Епископское служение святителя Игнатия [1349 ]

Епископское служение святителя Игнатия [1349]

<…> Кавказская епархия, вверенная святительскому окормлению епископа Игнатия, простиралась с востока на запад от Каспийского моря до Черного и Азовского. Снежные вершины Главного Кавказского хребта служили ее южной границей, а на север тянулись сухие степи до рек Кумы и Маныча. Христианство в эти края было принесено в древние времена проповедниками Слова Божия из Византии, о чем свидетельствуют памятники-храмы, относящиеся к X веку в верховьях рек Кубани и Зеленчука. Вплоть до XIX века в живописных развалинах на правом берегу Подкумка находили церковную утварь, выкованную из серебра, а также большие железные кресты, которыми обыкновенно украшают главы православных церквей. «Предание помещает здесь древний город черкесской земли Бергусант, что значит собрание многих антов, может быть, «собрание верующих», то есть церковь антов» [1350]. Носителем имени этого древнего города, переделанного на русский лад, является теперь скромная станица Бургустан.

Все эти свидетельства говорят о рассвете некогда в этих краях христианской жизни. В XVI веке прерванную христианскую традицию возродила Русская Православная Церковь. В 1567 году на левом берегу Терека по указанию царя Иоанна Грозного была заложена крепость Терки. Этот год считается началом поселения на Кавказе российских служилых людей. После Персидского похода царя Петра I заселение кавказских просторов выходцами из внутренних губерний России началось с новой силой. Вместе с поселенцами на Тереке и Кубани появлялись все новые православные храмы. Духовное окормление этого Края было вложено на астраханских архиереев, хотя громадные расстояния не позволяли им должным образом выполнять свою миссию. Поэтому в самом конце XVIII века ввиду обширности Астраханской епархии было учреждено Моздокско-Маджарское Викариатство, которое просуществовало около 6 лет и было закрыто по причине малочисленности его церквей. В то время как восточная часть Северного Кавказа по церковным делам относилась к Астраханской епархии, западная часть Черномории, насчитывавшая в то время только 14 церквей, находилась в ведении Таврическо-Феодосийского Викариатства Екатеринославской епархии. Гражданская власть в этот период сосредоточивалась в Георгиевске, небольшом городке на реке Подкумок. Именно там в 1783 году, после молебна в ныне действующей походной церкви святителя Николая, был подписан трактат о добровольном принятии Грузией покровительства России. Тем временем разрастались казачьи поселения вокруг Азово-Моздокской укрепленной линии, построенной по проекту князя Потемкина, утвержденному 24 апреля 1777 года подписью императрицы Екатерины II.

Со временем административный центр из Георгиевска переместился в одну из крепостей — Ставропольскую, расположенную на обширной одноименной возвышенности. С 1 января 1843 года Ставрополь получил новый высокий статус кафедрального города в связи с вновь открытой Кавказской и Черноморской епархией.

Открытие Кавказской епархии (1843) и возвышение ее кафедрального города Ставрополя в центр Ставропольской губернии (1847) происходили в самый разгар непрерывных военных действий с Шамилем. Война эта, продолжавшаяся более полувека, изнурительным бременем ложилась на плечи всех жителей Кавказа от мала до велика. В 1853 году положение населения еще более ухудшилось. Обострившиеся отношения между Россией, с одной стороны, а также Турцией, Англией и Францией — с другой, доставили командованию Кавказа серьезные беспокойства и вынудили его готовиться к боевым действиям с самыми серьезными противниками. Несмотря на то что основные военные действия в 1853–1856 годах развернулись в Крыму, Северному Кавказу в этой войне отводилось чрезвычайно важное место. К народам Кавказа были отправлены «десятки османских и английских эмиссаров с письмами… и традиционным призывом к «священной войне» против России» [1351].

В дальнейшем, несмотря на то что Шамиль официально получил от Порты звание генералиссимуса черкесской и грузинской армии, а его наиб Магомед-Амин был провозглашен начальником всех горских ополчений Западного Кавказа с вручением ему генеральских регалий, ни тот ни другой не смогли оказать серьезного влияния на обстановку в Закавказье и на Северном Кавказе. В этот период многие священники Кавказской епархии, делившие все тяготы военной жизни своей паствы, к моменту восшествия на Ставропольскую кафедру святителя Игнатия были награждены боевыми орденами.

Суровые условия военного быта, в которых паства Кавказской епархии жила на протяжении многих десятилетий, воспитывали в ней воинственный характер. Однако постоянные опасности и бедствия, от которых спасти мог часто только Господь, пробуждали в сердцах людей ревностное благочестие. Впрочем, рядом с трудолюбивыми земледельцами и доблестными воинами в Крае жили бродяги, воры и разбойники. С православными христианами соседствовали: горцы-мусульмане, кочевники-язычники, католики, армяне григорианского исповедания, старообрядцы-раскольники, представители самых разнообразных сект. Таким разноплеменным, разноязычным, многообразным по вероисповеданию и тем более по духовно-нравственным качествам населения был Северный Кавказ, когда только что принявший благодать архиерейства святитель Игнатий отправлялся к месту своего архипастырского служения. Собираясь в путь, он писал к своему брату, П. А. Брянчанинову, бывшему в то время Ставропольским вице-губернатором: «Усердно желаю, чтобы ты остался в Ставрополе и чтобы нам Бог благословил потрудиться вместе для пользы христианства… Церкви Православной и тесно связанной с нею пользы Отечества… молю Господа, чтоб даровал мне посвятить себя всецело учению Христову, как этого и требует моя обязанность, и этим учением пропитывать себя и ближних во спасение».

