1. ПОКАЯНИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. ПОКАЯНИЕ

Нужно было бы начать наше исследование духовного учения пр. Симеона с его воззрений на крещение как духовное рождение человека для духовной жизни во Христе и освобождение от первородного греха, но так как в действительности — и пр. Симеон чувствует это очень живо — мы все были крещены младенцами и потеряли благодать вследствие наших грехов после крещения, покаяние стало для нас вторым крещением, началом христианской жизни и постоянной основой всех наших устремлений к Богу. Естественно поэтому начать изложение духовности пр. Симеона обзором его богословия и практики покаяния. Что же касается крещения, мы будем говорить о нем более подробно далее, в связи с тайной спасения и действием Святого Духа.

Пр. Симеон в своих творениях много говорит о покаянии как самом по себе, так и в приносимых им плодах, и, как всегда, находит для этого патетические выражения и свои собственные яркие слова. «Хорошо покаяние и получаемая от него польза» [159], — говорит пр. Симеон в 5–ом Огласительном Слове, одном из самых длинных и в своей большей части посвященном покаянию. Покаяние необходимо для всех, так как все согрешили и не существует малых грехов. «Не заблуждайтесь, братья мои, — говорит он, обращаясь к своим монахам, — милосерд Бог и милостив и благоутробен, и я, свидетельствуя, исповедую это и со дерзновением уповаю спастись его благоутробием. Однако знайте, что это ничуть не поможет не кающимся и со всей точностью и великим страхом не соблюдающим его заповедей, но Он их накажет хуже неверных и некрещеных народов. Не заблуждайтесь, о братья, и да не покажутся вам малыми некоторые из прегрешений и да не будут пренебрегаемы вами как не причиняющие вреда вашим душам. Благоразумные рабы не знают разницы между малым и великим прегрешением, но если согрешат, вплоть до взгляда или мысли или слова, бывают настроены, как отпадшие от любви Божией» [160]. Покаяние должно быть всецелым и охватывать всего человека: «Покаемся только от всей души и отбросим не только наши дурные действия, но и самые наши лукавые и нечистые помыслы сердца» [161]. Без покаяния монашеское отречение ни к чему не служит: «Всякий человек, согрешивший, — продолжает пр. Симеон, — и закупоривший грязью наслаждений чувства своей души, если он даже все свое имущество раздаст нищим, всю славу должностей и великолепие домов и коней … самих же близких и друзей и родственников оставит и, бедный и неимущий, придет и облачится в монашеский образ, все же несомненно нуждается, ибо это необходимо для его жизни, в слезах покаяния, чтобы отмыться от грязи своих грехов, и особенно, если, как я, сажу и грязь многих зол не только на лице и на руках, но всецело на всем теле носит. Ибо для нас недостаточно только раздаяние имущества для очищения души, если мы не восплачем и не возрыдаем от души, братья. Ибо я полагаю, что если я не очищу всяким тщанием сам себя слезами от осквернения моих грехов, но оскверненный изыду из жизни, то буду справедливо осмеян и от Бога, и от Его ангелов и вместе с бесами выброшен в вечный огонь» [162]. Покаяние должно стать постоянным состоянием: «Возможно, итак, — говорит пр. Симеон, — братья, не только монахам, но и мирянам всегда и постоянно каяться и плакать, и умолять Бога, и такими действиями и все остальные приобрести добродетели» [163].

