Глава 3. Бедствия военного времени и заботы старца Паисия о беженцах. Переход Драгомирны под власть австрийцев, переселение старца и братии в Секул. Местоположение и краткая история Секульского монастыря. Жизнь братства в Секуле. Перемещение в Нямец. Нямецкий монастырь и его прошлое. Заботы старца о
Глава 3. Бедствия военного времени и заботы старца Паисия о беженцах. Переход Драгомирны под власть австрийцев, переселение старца и братии в Секул. Местоположение и краткая история Секульского монастыря. Жизнь братства в Секуле. Перемещение в Нямец. Нямецкий монастырь и его прошлое. Заботы старца о богослужении, о больных, о престарелых и о странствующих. Жизнь Паисиева братства в Нямце. Книжные занятия старца Паисия в Нямецком монастыре
Мирная жизнь в Драгомирне неожиданно нарушилась. В 1768 году, по словам жизнеописателя старца, "возста страшная буря и страх смертный. Две империи, Российская и Турецкая, воздвигошася друг на друга, ярящеся и огнедышуще". Молдавия и Валахия сделались театром военных действий. Жители искали спасения в бегстве. Горы, леса и монастыри наполнились перепуганными беглецами, спасавшимися от ярости турок и татар. Драгомирнский монастырь, расположенный в огромном лесу, в неприступном месте, привлек к себе множество людей, искавших убежища. В первые седмицы Рождественского поста монастырь до такой степени переполнился народом, что невозможно было пройти по монастырю. Весь окружающий лес был заполнен беглецами. Была суровая снежная зима. Старец, видя страшную нужду людей, из которых многие были босы и полураздеты, старался всеми мерами облегчить их положение. Он предоставил нуждающимся половину монастыря, переведя всю братию в другую половину и поместив ее по три, по четыре, и по пяти человек в одной кельи. Трапезу большую и теплую отдал простому народу, особенно несчастным измученным женщинам. Келарю, пекарю и повару было приказано давать пищу всем приходящим и требующим. Некоторые брали сырые припасы и сами готовили себе пищу, другие получали, как и братия, готовое кушание и хлеб. Хлеб пекли и кушание готовили непрерывно, желая удовлетворить всех нуждающихся. Но скоро блеснул свет благодати Божией и луна омрачилась. Русская армия перешла границу и вступила в пределы Молдавии. Турки обратились в бегство. Беженцы стали возвращаться в покинутые жилища.
Однако вместе с войною пришли и другие бедствия, моровая язва, неурожаи, трехлетний голод. Война продолжалась 6 лет. Только в 1774 году был заключен мир между Россией и Турцией и братья обители получили возможность начать свою прежнюю жизнь. Но тут пришло новое горе. Едва только русские войска покинули Молдавию, как австрийская императрица Мария-Терезия потребовала от турецкого султана следуемую ей по уговору за оказанную ему помощь часть Молдавской земли. В эту часть австрийцы включили, вопреки желанию молдаван, и Драгомирнский монастырь.
Старца испугал предстоящий переход под власть Римско-Католической державы. Он предвидел, что со стороны новой власти неизбежно последуют притеснения монастырю, которые могут повести к разорению налаженного общежития. Вместе со старцем сознавала угрожающую опасность и вся братия. В это время старец получает письмо от игумена Секульского монастыря в Молдавии с приглашением перейти на жительство в его монастырь. Обрадованный этим приглашением, старец немедленно написал письмо молдавскому господарю и митрополиту с просьбою разрешить ему перейти с братией в Секульский монастырь. Получив разрешение, старец стал готовиться в дорогу. Из опасения неприятностей и задержки со стороны австрийцев он производил все свои сборы в глубочайшей тайне. Сначала он незаметно перевез в Секуль церковные вещи, а затем велел и братии собираться в дорогу. Все братья, которых в то время было 350 человек, выразили готовность идти со своим старцем. Но старец не сразу взял всех с собой. Он оставил в Драгомирне 150 человек, назначив им двух духовников, одного молдаванина, а другого русского, и поручив первому быть начальником монастыря, а второму — его помощником. С остальными же отправился в путь. Чтобы скрыть от австрийцев свое намерение, он отправил их будто бы на послушание на монастырскую землю, находившуюся по дороге в Секуль. А сам пошел в церковь и помолившись там с горячими слезами, преподал мир и благословение остающимся и плачущим братиям и вышел из обители, направляясь к тому месту, где его ожидали раньше вышедшие братья. Около монастырской мельницы старец соединился с ними и после более месячного путешествия они благополучно прибыли в Секуль 14-го октября 1775 г.
У известного странника, инока Парфения мы находим следующее описание Секульского монастыря: "Монастырь стоить внутри Карпатских гор, в двух часах ходу от монастыря Нямца. Дорога туда идет ущельем между столь высоких гор, что и солнца не видать. Монастырь находится в самом тихом и безмолвном месте, самой непроходимой пустыне, окружен высокими до облак горами и темными непроходимыми лесами, так что зимой и солнце в него мало светит, а ветра в нем никогда не бывает, но всегда великая тишина. Только подле монастыря протекает небольшая речка и журчит в ней по каплям вода. Воистину здесь закрывается от очей и слуха весь суетный мир со всеми своими соблазнами".