* * *

В самые лютые морозы зимой 1858 года святитель Игнатий со своими спутниками находился в пути. Железнодорожное сообщение тогда было только между Петербургом и Москвой, а далее, через Курск и Харьков приходилось ехать на лошадях. В степях за Доном на путников внезапно обрушился жестокий снежный буран, да так, что сама жизнь епископа Игнатия подвергалась опасности. Четвертого января, в канун Крещенского сочельника, Владыка прибыл в Ставрополь.

Высокий холм, поднимающийся над Ставропольской возвышенностью, венчался кафедральным собором Казанской иконы Божией Матери архитектуры Тона. Еще издали виден был этот храм, стоящий как бы на облаке, над всем городом [1352].

К сожалению, архиерейское служение не могло совершаться в этом прекрасном вместительном храме, так как он не отапливался. В зимнее время торжественные богослужения совершались в теплом Спасском соборе, расположенном над лавками гостиного двора. Вероятнее всего, именно в нем была произнесена первая на Кавказе, краткая, но проникновенная проповедь епископа Игнатия: «Мир граду сему! Произношу это приветствие по завещанию Господа моего, пришедши с посохом пастыря в богоспасаемый град Ставрополь… В душе, в которой от покорности Богу утихли страсти, царствует Бог, царствует мир Христов… Такой мир испрашиваю себе и вам, возлюбленные братья, у единого Подателя истинного и святого мира, у Господа нашего Иисуса Христа». И к этому внутреннему духовному миру, которого искал для себя и для своей паствы Святитель-подвижник, Бог «приложил» (Мф. 6:33) мир внешний, долгожданный, мир в полувековой Кавказской войне. Война эта закончилась победой именно в тот период, когда над Северным Кавказом распростер святительский омофор епископ Игнатий.

В Ставрополе тогда было 12 церквей. При кавказском Архиерейском доме имелся кавказский кафедральный Казанский собор, его обслуживали: 1 протоиерей, 3 священника, 5 диаконов вместе с протодиаконом, а также псаломщики, звонари в количестве 35 человек. Этот же штат обслуживал в зимнее время гостинорядскую Спасскую церковь (зимний собор). К Архиерейскому дому также относились две домовые церкви: Крестовоздвиженская, при временном приюте Епископа, и Андреевская на Воробьевских высотах, без причта. Кроме того, в городе действовал один Троицкий (холодный) собор со штатом из 1 протоирея, 3 священников и 2 диаконов, две одноштатные приходские церкви великомученицы Варвары и Георгия Победоносца, три одноштатные церкви в казенных богоугодских заведениях (в гимназии, в Иоанно-Мариинской женской общине и тюремном замке) и две кладбищенские церкви, Успенская и Даниловская, без причта. Кроме того, в городе действовала Духовная семинария, открывшаяся в 1846 году, единственный на Кавказе колокольный завод, существовавший с 1843 года, и публичная библиотека, открытая в декабре 1852 года.

С первого дня пребывания в Ставрополе владыка Игнатий ощутил тяготы неустроенности вверенной ему кафедры. Ветхая хижина, именуемая Архиерейским домом, пожертвованная 14 лет назад купцом Волобуевым для временного приюта первого Ставропольского епископа Иеремии, к тому времени стала разрушаться. Поэтому Святитель первые полгода вынужден был проживать на частной квартире, безвозмездно предоставленной ему Г. Стасенковым. Само содержание Архиерейского дома было наискуднейшим. Всех угодий, предоставленных Краем Архиерейскому дому, было лишь 200 десятин земли, при реке Мамайке близ Ставрополя. Отдаваемая в годичное оброчное содержание, эта земля приносила 200 рублей серебром в год и овощи для насельников Архиерейского дома. Еще более скудный доход приносили рыбные ловли на реке Терек возле Моздока. Их отдавали в годичное пользование некоему армянину Б. Каспарову, доход составил в 1859 году 34 рубля серебром, а в 1860 году — и вовсе 22 рубля. Кроме того, в качестве статьи дохода упоминается еще мельница, от которой, судя по дальнейшему ходу дел, проку было также немного. Поэтому братия Архиерейского дома, в которую вошли прибывшие со Святителем его ученики, разделяла все тяготы своего наставника. Они же и вели посильный ремонт в жилых помещениях при Крестовоздвиженской и Андреевской церквах, а также совершали богослужения в них и в церкви ставропольского тюремного замка.

Несмотря на изобилие праздничных богослужений в январе и начавшиеся со 2 февраля великопостные службы [1353], владыка Игнатий находил время заниматься административными делами. Прежде всего, Святитель был озабочен надлежащим устроением вспомогательных по отношению к Епископу учреждений Духовной Консистории и состава окружных благочинных. На этом поприще деятельность Архипастыря выразилась в тщательном отборе трудолюбивых и исполнительных кандидатов, а также устранении от дел лиц корыстолюбивых и самовластных. В этой связи немало хлопот доставил ему кафедральный протоиерей Константин Крастилевский, «врожденная хитрость» которого, «доходящая до коварства», позволяла держать в Консистории превосходство перед прочими членами.

Наряду с активной деятельностью по приведению в надлежащий вид органов административного управления, Святитель проявлял самое живое участие в деле улучшения быта своей паствы, Консисторских служащих и клира. Не оставлял он с первых дней своим вниманием и забот о воспитании будущих пастырей воспитанников Кавказской духовной семинарии.

