Четвёртое прошение: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь"

Четвёртое прошение: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь"

Переходим к четвёртому прошению Молитвы Господней: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь".

Прежде всего хочется задать себе самому и слушателям вопрос: почему, в каком порядке это прошение поставлено на этом месте? т.е. почему оно стоит на четвёртом месте – после трёх прежних и перед пятым? Мне приходит такая мысль.

Первые три прошения, а также воззвание к Отцу Небесному, можно назвать небесной частью молитвы. Правда, в третьем – уже напоминается "и на земли"... Следовательно, казалось бы, будто мы от неба перешли уже к земле. Но когда мы просим, чтобы и на земле была воля Божия, воля Бога, воля небесная (а на небе нет иной воли, кроме Божией: в Едином Боге, в ангелах и святых), то в конце концов мы хотим того, чтобы на земле было, как и на небе, по-Божьи. Значит, в сущности, мы желаем, чтобы всё и здесь творилось, как угодно Богу на небе. А так, как Богу угодно, чтобы нами всё совершалось во славу Божию и во спасение души нашей, а спасение наше и состоит в том, чтобы мы готовились к Царству Небесному, к Царству Божию, – значит, земная жизнь является лишь путём туда, временной, странноприимной гостиницей, а целью, концом стремлений остаётся тоже Царство Небесное, Царство Божие, Божественная, или для твари – благодатная, жизнь во Святом Духе.

Таким образом и третье прошение обращает нашу душу к Богу же -так и подобает, но только местом воли Божией является уже не небо, а земля.

В четвёртом прошении излагается прошение прямо о земном, не только в смысле действия, но и предмете прошения: о хлебе земном.

Правда есть толкование о том, что под хлебом можно разуметь духовное питание, т.е. Святое Причащение Тела и Крови Христовых. Так и Сам Христос сказал о Себе: "Не Моисей дал вам хлеб с неба (т.е. манну), а Отец Мой вам истинный хлеб с небес дает. Ибо хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру. На это сказали ему: Господи! подавай нам всегда такой хлеб. Иисус же сказал им (евреям): Я есмь хлеб жизни: приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда" (Ин. 6, 32—35).

"Возроптали" на Него иудеи за то, что Он сказал: "Я есмь хлеб, сшедший с небес". Но Господь снова повторил им: "Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. Я – хлеб живой, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира" (Ин. 6, 47—48, 51). После этих слов иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою? Иисус же сказал им: "Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес" (Ин. 6, 53—58).

Как видно, Господь говорит здесь о Святом Причащении. Чудные эти слова!..

И "многие из учеников Его" начали между собою роптать: "какие странные слова", кто может это слушать?

Действительно, странные, небывалые, живые слова! Но Иисус, зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на то, сказал им: "Это ли соблазняет вас? Что же, если увидите Сына Человеческого восходящего туда, где был прежде? Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь" (Ин. 6, 60—63).

С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним. Но Господь не только не отказался от Своих слов, но ни одним словом не дал понять, что они не так поняли слова Его. Наоборот, Он обратился ещё особо к двенадцати и вопросил их: "Не хотите ли и вы отойти?" Симон Пётр отвечал Ему: "Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной: и мы уверовали и познали, что Ты – Христос, Сын Бога живаго" (Ин. 6, 66—69).

Обычно апостол Пётр говорил от имени всех двенадцати. Но на этот раз с ними не согласен был один из двенадцати, хотя этого и не высказал: то был Иуда Искариотский. Он останется неверующим и на Тайной вечери, хотя примет "кусок", и, конечно, съест его как простой хлеб. Но за это неверие "после этого куска вошел в него сатана" (Ин. 13, 26—27).

Презирая всё это Господь отвечал им: "Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас – диавол".

Это (объясняет евангелист Иоанн) говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати (Ин. 6, 70—71).

Как подробно я выписал дивные слова Самого Господа об истинном хлебе, сшедшем с небес, принимаемом нами в Причащении Тела и Крови Христовых. И, конечно, не может быть никакого сомнения в истине слов Самого Господа, что Он есть Хлеб жизни. И поэтому нам необходимо с верою и страхом Божиим причащаться "во оставление грехов и жизнь вечную".

