Указание предателя и наставление о смирении Мф. 26, 21–25; Мк. 14, 18–21; Лк. 22, 21–30; Ин. 13, 21–30

Указание предателя и наставление о смирении

Мф. 26, 21–25; Мк. 14, 18–21; Лк. 22, 21–30; Ин. 13, 21–30

Вечеря продолжалась, обряд следовал за обрядом: присутствующие вкушали горькие травы, пасхальные яства, пили вино из четырех ветхозаветных чаш.

И в то время, когда, по выражению церковной песни (тропарь великого Четверга), «славные ученики на умовении вечери просвещались, злочестивый Иуда, страдая сребролюбием, более и более омрачался». он обдумывал и соображал, когда и как привести в исполнение свой предательский замысел, рассчитывая обмануть присутствующих наружным видом лицемерной дружбы и искренности. к намекам господа он относился с холодным равнодушием, давая понять, что не принимает их на свой счет. такое упорство в зле, соединенное с крайним бесстыдством и коварной дерзостью, привело в смущение святейшую душу Богочеловека: она страдала от присутствия предателя среди святого общества в такие великие минуты, вызывавшие на последнюю беседу, в которой должна была излиться вся полнота любви Учителя к ученикам Его. святой евангелист Иоанн Богослов замечает, что Иисус Христос возмутися духом (13, 21) и, удостоверяя собеседников в горестной истине, сказал им: аминь, аминь глаголю вам, яко един от вас ядый со Мною, предаст Мя, и желая еще более объяснить слова свои, присовокупил: обаче се рука предающаго Мя со Мною есть на трапезе. святые апостолы весьма опечалились, услышав эти страшные слова: в недоумении, о ком Господь говорит, они озирались друг на друга, надеясь открыть предателя по выражению лица. но предатель, прикрываясь личиною невинности, сам искал глазами предателя. настала минута тяжкого раздумья. «веря Учителю более, нежели себе» (свт. Иоанн Златоуст), каждый с беспокойством стал испытывать себя. в скорбных душах явилось смиренное чувство самоосуждения при воспоминании о грехах вольных и невольных, о недостатке веры и любви, о желаниях своекорыстных и честолюбивых, которых не чужды были первейшие из апостолов (Мк. 10, 35). опечаленные ученики, не находя прямого ответа в своей совести, обратились к господу и стали спрашивать Его один за другим: еда аз, Гос поди? еда аз? При этом некоторые могли утешать себя предположением, что, быть может, предатель не принадлежит к избранному обществу двенадцати. каково же было удивление присутствовавших на вечере, каков ужас, когда они узнали, что предатель близко, очень близко, здесь же за столом! Един от обоюнадесяте, – рек им Господь, – омочивши со Мною в солило руку, той Мя предаст. такое блюдо, приготовленное в полужидком виде, служило как бы приправою, и в него обыкновенно обмакивали куски пищи рукою, следуя простоте восточных нравов. слова господа приблизительно указывали предателя, хотя и не для всех приметным образом. впрочем, – продолжал спаситель, желая подействовать на иуду страхом осуждения, – Сын Человеческий идет на смерть по реченному, якоже писано о Нем; горе же человеку тому, имже Сын Человеческий предается: добро бы было ему, аще не бы родился человек той, т. е., как изъясняет блаженный Феофилакт, «хотя Христу и предопределено пострадать для спасения человеческого рода, однако поэтому отнюдь не следует чтить иуду; напротив, горе ему, потому что он сделал это не с тем, чтобы содействовать воле Божией, но чтобы исполнить свою злую волю». тогда Иуда, продолжая притворство и рассчитывая отклонить от себя всякие подозрения со стороны других учеников, с бесстыдством и наглостью, свойственными закоснелому злоумышленнику, также обратился к Иисусу Христу с вопросом: еда аз есмь, Равви? «Хотя, – замечает святитель Иоанн Златоуст, – и можно было бы сказать: о, скверный и всескверный, гнусный и нечистый человек, столько времени готовясь произвести зло, удалившись и сделав сатанинские совещания, согласившись взять сребро и быв обличен женою, ты дерзаешь еще спрашивать, – но Христос не сказал ничего такого». тихо и кротко, внятно лишь для самого предателя, Господь отвечал ему: ты рекл ecu. Между тем прочие ученики в крайнем смущении спрашивали друг друга, кто из них мог бы отважиться на такое ужасное дело, и все старания их открыть истину оставались безуспешными: предатель не выдавал себя, а остальные собеседники, при самом строгом испытании своей совести, должны были признать, что они неповинны в замышляемой измене Учителю. святой апостол Петр, постоянно заботившийся о безопасности господа (Мф. 16, 22; 26, 35; ин. 18, 10), в недоумении решился испытать последнее средство к открытию предателя, быть может, с целью предупредить злой умысел. из всего сонма двенадцати апостолов Христос спаситель особенно любил одного ученика, который теперь возлежал у груди Его. святой евангелист Иоанн не называет имени этого ученика, но древнее предание всей Христианской Церкви свидетельствует, что ученик, любимый Иисусом Христом, есть сам писатель Евангелия (Ин. 19, 26; 20, 2; 21, 7, 20). святой Иоанн был близок и апостолу Петру по тому доверию, которое Господь оказывал им обоим (Лк. 22, 8). не будучи видим Иисусом, возлежавшим к нему спиною, Петр сделал знак иоан ну, чтобы он спросил у господа, кто это, о котором говорит? Ученик, припадши к груди Иисуса, тихо спросил: Господи, кто есть? – и Господь так же тихо отвечал ему: той есть, ему же Аз, омочив хлеб, подам. обмакнув кусок в блюдо, подал его иуде симонову искариотскому.