О прошлом Секульского монастыря известно, между прочим, что в половине 16-го века там, где теперь стоит монастырь, находилась пустынь старца Зосимы. Прийдя сюда со своими учениками, как полагают, из Нямецкого монастыря, Зосима вырубил часть леса, построил деревянную церковь во имя святого Иоанна Предтечи и несколько келий кругом нее и начал здесь свои молитвенные подвиги. О пустынножителях скоро узнали соседние жители. Появились благотворители. В 1595 г. один боярин, Нестор Уреке, ворник Нижней Молдавии с супругою своею Митрофанией построили в монастыре каменную церковь, в которой и сами были погребены. Над могилами их теплятся неугасимые лампады. В храме хранится великолепная шитая шелками с золотом и серебром плащаница, работы княгини Митрофании.
По прибытии в монастырь старец вскорости написал письмо к оставшимся в Драгомирне братиям. Он поощряет их к деланию заповедей Божиих и к сохранению наставлений Святых Отцов. Хотя они и разлучились друг с другом по месту своего жительства, однако собор их остается единым. Он давно хотел им писать, но задержался вследствие своей телесной слабости и множества обязанностей и попечений. Он убеждает их трезвиться и постоянно полагать начало своему исправлению, отсекать празднословие, которое мертвит душу, не ходить из кельи в келью без благословения духовника, исповедовать духовнику помыслы, через что рассыпаются все козни врага, читать писания Отцов, от чего просвещается ум человека и возрастает ревность к исполнению заповедей евангельских, без исполнения которых одною верою спастись нельзя. Пусть каждый по силе своей принимает участие в трудах общей жизни. Пусть не составляют сборищ у монастырских ворот для празднословия. Где есть усердие — там почивает Бог, там сияет свет, там является мир, там сатана не находит места, оттуда отходят страсти. Где нет усердия — там обратное: вместо добра — зло, вместо света — тьма, вместо Христа — диавол. Старец умоляет духовников бодрствовать над сердцами братиев.
Секульский монастырь произвел на старца Паисия и братий очень отрадное впечатление своим уединенным тихим безмолвным местоположением. Но в то же время они увидели, что этот монастырь слишком тесен для их многолюдного братства. Всех келий в монастыре оказалось 14. Жили по три, по четыре и по пяти человек в одной келье и не могли поместиться. С наступлением весны стали приходить из Драгомирны новые братья. Стало еще теснее. Принялись за постройку новых келий. Все были завалены работой. Одни строили кельи внутри монастыря, другие прилепляли их к стенам на подобие ласточкиных гнезд, как бывало делали когда-то на Афоне, иные строили себе помещение вне монастыря в лесу. В таких заботах и трудах провели три года. За это время построили около 100 келий и, наконец, все перешедшие из Драгомирны братья нашли себе приют.
Желая утвердить свой общежительный устав на новом месте, старец Паисий в 1778 году снова обратился к молдавскому митрополиту с просьбой разрешить пользоваться ранее утвержденным уставом в Секуле. Он просил, чтобы после его смерти новый настоятель избирался собором братий из среды самих же братий. Новый настоятель должен быть избираем из тех, которые долгое время провели под самым совершенным послушанием без всякого порока и через послушание и отсечение воли приобрели глубокое смирение, а через смирение удостоились дара здравого рассуждения и приобрели любовь Христову одинаково ко всем братиям и глубочайший мир, претерпевая продолжительное время искушения и поношения и укоряя всегда самих себя, освободились навсегда от раздражительности и гнева и приобрели кротость и простоту.
Избираемый должен уметь руководить братией и врачевать души их.
Ибо если нельзя никому самому по себе выучиться искусству врачевания без руководства опытного врача, тем более нет возможности изучить искусство наставления душ без надлежащего обучения. Затем, старец снова припоминает историю своего общежития и излагает основания, на которых оно утверждается. Основания эти следующие:
а) Нищета. Совершенная самовольная нищета по обещанию монашеского образа, т. е. чтобы никто из братии никак не имел своего особенного имущества до своей смерти, ни денег, ни иной какой-нибудь вещи, ни имущества движимого или недвижимого до самых ничтожных вещей. Все что необходимо для жизни да будет и да называется общим.
б) Послушание. Каждый из братии нашего собора по доброй своей воле отдается душой и телом под благое иго послушания, заповеданного Священным Писанием и Святыми Отцами, чтобы не быть самовластным и самочинным, не иметь ни в чем своей особой воли и своего рассуждения, но во всем, что по Божьему и душеполезно, быть подчиненным и покорным до самой своей смерти, и никакого дела, хотя бы по своему мнению и доброго, не делать без ведома и благословения старца.
в) Исповедание. Все братия почаще, а новоначальные непременно ежедневно, должны исповедовать и открывать каждый своему духовнику все тайны своего сердца не скрывая ничего, потому что без частого исповедания нет возможности приобрести исправления души своей и наставления на путь Божий.