Таким необычным, постоянным причастником был угодник Божий о. Иоанн Кронштадтский, который звал к тому же и богомольцев и ныне зовёт читателей своих творений. И этим со всею своею верою подтверждал истину слов Христа Господа, что Он воистину есть Хлеб жизни. И следовательно, под "хлебом" в четвёртом прошении Молитвы Господней несомненно можно понимать Самого Господа в таинстве Тела и Крови Его.

Но прямой смысл в этом прошении касается собственно хлеба земного. И вот почему.

Как и мы вce понимали доселе, Сам Господь под словом "хлеб насущный" на этот раз разумел обычный хлеб, питание. И называл "насущным", потому что он нужен нам, чтобы существовать только. Да и то "днесь", на нынешний лишь день. Обратим на это внимание. Люди почти всегда стремятся к увеличению своего имущества и прежде всего – питания. В притче о богаче и Лазаре на это указывал Сам Господь: богатый каждый день задавал пиры. Дети Иова каждый день собирались по очереди у одного из семи братьев на совместный пир, хотя сам Иов в них не участвовал. Апостолы и те спрашивали при жизни Господа: "Вот мы оставили все и пошла за тобой: что же нам за это будет?" Братья Зеведеевы с матерью Соломиею просили у Христа первых двух мест в Царстве. Они ещё разумели по земному, недаром за это упрекнул их Христос Господь: "Не знаете, чего вы просите!" Когда Господь сказал про богатых: трудно им входить в Царство Небесное, Пётр спросят: если так, то кто же может спастись? Зачем об этом спрашивает? Ведь сам он был бедняк, рыбак, рабочий! Ведь Господь не сказал: трудно бедному спасаться! А они и то малое, что имели – лодку и сети – "все оставили". Зачем же они вопрошают: кто же может спастись? О чём-нибудь думал и Пётр, задавая такой вопрос. На все эти вопросы можно ответить так: все люди хотят лучшего, большего, и вот это хотение большего и нужно считать сребролюбием, стремлением к богатству.

А у кого его нет? Разве большинство бедняков, рабочих, рыбаков -не хотят в душе своей большего? Не желали ли быть богатыми? Мало таких. Едва ли один на тысячу найдётся такой. Да и то сомнительно. Вот это знал и Пётр. И потому он и задал такой странный для рыбака вопрос: кто же может спастись?

Значит суть дела – не в самом богатстве и вообще не в изобилии, а в желании его: не в деньгах, а в сребролюбии, в скупости. Но изобилие – очень искусительно. Поэтому Господь и предупреждает против этого искушения. И в самом деле: сколько зла на земле из-за имущества? Сколько ссор, войн даже? И сколько беспокойства почти у всех? Весь мир, можно сказать, живёт этими заботами и муками. Все ищут исхода, а он так прост! Нужно перестать бы стремиться к большему! Нужно бы довольствоваться малым. Нужно заботиться лишь о насущном, чтобы только просуществовать. И тогда как бы упростилась вся жизнь! Но кто этого захочет? Кто послушается? Вот Сам Господь упрекал за это искание изобилия народ. Когда он напитал пятью хлебами 5000 человек, тогда люди, видевшие чудо, сотворённое Иисусом, сказали: "Это истинно Тот Пророк, которому должно придти в мир". Ещё бы! Он даёт пищу даром, да притом в изобилии. После 5000 народу, собрали и наполнили 12 коробов кусками от 5 ячменных хлебов, оставшиеся у тех, которые ели. По числу 12 апостолов: 12 коробов! И что же? Уверовали ли люди во Христа как Сына Божия? Подумали ли о своей греховности (сребролюбии, землелюбии)? Спросили ли хотя бы, как Пётр, о том, кто же может спастись? Нимало! Наоборот, у них разгорелся лишь аппетит, они хотят прийти, нечаянно взять Его и сделать царём. Неужели Христос для этого пришёл? Неужели корень бед в мире заключается в недостатке имущества? Неужели, когда восстановилось бы еврейское царство во главе со Христом (хотя это явно заранее обречено было бы на новую неудачу), пришло бы "блаженное царство"? Никогда!

