Мысли о внутренней жизни
Мысли о внутренней жизни
«Болезни души». Страсти — болезни сердца: гнев, печаль, радость, зависть, мнительность. Склонности и пристрастия суть болезни воли. Плотские — пьянство, блуд, сонливость; душевные — корысть, гордость и другие. Ложные начала, или предрассудки, — болезни рассудка. Сии начала напечатлеваются с возрастом от ходячих повсюду мыслей во время воспитания в школе, в жизни — характером ее. От них никто не свободен, кроме Божиих людей.
Есть «болезни духа»: богозабвение, бессовестность, отвращение от Божественного — потеря духовного вкуса.
Все сии болезни врачует одна пришедшая благодать — к тому, кто, сознав свою болезненность, взывает к Богу о помощи. Самодельные врачевства суть призрак. Замажет снаружи, а середка всё — больная.
«Не признающим в нас духа». Что значит, что растет человек в знаниях, — и недоволен, всею практикою недоволен, всеми способами услаждения жизни тоже. — Все сии вещи не суть чувственные, плотские. Всякий зовет их благороднейшими, высшими занятиями. Следовательно, они природы душевной. Спрашивается, чего ради бывает недовольство? Если душу питают сродным ей, естественно ей быть довольною. Кто же недоволен, когда довольна душа — Надобно сказать, недоволен дух, которого душевная пища ниже. Он из Бога и жить хочет в Боге и Богом. Опять, человек, вкусивший Бога, возвышается над душевным и не хочет его. Это для него — душная комната после освеженной утреннею прохладою.
Между тем (дух) действует и в сем круге, — по долгу земной жизни, оставаясь притом в другой области, властвуя оттоле и распоряжая душевною деятельностью, как царь. Следовательно, есть в нас сила — владычица души. Это — дух. Он в настоящем состоянии восставляется Духом Божиим.
Вступление во внутреннюю жизнь составляют — «внимание», или память, или стояние в строю невидимого мира, — «бодренность» и трезвение. Все подвижнические дела — душевные и телесные, суть приготовления к ним, потому не имеют всей цены без сих. Но и сами сии суть только внешняя ограда, или преддверие… Самое внутреннее делание еще глубже должно зачаться и узреть. Выступление из внутренней жизни есть — «забвение, разленение и пленение». Заметили святые отцы и сказали сие, и не один.
Соответственно степеням усовершения и страсти преобразуются и переходят из грубейших в тончайшие, и всегда идут об руку с новым внутренним человеком, и представляются в час искушения уму — в виде ангела светла.
«Отчего святые отцы, подвижники, не писали системы, а изречения?» — Они говорили по временам, по требованию, говорили то, что зрел ум в той час. Ум же вводится в таинство духовного мира — не вдруг во все, а как бы водится по комнатам, как говорит Макарий Великий. Впрочем, сии видения ума обнимали иногда — всю по иному духовную жизнь — в начале, средине и конце, — кратко, и ясно, и полно. Ибо брато с опыта — с дела.
«Не дела смущают, а то, как кто делает их, бывает причиною смущения». Если предшествует страх и видение воли Божией и сопровождает посильное внимание и трезвость, — смущению места не должно быть. От невнимания придет плен, и чрез заботу — смущение, и омрачение, и горевание. Люди, утвердившиеся в Господе, и дела творят, и с Господом суть в полном отрешении и свободе. — Обаче сие благодать делателям. Созерцатели не могут сего.
Чрез молитву человек вступает в чин серафимов и всех бесплотных и всех небожителей, Богу всегда в безмолвии предстоящих и единым светом осиянных. Какова бодрость, внимание и зрение должны быть у него?!
«Что есть terra incognita?» — Духовная жизнь для людей, живущих по духу мира, хоть и очень ученых. Там они не бывают, двери не знают.
Какая пища духу? — Молитва, богомыслие, добрые дела, собеседование с отцами и умное чтение. Впрочем, не они питают. Они только средства — пища одна… Хлеб, сшедый с небесе…
Непременно должно разделить умное свое устроение от внешнего служения. И то держать крепко непоколеблемым от сего. То — вечно, сие — на время, для сей преходящей жизни. Кто стоит в сем, тому всякое служение равно — честно и свято. Следовательно, начало жизни общественной — в духе. Его потому и должно ставить в главу… во всем строении общества.
«Веротерпимость не есть равнодушие к вере». Равнодушный к вере не имеет никакой веры. Имеющий веротерпимость, при полной любви к своей вере, по духу ее, привечает и иноверных, как немощных членов человечества, в делах, впрочем, внешних.
«Что прогулка для делателя?» — Приготовление к большим трудам. Но блюди внутреннее, да не отведешися в плен и не восплачешь о потере или стеснении свободы. Бди.
