ТО, ЧТО НУЖНО ПОНИМАТЬ

ТО, ЧТО НУЖНО ПОНИМАТЬ

Любите врагов своих; давай взаймы и не жди, когда отдадут; у кого две одежды — дай неимущему… и многое другое. Своей высотой эти слова из Евангелия сильно смущают. Кажется, зачем их говорить, если они неисполнимы? Но ведь сказаны Богом!

Да, очень многое и многими было принесено в жертву, чтобы постичь в жизни хотя бы малую часть из того, что сказано Богом человеку. Рискуя жизнью или отказываясь от ее радостей, святые, преподобные, мученики постигали законы жизни.

Есть долгий путь разумного анализа жизни, который непременно приведет к вере. Только любви и жертвенности на этом пути не будет, вера останется холодной, рассудочной, неживой (и бесы веруют, но по необходимости). Потому Господь хочет, заслуженно хочет — ибо Крест Его пред нашими глазами, — чтобы мы просто, как дети, поверили каждому Его Слову и познали любовь, спасающую нашу жизнь.

В недомыслимой любви Бога к человеку понятие о спасении суживается для каждого из нас настолько, насколько мы можем это вместить. Апостол Павел, рассуждая о разных степенях веры, говорил, что есть младенцы в вере, они питаются молоком. «Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр. 5, 14). Каждый вмещает в себя Божественную благодать по мере своей веры, и потому каждому верующему есть свое место в вечности, своя надежда спасения, свой путь возрастания. Для самых немощных: «И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды… не потеряет награды своей» (Мф. 11, 42).

Но живая вера имеет непреложное свойство — расти. И, конечно же, никто из нас не удовлетворится тем, что подаст стакан воды, — непременно сделаем больше. В то же время никто из нас не достигнет высот, о которых говорится: «Будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет. 1, 16) это для особого рода людей. Все заповеди Бога есть дорога в вечность, а мы живем во времени, и потому, насколько можем возрасти, настолько они нам и помогают. А любовь Бога к человеку бесконечна во всех направлениях — Бог любит святых в их подвигах и жалеет грешников в их грехах.

Всякий человек как бы желанием святости понуждаем снизу, а осознанием немощи ограничен сверху, потому он должен делать только то, что ему сегодня под силу. Бог не взыщет с нас, что мы не могли сделать по немощи, но мы будем отвечать за то, что могли и не сделали. «Не можем» у нас часто вытекает из «не хотим», этим только оно богопротивно. Притча о Страшном суде ничего не предлагает из того высокого, что нас смущает, но влечет по земле: «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня, был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня, был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне…» (Мф. 25, 35–36).

Бог ничего не мог нам дать сверх сил, и ошибиться Он не мог. Это мы не знаем своего естества и всегда думаем жить своим окаменевшим самолюбием, в основе которого лежит свое представление обо всем, конечно же, неправильное и тоже окаменевшее: «хочу здесь и сейчас». Так называемое «свое разумение» занимает в человеке очень большое место, чужое место, место настоящего разумения жизни, которое в него не вмещается из-за разросшегося самолюбия: «Ищете убить Меня, потому что слово Мое не вмещается в вас» (Ин. 8, 37). Христа распяли потому, что Он принес на землю возвышенное учение о любви и милосердии, которое не совмещалось с привычной жизнью людей, основанной на самоуверенности и эгоизме. Но ограниченное, окаменевшее, упорное и злое самолюбие интуитивно чувствует свою глупость и бессилие вместить истинную умность.

А настоящему уразумению предлагается вера, которая движет горами, т. е. творит невозможное. А как же делать невозможное? Просто, ибо все возможно Богу. И если в вере нашего сознания до движения гор дело не дойдет, — не беда, есть вещи не менее значимые: добавим к чашке холодной воды еще и доброе слово. Слово за слово явим человеку свое сердечное участие, ради Бога Христа, и это тот же процесс движения гор: у нас не просили доброго слова, а мы его произнесли, мы явили маленькую любовь из окаменевшего сердца — из камня потекла живая вода. А ведь важен прецедент.

Нравственные явления всегда значимее физических, ибо видимое — временно, а невидимое — вечно. Может, нам Господь не про горы говорил, а о наших окаменевших сердцах, нагромождающих горы безумия…

Конечно же, грех упрощать Слова Св. Писания, но его понимание предполагает возможность индивидуального переживания. Во всех словах и выражениях всегда предполагается определенная условность рассуждения. Конкретность, естественно, может иметь смысл сама по себе, но ее осознание обязательно должно быть соотнесено со Св. Писанием и со Св. Преданием, т. е. с целым — с Божием Откровением людям, данным для того, у чтобы они нашли свой путь к спасению.