г) Пребывание до смерти с братиями. Т. е., чтобы все братия по данному своему обещанию перед Богом и по связи вечной и неразвязной Божественной любви пребывали до смерти своей с собором братиев, собранным во имя Христа, терпя и перенося всю тесноту жизни ради Царствия Божия, а равно мужественно претерпевая все искушения и поношения, через которые, как золото в огне, очищается смирение монаха, укоряя себя в сердце своем и во всем считая себя виновным и как купленный раб по силе своей и телесной и душевной со всяким усердием и со многим смирением и страхом Божиим, как братиям Христовым и как Самому Христу служа, быть готовыми на всякую службу, которая им будет назначена.
д) Чтение Божественного Писания и поучений Святых Отец.
е) Соблюдение святых постов и церковного правила, а также и келейного правила.
ж) Служение больным и слабым и старым в соборе братиям и тем, которые не помещаются в больнице.
з) Исполнение монастырских должностей и поручений с соблюдением заповедей Божиих, да не расстроится любовь к ближнему, и удовлетворение всех нужд хозяйственных своим собственным трудом в своих мастерских.
Эти основания своего общежития, как свои заповеди, старец завещал своему братству письменно, о чем свидетельствует его преемник и ученик старец Софроний.
Мало-помалу монастырская жизнь в Секуле вошла в свою правильную и тихую колею. В Секуле установился тот же порядок жизни, какой был и в Драгомирне. По зимам старец ежедневно собирал всех в трапезу, читал им отеческие книги, учил их исполнению заповедей Божиих, послушанию, смирению и страху Божию. Видя, что братия охотно слушают его и делают успехи в духовной жизни, старец радовался и благодарил Бога, даровавшего им это тихое и уединенное место. Теснота обители и скудость жизни не смущали его, так как он еще с ранних лет искал этой скудости и тесноты Христа ради. Наиболее тягостным было то, что по числу братий церковь оказалась малою и тесною, а между тем число желающих жить со старцем с каждым днем увеличивалось и у старца не хватало силы отказать им в приеме.
Книжные занятия старца не прерывались и в Секуле. Здесь особенно стала развиваться его переводческая деятельность. Предполагалось устройство школы для обучения молодых иноков греческому языку с целью привлечения их к делу перевода и исправления отеческих книг, а пока старец посылал наиболее способных учеников в Бухарест для обучения их там греческому языку.
Однако, совершенно неожиданно положение старца изменилось. Об этом обстоятельстве сам старец рассказывает в письме, посланном через духовника Иакинфа ученикам Амвросию, Афанасию и Феофану, жившим в России во Владимирской губернии во Флорищевой пустыни. Дело заключалось в следующем. Весною 1779 года Молдовлахийский господарь Константин Мурузи прислал в Секуль некоторое количество припасов и в собственноручном письме к старцу просил его сообщить о всех нуждах обители, обещая свою помощь. Старец ответил благодарственным письмом и просил отпустить ему 500 левов для устройства четырех больших келий под мастерские — портняжную, сапожную и ткацкую и для занятий с молодыми монахами по греческому языку. Заинтересованный обителью старца князь передал о его просьбе ближайшим боярам. "Конечно, сказали они, исполнить просьбу старца нетрудно, но от этого ему будет мало пользы, так как он живет в обители крайне стесненной для такого значительного братства. Монастырь Секуль тесен, церковь там маленькая, путь к нему каменистый, тяжелый, по дну узкого ущелья, во время дождей заливаемого водою, подвоз необходимых предметов очень затруднителен". Тогда князь сказал: "Мне хотелось бы устроить этого старца более удобно. Неужели в нашей стране не найдется монастыря, где бы старец и его братство могли устроиться лучше". Бояре отвечали: "Во всей нашей стране нет большого и более удобного по путям сообщения монастыря, как Нямец, который находится в очень близком расстоянии от Секула". Князь обрадовался и решил тотчас же написать письмо митрополиту Гавриилу, прося его согласия на перемещение старца Паисия в Нямец, где был большой монастырь. Митрополит согласился и князь тотчас же послал письмо Паисию, предлагая ему перейти вместе с братией в Нямецкий монастырь. Старец получил это предложение в июне 1779 года и очень опечалился.
Переселение в Нямец представлялось ему, как и его ближайшим помощникам, крайне нежелательным по многим причинам: во-первых, пришлось бы покинуть обитель тихую и уединенную и идти в монастырь богатый, большой, шумный, посещаемый многочисленными богомольцами. Во-вторых, старец сознавал, что своим переселением в Нямец он стеснит и огорчит тамошних братий. В-третьих, сознавая свою старость и слабость, старец опасался новых попечений и забот, неизбежно связанных с переселением в многолюдный монастырь и с объединением под одним управлением трех разнородных братий — Нямецкой, Секульской и своей собственной, прежней. При многочисленности братий он предвидел затруднительность своего обычного по зимам собирания братства для чтения и разъяснения отеческих книг. Наконец, он опасался и того, что многочисленные светские посетители монастыря внесут мирскую суету и в монашеские кельи, и в самые души иноков и помешают ему вести откровенные беседы с братиями о различных вопросах и недостатках монастырской жизни. Все это и многое другое глубоко смущало старца. Он заскорбел и потерял душевный покой.