Не давала покоя Епископу и мысль о должном устройстве жилища правящего Архиерея. Владыка вполне понимал, что ему не придется пожинать плоды трудов своих, но это не уменьшало его усердия в преодолении стоящих на пути препятствий.

Убогая хижина при Крестовоздвиженской церкви и прилегающее место не понравились Преосвященному Игнатию, по мнению которого Архиерейский дом должен стоять вдали от шумных мест города и носить характер монастыря. Другое место в верхней части города, именуемое Воробьевкой, при Андреевской церкви, весьма удобное и живописное, вполне отвечало запросам архипастыря. При этом месте была «лесная дача с плитною ломкою», пожертвованная Дому городом [1354]. Но место это находилось в процессе с чиновником Крупинским, самовольно захватившим значительную часть участка и устроившим там кирпичный завод. Поэтому предстояло законным образом вернуть незаконно захваченный своевольным предпринимателем участок и собрать значительные средства, прежде чем начать строительство дома.

Встретив день Святой Пасхи в Ставрополе и совершив радостные богослужения Светлой седмицы, владыка Игнатий стал собираться в дальний путь для обзора Епархии. Однако позднее наступление весны не позволило ему далеко отлучаться от кафедрального города в течение всей Пятидесятницы.

12 мая, в день Святого Духа, Святитель совершил богослужение в станице Михайловской [1355] в трехпрестольной деревянной церкви Архангела Михаила, имевшей приделы благоверных князей Петра и Февронии и благоверного князя Александра Невского. За богослужением епископ Игнатий совершил освящение Георгиевского знамени, Высочайше пожалованного Линейному войску. Перед освящением знамени владыка Игнатий произнес проповедь, которая была отпечатана и разослана по всему Линейному войску.

Через 2 дня, 15 мая, Преосвященный Игнатий, сделав соответствующие распоряжения Духовной Консистории о пересылке ему по пути следования входящих важных документов, выехал из Ставрополя для осмотра восточной части Епархии.

По предварительному плану, вся протяженность маршрута должна была составить 759 верст, однако в действительности расстояние пути было увеличено Святителем более чем вдвое. От губернского города Ставрополя путешествие Епископа пролегало через населенные пункты: Марьевскую, Биховскую, Сергиевскую, Высоцкое, Ореховское, Медведевское, Журавское, Китаевское до Новоселицкого. В этом селе уже в то время было два священника и два больших каменных храма во имя святого благоверного князя Александра Невского и в честь Преображения Господня. Далее путь пролегал через Чернолесское, в котором была каменная церковь святителя Николая, Маслокутское (теперь Стародубское), до Воронцовского (теперь Зеленокумск), в котором действовали две каменные церкви: Рождества Богородицы и огромный храм в честь Преображения Господня (село это обслуживалось 3 священниками). К началу лета Владыка через Новозаведенное, Георгиевск и Лысогорскую добрался до уездного города Пятигорска. Православная церковь в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» располагалась в нижней части этого города. Храм был деревянный, тесный, низкий и во всех отношениях не соответствовал городу. На собранные со всей России средства в городе стал в 1847 году возводиться каменный Спасский собор, по проекту архитектора Тона. В 1858 году собор этот был возведен уже до куполов, но появившиеся по всему зданию трещины, свидетельствовавшие о слабости фундамента, заставили разобрать его до основания (постройку окончили только в 1867 году). Посетив Скорбященскую церковь, епископ Игнатий после совещания с городским духовенством и городскими властями нашел возможность расширить храм и возвести над ним деревянный купол, чтобы устранить невыносимую духоту во время летних богослужений. Воодушевленные горожане, добыв в скором времени достаточное количество лесного материала превосходного качества, взялись за работу. Праздник Рождества Христова жители Пятигорска встречали уже в новом храме, вмещавшем, по сравнению с прежним, тройное количество молящихся. С посещением Пятигорска Преосвященным Игнатием связано еще одно важное для города событие. Летом 1858 года святитель «совершил торжественное освящение грота известного Большого Провала, ставшего доступным для обозрения и для лечения благодаря проведенному к этому творению природы тоннелю. После погружения владыкой Игнатием креста в воды подземного озера Провала и окропления стен его грота освященной водой здесь был поставлен образ Скорбящей Божией Матери. Впоследствии в память о торжестве открытия тоннеля и освещения Провала управление Кавказских минеральных вод поставило в гроте киот с иконой целителя страждущих святого Пантелеимона» [1356].

Судя по резолюциям Святителя на документах, доставляемых ему из Консистории, Владыка пребывал в Пятигорске с 3 по 26 июня 1858 года. Консисторские бумаги, подписанные им 30 июня и 6 июля, говорят о его пребывании в станице Ессентукской. Время путешествия Архипастыря через Моздок и укрепленные станицы Гребенского и Терского казачества, лежащие в непосредственной близости к зоне боевых действий, до Кизляра, точно неизвестно. В консисторских бумагах имеется документ, подписанный Святителем 4 августа, но без указания места подписания. Вероятнее всего, владыка Игнатий проделал путь до Кизляра и обратно или между 6 и 21 июля, когда он находился уже в Кисловодске, или в промежутке между 26 августа и 11 сентября. Путь этот, несмотря на конвой, сопровождавший ревностного Архипастыря, был полон всевозможных опасностей. Преосвященный Иеремия, первый Кавказский епископ, вспоминая о своей деятельности на Ставропольской кафедре, писал: «…не было места на всем Предкавказье, где не угрожали бы либо плен, либо меч, либо шашка, или меткая пуля черкесская. По сему всякий путник, почти на всех путях Кавказа, непременно должен был иметь и память о смерти, и готовность встретить смерть по-христиански. А для сего некоторые из священнослужителей кавказских в путешествии своем имели при себе Святые Дары». Не исчезла эта опасность и во время служения на Кавказе епископа Игнатия. Так, село Сухая Буйвола, которое Владыка посетил на обратном пути в Ставрополь, несмотря на то что расположено оно довольно далеко на севере от укрепленной линии, в этом же году подверглось нападению горцев. Во время вооруженной схватки 5 человек крестьян были убиты, а 2 женщины попали в плен. Село Марьевское (теперь Старомарьевское), расположенное всего в полутора десятках верст от самого Ставрополя, терпело нападения горцев вплоть до 1864 года.

