5 ЭПИЛОГ/ШЕСТНАДЦАТЬ ПАРАГРАФОВ О ВОСПЕВАНИИ

5

ЭПИЛОГ/ШЕСТНАДЦАТЬ ПАРАГРАФОВ О ВОСПЕВАНИИ

Он полон надежд ранним утром, думая, как он будет перебирать бусины своих четок в тихой комнате, но его грезы выдают его блуждающий ум.

«Святое имя — это Сам Кришна» — он знает, что это истина; вот уже более десятилетия, как он знает это.

Он слышит шум движущегося поезда вдали и какие-то звуки рядом: кто-то ходит; его правая рука тянется к нити с бусинами, большой и указательный пальцы сжимают первую из них в минутной надежде.

Оскорбительное воспевание не может дать блаженства вкуса святого имени; это только тень имени. «Вот все, чего я могу ожидать», — думает он, но ему известно, что сила святого имени может одолеть его.

Великие святые в святых местах, таких как двор Храма Радха-Дамодары, Шрила Прабхупада под противомоскитной сеткой в своей комнате в Бомбее в три часа утра, после диктовки комментариев к Бхагаватам, — великие святые тоже повторяют мантру. Вот еще один бхакта повторяет мантру, идя по их следам, спокойно склоняясь пред указанием гуру и зная в глубине сердца, что оно истинно. Он скорее умрет, чем откажется от этого. Однако, за его плечами годы, а его ум и привычки все еще препятствуют тому, чтобы чистое имя достигло его слуха.

Даже тень имени приносит облегчение, подобно тому как первые лучи рассвета прогоняют прочь духов и воров, блуждавших в ночи. «Но я до сих пор живу в тени святого имени», — думает он. «Могу ли стремиться к тому, чтоб подняться? Попробую хотя бы не засыпать, освободись от недозволенных желаний, произнося правильно Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе/Харе Рама Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Даже я могу измениться».

Деревянные бусины проходят между его пальцами; начинается джапа маленькой дживы, идущей к Кришне и зовущей Его в предрассветном уединении.

Это очищает сердце от слоя пыли, накопившейся за множество жизней; это гасит огонь повторяющихся рождений и смертей. Это не так уж просто. Но даже тень святого имени, произносимая тенью преданного, даже первая ступень значит в миллион раз больше, чем что бы то ни было.

У него в руке четки, а на устах — имя. Он ходит, но вот он устал. И когда он садится, он засыпает. Сказано, что даже начинающий занят в любовном служении Господу, — это подобно тому — как незрелый плод манго все равно плод манго, хотя он и не похож на созревший сочный фрукт.

Устав, он садится, клюет носом и обнаруживает, что его ум пронесся по целой вселенной человеческих и недостойных человека желаний. Он даст пощечину своим ментальным картинам, и его внимание снова обращается к имени. Но поправки продолжаются до бесконечности — где надежда на то, что они его совершенствуют непрерывно? Даже если у него нет такой надежды, тем не менее, остается исправительная пощечина, и при нем его воля и твердое решение совершенствоваться снова и снова. Обратно к имени, обратно к Господу.

Только воспевание может спасти его: оно спасло Аджамилу. Он изливает столько имен, они все несовершенные из-за несовершенства воспевающего: плохо изготовленные изделия с дефектной сборочной линией, — и тем не менее каждое имя сохраняет свое совершенство.

Он смущен своим собственным нежеланием повторять имена; он введен в заблуждение ложным эго, колеблется, и стремится к физической передышке. "Когда же я добьюсь успеха?"

Он похож на скалолаза. Он закидывает вверх руку и пытается поднять тело, надеясь на крепость тонкого уступа на верху. Он пробует ногой в поисках надежного уступа в низу, карабкаясь вверх по крутизне своего ума. Веревка, обмотанная вокруг его талии, поддерживается высоко наверху Господом, лично поднимающим душу, — так почему же это так трудно? 

Он повторяет так, как сторож делает свои обходы, охраняя имущество, счастливый в своих заботах, стараясь обеспечить, чтобы его голос произносил только имя. И с помощью своего фонаря он постоянно проникает во тьму блуждающего ума. Он похож на сторожа, он делает свои круги.

Проводник к святому имени, пожалуйста, удели еще одну искру милости неповоротливым, повторяющим Твое святое имя! О, Ты уже сделал это! Господь Чаитанйа Махапрабху прошел бесконечные расстояния, чтобы спасти нас этим легким и возвышенным методом. Все зависит от нас. Если теперь мы не откажемся! Нет, об этом нечего говорить. Мы должны принять это — мы не останемся столь падшими.

Ваишнавский поэт говорит, что, должно быть, проклят Ямараджей и поэтому у него нет вкуса к деятельности в преданном служении. Но истинно и то, что Шрила Прабхупада пришел и спас нас от нашего отвращения к бхакти. Мы были привлечены его пением и танцем, и по его приказанию мы идем, терпеливо, неся поверх голов маха-мантру и стремясь служить Ему.