Еще о Суворове

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Еще о Суворове

Семейная жизнь Суворова сложилась несчастливо… Жена не понимала его и не жила его интересами. Со своей стороны он делал, что мог, для достижения мира в семье. После одной из сильных размолвок, "как человек искренне религиозный", — пишет его биограф Петрушевский, материалом которого я пользуюсь, — "Суворов прибегнул к посредничеству Церкви. В это время он находился на службе в Астрахани. По заранее сделанному соглашению, он явился в церковь одного из пригородных сел, одетый в простой солдатский мундир; жена его — в простом платье (Суворов понимал, что пред Богом украшения человеческие — мишура); находилось тут и несколько близких им лиц. В церкви произошло нечто вроде публичного покаяния: муж и жена со слезами просили друг у друга, а потом у Бога прощения; священник прочитал им разрешительную молитву и затем отслужил литургию, во время которой покаявшиеся причастились Св. Тайн…

"Живя в Комюнегарде, Суворов оставил по себе память и заботами о православной церкви: он выписал из Петербурга регента обучать тамошний хор; накупил разных вещей на несколько сот рублей".

Вставал Суворов за 2 часа до рассвета, "пил чай, обливался водой и на рассвете шел в церковь, где стоял утреню и обедню, причем читал и пел. Обед подавался в 7 часов. После обеда Суворов спал, потом обмывался; в свое время шел к вечерне, после того обмывался опять и ложился спать… Забота о чистоте физической у Суворова сочеталась с постоянной заботой о чистоте душевной… Он хранил свою совесть и мир сердца среди всех военных бурь, трудностей гражданских и придворных".

В наши дни особенно интересно отметить, каковы были в XVIII веке отношения между русскими войсками и населением иностранного, этими войсками занятого, государства.

"Суворов и русские войска представляли собою в Италии явление необычное, не такое, как соседи итальянцев — французы… О Суворове давно говорили и писали, его военные подвиги отличались блеском,… и могучее южное воображение рисовало его образ в фантастических очертаниях.

Почти в такой же степени возбуждали в итальянцах любопытство русские войска, прибывшие на другой день, но в настоящий момент представляемые казаками. Северные люди, жившие в снегах и льдах, исполины с диким видом, варвары с непонятными обычаями и особенностями, — такими изображала русских народная фантазия не в одной Италии. И вот, всех поражали благочестие и набожность русских, крестившихся у каждой церкви: людям Запада казались совершенно непонятными троекратные поцелуи, которыми обменивались русские между собою при встречах и даже наделяли ими итальянцев, принимавших это приветствие с тупым изумлением. Всякая мелкая особенность "этих новых людей привлекала к себе внимание и объяснялась на разные лады…

После входа русских войск в Милан назначено было торжественное молебствие: войска выстроились по городским улицам шпалерами. Между дву1я их рядами в парадной позолоченной карете поехал Суворов в собор: как и накануне, он был в австрийском фельдмаршальском мундире при всех знаках отличия.

При входе в церковь архиепископ встретил его в полном облачении с крестом в руке и призвал на него Божие благословение. Суворов отвечал немногими словами по-итальянски, прося молитв. Пройдя в собор, он преклонил колени и отказался занять приготовленное ему почетное место на возвышении, обитое красным бархатом с золотом. Огромный собор был совершенно полон молящимися и любопытными, богослужение шло с внушительной торжественностью. Когда Суворов вышел из собора, многие из народа стали бросать ему под ноги венки и ветви, становились на колени, ловили его руки и полы платья. Растроганный Суворов прослезился, благодарил каждого, советовал молиться Богу, испрашивая у Него спасения".

В этот день Суворов дал парадный обед. "Когда стали съезжаться гости — почетные жители Милана и австрийские генералы, — Суворов со всеми христосовался. Тогда же ему представлены были три пленных французских генерала, в том числе Серюрье. Суворов принял их весьма ласково, пригласил к столу и также похристосовался". Были тогда Пасхальные дни.

Петрушевский говорит, что глубокая религиозность Суворова исключала религиозную нетерпимость и фанатизм…

"Как человек верующий и в вере своей убежденный, он с ужасом, конечно, отворачивался от атеизма, немногим лучше считал бесформенный деизм и признавал заблуждениями всякие вероучения нехристианские. Далее этого он не шел".

Из всех войн, в которых он участвовал, только одну эту, последнюю свою в Европе, ставил он в связь с религией, потому что в революционной Франции (против которой он теперь боролся) антихристианский, рационалистический деизм имел государственное значение. "Будучи строгим исполнителем церковных уставов и держась неотступно церковного обряда, Суворов, однако, не олицетворял в них смысла религии и дух ее понимал широко".

Таким был Александр Васильевич Суворов, верный сын Русской Православной Церкви.