В дни пребывания в Моздоке епископ Игнатий встретился с депутацией горцев, жаловавшихся на безразличие прежнего моздокского протоиерея к их нуждам. Протоиерей этот находился в то время под церковным следствием, но протоиерей К. Крастилевский, состоявший с ним в родстве, всячески препятствовал ходу следствия. Это производило в среде горцев сильное волнение. Пылкие по своему темпераменту, они размышляли уже похитить чудотворную икону Божией Матери из Успенского храма и удалиться в горы. Раздосадованные невозможностью объясниться со своими священниками и лишенные по этой причине таинства исповеди, горцы-христиане обратились к прибывшему Архипастырю с последней надеждой. Епископ Игнатий предложил им священника из грузин, знавшего осетинский язык, что вызвало восторг среди осетинского населения. Чтобы утешить и черкесов, Епископ посоветовал им избрать из своей среды благонравного юношу для подготовки его к служению Церкви. Предложение было принято с удовольствием. Молодой человек из дворянского рода, получивший уже некоторое образование при Моздокском духовном училище, был тут же представлен Святителю. И пока тянулось отчисление черкеса из казачьего ведомства в духовное, он долгое время жил в Архиерейском доме, посещая занятия в Семинарии.

Успокоив таким образом волнения в Моздоке, Святитель отправился далее на восток в уездный город Кизляр, удаленный на 500 верст от Епископской кафедры. В этом городе он посетил церковь в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник» и Кизлярский Крестовоздвиженский монастырь, где настоятелем в то время был игумен Герман. К сожалению, многочисленные проповеди, произнесенные Святителем в этот период и вошедшие в IV том его творений, не имеют датировки, хотя некоторые из них могли произноситься им за богослужениями на приходах во время обзора Епархии.

Летом 1858 года владыка Игнатий задержался некоторое время на Кавказских минеральных водах, чтобы немного поправить свое здоровье. В письме от 21 июня 1858 года настоятелю Валаамского монастыря игумену Дамаскину епископ Игнатий писал: «Один климат здешний служит врачеванием… В настоящее время нахожусь в Кисловодске, где принимаю ванны из минеральных вод… Здоровье мое несколько поправилось от употребления сперва серных теплых, потом щелочных умеренных и, наконец, прохладных и холодных ванн из нарзана. Но, по свидетельству здешних опытных людей, невозможно получить полного исцеления в одно лето от закоренелой, долговременной простуды, какова моя…»

Постоянно занятый мыслью о благоустройстве Епархии, Святитель-подвижник прервал свое лечение на той стадии, когда скрытые его болезни различными путями стали прорываться наружу. Несмотря на полное ослабление организма в этот момент, Преосвященный оставил Кавказские минеральные воды и продолжил посещение приходов вверенной ему Епархии.

На обратном пути из Георгиевска епископ Игнатий посетил Обильное, двухштатный приход Солдате-Александровское с деревянной церковью во имя благоверного князя Александра Невского и Отказное, в котором в 1797 году была построена деревянная церковь во имя святителя Николая, а построение другой, каменной церкви во имя Трех Святителей было окончено в 1858 году. В числе бумаг, поступивших в Духовную Консисторию при возвращении епископа Игнатия в Ставрополь, упоминается документ об освящении церкви в селе Отказное. Возможно, освящение этого нового храма было совершено самим Святителем.

Далее путь Епископа пролегал через Федоровку (Новогригорьевское) и Новоархангельское до Прасковеи, которое славилось своим вторым храмом в честь Вознесения Господня. Храм этот был «выстроен в характере первоначально употребленном архитектором Тоном, который долгое время слыл под именем «византийского». Размерами он не уступал Ставропольскому кафедральному собору и был «расписан московскими художниками соответственно вкусу и обилию Края».

Посетив прикумские селения: Правый Кумский отселок, Владимировку, Левый Кумский отселок, Бургун-Маджары, Покойное, Святитель повернул на запад. На пути его были расположены села: Сотниковское, Бурлацкое (имевшее в то время только молитвенный дом). Благодарное (с двухштатным каменным храмом во имя святых бессребренников Косьмы и Дамиана), Александрию (с двумя храмами Дмитрия Солунского и Алексия, человека Божия), Шишкинское, Сухая Буйвола, Камбулат, Ягуры. (Здесь, по докладу Преосвященного в Духовную Консисторию, велась подготовка к строительству церкви. Храм этот во имя Архангела Михаила был выстроен в 1860 году). Прибыв через Николину Балку в село Петровское, святитель Игнатий был поражен великолепием построенного здесь храма. Храм этот во имя святителя Николая, имевший второй придел во имя Петра Новгородского, был лучшим во всем Кавказском крае. Он, по свидетельству епископа Игнатия, «в характере первых храмов Тона, очень похож на храмы святой Екатерины великомученицы в Коломне и Введения в Семеновском полку в Санкт-Петербурге».