Важность слез, как необходимого элемента покаяния, подчеркивается неоднократно: «Прежде плача и слез, никто вас да не обманывает пустыми словами и да не обманываем сами себя, нет в нас покаяния, ни истинного раскаяния, ни страха Божия в наших сердцах, мы еще не осудили самих себя, наша душа еще не была в чувстве будущего суда и вечных мучений. Ибо если бы она это стяжала и в таковых пребывала, немедленно она испустила бы слезы, ибо без них ни наше жестокое сердце не могло бы когда–нибудь смягчиться, ни душа наша приобрести духовное смирение, ни мы не имели бы силы стать смиренными. А не ставший таковым не может соединиться со Святым Духом. А не соединившийся с Ним чистотою не может быть в созерцании и ведении Бога, ни достоин научаться таинственным добродетелям смирения» [164]. Как видно, слезы покаяния рассматриваются здесь как путь, ведущий к созерцанию и единению со Святым Духом. С другой стороны, истинное покаяние преобразует покаянный характер слез и ведет нас к видению света: «Ибо само покаяние, неукоснительно … совершаемое до смерти с болезнью и скорбью, побуждает нас мало–помалу проливать горькие слезы, посредством которых оно стирает и очищает скверну и грязь души. После чего соделывает в нас чистое покаяние и превращает горькие слезы в сладкие и порождает в наших сердцах пребывающую радость, и дает видеть незаходимое сияние. И если мы не будем подвизаться всяким старанием получить это … мы не освободимся окончательно от всех страстей, ни приобретем все добродетели и не сможем ежедневно приобщаться по Богу когда–нибудь Божественных тайн или увидеть присущий им Божественный свет» [165]. Личное покаяние необходимо, чтобы достичь вечной жизни: «Пусть каждый из нас да не обвиняет и не порицает Адама, но самого себя, впавшего в какое–либо прегрешение, и да покажет каждый из нас, как он, достойное покаяние, если только хочет получить вечную жизнь в Господе» [166]. И на вопрос, кто может освободиться от бесчисленных грехов, нас осаждающих, пр. Симеон отвечает: «Постоянно помышляющий о своих грехах и непрерывно предвидящий будущий суд, и кающийся, и горячо плачущий, таковой превосходит всех вместе и препобеждает, возвышаемый покаянием, так что ни одно из вышесказанных не может достигнуть и коснуться его движущейся в высоте души. Но если наша мысль, воскрыленная покаянием и слезами и происходящим от них духовным смирением, не подымется на высоту бесстрастия, мы не будем иметь силы стать свободными от всех вышесказанных, но не перестанем уязвляться иногда одной страстью, иногда другой, и пожираться ими, как дикими зверями» [167].

Пр. Симеон постоянно говорит о духовных плодах покаяния: «Вы знаете, что теплота покаяния и жар из глубины сердца воссылаемых слез, подобно огню, расправляет и пожигает грязь греха, и соделывает чистой оскверненную душу; не только это, но и щедро и обильно дарует ей излияние света наитием Духа, так что уже здесь она делается исполненной милости и добрых плодов» [168]. Этот плод — прежде всего свет: «Бегите покаянием, — говорит пр. Симеон, — по пути заповедей Его, бегите, бегите, пока время Его воссияния, прежде чем ночь смерти застигнет вас и вы будете отосланы в вечную тьму» [169]. Это Царство Небесное: «Бегите, ищите, стучите, чтобы открылись вам врата Царства Небесного и вы были внутри него, и стяжали его внутри вас» [170]. Или: «Все, сидящие во тьме, — сыновья тьмы, и не хотят покаяться. Ибо покаяние есть дверь, выводящая из тьмы и вводящая в свет. Следовательно, тот, кто не взошел во свет, не прошел хорошо дверь покаяния, ибо если бы прошел, то был бы во свете. А не кающийся согрешает, так как не кается» [171]. «Поспешим, следовательно, братья мои, — заключает пр. Симеон, — уже от сего времени войти покаянием в узкую дверь и увидеть свет внутри нее» [172]. Покаяние стирает грехи: «Но не отступи заботиться о покаянии, — пр. Симеон слышит голос, обращающийся к нему во время одного видения света, — потому что оно и предшествующие и совершаемые преткновения, соединившись с Моим человеколюбием, уничтожает» [173].

В своих писаниях пр. Симеон допускает покаяние после крещения и видит в нем целебное средство, без которого невозможно спастись. «Для этого, конечно, — говорит он, — Бог и поставил посреди этого рая (то есть рая, куда входят крещаемые) спасительное лекарство, покаяние, дабы отпадающие от вечной жизни из–за лености и небрежения возвращались бы вновь через покаяние с более светлой и явной славою к ней. Ибо если бы человеколюбивый Бог не предусмотрел это, не спаслась бы всякая плоть» [174]. В своих Нравственных Словах пр. Симеон в более общем виде развивает взгляды на покаяние после крещения и снова утверждает, что оно способно поднять падшего человека в состояние более высокое, чем до падения: «Вот почему Бог, будучи человеколюбивым, сострадательным и хотящим нашего спасения, мудро положил между нами и между Ним исповедь и покаяние и дал власть каждому желающему воззвать себя от падения и посредством их войти в прежнюю близость и славу, и дерзновение к Богу. И не только это, но и всех упомянутых благ, если он захочет показать теплое покаяние, или даже больших, снова стать наследником. Ибо всякий человек в соответствии с покаянием находит соответствующее дерзновение к Богу и близость, и если какой друг обращается к Нему лицом к лицу, то видит Его чисто умными очами» [175].

