Блудный сын

Да, это так, пусть они знают, что любовь несправедлива: то, что мир называет справедливостью, превышается, затопляется горячей любовью Бога, которую не отталкивает никакая наша самая низменная страсть. Однажды Он стал рассказывать им притчу о блудном сыне… Притчу ли? Нет, подлинную историю — историю всех возвращений к Богу после безумств, через которые многие проходят в молодости.

Сын потребовал у отца свою долю наследства и предался распутству. Но Он предавался своим страстям безрассудно, пренебрегая расчетливостью и хитростями, которые обеспечивают безнаказанность стольким преступникам. Безумства довели свинопаса до полной нищеты. Ему пришлось отбирать свою еду у свиней. И тогда он вспомнил об отчем доме… Как хорошо думать, что Иисус рядом с нами! Почувствовать себя богатым юношей, выросшим в роскоши удобного большого дома, полного кладовых и слуг! Он знал запах нашего кухонного сала, аромат мяса, поджаренного на огне из виноградных лоз, сердечную почтительность старых слуг, родившихся в поместье.

Сперва именно это влечет блудного сына, как и всех блудных детей. Но это еще не любовь. Однако его принимают с необычайной радостью, закалывают тучного теленка, дарят перстень и одежду… А старшему сыну, который был всегда верен, достаются лишь упреки за ревность. Несправедливость милосердия! Тот, кто рисковал, играл и проиграл, предает себя Отцу, потому что ничего более не имеет, и нередко оказывается выше исправных богомольцев, следующих всем правилам благочестия и тщательно следящих, чтобы и тень упрека не упала ни на одну ступеньку той лестницы совершенства, которую они строят день за днем. Старший сын и не подозревает о радости, которую Отец и Бог испытывает, когда Его жалкое, но вновь обретенное чадо вздыхает: «Отче! Я согрешил против неба и перед Тобою и уже недостоин называться сыном Твоим…» Господь особенно ценит самоуничижение человека, который, испробовав все пути и дойдя до крайней степени страдания, возвращается с сознанием своего ничтожества, в прямом смысле слова уничтоженный, и отдается на Его милость с тем же чувством, с каким по закону человеческого правосудия он отдался бы в руки палача.