Человек со своими желаниями, страстями, похотями остался бы таким же, как был. Нет, даже стал бы хуже: ибо получив большее, скоро стал бы недоволен и им (ибо аппетит обычно растёт с пищей, говорят французы) и захотел бы ещё большего.

Зная всё это и что хотят Его "сделать царем", Он удалился на гору один. Ученики Его сошли к морю, чтобы ночью переплыть в Капернаум. Чудо же было на другой стороне моря Галилейского. Ночью Господь догнал их по воде. Слух о чуде с пятью хлебами быстро распространился. Конечно! Хлебы – бесплатно! Да еще чудесно размножаются: от пяти ячменных хлебцев – насытились 5000 человек! Люди бросились к Капернауму, куда отплыли с 12 коробами ученики! Видят: здесь уже Иисус. А когда лодка с учениками отплывала, то люди видели, что Его с ними не было. Новое чудо!

Как это произошло? Но их иное интересовало! Не одно и даже не два чуда, а – насыщение хлебами. Увидев же Иисуса вместе с учениками на той стороне моря, спросили Его из любопытства: "Равви! когда Ты сюда пришел?" Господь, не отвечая на их вопрос, сказал им в ответ: "Истинно, истинно говорю вам: вы ищите Меня даже не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать Свою Отец, Бог". Народ спрашивает: "Что нам делать?" Иисус Христос ответил им: "Вот – дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал!" А народ спрашивает: "Какое Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? Что Ты делаешь? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть" (Нс. 77, 24). Тогда Господь стал говорить о ещё более высшем – о таинстве Причащения (см. Ин., гл. 6).

"Какое знамение дашь..." Как прискорбно это прошение! Только что видели чудо насыщения, а спрашивают. Какое лицемерие! Какая слепота! Какая неспособность к духовному! И Он начал говорить народу о Причащении. И отошли от Него даже многие из учеников. И больше уже не ходили со Христом. Так привязаны люди к земному изобилию. Но не для этого пришёл Господь. Наоборот: Он пришёл привлечь к изобилию небесному и отвлечь от привязанности к земному. Здесь полезно обратиться к словам того, с кем совершилась эта перемена, к св. апостолу Павлу.

Как и веcь еврейский народ, он прежде хотел земного изобилия. Но, когда обратился ко Христу, вот какое наставление даёт он ученику своему Тимофею. Всё наше старание – следовать здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благодати Святого Духа. Вот это истинный хлеб духовный! Если же кто учит иному, тот горд, ничего не знает, и от этого происходят пустые споры между людьми поврежденного ума, чуждыми истины, которые думают, будто благочестие, вера служат для прибытка. Удаляйся от таких (см. 1 Тим. 6, 3-5).

Это весьма поучительные слова: никак не следует думать, что вера обещает земное довольство! Да этого истинно верующий человек и сам не желает. Ему оно – неинтересно, как вещь ничтожная! Между тем, и тогда и теперь есть люди, которые хотели бы соединить и веру и прибыток. Даже более того: склонные смотреть и на самую веру как на средство к земному благоденствию. Что же это собственно значит? Это значит: Самого Бога обратить в средство! Не кощунство ли это? Между тем, и сейчас сектанты привлекают к себе клиентов обещанием "хорошей" жизни, земных благополучий. Апостол же говорит иное в послании к Тимофею: "Великое приобретение -(в том, чтобы) быть благочестивым и довольным (тем, что есть). Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынесть из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем. А желающие обогащаться впадают в искушение, и в сеть, и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол – сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям" (1 Тим. 6, 6—10). И сам он достиг этого состояния "и весьма возрадовался", говорит он филиппийцам, приславшим ему в римскую тюрьму некоторые дары: но "говорю это не потому, что нуждаюсь, ибо я научился быть довольным тем, что у меня есть. Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии. Научился всему и во всем: насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии, и в недостатке. Все могу о укрепляющем меня Иисусе Христе. Впрочем, вы хорошо поступили, приняв участие в моей скорби... Говорю это не потому, чтобы я искал даяния; но ищу плода, умножающегося в пользу вашу... Бог мой да восполнит всякую нужду вашу, по богатству Своему в славе, Христом Иисусом" (Флп. 4, II—19).