Далее епископ Игнатий через Донскую Балку, Константиновское, Благодатное (имевшее церковь Покрова Божией Матери), Кугульту (с храмом Казанской Божией Матери) и Дубовку (с церковью Дмитрия Солунского) 19 сентября в 6 часов вечера прибыл в Ставрополь.

Ознакомившись с восточной частью Епархии, Архипастырь остался доволен духовно-нравственным состоянием духовенства, состоянием храмов, утвари и ризниц.

Во время отсутствия святителя Игнатия в Ставрополе было окончено возведение нового Архиерейского дома. Пожертвованные ставропольскими гражданами, по воззванию Преосвященного, 3875 рублей были недостаточными для строительства Архиерейского дома, так как стоимость, например, лесных материалов в Ставрополе была вчетверо дороже, чем в Санкт-Петербурге. Поэтому Владыка обратился к духовенству Епархии с просьбой о посильных пожертвованиях из церковных сумм. Однако впоследствии из-за недовольства Синода деньги эти пришлось вернуть под расписку. И все-таки, несмотря на трудности, в кафедральном городе был построен скромный деревянный Архиерейский дом, впрочем не чуждый изящества. По замечанию Леонида Соколова, Дому было дано новое расположение. «Помещенный на конце города, вдали от шума… епископский приют напоминал собою уединенные монастыри и скиты Российские…» [1357] Письмо епископа Игнатия игумену Дамаскину позволяет уточнить место его расположения: «Домик… деревянный, весьма небольшой и весьма удобный, при церкви; из комнат в церковь ход… Церковь с домиком моим находится посреди большого сада… и весьма напоминает Оптинский скит». Храм, упоминаемый в этом письме, не мог быть никаким другим, кроме теперешнего Андреевского кафедрального собора [1358].

Кроме строительства нового деревянного дома на каменном фундаменте, трудами братии Архиерейского дома, или, как его стали называть, «Андреевского Крестового монастыря», в течение периода с июля 1858 по январь 1859 года в самой церкви были отремонтированы печи, вставлены недостающие в рамах стекла, отреставрированы изъяны штукатурки, поправлена церковная ограда.

Вернувшийся из объезда Епархии епископ Игнатий вновь обратился к проблемам Духовной Консистории. К тому времени Святитель пришел к твердому убеждению, что исправление протоиерея Крастилевского дело невозможное, а удаление его из Консистории дело необходимое. Преосвященный Игнатий указом от 24 сентября 1858 года уволил его от должности кафедрального протоиерея и от присутствия его в Консистории, а 17 ноября того же года предоставил ему настоятельство в моздокском храме. Прикрываясь ложным смирением и ссылаясь на всевозможные обстоятельства, бывший кафедральный протоиерей стал проявлять неповиновение и противодействие Архиерейским распоряжениям. Отсылая непрестанные жалобы в Синод, он в самых деликатных выражениях настойчиво требовал исполнения собственной воли. Вначале он ходатайствовал об оставлении его кафедральным протоиереем, затем протоиереем Троицкого собора, Успенского кладбищенского храма и, наконец, церкви тюремного замка. Несмотря на многочисленные предложения Преосвященного, протоиерей Крастилевский требовал только своего. В конце концов, из-за вмешательства синодальных бюрократов, стремившихся лишь к соблюдению формальной законности, в отличие от морально-нравственного подхода епископа Игнатия, протоиерей Константин Крастилевский был помещен при церкви тюремного замка.

В это же время епископ Игнатий рассмотрел горы незавершенных дел, скопившихся в Консистории. Этому, в частности, способствовали прежние члены Консистории. Так, немыслимая клевета секретаря Д. Васильева на протоиерея Афанасия Кучерова дошла до Святейшего Синода и Императора. Следствие по этому делу епископ Игнатий производил уже по Высочайшему указанию. Деятельность помощника секретаря Альбанова порождала многочисленные жалобы на него. Поэтому под влиянием святителя Игнатия состав Консистории совершенно изменился. Из прежнего состава остался только протоиерей Дмитрий Гремячинский.

В начале мая 1859 года святитель Игнатий отправился из Ставрополя для обозрения церквей западной части Епархии — Черномории. В это время Епископом было посещено 100 церквей, совершено 17 литургийных служений. Длительная остановка была совершена лишь в Тамани. Проделав путь в 1866 верст, в августе святитель Игнатий вновь возвратился в Ставрополь.

Наряду с упорядочением консисторского делопроизводства, особое внимание святителя Игнатия было обращено на значение окружных благочинных и их участие в деятельности правящего Архиерея. Кавказская епархия состояла из 18 благочиний. Некоторые из них находились на значительном расстоянии от кафедрального города. В целях предоставления благочинным возможности наилучшего исполнения обязанностей, епископ Игнатий постарался освободить их от лишних забот и должностей. В первую очередь это коснулось вновь назначенного благочинного по городу Ставрополю протоиерея Троицкого собора Феодора Поспелова. Для укрепления духовенства на местах служения Святитель рассматривал их прошения о переводе, только учитывая мнение благочинных, что поднимало авторитет последних. С одной стороны, эта мера облегчила канцелярскую работу Консистории, а с другой в скором времени выявила и очертила характеры благонамеренных и своевольных пастырей. До возглавления кафедры епископом Игнатием все следствия по различным тяжбам в среде духовенства велись Консисторией, обычно оставлявшей благочинных в неведении, что не лучшим образом влияло на исход разбирательства. Для устранения этого отрицательного явления епископ Игнатий предложил использовать для следствия исключительно благочинных. Кроме указанных мер, преосвященный Игнатий старался дать возможность благочинным, кроме формальных официальных рапортов, иметь самое непосредственное общение со своим Архипастырем.