В своих писаниях, предназначенных для монахов и особенно для тех из них, кто более нуждается в покаянии, пр. Симеон много пишет о том, что он называет «методами» покаяния, но подчеркивает, что они не могут быть применяемы ко всем. «Осквернивший себя после (крещения), — пишет он одному из своих монахов, — неуместными действиями и беззакониями … нуждается не только в способе покаяния, о котором я буду говорить тебе и советовать, но и во многих других методах и измышлениях, чтобы умилостивить Бога и вернуть себе Божественное достоинство, которое он потерял греховной жизнью» [176]. Или еще: «Предлагаю тебе и другой способ горячего воистину покаяния, которое станет тебе вскоре источником слез и умиления» [177]. Впрочем, он только следует здесь по следам пр. Иоанна Лествичника, как сам признает [178]. Пр. Симеон дает следующие указания для вечерних молитв, произносимых «на сон грядущий»: «Стань на молитву, как осужденный. Сотвори во–первых Трисвятое, затем скажи Отче наш. И, говоря это, вспомни, кем будучи — какого и какового Отца призываешь… Обратив твои (руки) назад и соединив их, как ведомый на смерть, восстенав из глубины души, скажи жалким голосом: «Помилуй мя грешного и недостойного жить, достойного же подлинно всякой муки» и другое, что Божия благодать даст тебе сказать… Затем заушай снова твое лицо, вырывай волосы, вырывая их, как у некоего чужого и ставшего тебе коварным врагом, и говори: «Зачем ты то и то сделал?» [179] Предписывая эти строгие методы покаяния, пр. Симеон, как добрый духовный отец, обещает быстрое Божественное милосердие, если только покаяние будет идти от всего сердца: «Если поэтому ты будешь исполнять это с настойчивостью, не замедлит Господь сотворить милость с тобой, я поручитель за Сострадательного, я, если даже дерзко это сказать, выставляю себя ответчиком за Человеколюбивого! Умру я, если Он презрит тебя. Вместо тебя я буду предан вечному огню, если Он оставит тебя. Только не в раздвоении сердца, не в двоедушии делай это» [180]. И он объясняет далее, что он хочет сказать: «Что же это, (поступать) в раздвоении или в двоедушии?.. Быть в раздвоении сердца — это помышлять или вообще иметь в уме: «Простит ли меня Бог или нет». Это «нет» от неверия… А двоедушие — это не предавать самого себя всецело на смерть ради Царства Небесного, но заботиться вообще о чем–либо, относящемся к жизни своей плоти» [181].

И пр. Симеон заканчивает, указывая на плоды покаяния, бесстрастие — на первом месте: «Итак, если ты это, при содействии Божием, соделаешь и будешь пребывать в деле покаяния, понемногу ты сам уразумеешь еще большие тайны, научаемый им благодатью, и будет дарован тебе не только источник слез, но и отчуждение от всех страстей через такого рода действия. Потому что искать всегда покаяния и умиления, исследовать также, что помогает и содействует, чтобы сокрушаться и плакать, и умиляться, и со старанием так действовать, но и не предпочитать ни в чем самого себя или вообще исполнять волю плоти, быстро ведет человека к преуспеянию и в чистоту, и бесстрастие и соделывает его общником Святого Духа. И не только это, но устанавливает равным великим отцам, Антонию, Савве и Евфимию» [182].

Самое потрясающее, однако, изображение покаяния, его силы и напряженности, также как и мистических плодов, им приносимых, мы находим в 23–ем Огласительном Слове пр. Симеона, одном из его лучших литературных творений, написанном в прекрасной ритмической прозе. Пр. Симеон описывает там под видом больного, испытывающего страшную боль в своем сердце и отделенного своим страданием от всего мира, состояние грешника, кающегося в своих грехах. «Кто из людей, — говорит он, — пораженный ядом в своем сердце и болезнующий и страдающий сильной болью в своих внутренностях, будет заботиться о малых ранах на коже его тела или будет обращать на них внимание?» [183] «Он не съест хлеба с наслаждением, так как он наполнен горечью. Вина сладостно не будет пить, так как страдание насыщает его» [184]. В противоположность его собственному страданию, все творения будут представляться ему счастливыми, и он не будет в состоянии делать между ними различия и высказывать о них суждения: «Всякого человека … и всякое животное и всякого гада, ползущего по земле, и все, имеющее дух жизни, он ублажит, говоря: «Как благословенно все, сотворенное Богом, живущее безболезненно в радости души и жизни, а я один отягощен тяжестью грехов и судим огненным судом, и страдаю один на земле!» Всякую душу он сочтет единой и почтит как святую Господу, и как нечистый будет благоговеть пред всеми. Он не будет различать между праведным и неправедным, но будут для него все равны, чистые и нечистые. Он один отделяется от всей твари поднебесной и сидит на навозе бесчисленных грехов, и объемлется тьмою неведения и печали, не имеющей конца» [185].