Вот христианский идеал: всем быть довольным!

И у христиан было это. Прочитаешь жития святых пустынников и монахов: в какой скудности они жили! Поражаешься даже: да возможно ли это по человеческим силам? Раз в день, а иные – через три дня вкушали что-нибудь, другие ещё реже. Да и в одних ли пустынях и монастырях? Целый народ – хотя бы и наш русский – жил убогой жизнью. А когда спросишь – как поживаете? – отвечают: "Слава Богу, помаленьку!" А пришлось мне видеть и такого бедняка, который отказался даже от преложенного мною пирожка: "Нет, мне не нужно! Хлеб есть!"

Значит, существовать можно: чего же больше? Скажут: а много ли таких? Пусть не много, но другие – уже довольствуются тем, что есть. А иные – умеренны в жизни. Третьи – готовы поделиться с бедными чем можно. Это всё различные степени быть довольным всем. И то хорошо!

А сколько земных забот снимается с человека таким воззрением! Как уменьшаются скорби! Но пойдём дальше.

"Хлеб наш..." "Наш" – не сказано: мой, а наш. Обращаем ли мы внимание на это слово? Не просто "насущный" – для меня, для моей семьи! – а наш, нам, для нас, для всех.

Почему же вставлено это слово? Мы уже объясняли в обращении "Отче наш", что Господь повелевает вообще молиться Богу не от одного лишь себя, а от имени всех и о всех. Отец – один, а мы все братья. Так и о хлебе насущном молиться следует не для себя лишь, а для всех нас. В этом сказывается братская любовь наша. Ведь немыслимо было бы, чтобы в одной семье один был сыт, а другой голоден. Так, собственно, и во всей человеческой семье следовало бы жить общим интересом, общей жизнью. А у нас забота лишь о себе, о своей семье. В лучшем случае о своём государстве. Но не моё, не наше государство – представляется для нас чужим, нисколько нас не интересующим. Там где-то голод, умирают тысячи – "это не у нас". Мор, чума, болезни – "не у нас". Как далека Молитва Господня от нашей жизни! Даже не думаем об этом.

А ведь было иное время. Христиане жили общей жизнью, как пишет об этом книга Деяний апостольских. Все же верующие были вместе и имели всё общее: "и продавали имение и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого" (Деян. 2, 44—45). У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа, и никто ничего из имения не называл своим. Но всё у них было общее. Не было между ними никого нуждающегося (Деян. 4, 32, 34). "

Но и в христианстве этот порядок долго не удержался. Скоро вскрылся обман. Некий Ананий и Сапфира сговорились отдать не всю цену за проданное имение, а лишь часть её. И за эту ложь были наказаны смертью апостолом Петром (Деян. 5, 1-11).

Да и такое общение имуществ было лишь между верующими христианами. Из посторонних же никто не смел пристать к ним. Видя же такую любовь между ними, народ, даже не уверовавший, прославлял их (Деян. 5, 13). Были и так называемые "агапы", от греческого слова агапэ – любовь (Эти агапы впоследствии отменены Соборами. – Ред.). Приходя на богослужение, христиане устраивали после них "вечери любви", но и там начались разделения, как пишет апостол Павел к коринфянам (1 Кор. II, 17-22). И однако же, несмотря на все эти недостатки, Богу угодно было оставить для [назидания] всем христианским общинам память о такой общей жизни.