Большое значение владыка Игнатий придавал строительству и благоустройству храмов и духовных учебных заведений. При нем в 1859–1860 годах у кафедрального собора по проекту архитектора Воскресенского была сооружена грандиозная колокольня. Специально для нее был отлит огромный колокол, весивший 523 пуда. В это же время ставропольский купец Ефимий Дмитриев пожертвовал 1000 рублей серебром для устроения иконостаса в кладбищенской Успенской церкви. Наблюдение за его возведением епископ Игнатий поручил протоиерею Феодору Поспелову, а проект заказал тому же архитектору Воскресенскому. Вместе с упомянутым губернским архитектором святитель Игнатий, военный инженер по образованию, разработал проект каменного храма для села Новогригорьевского. Это грандиозное и величественное сооружение построил Ветров, участвовавший в качестве десятника в постройке здания Эрмитажа в Петербурге.

Кавказская духовная семинария, открытая 13 ноября 1846 года в день памяти святителя Иоанна Златоуста, трудами преосвященного Иеремии, во времена управления кафедрой епископом Игнатием, не имея собственного здания, вынуждена была снимать дома у частных лиц, а именно у протоиерея Димитрия Гремяченского. В правление Семинарии постоянно поступали предложения различных граждан Ставрополя, в том числе Д. Соннова и П. Волобуева, взять в наем или купить принадлежащие им дома в различных частях города. Правление Семинарии своим представлением от 28 февраля 1859 года, предоставило решение этого вопроса на усмотрение правящего Архиерея. Уведомив Святейший Синод о положении дел по вопросу размещения Кавказской семинарии, святитель Игнатий в мае 1859 года получил распоряжение и. о. Обер-прокурора Князя С. Урусова составить план смежных каменных домов Д. Соннова и П. Волобуева с обозначением предполагаемого там размещения Семинарии, а также смету на необходимую перестройку. В своем ответе обер-прокурору от 17 сентября 1859 года епископ Игнатий извещает его о том, что купец Д. Соннов, несмотря на двухкратные просьбы правления Семинарии представить планы зданий и проект условий, продал свои дома дирекции ставропольских училищ под размещение там женских гимназий. А одних зданий П. Волобуева, за которые он просит 44 000 рублей, для размещения Семинарии недостаточно. Кроме того, было неизвестно, может ли духовное ведомство выделить необходимую сумму для покупки упомянутых домов. Возможно, владыка Игнатий, убедившись на примере дела о протоиерее Крастилевском в формальном подходе Синода к проблемам далеких Епархий, задался целью решить этот вопрос осторожно и в свою пользу. Уступить Обер-прокурору на этот раз было нельзя, так как в этом случае Семинария вынуждена была бы терпеть различные неприятности в течение долгих лет. Дома этих упомянутых горожан с одной стороны примыкали к базарной площади, а с другой соседствовали с «девичьим училищем и шумной улицей присутственных мест». Расположение это было также неудобно и для преподавательского состава. Да и сами здания нуждались в серьезном ремонте. Поэтому епископ Игнатий отдал предпочтение предложению протоиерея Д. Гремяченского. Протоиерей уступал свои дома за «условную, самую сходную цену». Кроме имевшихся домов он предлагал купить еще «три или четыре соседних двора и выстроить на них трехэтажный каменный корпус», внутреннее расположение которого предоставлялось на усмотрение епископа Игнатия.

Таким образом, благодаря архипастырской внимательности к проблемам духовной школы Семинария с тех пор окончательно обосновалась в трех домах, в ближнем соседстве с церковью святого апостола Андрея Первозванного и Архиерейским домом [1359]. Преподаватели и воспитанники Семинарии имели теперь возможность всегда бывать за богослужением, которое совершалось по монастырскому уставу, и освежаться чистым воздухом в уединенной роще, недоступной для светских лиц.

* * *

Святитель Игнатий, явивший себя наставником русского иночества, в дни своего архипастырского служения на Кавказе не мог оставить монашество без попечения Епархии. Будучи ревностным иноком, несшим бремя Епископского служения как послушание Церкви, он по-прежнему стремился к безмолвию монастырской жизни. Поэтому особой светлой радостью проникнуты слова его проповеди, произнесенной им при открытии Ставропольского Иоанно-Мариинского монастыря, бывшего до того времени общиною [1360].

Разъяснив значение монашества вообще, указав на неизбежность скорбей в иноческой жизни, Святитель говорил с воодушевлением, достойным радостного приветствия: «Дщери Небесного Отца! Приветствую вас с дарованием иноческих прав и наименования обители вашей! Приветствую вас с открывшимся для вас поприщем иноческих подвигов… вы призваны Отцом Небесным в дщери Ему… Соделайтесь достойными призвания Божия!»

В это же время благодаря заботам Святителя и брата его, губернатора Петра Брянчанинова, в городской думе было принято решение «отдать во владение девичьему монастырю, именуемому Иоанно-Мариинским… землю» вблизи Ставрополя «с оговоркою… чтобы вершина родника, протекающего по меже… оставалась в пользовании города».

