил он,— убеждают народ обратиться к распятому Богу.

В это время случилось нечто такое, что огорчило и еще более раздражило царя против монахов. Один знатный вельможа безукоризненной жизни, занимавший видное место в государстве, исповедывавший истинную веру и заботившийся о спасении своей души, скрывал это из страха перед царем. Некоторые из близких к царю людей, завидуя почестям, оказываемым этому вельможе царем, думали о том, как бы оклеветать его перед ним. Однажды, когда царь вышел на охоту со своими царедворцами, то в числе их был и этот добродетельный муж. Гуляя наедине (я думаю, что это случилось по Божественному устроению), он нашел в чаще человека, лежащаго на земле, у котораго нога была сильно повреждена диким зверем. Увидя проходящаго вельможу, он просил его не пройти мимо, но сжалиться над его немощью и отвести в свой дом, прибавляя, что он не будет для него совершенно безполезен и непригоден. Благочестивый вельможа сказал ему: "Я возьму тебя и окажу тебе помощь, на сколько это в моих силах. Но что это за польза, которую, как ты говоришь, принесешь мне?"—"Я,— говорит раненый,— исправитель слов, именно: если какнибудь в разговоре будет чтолибо испорчено неосторожными словами, то я забочусь о том, чтобы зло не пошло дальше".

Благочестивый муж не придал никакого значения этим словам, однако велел отвести его в свой дом и окружить нужным попечением. Завистники же, о которых сказано раньше, не скрывая более своего нерасположения к означенному вельможе, оклеветали его перед царем, говоря, что он, забыв царское к себе расположение, не только оставил служение своим богам и принял христианство, но и злоумышляет против всего царства, подстрекая чернь и располагая к себе всех. "И если ты,— говорили они,— желаешь убедиться в истинности наших слов, то призови его к себе и, испытывая его, скажи ему, что ты хочешь, оставив отцовскую веру и царское достоинство, сделаться христианином и облачиться в монашескую одежду, которую ты прежде преследовал как зло".

Оговаривая благочестиваго мужа перед царем, они знали его уязвимое место; враги знали, что если он услышит такия слова от царя, то посоветует ему не оставлять такого прекраснаго решения, и они, таким образом, окажутся справедливыми. Царь, зная привязанность к себе этого мужа, считал их слова невероятными и ложными, но разсудил, что во всяком случае не следует оставлять это дело неизследованным. Призвав к себе вельможу, он говорит ему наедине, испытывая его:

"Ты знаешь, друг, сколько зла я причинил так называемым монахам и христианам. Теперь я раскаялся в этом и, презрев все земное, хочу жить их надеждами, ибо я слышал, что они говорили о какомто безсмертном царстве, которое будет в другой жизни, а земной жизни смерть положит конец. Я думаю, что не иначе достигну чегонибудь, как только принявши христианство и разставшись со славою своего царствования и прочими жизненными удовольствиями и наслаждениями и присоединившись к монахам и аскетам, которых я несправедливо изгонял, где бы они ни были. Что ты скажешь на это? Какой совет дашь ты мне? Говори только искренно, так как я знаю, что ты самый правдивый и разсудительный человек".

На это благочестивый муж, умилившись сердцем и обливаясь слезами, не подозревая скрытой хитрости царя, сказал:

"Царь, живи до скончания века, ибо ты возимел прекрасное, спасительное намерение, хотя и трудно достигнуть царствия небеснаго, однако надо добиваться этого всеми силами. Ищущий его найдет. Наслаждение жизненными благами, хотя, повидимому, услаждает и увеселяет, но прекрасно отказаться от него, ибо в нем самом нет наслаждения, и кому оно доставляет удовольствие, того семикратно, в свою очередь, огорчает.

И блага земной жизни, и огорчения ея бледнее тени, и след их подобен следу плавающаго корабля, или следу птицы, летающей по воздуху, а надежда на будущее, которую проповедуют христиане, прочна и непоколебима; печаль она доставляет в этом мире, а радость в будущем. Наши земныя удовольствия здесь недолговременны, а в жизни будущей будут только причиною наказания, которое никогда не прекратится. Жизнь доставляет временныя удовольствия, но вечное горе. Поэтому да будет приведено в исполнение царское намерение, ибо прекрасно, весьма прекрасно променять тленное на вечное".

Выслушав это, царь очен разгневался; однако он скрыл свой гнев и не сказал пока ничего благочестивому мужу. Но этот, будучи умным и сообразительным, заметил, что его слова огорчили царя и что он с хитростью испытывал его. Возвратившись домой, вельможа безпокоился и печалился, не зная каким образом войти в прежнее расположение царя и избегнуть близкой опасности.

Проведши целую ночь без сна, он вдруг вспомнил о человеке с поврежденной ногой и, велев привести его к себе, сказал: "Я помню, что ты назвал себя исправителем слов". Этот же говорит: "Если ты нуждаешься, то я на деле покажу свое искусство". Тогда вельможа выставил перед ним прежнее к себе расположение и близость царя, происшедший недавно разговор, который царь завел с ним с хитростью, и то, как он советовал царю лучшее, и что за это царь разсердился на него, и что он заметил по изменившемуся лицу скрытый в нем гнев.

На это спрошенный, подумав, сказал: "Да будет тебе известно, славнейший, что царь имеет о тебе дурное мнение, что тыде хочешь овладеть его царством, и, действительно, он вел с тобой разговор с целью испытания. Так вот, ты обрежь свои волосы, сними эти блестящия одежды и, одевшись в шерстяное рубище, с разсветом отправляйся к царю. Когда же он спросит тебя, что значит эта одежда, ты ответь: "Я явился переговорить с тобой по поводу того, о чем мы вчера беседовали. Вот, я готов последовать за тобой туда, куда ты ни захочешь. Хотя эта роскошь и приятна, но для меня без тебя она не будет иметь никакого значения. Тот же путь, который ты избрал, хотя и труден и тернист, но с тобою он будет для меня и легок, и желателен. Как ты сделал меня своим участником здесь, в наслаждении земными благами, так ты будешь его во мне иметь и в предстоящих трудностях, дабы я с тобой участвовал и в наслаждении будущею жизнью".

Благочестивый вельможа, признав его слова дельными, сделал все так, как он ему сказал. Царь, увидев его и выслушав, возрадовался в душе. Радуясь такой его привязанности к себе и признав все наговоренное на него ложным, он стал оказывать ему еще большие почести и еще более приблизил к себе; монаховже возненавидел сильнее прежняго, говоря, что это они учат людей воздерживаться от удовольствий мира сего и бредить пустыми надеждами.