Наконец, он решил послать князю письмо с отказом от переселения в Нямец. Он умолял князя не настаивать на их перемещении в Нямецкий монастырь и не лишать их тихого и безмолвного пребывания в Секуле. Он описывал ожидающий братию на новом месте душевный вред, расстройство наладившейся в Секуле жизни, разорение и смущение Нямецкого братства, могущий возникнуть ропот и непримиримую вражду, пагубную для обеих сторон. С этим письмом он послал к князю старшего духовника молдавского языка, благоговейного Иринарха, знавшего и греческий язык, и в спутники ему дал еще другого духовника, и стал с нетерпением ожидать ответа на свое письмо. Между тем в июле приходят к нему из Нямца начальники монастыря, до которых уже дошли слухи о предстоящем перемещении к ним старца с братиями, и со слезами стали просить старца, чтобы он не обижал их и не расстраивал на старости лет их жительство, в котором они живут от своей юности, чтобы не пришлось им плакаться на него до самой смерти. Эти жалобы болезненно отзывались в душе старца. Он заплакал и, показывая нямецким начальникам письмо князя, сказал: "Видите, отцы святые, вот где заключается причина смущения и скорби и нашей, и вашей. Но да уверит вас Христос, что у меня никогда и в помысле не было причинить вам какое-нибудь насилие и опечалить ваши души. Вы знаете, что и Секуль мы получили не по насилию нашему, но потому, что бывший в нем игумен, видя наше печальное положение в Драгомирне, сам по любви своей к нам позвал нас к себе. Неужели вы думаете, что я осмелился бы совершить злое дело по отношению к вам? Какими глазами посмотрел бы я на ваши лица, причинив вам такую обиду? Как бы я мог приступить к престолу Божию и причаститься Святых Таин, зная, что есть плачущие и вопиющие на меня к Богу за мое насилие? Да не будет этого! Я уже написал князю и буду еще просить его оставить и нас и вас мирно пребывать в своих обителях. Ибо здесь мы благодатию Божией имеем глубокий мир".
Умиротворенные и успокоенные словами старца, нямецкие начальники вернулись в свой монастырь.
Между тем старцевы послы пришли к князю и вручили ему послание старца Паисия. Когда послание было прочитано, иноки на словах подробнее объяснили князю все свои обстоятельства и умоляли оставить старца и братию в Секуле и не вносить смущения и расстройства в их духовную жизнь. Однако князь не уступил им. Он приказал приготовить новое письмо старцу и сделал в нем следующую собственноручную приписку: "Мы эту святую обитель предоставляем вам не только для утверждения вашего братства, но и для того, чтобы порядок вашего братства послужил примером для прочих обителей. Поэтому, окажи послушание и иди в Нямец, ничем не смущаясь".
9-го августа, в пятницу посланные вернулись с письмом от князя в свой монастырь. Когда старец распечатал письмо и увидел написанные в нем слова "окажи послушание и иди в Нямец", он заплакал и до такой степени охватила его душу безмерная печаль, что он не мог ни есть, ни пить, ни спать и совершенно изнемог телом. Все же братия были в великом страхе и в скорби и в смущении, как бы старец не умер от безмерной печали. В другом своем письме старец Паисий описывает, с каким волнением он ожидал возвращения от князя духовника Иринарха, молясь Богу день и ночь об исполнении желания остаться на прежнем месте. Но вот приехал Иринарх и на вопрос старца, что послал нам Бог, ответил, передавая старцу письмо: "Прочитав, узнаете" — и вышел из келии. Ночью, когда стемнело, в тишине, старец стал читать ответ князя и, прочитав, пришел в полное уныние — ему предписывалось не только переходить в Нямец, но переходить с тем, чтобы быть примером для других монастырей. "Кто же я, думал старец, чтобы принять такое мнение о моем недостоинстве? Я слаб и немощен, почти мертвый и душой, и телом. Я не могу собственную душу направить по пути заповедей Господних, я принял ответственность за души собравшихся около меня братий, а теперь на меня возлагается еще большая тяжесть. О, горько душе моей". Всю ночь старец проплакал. На утро собрались к нему старейшие из духовников и братии и стали со слезами умолять его прекратить безмерную печаль и подкрепиться пищею. Они говорили: "Какая будет нам польза, если ты прежде времени умрешь, а мы без тебя останемся одинокими. Что мы тогда будем делать!" Старец, видя своих духовных детей так сильно скорбящих и плачущих, помолчал немного и, обратив свой духовный взор ко Господу, тяжело вздохнул, горько заплакал и сказал: "Тесно нам, братия, отовсюду". Потом, поднявшись с постели, осенил себя крестным знамением, поклонился иконе Богоматери и сказал: "Писание говорит: "При двою или триех свидетелях станет всяк глагол". Если вы братие так говорите, то да будет воля Божия! Идем и не хотяще". После этого он подкрепился немного пищею, но спать не мог. Затем, он призвал к себе трех духовников и несколько братий и велел им идти с письмом князя в Нямецкий монастырь, собрать там все начальство и братию, прочитать им письмо князя и затем приготовить кельи ему и другим братиям, которых он решил на первый раз взять с собой в Нямец. Посланные сделали как им было приказано и возвратились в Секуль.