Не так теперь, но так было. И при христианском воззрении на "хлеб насущный" и при истинной любви это возможно было. Теперь же, когда мы стремимся не к минимуму, не к "хлебу насущному", а к максимуму, к возможно большему, конечно, трудно. "Хлеба насущного" хватило бы для всех, а если одним хочется жить в "изобилии", то другим будет недостаток и в хлебе. Да дело-то даже и не в хлебе. Христос Господь хотел ведь Божественной, небесной жизни для людей. Для этого Он заповедал заботиться и молиться о "хлебе насущном", т.е. о самом необходимом, а не мучить себя заботами о зловредном богатстве, которое и здесь вовлекает в различные похоти и разделения и затрудняет вход в Царство Небесное, как сказал Господь про богатого юношу.

Следовательно, в христианстве главное дело сводится к духовному настроению – к беззаботности и любви. Если же это общение имуществ имеет целью довольство, изобилие, богатство, то это совсем не то, для чего приходил на землю Господь и дал заповедь о "хлебе насущном". Наоборот, такое общение возбуждает лишь большее желание изобилия, т.е. развивает в конце концов аппетиты наши. Да и исходит-то оно из корыстного материализма, плотскости, любви к богатству, довольству. Это две вещи различные.

Но даже и при таком несовершенном состоянии христианства, учение о "хлебе насущном" и о любви имеет немалое значение: оно вносит в жизнь умеренность, ограничивает наши аппетиты.

Один иностранный общественный политик недавно выразился так: люди не хотят до сих пор понять такой простой вещи, даже с чисто экономической точки зрения, как совесть. И это верно. Хотя не нужно смотреть на благочестие как на путь для "прибытка", по слову апостола, но несомненно, что искреннее благочестие поведёт непременно и к экономическому благоденствию. "Ищите прежде Царствия Божия, а все остальное, т.е. земное, – приложится вам", -говорил Господь. И Сам Бог даст нам нужное, если мы не соблазняемся в душе желанием богатства и изобилия, если оно не опасно нам. "Богатство, если оно течет к тебе, не прилагай к тому сердца", -говорится еще в Ветхом Завете. И Златоуст зовёт: "Хочешь богатства – беги от богатства: и богатство побежит за тобой".

Но истинный христианин и не будет даже хотеть богатства, как вещи опасной. Да оно его и не прельщает, есть другое истинное богатство: благодать Святого Духа, Царство Божие – внутри нас. Тогда довольно будет одного хлеба насущного. Даже того меньше! Это показывает нам жизнь святых.

Но Молитва Господня дана была не для исключительных подвижников, а для всех христиан. Здесь и хлеб насущный необходим. И вообще т.н. частная собственность дозволяется: "Чем ты владел, – говорит апостол Пётр Анании, – не твое ли было, и приобретенное продажею, не в твоей ли власти находилось?" (Деян. 5, 4).

Христианство разрешало и разрешает это. Только бы не было стремления к изобилию, а довольствовались бы мы необходимым: "хлеб наш насущный даждь нам днесь". И когда один человек просил Господа разделить его справедливо с братом, Он сказал ему: "Кто поставил Меня судить или делить вас?" И далее: "Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения" (Лк. 12, 13—15). Тем более – Царство Небесное.

Ещё мне хотелось б остановиться на маленьком вопросе. Как ни мало думать лишь о "хлебе насущном", да и то только "днесь", на нынешний день, но зачем ещё и об этом нужно молиться Богу "даждь нам"!

Приведу такое впечатление о молитве из своей ранней жизни. Когда, бывало, я читал Молитву Господню, то мне непонятно было: зачем нужно просить Бога о таком предмете, как насущный хлеб, ведь хлеб-то был в изобилии даже у любого нищего! В молодости я видел такого в моем округе: у него всегда были довольно полны два мешка, один для муки, другой для "кусков", т.е. для ломтей хлеба. И мне казалось, что чего-чего, а хлеба-то уже всегда всем хватит. Зачем же просить его у Бога: "даждь нам"?

Прошло после этого много лет. Я жил тогда в Москве, будучи членом Церковного Собора. Началась революция. И нам не хватало простого хлеба! Тогда я был в Москве, и нам давали всего лишь по 1/8 фунта в день, да и тот был с кострикой. Однажды я шёл по улице и увидел голодную, шатающуюся небольшую собаку: она беспомощно пошаталась-пошаталась и околела. Вот тогда я понял: да, и о хлебе насущном нужно молить и просить Бога! Иначе можно от голода погибнуть!

