На пути к наследственной власти

После смерти ал-Хасана условие договора о наследовании им халифата после Му‘авийи отпало само по себе. Для шиитов единственно законным преемником был ал-Хусайн. Он пока не высказывал претензий на власть, но это не меняло дела. Предусмотрительный Му‘авийа стал заранее готовить почву для объявления своим наследником своего сына Йазида. Отправляясь в хаджж в 50/конце 670 г., Му‘авийа взял с собой Йазида, чтобы познакомить с ним мекканцев и мединцев и заодно развеять слухи о его недостойном поведении.

Йазид был сыном дочери одного из калбитских вождей, Бахдала ибн Унайфа ибн Далджа, и воспитывался в среде сирийских арабов, недавних христиан, которые по образу жизни не соответствовали идеалу мединских благочестивцев. Возможно, слухи о Йазиде доходили и до него. Поэтому Му‘авийа советовал сыну отказаться от вина и вести себя более сдержанно.

Оставлять вопрос о преемнике на волю случая Му‘авийа не собирался, а для него единственным возможным преемником был Йазид. Закрепить его право на халифат можно было только с помощью предварительной присяги ему как наследнику. Сложность проведения в жизнь такой присяги заключалась, кроме несомненного сопротивления сторонников избрания халифа советом в том, что присяга наследнику при живом халифе противоречила традициям, сложившимся в исламе за предыдущие 40 лет. Поэтому Му‘авийа стал готовить почву заранее. Вероятно, впервые мыслью объявить Йазида наследником Му‘авийа поделился с Зийадом и Мугирой. Обеспечив себя поддержкой со стороны Ирака, он должен был проверить настроения мединцев и мекканцев, главных блюстителей мусульманских традиций. Участие Йазида в паломничестве 51/671 г. должно было стать своего рода смотринами будущего наследника. До хаджжа Му‘авийа послал сына в поход на Византию, что также должно было повысить его авторитет.

Лишь через четыре с половиной года Му‘авийа приступил к осуществлению задуманного, во время умры (малого паломничества) в раджабе 56/20 мая -18 июня 676 г. В 55/674–75 г. Му‘авийа созвал представителей всех провинций (наместников?) и совещался с ними относительно присяги Йазиду. Мухаммад ибн Амр ибн Хазм ал-Ансари, один из наиболее уважаемых знатоков шариата в Медине и ярый враг Усмана, высказал сомнение, что Йазид достоин этого. Му‘авийа помолчал, успокаивая себя, и сказал: «не осталось из сыновей сподвижников никого, кроме моего сына и их сыновей, а я люблю моего сына больше, чем их сыновей». После этой отповеди никто не стал больше высказываться и все разошлись.

Наутро Му‘авийа вызвал верного ад-Даххака ибн Кайса, поручил ему выступить в поддержку Йазида и вновь созвал знать. Как только Му‘авийа кончил восхвалять достоинства Йазида, ад-Даххак встал и сказал, что более достойного преемника нет. За ним, наслаждаясь собственным красноречием, выступил умаййад Амр ибн Са‘ид ибн ал-Ас по прозвищу ал-Ашдак («Большеротый»), утверждая то же самое. Его поддержали еще несколько человек. Настроение собравшихся изменилось, и они все присягнули Йазиду как наследнику.

Заручившись поддержкой верхушки значительной части Халифата, Му‘авийа стал готовить почву в священных городах и написал о состоявшемся в Дамаске решении Марвану ибн ал-Хакаму. Марван собрал знать Медины и сказал им, что халиф уже в преклонных годах и ему нужен надежный наследник. Он выбрал такого, который подобен праведным халифам и избавит их от раздоров, и он выбрал своего сына Йазида. Услышав это, взорвался Абдаррахман ибн Абу Бакр, заявивший, что у Йазида немусульманские взгляды. Марван постарался нейтрализовать этот выпад цитатой из Корана, которая была не к месту. Это еще больше разозлило Абдаррахмана: он тут же припомнил Марвану его нечестие и происхождение, а в заключение стащил Марвана за ногу с минбара. За Марвана вступились умаййады. На шум вышла Аиша и поддержала брата, напомнив Марвану, что его отец был проклят пророком.

Узнав об этом, Му‘авийа решил сам взяться за дело и с эскортом в 1000 человек отправился в Хиджаз. На подъезде к Медине его согласно этикету встретили знатные мединцы, среди которых были и главные противники присяги: ал-Хусайн, Абдаррахман ибн Абу Бакр, Абдаллах ибн Умар и Абдаллах ибн аз-Зубайр. Му‘авийа грозно спросил их: «Что же это, мне сообщили о ваших мыслях и безрассудстве?!» – «Осторожнее, Му‘авийа, – одернул его ал-Хусайн, – мы не из тех людей, кому говорят такое». Му‘авийа не смутился: «Клянусь Аллахом, говорят! Еще жестче и грубее этих слов. То дело, которого вы хотите, Аллах отвергает!»

На прием, устроенный в Медине, он не допустил эту четверку, и они, обидевшись, уехали в Мекку. В речи, произнесенной затем в мечети, Му‘авийа восхвалял достоинства Йазида, а кончил ее угрозами четырем упрямцам. Ему пришлось услышать упреки Аиши в том, что, убив одного ее брата (Мухаммада), он угрожает и второму. Му‘авийа объяснил ей, что уже не может отменить присягу Иазиду как наследнику, поскольку ее принесли очень многие люди, и пообещал быть мягче к сыновьям праведных халифов.