Старец же в это время при содействии старшей братий сделал распределение, кому из братий переходить в Нямец и на какие послушания и кому оставаться в Секуле. Управление Секульским монастырем он поручил одному из духовников Илариону. После этого он приказал по звону собрать братию в церковь, пришел туда и сам, помолился со слезами Господу и, сообщив братиям волю князя, дал благословение остающимся на месте, утешив их словами, что каждый из них всегда может приходить к нему во всякой скорби и нужде душевной и телесной и, выйдя из церкви, двинулся в путь. Так как по своей слабости он не мог идти пешком, то для него был приготовлен экипаж, запряженный одною лошадью, а братия, как пчелы окружив его экипаж, шли рядом с ним, слушая его последние наставления. Больные и престарелые, выйдя навстречу ему из больницы, плакали, что не могут провожать его, а здоровые провожали его не менее часа и только по настойчивому его требованию, когда он им напомнил о предстоящем бдении, вернулись назад в монастырь. Некоторые же провожали его до самого Нямца, куда и прибыли в самое навечерие праздника Успения Пресвятой Богородицы в среду.
Когда старец и братия приблизились к Нямецкой обители, там зазвонили во все колокола и все нямецкие братия вышли за монастырские ворота навстречу старцу. Впереди шли три священника в фелонях и один из них держал в руках Святое Евангелие, а другие — святые кресты. Два диакона в стихарях имели в руках кадильницы. Старец приложился к Евангелию и к крестам и вступил в обитель, предшествуемый священниками и диаконами и сопровождаемый братиями обеих обителей при пении ирмосов Богородице. Войдя в церковь старец приложился к иконам, причем особенно усердно молился перед чудотворной иконой Богоматери, вручая себя и братий Ее заступлению и хранению, покрову и попечению и возлагая на Нее всю свою по Боге надежду. В своем письме к князю старец, между прочим, открывает ему одно давнее событие своей жизни, а именно, что еще до своего отбытия на Афон, в молодости, старец приходил в Нямец молиться пред чудотворной иконой Божией Матери и удостоился три раза держать эту святую икону своими грешными руками. С того времени он почувствовал великую любовь к этому святому месту, куда потом, неисповедимыми путями Божьими, ему пришлось перейти со своим собором.
Когда старец приложился к иконам, два начальника Нямецкого братства Иоасаф и Варлаам, игумен и проигумен, поставили старца на игуменское место. Когда пропели тропарь и кондак храма и произнесли ектению и отпуст, старец со слезами сказал собравшимся, что он пришел к ним не по собственному желанию и исканию, но по решению и распоряжению князя и митрополита и просил всех хранить взаимный мир и взаимную любовь. Из церкви старец направился в приготовленную ему келью и немного отдохнул. Для пришедших с ним братий было приготовлено 15 келий, в которых они и разместились в большой тесноте, по несколько человек в каждой кельи. Только духовникам по их обязанностям было отведено каждому по келии. Несмотря на утомление, старец от большой печали не мог уснуть, хотя уже пять дней оставался без сна. К началу всенощного бдения он с большим трудом пришел в церковь и сидя слушал Божественную службу, молясь Пречистой Богородице о том, чтобы Она утешила его душу, прогнала окутавший ее мрак и печаль и послала ему отрадный сон. И когда уже окончилась вечерня и началась утреня, и когда было прочитано Евангелие, стал приходить к старцу желанный сон. Старец ушел в свою келью и лег на постель, но заснул только тогда, когда стало уже светать и сладко проспал два часа. Проснувшись, он почувствовал облегчение головы, некоторую крепость во всем теле и вся печаль отошла от его сердца. По окончании литургии и молебна Божией Матери пошли в трапезу с праздничною иконою и с пением тропаря праздника, а после трапезы, по возвращении в церковь, разошлись по келиям. Старец пригласил к себе бывших начальников обители и, побеседовав с ними наедине братски, обещал покоить их во всем до самой смерти и ни в чем их не притеснять. И они совершенно примирившись со всем случившимся, через некоторое время были облечены в схиму и поживши еще несколько лет, отошли ко Господу. Из Нямецких братий только немногие ушли из монастыря, а остальные присоединились к общему братству, из двух соборов составился один собор и установились полный взаимный мир и единодушие. Старец написал князю о принятии им Нямца, о соединении обоих братств и просил помочь в устройстве новых келий. Князь благодарил старца за послушание и обещал оказать помощь, как в устройстве келий, так и во всех других нуждах.