Ведь мы, собственно, постоянно присутствуем при чуде: из одной и той же земли вырастают тысячи хлебов разного сорта. Мы этому не дивимся только потому, что привыкли. А если бы увидеть это чудо в первый раз, мы не могли бы надивиться. Откуда всё это? Одна и та же земля родит разное. Недаром одна северная старушка, кушая арбуз, восхищенно сказала: "Хотела бы я хоть посмотреть, где эти арбузы растут!"

Всё это сотворено Вседержителем Богом. Им и сейчас держится, – хотя неверующие этого не признают, а объясняют "природой". Но разве бездушная природа разумна? Конечно, нет! И тот, кто ссылается на природу, в сущности прикрывает свое незнание.

Всё держится Богом Творцом! Его обо всём и надобно просить: даже о куске насущного хлеба, хотя бы на один день. Да и то приходит мне мысль: ведь и это прошение сказано Самим Спасителем. Богом! Уже по одному этому должно верить Ему всецело и просить – и о хлебе насущном. Во всяком случае, подобное прошение говорит о нашей вере и смирении. О вере потому, что этим мы выражаем упование на Бога во всём, даже в самом "насущно" необходимом. О смирении потому, что приучает нас довольствоваться малым. Кроме того, это прошение приносит и добрые результаты всему миру, т.к. учит ограниченности наших пожеланий, а это отражается на всем мире, т.к. всякая борьба, вражда и зависть приводит к ссорам и войнам. И тогда жизнь становится гораздо труднее! А Господь хочет облегчить нам и земную жизнь.

Наконец, слова: "наш", "нам" напоминают нам о любви друг к другу. И пусть даже мы не смиримся настолько, чтобы просить лишь "насущного хлеба", да ещё всем "нам", но пусть хоть христиане покажут эту скромность прошений наших! В крайнем случае, пусть каждый думает лишь о себе самом: ему-то уж несомненно будет душевная польза. Но не может быть, чтобы доброе дело отдельного человека не оказывайте влияния и на других. Впрочем, об этом не должно думать, потому что это не смиренно. Даже было бы ещё грешнее, т.к. ограничивши себя телесно, мы "расширялись" бы духовно: в гордости – своею добротою, в самомнении – о своей мнимой "святости". И наоборот, чем ты будешь скромнее в требованиях и смиреннее, тем влияние твоё будет сильнее. Да у тебя больше останется времени и для духовной жизни, если ты будешь довольствоваться малым! А лучше сказать: вся твоя жизнь превратится в непрерывную духовную жизнь.

Здесь припоминается наставление преподобного Серафима Саровского дивеевским "сиротам". Давая им указания ежедневного жития, он их учил: не следует вычитывать разных акафистов, ни давать подробных обещаний, а прочитав его, Серафимово, маленькое "правильце", немного чего-либо вкусить и сразу на послушание или на работу, какая указывается старшими, но между работой, про себя, творить молитву Иисусову. Так до обеда. После обеда – "правильце", и опять за работу с прибавлением к молитве Иисусовой: "молитвами Богородицы". Потом перед сном опять "правильце" – и спать.

"И уверяю вас: спасетесь", – утешал о. Серафим своих "сирот". Длинный уставной молитвенный саровский порядок о. Серафим не благословил для дивеевских сестёр: он и для монахов-то труден. Но его не всегда в этом слушались: старались уподобляться Сарову в молитвенном уставе. А батюшка по своему опыту знал, как лучше молиться и вообще спасаться. Он не был приверженцем длинной уставности, но в сердце постоянно молился. А Господь именно этого требует: "Сыне! Даждь Ми сердце твое!"

Молитвословие – ещё не есть молитва! И знающим монастырские порядки известно, что истинным молитвенникам даётся свобода в молитве: они в скитах, например, могут позднее вставать и позднее ложиться и не исполняют устава служб, а стараются молиться "непрестанно", по повелению апостола: "непрестанно молитесь" (1 Сол. 5, 17).