Со смертью в сердце и отчужденный от всех, уподобляемый Иову, такой человек умоляет Господа в горячей молитве, прося Его даровать ему здоровье и воскресение. «Он заплачет, — пишет пр. Симеон, — в болезни души своей и возопит в отчаянии ко Вседержителю Господу: «Вот, Ты видишь, Господи, и нет ничего, чего Ты не видишь, а я дело рук Твоих, но дел Твоих повелений не сотворил, всякое же зло соделал в безумии. Ты благ, а я не знал Тебя, ныне же услыхал о Тебе и ужаснулся и что сделаю, не знаю. Я почувствовал Твой суд и слова оправдания не нашлось в моих устах. Ибо грех — смерть, и кто умрет от греха и сам собою восстанет? Никто, никак. Ибо Ты один умер и воскрес, так как Ты не совершил греха и во устах Твоих не нашлось лжи… Так и я, Владыка Вседержитель, каюсь, совершив дурные дела, но покаяние не служит мне оправданием, ибо покаяние есть (только) познание греха … ибо я весь одна рана … и ад поглотил меня живого. И Ты, Господи, видишь, Ты один можешь возвести меня и исцелить боль моего сердца, потому что рука Твоя могущественна на все и достигает концов бездны, действуя все Твоим мановением. Сказать «Помилуй меня» я не смею, ибо я недостоин, но Ты, Господи, знаешь !» [186]

«Сострадательный Бог, — продолжает пр. Симеон, — скоро услышит его и быстро подаст ему отдохновение от боли и избавление от страдания его сердца» [187]. Более того: «Он изольет на него Свою благость и превратит в радость боль его, и горечь его изменит в сладкое питие (??? ????? ??????? ???????????), и заставит изблевать яд змия, поедающего его внутренности» [188]. Здоровье, даваемое ему теперь Богом, заставляет человека забыть то, что он раньше вытерпел: «И он не вспомнит отныне о прежних своих страданиях, ни о всех злах, им испытанных… Ибо Всевышний Бог даст ему здоровье, превосходящее все сокровища земли, а здоровье вызовет неизреченную радость в его сердце… и эта радость опять–таки изгонит всякое страдание» [189]. Пр. Симеон противопоставляет эту неизреченную радость и это здоровье обычной радости и здоровью, так как они происходят от предыдущих страданий под действием Святого Духа. «Ибо она не возникла у него от славы, ни от большого богатства, ни от здоровья его тела, ни от похвалы человеческой, ни от какой–нибудь другой вещи, находящейся под небом, но соделалась от боли и горечи его души и от встречи с Духом Божиим, высшим небес. Так как процеженное и выжатое Им его сердце породило радость неподдельную и не смешанную со скорбью … и она будет, как процеженное вино напротив солнца, еще более сияющим и блестящим, и показывающим свой цвет, веселя и светяся сверху на лицо пьющего его напротив солнца» [190].

