О молитве св. Ефрема Сирина

О молитве св. Ефрема Сирина

[...] Каждый день Великого Поста, кроме субботы и воскресенья, читается молитва: «Господи и Владыко живота моего». Молитва эта написана, по преданию, в IV веке в Сирии [...] подвижником Мар-Афремом, или, как мы привыкли его называть, Ефремом Сирином — сирианином. Это был [...] монах, поэт, богослов, [...] один из славных сынов сирийской Церкви, вошедший в мировую литературу как знаменитый писатель [...]

Слова молитвы, довольно точно переданные стихами Александра Сергеевича [Пушкина], в переводе с сирийского звучат так на церковно-славянском: «Господи и Владыко живота моего», то есть: Властелин моей жизни, Тот, Кто дал мне жизнь, Тот, Кто является центром и средоточием моей жизни. «Не дай мне дух праздности», то есть лености, которая, по старинной пословице, — мать всех пороков. Невинная вроде вещь — леность, но она порождает очень много темного, черного.

«Уныние»... Христианство — радостное учение, радостное, и тот, кто унывает — тот от него отходит. Преподобный Серафим Саровский, великий русский святой начала XIX века, говорил: «Нет нам дороги унывать, ибо Христос всех спас».

«Любоначалие» — это значит властолюбие. Это есть у каждого; не думайте, что такие вещи, как культ личности, — это только в политике: это может быть и в семье, и в любом малом сообществе. Каждый человек несет в себе зерна вот этих стремлений: подавить волю другого, задушить ее, подчинить себе.

«Празднословие» [...] я исключаю детей: дети имеют право болтать, но до 15—16 лет. Когда дети болтают, они учатся общению, они упражняют свой язык; но когда этим «детям» уже больше двадцати, а иногда — больше сорока... Это значит: быть беспощадным к своей жизни. Подумайте (давайте будем честными перед собой): сколько нам осталось жить всем? Совсем немного. Поэтому, я повторяю, мы должны ценить жизнь, любить тот дар, который Бог дал нам, и помнить, что в вечность мы унесем только то, что у нас будет в сердце. А празднословие, болтовня — это страшное слово, это значит убивать время [...]

Далее в молитве сказано: «Дух же целомудрия... терпения и любви даруй мне, рабу твоему». Целомудрие — это чистота отношений к миру и людям, цельность души, без раздвоенности, без того, чтобы страсти тобою овладели.

«Смиренномудрие» — это значит мудрость здравого человека. Смирение здесь, в данном случае [...] — это знать, чего ты стоишь на фоне вечности. Не раздувать себя, как лягушка в басне Крылова, — она же лопнула. Не надо раздувать, а надо знать свою цену. Мудрость скромности — она необычайна, она прекрасна. Мудрость скромности — это не уничижение паче гордости, а это здравость души. Вот вам пример. Когда человек начинает воображать о себе то, чего в нем нет, несколько движений вперед — и уже мания величия. Мания величия — это патологическое состояние гордыни. Только один человек заявляет, что он председатель Совета министров или что он Наполеон, и его кладут в психиатрическую больницу, а другой так не заявляет, поэтому он не в больнице, но в душе-то думает, что он выше всех.

[...] «Терпения и любви». Что такое терпение? Формулирую кратко, чтобы вы запомнили. Терпение — это вовсе не состояние скота, который все терпит. Это не унижение человека — совсем нет. Это не компромисс со злом — ни в коем случае. Терпение — это есть умение сохранять невозмутимость духа в тех обстоятельствах, которые этой невозмутимости препятствуют. Терпение — это есть умение идти к цели, когда встречаются на пути различные преграды. Терпение — это умение сохранять радостный дух, когда слишком много печали. Терпение есть победа и преодоление, терпение есть форма мужества — вот что такое настоящее терпение.

И, наконец, любовь. Любовь — это высшее счастье человека, это способность нашей души быть открытой, имманентной, как говорят философы, внутренне открытой для другого человека. Когда вы едете в метро по эскалатору, проверьте себя, способны вы любить или нет. Когда вы смотрите на тех, кто едет по другую сторону, и вам противно смотреть на эти физиономии [...] — значит, все поры вашей души забиты и чувство любви у вас находится в эмбриональном состоянии [...]

Но сила благодати Христовой способна человека перестраивать таким образом, чтобы он видел людей совершенно иначе, чтобы у него первой реакцией была доброжелательность, чтобы он сразу видел красивое — в красивой женщине или мужчине, одухотворенное — даже там, где другие не замечают; чтобы, видя страдающее лицо, он чувствовал сострадание, чтобы он был открыт. Вот такой человек счастлив всегда, потому что он в единстве с людьми, он живет любовью.

[...] И в конце молитвы сказано: «Ей, Господи Царю (в переводе — Да, Господь мой и Царь), даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». Это вам понятно. Великое исцеление от осуждения — это уметь критиковать самого себя. Мы часто исключительно внимательны, я бы сказал, наблюдательны, и я бы еще сказал — психологически изощренны, когда речь идет о грехах соседа, о грехах другого человека. Здесь мы проявляем максимальное знание всех моральных заповедей и всех тонкостей. Но мы выступаем здесь в виде строгого судьи, не имея на то права, ибо то, в чем мы других людей осуждаем, — в том виноваты и мы.

[...] Вы меня спросите: а может, в этом есть примиренчество, компромисс со злом? Ни в коем случае, никогда. Мы всегда должны называть зло своим именем. Но человеку, впавшему в этот грех, мы должны сострадать [...]

[...] Вот суть этой молитвы, которая читается каждодневно Великим Постом с земными поклонами. [...]

Из лекции «Великий Пост», прочитанной 1 апреля 1989 г. в клубе «Красная Пресня»