Теперь надобно обратиться к человеческим способам избавиться от сложной современной жизни.

Вместо той ограниченности, которую заповедует нам Господь в этом прошении и которая разрешает сложность всей мировой жизни, народы думают об иных путях существования, в частности о государственном способе уравнения имуществ. И, кажется, с первого взгляда, это весьма походит на первые дни христианства, когда у всех было всё общее и никто ничего не называл "своим". Но на самом деле здесь большая разница.

Именно: если Господь хочет разгрузить нас от лишних забот, свести на минимум существования, то в современных поисках улучшения жизни в основу стремлений обещают, а где-то и действительно дают максимум обилия. Не только говорят: будет бесплатный хлеб, и притом в изобилии, но нужно ожидать впереди и вообще сладкой жизни.

Уже здесь – коренная разница: Господь хочет свести наши телесные заботы к минимуму, а в мировом масштабе привлекают изобилием, чтобы, дескать, оставалось время для культурного воспитания и всевозможных удовольствий. Таковы различные источники.

Затем: христианство исходит из нравственных побуждений и стремится к ним; человеческие же способы улучшения жизни имеют целью материальное благополучие, которое будто приведёт их к моральному совершенству, хотя это, собственно, и не очень-то интересует преобразователей жизни. Было бы сладко жить здесь, потом ведь все умрут, и ничего, кроме праха, не останется от них. Так различны цели.

Христианство исходит из религиозных Божественных заповедей, из веры в Бога и вечной ответственности за свою жизнь; земные же пути отвергают всё нематериальное. Мало того, считают веру в Бога не только излишней, но даже вредной для этой жизни потому, что она отвлекает от материальной цели, отрывает от революционных методов, учит смирению, тогда как современные теории стараются возбуждать правовое сознание, гордость.

Христианство явилось в мир как религиозное движение, во имя Господа Иисуса Христа, а современные теории объясняют его, как восстание низших классов против имущих, что совершенно ложно. Самого Христа считают легендой.

Потому современные преобразователи различными способами поднимают гонения против христианства, как будто бы зловредного. А на самом деле оно прежде всего привлекает на людей благословение и милость от Бога. Вводит мир в общество, останавливает преступность, вносит умеренность во взаимоотношения наши, проповедует законопослушность и почитание начальников, даже хотя бы и безрелигиозных, учит терпению и т.п.

Поэтому начальникам следовало бы не гнать христианство, а поддерживать его. Но им это трудно потому, что весь дух христианства отличен от мирских путей. Да и верующим не полезно такое постоянное благополучие, известно, что Христос Сам страдал – до распятия – и последующих Ему призывал к тому же (Мф. 16, 24—25). Страданиями мучеников окрепла христианская вера. "Кровь мучеников становилась семенем новых христиан", – говорит Тертуллиан. И эта истина имеет силу и теперь. Это – факт.

Поэтому христианской Церкви духовно лучше там, где предшествует крест Христов. И потому во Второе пришествие Господа "явится знамение Сына Человеческого на небе", т.е. опять же крест Христов (Мф. 24, 30; Мр. 14, 62; Апок. 1, 7; Зах. 12, 10). Вся проповедь христианская называется "Словом о кресте" (1 Кор. 18, 23). Потом христиане, терпящие страдания, несомненно выше, чем те, которые живут в лучших материальных условиях. Спасительнее скорби, чем земное благополучие! А истинные христиане даже желают себе страданий за христианство и для спасения, отсюда и мученики, и пустынники, и добрые иночествующие, и юродивые всегда искали себе скорбей, креста (Мф. 16, 24—27; Лк. 12, 4—9; 23—31, 49—53). Они теряют свои имущества, и иногда и самую жизнь. Это, конечно, им больно. Но для спасения души их полезно, ибо сказано: "трудно богатому войти в Царство Небесное" (Мф. 19, 23; Мр. 10, 23—26; Лк. 18, 24).