Помимо Иоанно-Мариинского монастыря, в Кавказской епархии было еще два мужских и один женский монастырь. В области черноморских казаков находилась Марие-Магдалининская женская пустынь, основанная в 1849 году, которая имела 55 насельниц, двух священников и диакона. Настоятельницей монастыря была игумения Митрофания из вдов дворянского звания, назначенная сюда при открытии обители из Полтавского Покровского монастыря. Духовником обители святитель Игнатий назначил иеромонаха Феофана, из насельников Кавказского Архиерейского дома. Расположенный в этой же области мужской Екатерино-Лебяженский монастырь не имел даже класса по церковной иерархии, но учрежден был на особых правах по черноморскому положению. Настоятель его, архимандрит Никон, являлся вместе с тем благочинным обоих черноморских монастырей.

В особых условиях находился Крестовоздвиженский заштатный Кизлярский монастырь, удаленный более чем на 500 верст от кафедрального города. Монастырь этот, по словам его настоятеля архимандрита Германа, более столетия стоял «на рубеже России, отделяющем горские племена Кавказа магометанского исповедания в кругу кочевого народа ногайского племени, блуждающего, подобно бессловесным, по необозримым безводным степям, лежащим между рек Терека и Дона… и едва не на берегу моря Каспийского». Не получая дотаций от государства, на собственных трудах своих, он пребывал «не в том состоянии, в каком бы следовало ему быть в благоденствующие дни России. Не однажды за свою историю обитель эта испытывала на себе «хищничество» народов, «в горах жительствующих», которые разграбляли его. Вместе с тем гражданские и военные власти в условиях военного положения часто вынуждены были действовать в ущерб духовных интересов обители. Благодаря терпению и кротости, епископ Игнатий находил общий язык со светской властью, которая «в военных соображениях находила средство быть неограниченной», и тем самым искал возможности для нравственного и духовного благоустройства обителей.

Об отеческом окормлении иноков свидетельствует собранная со всех концов России под омофор Святителя-подвижника братия Кавказского Архиерейского дома. Скупые строки формулярного списка о монашествующих, которые частично заполнены рукою Преосвященного Игнатия, позволяют представить себе образы этих совершенно различных между собой учеников Святителя. В документе этом представлены биографии выходцев из дворян, духовенства, купцов, казаков, крепостных крестьян, и даже отставного унтер-офицера из лезгин. Упомянутая здесь братия, начиная от послушника и кончая заслуженным протоиереем, кандидатом богословия, происходила родом в основном из удаленных от Кавказа мест: Санкт-Петербурга, Вологодской, Тамбовской, Владимирской и Харьковской губерний. Эти первые помощники епископа Игнатия всячески поддерживали Святителя в его заботах о нравственном и духовном облике духовенства и мирян Епархии.

Преосвященный Игнатий, сталкиваясь со случаями нравственных проступков клира, не стремился наказывать провинившихся переводом на другой приход, отчего обычно только шире распространяется соблазн среди мирян Епархии. Напротив, несмотря на свои телесные немощи и многочисленные заботы по управлению Епархией, а также связанные с подготовкой его письменных трудов, Владыка собирал таковых вокруг себя, в Архиерейском доме, для совершения богослужений, несения клиросных и других послушаний. Исправляя их «духом кротости», Владыка всячески стремился, чтобы это не коснулось тяжелым бременем их семей, оставшихся на время без кормильца. Только за вторую половину 1858 года на исправлении в Кавказском Архиерейском доме побывало 9 клириков Епархии. Назначения эти производились ввиду их «нетрезвой жизни» или «нанесения обид» сослужащей братии или прихожанам, а иногда, как, например, протоиерей села Средне-Егорлыкского И. Преображенский, по подозрению благочинного, «для усмотрения образа служения». Сроки послушания, назначаемые обычно от одного до трех месяцев, как правило, сокращались. Так на прошениях диакона с. Покойного Константина Салафильева и пономаря Старо-Щербиновской церкви Якова Чупрыны с просьбами отпустить их к семьям в связи с приближающимся праздником Рождества Христова, несмотря на только начавшийся декабрь, стоят резолюции Преосвященного: «во внимание к смирению просителя срок епитимий сократить», и просто «прошение удовлетворить». Часто эконом Архиерейского дома иеромонах Иустин ходатайствовал о смягчении епитимий, позволении священнодействовать вместо несения клиросного послушания или же вовсе присоединялся к просьбам о прекращении их срока.

После ознакомления с Епархией «преосвященный Игнатий… в своих предложениях на имя Кавказской духовной семинарии отметил, что священнослужители Края стоят, за редким исключением, на высоте пастырского призвания». И лишь диаконы, имеющий низкий образовательный ценз, «не всегда и не везде удовлетворяли своему назначению» [1361]. И действительно, уже к концу 1857 года, то есть ко времени вступления епископа Игнатия на Кавказскую кафедру, в Епархии из 222 протоиереев и священников 138 имели богословское и 5 философское образование. Не получившие образование священники, по свидетельству благочинного Кубанского казачьего войска священника Стефана Гливенко, благочинного Феодора Маковского и других, «от природы наделенные хорошими способностями», постоянно стремятся к самообразованию. Кроме того, как отмечает благочинный Черноморского войска Афанасий Кучеров, нравственное состояние клириков в его благочинии «неукоризненное». О духовенстве своего благочиния священник Феодор Маковский свидетельствует, что они «по мере полученных в Семинарии познаний не оставляют прихожанам своим преподавать» не только духовные наставления, но и «врачебные и сельскохозяйственные». Дополнительно в пользу Кавказского духовенства красноречиво говорит отмеченное Архипастырем внешнее благолепие их храмов. В характере Кавказского духовенства, «неленностного в совершении богослужений и назидании паствы», особенно поразительно для святителя Игнатия, как нового лица в Крае, «было радушие, странноприимство и откровенность», соответствующие кавказским просторам.