Так произошло перемещение старца Паисия с братией из Секуля в Нямецкий монастырь. Секульский монастырь по-прежнему остался под его главным управлением и порядок жизни в обоих монастырях установился один и тот же. Секульские братия часто посещали старца, а однажды в год и сам старец проводил несколько дней в Секуле. Вот как он сам описывает эти свои поездки в письме к тем же инокам Амвросию, Афанасию и Феофану: "Около отдания Успения, когда все уже готово к моему отъезду, братия по звону собираются в церковь и при входе поют "Достойно". Приложившись к иконам и прослушав ектению и отпуст, я по немощи сажусь на приготовленное место и говорю всему братству наставление на языках славянском и молдавском, прося их молиться о благополучном моем путешествии, трудиться в исполнении заповедей Божиих и сохранять между собою мир Христов и всякое монашеское благочиние и благоговение. После этого я выхожу из церкви в сопровождении братий и, преподав ей благословение, отправляюсь в Секул. Когда я приближаюсь к монастырю, навстречу мне выходит духовник Досифей со всеми больными и престарелыми братиями и, приняв благословение, отходит. При моем дальнейшем шествии выходит мне навстречу за монастырские ворота духовник Иларион со всей братией. Преподав им благословение, я вхожу в обитель сопровождаемый всем братством. Совершив все положенное по чину, я иду в свою келью, где и проживаю до храмового праздника Усекновения Главы Иоанна Предтечи. После праздника, дня за два до моего отъезда оттуда, после повечерия, собираются братия в трапезу, один день — славянского языка, другой день — молдавского, и бывает мое к ним последнее наставление. В день же моего отъезда из Секула обычным порядком происходит прощание. По прибытии в Нямец совершается обычная встреча. При выходе моем из церкви в свою келью, встречают меня два инока, которым на время моего отсутствия поручается келья и берут благословение. Я вхожу в келию, благодарю Бога за благополучное воз-вращение". В конце письма старец прибавляет: "Об остальных же наших делах, об устройстве вокруг монастыря многих новых келий и о переходе к нам всех братий из Драгомирны и немалого числа из Секула и о прочем, известит вас духовник Иакинф". Во время пребывания старца в Секуле он каждый день принимал братий, которые могли свободно приходить к нему во всякое время и заявлять ему о своих нуждах, как духовных, так и телесных, причем старец говорил им: "если кто-нибудь из вас имеет нужду и скорбит и ропщет, но ко мне не приходит и не извещает, я о такой его скорби перед Богом не отвечаю". Находившимся в больнице, которые сами не могли придти к старцу, он посылал благословение и все необходимое через заведующего больницей отца Досифея, который с такою любовью и заботливостью относился к больным, что его часто можно было видеть просиживающим целые ночи у их постели и утешающим их надеждою на выздоровление и другими ободряющими словами.
В Нямецком монастыре начинается последний, самый трудный, но и самый плодотворный период в жизни и деятельности старца Паисия. Число братий, объединившихся вокруг него одним духом нестяжательности, послушания и любви к Богу, своему старцу и друг к другу, возросло здесь до 700 и более. Слух об их высокой жизни и об их мудром старце распространился далеко по всему православному востоку. Старец вел обширную переписку и сношения с многочисленными подвижниками не только в Молдавии, но и на Афоне, в Царьграде, в России и в других местах. Каждый странствующий инок, каждый паломник считал своим долгом посетить славную Нямецкую Лавру, увидеть ее знаменитого старца, посмотреть строгий чин ее общежития и благолепие монастырского богослужения, чтобы потом рассказать об этом на своей родине, в своей обители. Книжные занятия старца достигли в это время своего наибольшего расцвета. Он уже не один только и не в кругу только немногих друзей работал над исправлением и переводом отеческих книг. Он основал целую школу для обучения справщиков и переводчиков и широко поставил переписку исправляемых и переводимых книг, так что своими многочисленными рукописями не только наполнил монастырскую библиотеку, но и распространил их в огромном числе списков далеко за пределами своей обители и в особенности по монастырям и по кельям обширной Русской земли. Он сумел поднять в православном русском монашестве интерес к книжным занятиям, к чтению и списыванию отеческих книг, к духовным беседам, а свою Нямецкую Лавру сделал центром и светочем православного монашества и школою подвижнической жизни и духовного просвещения для православного востока. В Нямецком монастыре получили свое воспитание многие молдовлахийские и русские иноки, которые потом во многих обителях сделались насадителями православного старчества и монашеских общежитий по уставу Паисиева братства.
Начиная описание этого периода в жизни старца Паисия, скажем сначала несколько слов о Нямецком монастыре. По словам преосвященного епископа Арсения Нямецкий монастырь имеет для Молдавии такое же значение как Троице-Сергиева Лавра или Киево-Печерская Лавра для России. В течение ряда веков он был рассадником христианского просвещения в Молдавии, воспитав в своих стенах многих молдавских святителей — епископов и митрополитов, самоотверженно защищавших родную православную веру. Для православного народа он был высокой школой нравственной жизни, давая в лице своих иноков примеры подвижничества и преданности вере. В годины тяжких народных испытаний, междоусобной войны между княжествами Молдавии и Валахии во время нередких войн с турками, поляками и венграми, во время голода, пожаров и других народных бедствий, к нему тянулась православная Молдавия и находила здесь материальную и духовную поддержку.