Но потом на место одних богачей появляются другие, новые. И им тоже трудно бывает войти в Царство Божие! И снова является необходимость Господу посылать на помощь людям: голод, пожары, наводнения, войны. Временно это отрезвляет нас. А потом мы опять стремимся к богатству: опять нам недостаточно хлеба насущного.

Пусть даже мы не делаемся материалистами, а остаёмся верующими, но одновременно хотим быть и богатыми. И тогда получается самообман: мы воображаем себя защитниками веры христианской, а на деле делаемся язычниками, евреями, распявшими Христа, противниками "Слова о кресте". И кто знает, не бываем ли мы в таких случаях хуже и самих неверующих? Пожалуй – так.

Так, современные т.н. христианские народы, католическая церковь со множеством её богатств, США, стоящие во главе противников нового течения, не оказываются ли они хуже китайцев, индусов и неверующих людей разных стран? Не стремятся ли они использовать колониальные и полуколониальные страны за дешёвое сырьё? Не грозят ли они разными бомбами несогласным с ними? Разве это христианство? Собрали большое количество мирового золота и подкупают им нуждающиеся государства под видом "помощи".

А в душе мы не язычники ли? Не относится ли и к нам обличение фарисеев и лицемеров, что "даем" десятину с мяты, аниса и тмина и оставили важнейшее в законе: суд, правду, милость, любовь и веру истинную; сие надлежало бы делать, и того не оставлять. "Горе вам, книжники и фарисеи, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Горе вам, книжники и фарисеи, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты! Так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззаконий" (Мф. 23, 23—28).

Когда задаёшь себе такие вопросы, то совесть свидетельствует: в этом много правды! И спрашиваешь: не хулится ли нами имя Божие? Откровенно спросим: привлекаются ли народы через нас к христианству? Не наоборот ли: не отталкиваем ли их от себя? Миссионерское дело в США и даже в Англии поставлено было широко, но Китай отпал от их влияния, а от Англии – Индия! Франция послала в Индокитай проповедников, а теперь пришлось расплачиваться горькими слезами. Англичане захватили больше всех на земном шаре пространства, а теперь (В 1954 г. – Ред.) дело их разваливается: даже свои доминионы отделяются. Об Индии и говорить уже не приходится! Да, плохо кончаются дела у так называемых христианских наций.

А мы не видим этого? Да и как мы можем привлечь ко Христу людей, когда сами в жизни идём против Христова креста!? И не будет ли возмездия и нам, лицемерам?

"Да приидет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле! Истинно говорю вам: все сие приидет на род сей!" (Мф. 23, 35—36).

В заключение, однако же, обратимся к себе самим, и прежде всего – к "вождям", духовенству.

Что нам смотреть на чужие сучки в глазах их, а своих брёвен не видеть?! Пусть они даже не "брёвна", а тоже – сучки. Что нам пользы от чужих недостатков? Но обращаясь к себе самим, невольно думаешь, как древние евреи про Христовы притчи об отнятии у них царства: "Говоря так, и нас обижаешь!"

Не относятся ли и к нам эти слова об "окрашенных гробах"? Боюсь сказать уверенно, но приходится задуматься над этим. Что же нам нужно делать тогда?

Иной, может быть, скажет: трудно это учение о "хлебе насущном". Нет сомнения – трудно. Но и легко! Это сказал Сам Господь (Мф. II, 29). Если бы это было невозможно, то Господь не дал бы нам такой молитвы: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь". Если же дал, значит, это возможно! Это облегчает жизнь вообще, и даже материальную. Конечно, вопрос – в степени. Но важно, чтобы услышали мы в этом прошении призыв к насущному, необходимому, а не к обилию. А уже мера – дело совести каждого.

Затем, поелику всё управляется промыслом Божиим (Вседержителя), то нам нужно на Него и полагаться во всём. Ведь Он же "Господин жатвы Своей" (Мф. 9, 38). Поэтому будем уповать на Него! "Соль – добрая вещь, но если соль потеряет силу, чем исправить ее? Кто имеет уши слышать, да слышит!" (Лк. 14, 34—35) – сказал Господь. Господи! Помилуй нас!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.