Встретившись с Абдаллахом ибн Аббасом, Му‘авийа попенял ему за то, что хашимиты, будучи родственниками умаййадов и имея общие интересы, забывают о благодеяниях и почете, которые он им оказывает, и все время вспоминают Али и его войну с ним. Абдаллах признал его правоту, но просил учесть, что ал-Хусайн – единственный на земле внук пророка.

На подъезде к Мекке Му‘авийю также встречала знать города, в том числе сыновья халифов. На этот раз он встретил их приветливо, приказал каждому подать коня, ехал с ними отдельно, дружелюбно разговаривая на глазах толпы, так что сразу было ясно, что между ними нет разлада. До выступления с речью в мечети Му‘авийа решил переговорить с каждым из четырех с глазу на глаз. Первым был ал-Хусайн. Выслушав доводы Му‘авийи в пользу Йазида, ал-Хусайн сказал: «Полегче, Му‘авийа! Не говори таких слов. Ты оставил в стороне того, кто лучше его и по отцу и по матери, и сам по себе». – «Ты, никак, подразумеваешь самого себя?» – спросил халиф. «А хотя бы и себя, – последовал ответ, – что тогда?» Му‘авийа согласился, что по происхождению ал-Хусайн лучше, но Йазид лучше для общины. Ал-Хусайн возмутился: «Кто это лучше для общины Мухаммада? Йазид? Пьяница и развратник?» Выслушав это, Му‘авийа посоветовал воздержаться от таких высказываний при сирийцах: «Они враги твои и твоего отца».

Столь же безрезультатным был и разговор с Абдаррахманом ибн Абу Бакром, с той только разницей, что тот был сторонником избрания преемника советом мусульман. И ему халиф посоветовал помалкивать при сирийцах. Абдаллах ибн Умар сказал, что сыновья предыдущих халифов лучше Йазида, но он подчинится решению большинства. Абдаллах ибн аз-Зубайр тоже говорил о необходимости избрания преемника советом мусульман. И ему был дан совет опасаться сирийцев.

После этого Му‘авийа позволил себе лишь один жест, недружелюбный по отношению к ал-Хусайну: на приеме, где всем вручалось годичное жалованье, только хашимиты не получили ничего. Удивленному Ибн Аббасу он пояснил, что они лишились жалованья из-за отказа их главы, ал-Хусайна, принести присягу Йазиду, но тут же выдал жалованье, которое взяли все, кроме ал-Хусайна. Эта демонстрация должна была убедить окружающих, что теперь от присяги отказывается только ал-Хусайн.

Затем Му‘авийа снова собрал сыновей халифов и, не добившись их согласия, еще раз предостерег от гнева сирийцев, за которых не может поручиться.

Наутро Му‘авийа созвал мекканцев в мечеть (сыновьям халифов было предоставлено почетное место у минбара, так, чтобы все их видели) и обратился к ним с речью: «О люди! До нас дошли рассказы слепцов, утверждающих, что ал-Хусайн ибн Али, Адбдаррахман ибн Абу Бакр, Абдаллах ибн Умар и Абдаллах ибн аз-Зубайр не присягают Йазиду, а эти четверо для меня – саййиды мусульман и лучшие из них. Я призвал их к присяге, и они оказались послушными и повинующимися, согласились и присягнули, послушались, и отозвались, и подчинились». При этих словах заранее подготовленные сирийские воины извлекли мечи из ножен и закричали: «Амир верующих, что ты думаешь об этих четверых! Разреши нам отрубить им головы! Мы не хотим, чтобы они присягали тайно, пусть присягают явно, чтобы слышали все люди!» Му‘авийа лицемерно пожурил своих слишком ретивых заступников: «Ах, как скоры люди на зло и как ценят свою жизнь! Побойтесь Аллаха, сирийцы, и не спешите к усобице, ведь для убиения необходимо расследование и наказание по закону».

Упорствовавшие были застигнуты врасплох: сказать тут же «нет» – сирийцы могут зарубить, и Му‘авийа не будет виноват, а отказаться потом – быть обвиненными в вероломстве и развязывании междоусобицы. Они промолчали. Под их молчание Му‘авийа принял присягу остальных присутствующих, которые уверились, что их вожди принесли присягу во время частных встреч с халифом. Когда все разъяснилось и на них посыпались упреки – что-то изменить было поздно. Дипломатическое искусство Му‘авийи позволило ему нейтрализовать серьезных противников, не прибегая к репрессиям. Но эта победа оказалась миной замедленного действия: чтобы воспользоваться ее плодами, преемник должен был обладать таким же искусством использовать слабости людей, каким славился Му‘авийа; у импульсивного Йазида его не было.

Присяга Йазиду была воспринята мусульманским обществом без энтузиазма. Его образ жизни, увлечение охотой, пиры смущали не всех – сирийцы воспринимали такой образ жизни амира как что-то естественное, смущала необычность присяги наследнику при живом амире, получалось что-то вроде отступничества от первой присяги. Но как бы то ни было, основание образованию династии было положено.