Любить - значит дарить

Любить - значит дарить

В языке у греков было как минимум четыре слова, ко­торые теперь переводятся на большинство языков как «любовь». Но дело не в термине, а в том, что стоит за этим термином. Описать это явление - «любовь, кото­рая исцеляет», - конечно, невозможно. И тем не менее необходимо прикоснуться к каким-то ее проявлениям в нашей реальной жизни.

Профессор Антонов крайне резко говорил о несосто­ятельности брака, когда у супругов нет детей. Наоборот, митрополит Кирилл при открытии нашего Конгресса напомнил, что рождение детей не есть единственная цель брака. Профессор Антонов высказал мысль, соглас­но которой брак не заключается, чтобы иметь общих детей, но, наоборот, становится браком, обретает ста­тус брака, когда появляются общие дети и пара начина­ет их воспитывать. Над этой мыслью имеет смысл заду­маться. В глубине того, о чем он говорил, лежит мысль о том, что брак - это не просто отношения двух людей, но это что-то такое, что проистекает из этих отноше­ний, что является результатом этих отношений.

Спаситель основывает Церковь тоже как семью, имен­но как семью, о чем прежде всего говорит таинство Евхаристии как таинство семейной трапезы. И церковной семьи тоже не будет, пока она не начнет вместе отдавать что-то тем, кто просит, кто нуждается. Не случайно апо­столы, как об этом говорится в Деяниях, начали с «еже­дневного раздаяния потребностей», а затем уже рукополо­жили семь дьяконов, чтобы поставить их именно на это служение, «заботиться о столах» (см. Деян 6, - прим. ред.).

И не случайно тоталитарная машина, с восемнадцато­го года, начинает именно с того, что, оставив для Церкви возможность совершать богослужение, запрещает ей какую бы то ни было деятельность по «раздаянию по­требностей» - по оказанию помощи нуждающимся. Ленин, когда патриарх Тихон сказал, что Церковь гото­ва отдать ценности на помощь голодающим, пришел от этого в ярость, потому что его задача заключалась не в том, чтобы получить деньги для помощи голодающим, а чтобы отобрать у Церкви что-то насильно.

Итак, отдавать - в этом проявляется любовь, но мы не знаем, в чем она заключается. В чем-то таком, о чем ска­зать нельзя. Но в этом (дарении, отдавании себя - прим. ред.) она проявляется. Мать Тереза из Калькутты, как из­вестно, никогда не ела ни конфет, ни каких других ла­комств. Она говорила, что не может прикасаться к ла­комствам, пока на свете есть голодные.

Когда отец Максимилиан Кольбе шагнул в газовую ка­меру, чтобы отдать жизнь вместо человека, который должен был умереть, - это понятно. Но когда Эдит Штайн не отдала жизнь никому конкретно, но просто умерла вместе со всеми, хотя могла бы избежать этой участи, если бы вовремя уехала в Латинскую Америку, - это не вполне понятно. Среди богословов, которые ис­следовали жизнь святой Эдит или Терезы Бенедикты, есть такие, которые утверждают, что она видела в этом жертву за свой народ. Эдит Штайн умирает не вместо другого, но вместе с другими, разделяя участь осталь­ных евреев, к числу которых она принадлежала по рож­дению, и в том числе участь своей семьи.

Все это разные формы той особой смелости, в кото­рой нам бывает явлена любовь. Любовь, которая, если смотреть на нее поверхностно, бесполезна, ибо она не приносит никакой практической пользы. С точки зре­ния прагматической, быть может, было бы лучше, если бы Эдит Штайн уехала в Аргентину и дожила до конца 60-х годов, радуя нас своими трудами. С точки зрения прихожан отца Димитрия, было бы лучше, если бы он остался жив, так же, как было бы лучше, если бы оста­лась жива и мать Мария. С точки зрения московских знакомых матери Терезы из Калькутты, какой-то неле­постью было то, что она не ела конфет. Такая любовь кажется нелепой, глупой. Но в глубинах бытия именно она всесильна, потому что каким-то необъяснимым об­разом именно она преображает нас изнутри.

Разумеется, то, что делает бедная вдова в Евангелии от Луки, когда отдает свою лепту в сокровищницу, - это подвиг. Она отдала все, что имела, все пропитание свое. Мы в большинстве своем не можем так легко пойти по такому пути, потому что, как об этом в «Братьях Кара­мазовых» сказал Достоевский устами Алеши, отдать рубль Богу - это значит не сделать ничего. Мы должны идти каким-то другим путем, и отчасти эти пути намече­ны в подвиге Эдит Штайн, отца Димитрия Клепинина, в тихом подвиге матери Мадлен и ее сестер, в подвиге того святого, о котором прекрасно написал свою пьесу «Брат Бога нашего» Иоанн Павел II.

Необъяснимо, когда отказывается отец Димитрий Клепинин от освобождения из гестапо. Необъяснимо, когда, вместо того, чтобы ехать в Латинскую Америку и преподавать в одном из престижных университетов, инокиня Тереза Бенедикта выбирает концлагерь. Эта необъяснимая и нелепая любовь - она и есть зерно, сердцевина той любви, которая лечит. Наверное, наша задача заключается в том, чтобы вовремя услышать: а какой же «нелепости» от нас сегодня ждет