Беспокоясь о духовно-нравственном уровне пастырей, епископ Игнатий настоятельно рекомендовал приходским священникам выписывать, приобретать выходящую из печати духовную литературу; творения святых Отцов, журналы «Душеполезное чтение», «Труды Киевской Духовной академии» и «Христианское чтение», а также «Пространный катихизис». Не оставлял он своим вниманием и Духовную семинарию. Видя пожирающее все большее количество человеческих душ губительное вольнодумство и протестантское отвращение к православной аскетике, Святитель высказывался о необходимости контроля над преподаванием светских дисциплин в духовных школах. Особое внимание он придавал философии, из которой, по его мнению, с особой полнотой следовало преподавать логику. Само преподавание, считал Святитель, следует доверять «зрелым мужам, изучившим положительные науки, философию и писание Отцов Церкви», опытно познавшим значение Христианства, в отличие от молодых людей, склонных к «односторонним увлечениям».

С первых дней пребывания в Ставрополе святитель Игнатий интересовался духовно-воспитательной стороной жизни и поведением учащихся. Так, в «книге поведения», где правление Семинарии на заседании 15 марта вынесло постановление об объявлении признательности правления при общем собрании воспитанников лучшим ученикам, положена резолюция Преосвященного: «Желая знать, кто именно из воспитанников заслуживает внимание своего начальства особенным благонравием, предлагаю Семинарскому правлению впредь означать сих воспитанников поименно в журнальной статье. Игнатий, епископ К. и Ч.» В отношении тех учеников духовной школы, которые неустойчивостью своего поведения обнаруживали духовную отчужденность по отношению к образу будущего пастыря, владыка Игнатий был сторонником мер рассудительных, нестрогих. При употреблении предусмотренных мер взыскания от выговора до содержания в изолированном помещении на хлебе и воде, Преосвященный подписывал наставникам Семинарии не оставлять без внимания ожесточение и упорство наказуемых. Но вместе с тем Святитель подчеркивал, что «высокий, благородный характер воспитателя главнейшая узда… для воспитанников». «Благочестивый и благонамеренный воспитатель, — писал Владыка наставникам Семинарии, — должен положить себе за правило не прибегать в час своего гнева ни к выговору, ни к наказанию. Час гнева есть час безумия для всякого разгневавшегося, хотя бы разгневавшийся принадлежал к первейшим мудрецам» [1362]. В целом предписания святителя Игнатия «ограничивали меры наказания, бывшие в обычаях… того времени». Мудрый Архипастырь желал, чтобы воспитатели обращали более внимания на нравственную сторону взысканий, развивая в детях и юношах совестливость, как более гарантирующую их доброе поведение, и тщательно обсуждали правдивость наказаний, соразмеряя их с виновностью; чтобы сами наказания эти были разумно-человеческие, без увлечения гневом и горячностью».

Еще одним показателем отношения правящего Архиерея к воспитаннику Семинарии является стремление Епископа назначать на служение в освободившиеся приходы выпускников по их добровольному согласию. Так, летом 1858 года в правление Семинарии поступило три предложения от Преосвященного Игнатия с просьбой объявить «окончившим курс воспитанникам Семинарии: не желает ли кто из них занять священнические места в станице Урожайной… в станице Величавой… а также в станице Березанской при двуштатной Крестовоздвиженской церкви», при условии, предлагаемом местным священником (вступить в брак с его дочерью), или и без сего условия».

В деле духовно-нравственного воспитания мирян Епархии первыми помощниками Епископа были приходские священники и благочинные. Не оставлял Святителя на этом поприще без помощи со своей стороны и губернатор Петр Александрович Брянчанинов.

Как уже было отмечено, население Кавказа, несмотря на сложные условия военной жизни и неустроенности быта из-за постоянных переселений все ближе к Кавказскому хребту, отличалось ревностным благочестием. Кроме стремления внешне благоустроить свои храмы, каждый прихожанин, по свидетельству войскового протоиерея А. Кучерова, священным долгом для себя поставляет исполнить с первых дней Четыредесятницы христианский долг очищения совести покаянием и приобщением Святых Таин, а многие исполняют этот долг преимущественно в мужской Екатерино-Лебяженской и женской Мариинской обителях Черноморья».

Вопреки своей скудности, прихожане Епархии охотно отзывались на приглашения к пожертвованию: на строительство памятника 1000-летия России, в Новгороде, и на иерусалимский храм Гроба Господня, где в то время нес послушание ученик епископа Игнатия иеромонах Леонид (Кавелин).

Однако во всякой картине есть тени, а народ на Кавказе, как уже упомянули, поживал разнообразный, и потому поле деятельности в области духовного совершенствования было самым обширным. Так священнику станции Темрюкской долго пришлось бороться на своем приходе с содержателями питейного заведения, обосновавшимися по соседству с храмом. Соседство это шло вразрез с государственным законом, запрещающим открытие питейного заведения ближе чем на 40 саженей от православного храма (Свод законов, 1857, т. 12, ст. 4337). В конце концов, благодаря ревности приходского пастыря, заведение это было перенесено на другую улицу. А летом 1861 года по всей губернии через православные храмы и органы государственного ведомства был распространен указ Губернатора, вовсе запрещающий продажу спиртных напитков в праздничные дни до окончания литургии.

* * *

Данный текст является ознакомительным фрагментом.