«Есть жизнь душевная, в которой и питание душевное», и труд душевный, и подкрепление душевное. Оно всегда соединено с плотским, ибо плотское есть опора душевного. Живущий в сей области живет как рыба в воде… мрачно и хладно.
«На вопросы о вере». Как мы веруем, так веровали все святые отцы, приявшие и нам предавшие в чистоте сию веру. И сказали, что все противные помышления суть от лукавого, который разно смущает и разоряет мир души.
Больше всего страждут от них верующие в свой ум. Ум бо падший состоит в заговоре с лукавым против Бога, Божиих вещей и порядка. Искренно ищущий Господа и Ему угодить желающий всегда наводится Им, невидимо, на правый путь. Сие было со святым Герасимом, другим великим подвижником египетским и со многими. Пытливость и спорливость о вере есть от лукавого.
Немалый труд человеку увериться, что молитва есть дело, и дело самое высокое, равного коему ничего нет на земле… Большею частию говорят: некогда молиться… На то и на то нужно время… А есть заповедь — непрестанно молиться.
Древние подвижники имели пропитание от труда рук своих, ныне монашествующих содержание большею частию готово. Да не смущается кто мыслию, что это есть удаление от древнего чина. А паче благодарит Господа, что теперь монашествующим есть средства пребывать в совершенном беспопечении, кое есть основа духовного преспеяния. Общество хорошо делает, доставляя сей покой и приобщаясь молитвенным трудам иноков, по Златоусту. Но долг иноков — высшие теперь показывать плоды духа. И древние трудились, только сколько нужно для содержания, и труд у них был последнее дело. Все почти время у них употреблялось на молитву и умное делание, так что они неохотно приступали к сему вещественному делу… Следовательно, подвизающийся и все знающие, сколь велико и благотворно сие дело молитвы, радоваться должны сему обезопашению содержания иноков, ради доставления тем простора их духовным трудам. Иноки же да углубляются во ин мир от сего вещественного.
Молитва: прошение, благодарение, хваление. Сими изображается путь восхождения ума к Богу в молитвенном делании. Хвалящий — вкусил, яко благ Господь. Благодарящий — избег из сетей и вступил в пределы мира и света… Просящий — начал и борется в уповании.
Что всего известнее и чего никто не помнит? — «Смерть, истязание (испытание), — и суд».
Семя, если не разрешится и не истлеет, не даст плода; так и душа: если не разрешится на себя покаянием и сокрушением, бесплодною пребывает.
У святого Исаака Сирианина — путь: по отрешении от всего — покаяние чрез страх памятью последних; потом труд и пот — душевно и телесно — до очищения. Тогда приходит благодать: начинается духовное делание вне чувства — покойное — суббота, преддверие вечной.
«Говорят: Откровение темно и непонятно», потому — чего же ради оно? и точно ли оно — Откровение? — На это надо обратно спросить: чего ищешь ты от Откровения? — один ответ: вразумления, как душу спасти. Если теперь это очень понятно всякому — и мудрому и не мудрому, то от темноты Писания не следует говорить: к чему же Откровение. Указывается ясно путь спасения, следовательно, молчи. Что непонятно — оставь. Не вдруг. Еще не дорос.
«Грех», — как видно из опытов искушаемых внутренно и смущаемых, — действует как сила, некоторым образом самостоятельная, упорная. Это зависит от того, что в то время действует чрез него сатана, приражаясь к внутреннему. — Если сего не принять, то непонятно, как явление души в душе действует самостоятельно и наперекор ей.
«На вопрос: истребляются ли совсем страсти или только побеждаются?» — можно ответить так… Теперь страсти смесились с природою и властвуют над нею, как деспоты. Восстань против них, свергни их иго, выгони их из твоих владений — вне, так, чтобы они стояли в тебе против тебя, — и потом бейся с ними, борись, пущай стрелы и принимай стрелы… После увидишь на деле, можешь ли их истребить или только побеждать и поражать… и вместе быть поражаемым… Некто из подвижников — уже тогда, как миновал все мытарства и зашел за черту воздушных властей, в область света, — сказал говорившему к нему духу: победил ты меня… теперь победил…
«Деятельность телесная, душевная и духовная в своем чине добры». Среда между телесною и душевною, душевною и духовною — весьма опасна. В первой какая?то бурливость воображения, пожелания чувственные и чувственные сласти. Во второй — не так бурно, но все, как тени. Это догадливость, предположительность — созерцания самодельные идеального в чувственном; обманчивое направление, или мечтательное, доброй деятельности — по духовной, гордости, корысти или самоприсвоению, и сластям духовным. Духовная сторона собственно — Духом Божиим созданный образ ведения, Богопреданная деятельность по воле Божией и мир внутренний. Сие от Писания собирается, потом в молитве действием благодати напечатлевается в сердце и осиявает ум. — Тогда сей зрит все тварное — духовно.