Это действие могло пройти незамеченным прочими апостолами, потому что для указания предателя Господь воспользовался обычаем, по которому глава дома на пасхальной вечери раздавал возлежащим куски пищи, обмоченные в полужидком блюде. но для Петра и Иоанна поданный предателю кусок служил решительным указанием его, для самого же погибающего – последним зовом к покаянию. Иуда был среди ближайших учеников господа, и так же, как и другие ученики Христовы, без сомнения, изгонял бесов, исцелял болезни, проповедовал. тогда сатана нападал на него, но не имел над ним власти. однако страсть сребролюбия, как некогда гиезием, овладела иудой – он был вор (Ин. 12, 6) и решился на предательство своего Учителя ради вознаграждения от синедриона. Господь отводил иуду от предательства, но тот отверг этот решительный зов любви Божией. впрочем, так и должно быть, ибо все в жизни сына Человеческого происходит так, как предсказано о нем. и крест, и смерть Его определены по воле отца. итак, Иуда не раскаялся и вполне отдался сатане: и по хлебе тогда вниде в онь сатана. в самом деле, только сатана мог сделать из апостола предателя и сына погибели. тогда сердцеведец сказал ему: еже твориши, сотвори скоро, и этими словами как бы изверг его из лика апостольского. выражение: сотвори скоро, по толкованию святого отца, «не означает ни повеления, ни совета: Христос хотел, чтобы предатель исправился, и оставляет его только потому, что он был неисправим». теперь Иуда сделался чужим для святого общества верных учеников; он не должен был слышать тех великих обетований об Утешителе Духе святом, которые к нему не относились, – тех умилительных слов прощальной беседы, в которых Богочеловек раскрывал свое сердце перед возлюбленными учениками. влекомый злой силой, предатель тотчас вышел вон. Бе же нощь, – замечает святой евангелист, – егда изыде: эта тьма последней ночи вполне соответствовала той духовной тьме, безрассветной, непроглядной, которая наполнила душу иуды искариотского.

Только Иоанн познал предателя, ибо слова сотвори скоро явно говорили о коварстве, т. к. сатана вошел уже в самое сердце иуды. остальные же из возлежащих не поняли, что значили слова господа, сказанные ему, или зачем он, оставив собрание, вышел. У иуды был денежный ящик для сбора подаяний от доброхотных жертвователей (Ин. 12, 6), а посему некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нужно к празднику, или дай что-нибудь нищим. не зная ужасной истины, ученики терялись в предположениях, более или менее правдоподобных. и тогда как святые соучастники тайной вечери, осияваемые Божественным светом, внимали прощальным словам своего Учителя и господа, недостойный причастник, мрачный Иуда, под покровом ночи спешил устроить свое богоубийственное дело.

В эти великие минуты, когда Христос спаситель предуказывал наступающие события, ученики Его опять обратились к тому вопросу о старейшинстве, который не раз занимал их прежде (Мф. 18, 1; 20, 21), и спорили между собою, кто из них должен почитаться большим. в успокоение мятущегося чувства учеников Господь не только повторил им урок смирения, преподанный прежде (20, 25–27), но и открыл, что величие и слава уготованы им за терпение не здесь – на земле, а в Царстве небесном. Царие язык господствуют ими и обладающии ими благодателе нарицаются; вы же не mакo: но болий в вас да будет яко мний и старей яко служай. Кто бо болий, возлежай ли или служай? не возлежай ли? Аз же посреде вас есмь яко служай. Вы же есте пребывше со Мною в напастех Моих, и Аз завещаваю вам, якоже завеща Мне Отец Мой, царство, да ясте и пиете на трапезе Моей во Царствии Моем и сядете на престолех, судяще обоимнадесяте коленом Израилевым. небесное блаженство, уготованное верным ученикам, Господь представляет под обычным образом вечери (Мф. 22, 2; Лк. 13, 29; 14, 16), а небесную славу, соединенную с соучастием в суде Его над миром (1 кор. 6, 2), – под образом сидения на двенадцати престолах (Мф. 19, 28), окружающих престол судии – сына Божия (Ин. 5, 22).