Монастырь расположен в чрезвычайно живописной местности. Там, где небольшая горная речка Нямцул вырывается на простор из Карпатских ущелий среди высоких холмов, покрытых вековым хвойным лесом, белеют стены и здания этой обители, с которой связаны лучшие страницы молдавско-славянской культуры и письменности придунайских княжеств. Основание монастыря относится к концу 14-го века. Тогда пришли в Молдавию при митрополите Иоасафе три инока, Софроний, Пимен и Силуан со своими учениками. Они пришли из Тисмана и были учениками святого Никодима Освященного. Молдавский господарь, по всей вероятности Петр Воевода Мушат, выстроил для них небольшую церковь в честь Вознесения Господня. Первый документ, свидетельствующий о существовании монастыря относится к 1407 году, когда монастырь получил во владение села и вместе с монастырем Быстрицею управлялся одним игуменом Дометианом. Монастырь расширялся и богател благодаря щедрым пожертвованиям молдавских господарей, иерархов и других лиц. История первых лет существования монастыря связана также и с именем известного проповедника митрополита Григория Цамвлаха, который по прибытии своем в Молдавию игуменствовал в этом монастыри приблизительно до 1420-го года. Свое название монастырь, как и многие другие местности вокруг него, получил, по всей вероятности от цитадели, построенной недалеко отсюда немецкими рыцарями крестоносцами в 12-м-13-м веке. Развалины крепости существуют и до сих пор на высокой скале, недалеко от Нямца.
Нынешний храм Вознесения Господня выстроен в 1497 г. господарем Стефаном Великим, о чем свидетельствует надпись над входными дверями храма. В начале 18-го века игуменом в Нямце был иеромонах Пахомий. Узнав о знаменитом русском подвижнике, святом Димитрии Ростовском, он в 1704 г. оставил игуменство и уехал в Россию, чтобы повидать святого Димитрия и поклониться печерским угодникам. Он удостоился не раз беседовать со святым Димитрием, получил от него собственноручно написанную книгу и возвратился в Нямец. После этого он уединился с несколькими иноками в пустынном месте, где теперь находится Покровский скит (на расстоянии одного часа ходьбы от Нямецкого монастыря) и предался там молитвенному подвигу. В начале 1707 г. он был вызван из своего уединения и поставлен в епископа Романского. После семилетнего управления епархией он снова удалился в Покровский скит, а три года спустя опять уехал в Киево-Печерскую лавру, где и скончался в 1724 г., послав незадолго перед кончиной в основанный им Покровский скит свое завещание, заключавшее в себе, между прочим, и устав для скита. Таким образом, между Нямецким монастырем и русскою православною церковью еще в начале 18-го века существовала живая связь. Эта связь и потом не порывалась.
В одной из церквей хранится большая плащаница прекрасной работы, шитая золотом и жемчугом по малиновому бархату. Вокруг этой плащаницы идет шитая надпись, в которой говорится, что эта плащаница пожертвована в церковь Нямецкого монастыря монахиней Марией в 1741 году. По преданию монахиня Мария — великая княжна Мария Петровна, дочь императора Петра Великого, постригшаяся в одном из женских монастырей в Молдавии. В ризнице монастыря хранится большое русское Евангелие, выносимое на входах двумя диаконами. Это Евангелие прислано в дар монастырю из Петербурга в 1764 году. В 1849 году император Николай Павлович прислал монастырю 10 полных священнических облачений из хорошей парчи и деньги на постройку больницы. Император Николай II пожертвовал монастырю полное священническое и диаконское облачение. Главной святыней Нямецкого монастыря является древняя чудотворная икона Богоматери. Время написания этой иконы неизвестно. Она подарена была некогда греческим императором Иоанном Палеологом молдавскому господарю Иоанну Доброму, который в начале 15-го века передал ее Нямецкому монастырю.
Поселившись в Нямце, старец Паисий стал утверждать и здесь свой обычный порядок монашеской жизни. Прежде всего он обратил внимание на порядок богослужения и установил совершать его так, как оно совершалось в его братстве. Чтение и пение велись на двух языках, молдавском и славянском. На утренях, между кафизмами, читались два поучения — одно на славянском, другое на русском или молдавском языке. На похвальной неделе акафист Божьей Матери читался по-славянски, по-молдавски и по гречески. Во всем поддерживалась тесная связь с русской церковью. На отпустах поминались преподобные Антоний и Феодосий и прочие чудотворцы печерские. 21-го сентября совершалась служба святителю Димитрию Ростовскому, 3-го мая праздновалась память преподобного Феодосия Печерского, 10-го июля — преподобного Антония, 11-го июля — благоверной княгини Ольги, 15-го июля — равноапостольного князя Владимира.