«Во всем этом, — продолжает пр. Симеон, на этот раз в первом лице (указание, что он говорит о личном мистическом опыте), развитие тем солнца и вина, — одно мне труднопонятно, так как я не знаю, что меня более радует — зрение и услаждение чистотою солнечных лучей или, скорее, питие и вкус вина в моих устах. Ибо хочу сказать это, и другое привлекает меня и кажется более сладким. И когда я посмотрю на другое, я более услаждаюсь сладостью вкуса. И я не насыщаюсь зрением, ни наполняюсь питием. Ибо когда я как будто бы насыщусь пить, тогда красота испускаемых лучей вызывает у меня сильнейшую жажду, и я вновь ощущаю голод. И когда я снова стараюсь наполнить мое чрево, уста мои горят десятерицею, и я разжигаюсь жаждою и желанием прозрачного питья» [191]. «Жажда его, — продолжает пр. Симеон, снова говоря в третьем лице, — не прекратится вовеки, и сладкое белосияющее его питие не иссякнет, а сладость от пития и исходящее от солнца радостнотворное сияние изгоняет всякую печаль из его души и соделывает всегда радостным этого человека. И ни один вредитель не одолеет его, и никто не воспрепятствует ему насыщаться от источника чаши» [192]. И пр. Симеон, не говоря прямо о состоянии опьянения, в следующих выражениях описывает действие этого вина и этого света: «Отблеск вина и луч солнца на лице светло пьющего достигают, отблескиваясь, до его внутренностей и до его рук и ног и до его задних частей и, соделывая пиющего всего огнем, укрепляют его пожигать и истаевать находящих на него со всех сторон врагов. И он становится возлюбленным солнечного света и другом солнца и как бы сыном любимым белосияющего вина и изливаемых из него лучей» [193]. И пр. Симеон вновь возвращается к спасительным действиям вина и к неутолимой жажде, им вызываемой: «Ибо питье для него пища и очищение скверны согнивших его плотей, и очищение для него всецелое здоровье, а здоровье не позволяет ему питаться какой бы то ни было пищей, вредной для здоровья, но подает ему безграничное и разжженное желание пить от этого вина и более себя очищать, и делать из питья здоровье. Ибо красота здоровья и сладость красоты, приобретаемой здоровьем, не имеют пресыщения» [194]. И, возвращаясь к общей теме Огласительного Слова, покаянию, он сравнивает его с мистическим прессом, раздавливающим наши плотские сердца, и заканчивает призывом к обращению: «Так будет, чада возлюбленные, — говорит он, — со всяким, согрешившим пред Господом Богом Вседержителем и ощутившим в сердце страх суда Его и отвращения Его. Ибо страх Господень и чувство праведного Его воздаяния так изнуряет плоть и сокрушает кости, как поднятый машиною камень выдавливает попираемые в точиле гроздья и сильно раздавливает» [195]. Подобным образом камень страха Божия, падая с высоты, выдавливает «всякую мокроту плотских страстей … вызывает струи живой воды … и являет всего того человека более светлым, чем снег» [196]. «Блажен поэтому тот человек, который слышит эти слова и принимающий их с верою, и исполняющий их… Он ублажит мою жалкую руку, написавшую это, и прославит … Господа, посредством моего скверного языка … предавшего письменности в образец возвращения и покаяния и как не заблудный и истиннейший путь всех, от всей души хотящих спастись и имеющих наследовать Царство в Самом Боге и Спасителе нашем» [197].

Как мы видим, тема покаяния и страха Божия, его порождающего, так тесно связана у пр. Симеона с темою духовного опьянения, традиционной в христианской мистике, что было бы трудно их отделить одну от другой: в самом деле, он часто переходит от одной к другой. К тому же, у пр. Симеона традиционная тема «трезвого опьянения» принимает оригинальные черты, благодаря символам солнечных лучей, отражающихся в вине, которые пр. Симеон созерцает и которыми восхищается. Грех сравнивается со змеиным ядом, изблеванным в наши внутренности, намек на грехопадение Адама, но это также добровольная вина, удаление от Бога, огорчаемого и оскорбляемого нарушением Его заповедей. Чтобы исцелеть от смертельной болезни, каким является грех, нужно прежде всего его осознать, страх Божий производит это действие, обратиться к Богу и умолять Его о своем спасении. Это короткий и быстрый путь, пр. Симеон подчеркивает это много раз, но никоим образом не легкий, а требующий много трудов, душевных и телесных, от того, кто кается, но всегда приводящий к цели, так как Бог человеколюбив, если только наше обращение без колебаний и от всей души. Болезненный, резкий характер обращения и очищения очень подчеркнут, однако, у пр. Симеона: Бог всегда отвечает на наш призыв, чудесно вмешивается, спасает, «таща нас за волосы», и награждает Своими дарами, плодами покаяния, миром, бесстрастием и экстатическою радостью, уподобляемой духовному опьянению, видением света или солнца, как он говорит. Это сознательные состояния, как, впрочем, все в духовности пр. Симеона. Покаяние всегда должно быть постоянным состоянием, чтобы не пасть снова. Однако болезненные слезы покаяния, знак его подлинности, преобразуются в сладкие слезы умиления. Пр. Симеон остается для нас великим проповедником покаяния, ведущим христиан, со свойственной ему ревностью, к Богу Милосердному, ко Христу [198].