При помощи князя старец устроил в обители больницу, странноприимницы и значительно увеличил число келий. Забота о больных, престарелых и странствующих особенно занимала старца, ибо все они приходили к нему и со слезами умоляли ради Христа приютить их в обители. Старец помещал кого нужно было в больницу и приказывал брату Онорию, который и здесь был приставлен к тому же делу, какое он выполнял в Драгомирне, оказывать им всяческую заботу и покой и иметь о них неусыпное попечение. Он требовал, чтобы все служащие в больнице служили больным, как Господу, каждую неделю меняли белье и мыли головы, очищали их одежды, кровати и постели от насекомых, летом же почаще проветривали их платье и провешивали на солнце. Старец требовал, чтобы внутри больницы соблюдалась безукоризненная чистота, чтобы каждый день курили в ней ладаном или другим благовонным веществом. Приказывал также давать призреваемым более питательную пищу, лучший хлеб и вино. И все были довольны, и со слезами благодарили старца за его попечение. Странствующие монахи, заходившие в обитель, могли отдыхать в ней сколько хотели, неделю и две, и месяц. И никто никогда не говорил им ни слова упрека. Иные просили старца позволить им и зиму провести в обители и он позволял, а не имеющим одежды и белья давал все необходимое. Когда же наступало лето, и они отправлялись в свой путь, он в изобилии снабжал их всем необходимым для дороги и отпускал с миром. Принимал старец и мирских мужчин, страдавших различными болезнями или мучимых различными духами и не имеющих, где главу преклонить, и в особой больнице кормил их от общего стола, и они жили там сколько хотели, некоторые даже и до самой смерти.
Главный храмовой праздник Вознесения Господня праздновался в Нямце с особой торжественностью. Богослужение продолжалось всю ночь. К этому празднику и раньше в Нямец стекалось великое множество народа обоего пола, и всякого звания, и знатных и простых, и богатых и бедных, не только из Молдавии и Валахии, но и из других стран, желавших поклониться чудотворной иконе Пресвятой Богородицы, а при старце число богомольцев стало еще больше. Старец Паисий старался всех их по возможности упокоить. В течение четырех дней он сам не имел ни минуты свободной, с утра до вечера имея открытыми двери своей кельи: каждому, и богатому и бедному, желавшему войти к нему, был открыт свободный доступ. Он всех принимал с любовью, благодарил их за принятый на себя труд путешествия и, благословив, отпускал их на гостиницу, или в другие приготовленные для них кельи. Перед праздником старец назначал несколько братий из более благоговейных и исполненных страха Божия наблюдать за более слабыми, обходя обитель день и ночь, чтобы не произошло какого-либо соблазна. Исполняя его волю, братия оберегали друг друга. По окончании же праздника все благодарили Христа Бога и Пречистую Его Матерь, сподобивших их мирно, благополучно и радостно отпраздновать святой праздник Господень.
Перемещение из одного монастыря в другой, соединение первоначальных учеников старца, собранных им еще на Афоне и в Драгомирне с братствами других монастырей, не могли не отражаться неблагоприятно на внутренней жизни обители. По словам самого старца внутренняя жизнь братства в Нямце уже не достигала той высоты, на какой она стояла в Драгомирне. Сам старец по-прежнему внимательно и заботливо следил за жизнью братства. В церкви он сам обходил братию и смотрел, чтобы все стояли чинно, со страхом и трепетом и соблюдали все установленные поклоны. Однажды старец заметил идущего по монастырю послушника, размахивавшего руками и глядевшего туда и сюда. Старец призвал к себе его духовника и сказал: "Так ли ты наставляешь своих учеников? Они бесчинствуют и соблазняют братию". В наказание он дал обоим, и духовнику и послушнику, правило: три дня в трапезе класть поклоны, да и прочие научатся не производить бесчинства. Несмотря, однако, на все заботы старца, ему с трудом удавалось преодолевать те неблагоприятные влияния, которые разлагающим образом действовали на братство, и жизнеописатель старца заявляет: под конец жизни старца духовное наше жительство снизошло от первого Драгомирнского и Секульского, единодушного, мирного и любовного всесовершенно вниз невозвратно. Причины же тому: молва, излишество, мятеж, забота каждого о себе самом и оставление чтения божественных и отеческих писаний и внимания к себе. Старец, который предвидел все это, часто плакал и предостерегал братию. Он убеждал всех не оставлять внимательного чтения отеческих писаний, неуклонно держаться тесного евангельского пути и избегать нерадивого притворно-монашеского миролюбивого жития. Указывая другие причины ослабления братской жизни, жизнеописатель старца говорит: как сад древесный, часто пересаживаемый, увядает, так и нашего собора сад душевный пострадал от переходов и перемены монастырей. В Драгомирне и Секуле по зимам, каждый вечер бывали соборные поучения старца, а в Нямце они прекратились и приходилось больше пользоваться книгами. Здесь и старец больше занимался переводами и исправлениями. Приезды знатных лиц обоего пола также много вредили братии. Один странствующий инок спросил старца Паисия: "Как, отче, нынешнее житие против Драгомирнского?" Старец ответил: "На всякий год ниже идет, а удержать в одной мере, хотя и стараюсь, невозможно. Причина тому — невозбранный вход женскому полу и оставление соборного поучения".