Глава двадцатая. ПОСЛЕ РАСПЯТИЯ 7-8 апреля 30 г.

Глава двадцатая. ПОСЛЕ РАСПЯТИЯ

7-8 апреля 30 г.

Голгофа опустела. Люди разошлись по домам, где их ждали родные для совершения праздничной трапезы. Только солдаты по-прежнему сидели у холма. Они не имели права покинуть пост, пока не умрет последний из осужденных.

Римляне часто оставляли тела на крестах, чтобы трупы долго напоминали о каре, которая ждет их врагов. Но Синедрион ходатайствовал перед Пилатом, прося снять казненных, пока не зашло солнце (cубботний покой начинался с вечера пятницы). Этого требовал иудейский обычай, а соблюсти его было особенно необходимо ввиду вечера, совпадавшего с седером[1]. Пилат дал согласие.

Двое разбойников были еще живы. Солдаты, получив приказ, перебили им голени, чтобы ускорить смерть. Потеряв опору, распятые повисли на руках и через несколько минут задохнулись. Сомнения в том, что Иисус мертв, не было, но один из воинов для проверки пронзил Ему грудь копьем. В ране показались “кровь и вода” - бесспорный признак наступившего конца[2]. Теперь оставалось только, выдернув гвозди, снять мертвецов и опустить в общую яму. Так обычно хоронили преступников[3].

В это самое время к прокуратору явился Иосиф Аримафейский - богатый, уважаемый в городе человек, член Совета. Он не принимал участия в суде Малого Синедриона, потому что сам был тайным приверженцем Иисуса. Как и апостолы, Иосиф “ожидал Царства Божия”, но сейчас он думал, что обманулся. Тем не менее, преодолев страх, он пришел попросить у Пилата тело Усопшего для погребения. Иосиф не хотел допустить, чтобы Иисуса лишили даже отдельной могилы[4].

Пилат удивился, узнав, что Назарянин умер так скоро. Может быть, Он только в обмороке? Но центурион подтвердил, что в три часа пополудни Иисус действительно скончался. У Пилата не было причин отказывать Иосифу. Возможно, он даже, по своему обыкновению, получил от него мзду. Так или иначе, наместник предоставил Иосифу поступить с телом, как он пожелает.

Времени для необходимых приготовлений оставалось совсем мало. Если бы наступил вечер, похороны пришлось бы отложить на сутки. Но Иосиф успел купить полотняный саван, а фарисей Никодим, тот, что прежде приходил ночью беседовать с Иисусом, принес большие сосуды с благовонным раствором смирны и алоэ, которым пропитали материю.

При помощи слуг тело положили на носилки и перенесли в соседний сад. Участок принадлежал Иосифу, который недавно заготовил себе здесь склеп[5]. Искать другую могилу возможности не было, так как каждая минута была дорога. Но, вероятно, Иосиф был рад хотя бы таким образом в последний раз послужить Учителю.

Усопшего завернули в благоухающие пелены, внесли в пещеру, прочли заупокойные молитвы и завалили вход круглой каменной плитой, для которой был вытесан специальный желоб. Исполнив печальный долг, оба удалились для совершения седера.

Стояла у гроба

Мария Магдалина и Мария Иаковлева тоже присутствовали в саду при погребении. Они стояли “напротив гробницы” и плача смотрели на поспешный обряд. Им хотелось самим умастить тело Господа ароматами и долго оплакивать невозвратимую утрату. Но было уже поздно. Правда, теперь они знали место могилы и надеялись по прошествии субботы снова прийти сюда.

Между тем первосвященники, услышав, что Назарянина похоронили в саду у Голгофы, а не с другими казненными, встревожились. Что если почитатели станут устраивать паломничества к Нему на гроб или похитят тело, а потом заявят, будто Он жив? Желательно было искоренить самую память о Нем. Поэтому группа старейшин снова пришла к Пилату с просьбой, чтобы на первые дни у пещеры была поставлена охрана.

“Имеете стражу, - недовольно ответил им прокуратор, - идите и охраняйте, как знаете”. Он больше не желал иметь ничего общего с этим неприятным делом.

Однако от Пилата ждали только санкции. Получив ее, Ханан приказал опечатать склеп и выставить в саду стражу[6].

Остались в покое

Иерархия могла теперь спокойно проводить праздник и воссылать молитвы к Богу. Все прошло лучше, чем ожидали власти. А ученики? Они ничего не знали ни о месте погребения, ни о караульных у могилы. Ужас сковал их. Им казалось, что всех сторонников Учителя могут схватить в любую минуту. Пока их не трогали. Но долго ли это продлится? Если бы не суббота и праздник, они, конечно, бросили бы все и поспешили назад, в родную Галилею.

То была самая мрачная Пасха в их жизни.

“Я и спутники мои, - читаем мы в апокрифическом Евангелии от Петра, - были в тоске и с болью в сердце скрывались, ибо нас искали как преступников, намеревавшихся поджечь Храм. Мы пребывали в посте и скорби и в слезах день и ночь”[7]. Пусть это и не подлинные слова апостола - они верно передают состояние галилеян после распятия.

Но еще больше, чем боязнь преследований и укоры совести, терзала их мысль, что Сын Человеческий отнят у них. Он, Который ходил с ними по зеленым холмам у озера, Кто был так добр и могуществен, Кто одним словом мог исцелять болезни, Кто свидетельствовал об истине и обещал привести учеников в Царство Божие, лежит теперь бездыханный. Им не услышать больше знакомых слов: “Истинно, истинно говорю вам”, не увидеть рук, преломляющих хлеб...

Ученики были в отчаянии: зачем Бог покинул Его, покинул их всех?

Некоторые раввины говорят, что Мессия должен быть смертен, как и прочие люди[8]. Но почему Иисус погиб в расцвете сил, а не отошел в мире, “насыщенный годами”? Почему Он так мало успел сделать? Ведь Он не оставил скрижалей, как Моисей, не написал книг, как пророки, не создал школы, как Гиллель. Единственное Его наследие - они сами: простые, слабые люди, которые оказались недостойными Учителя и бросили Его в решительный час. Архиереи, когда торопились, знали, что делали. Дерево срублено, не поднявшись высоко над землей, не успев принести плода.

Он умер. Но умер не как Помазанник Божий, а как отверженец, ибо сам Закон почитает проклятыми тех, кого настигла подобная смерть[9]. Его осудил и еврейский, и римский суд.

Он умер даже не как мудрец, перешагнувший грань обычных человеческих чувств, победивший страдание силой духа. Он мучился, как миллионы людей, как каждый ребенок или раненая птица, как любое живое существо. Никто не помог Ему, когда Он истекал кровью на страшном кресте. Никакой ангел не облегчил агонии. Правы оказались те, кто говорил: “Других спасал, а Себя не может спасти”.

Но, значит, Иисус не тот, за кого они Его принимали? Не Избавитель Израиля и мира? И, следовательно, напрасной была их вера в Него, а Петр, сказав: “Ты Мессия”, произнес лишь пустые слова? Это было крушение окончательное, непоправимое. Рухнули надежды и ослепительные мечты. Никогда еще люди не испытывали более тяжкого разочарования.

Что оставалось им делать? Бежать, скорее бежать из этого зловещего города! Вернуться в Галилею к своим домам и лодкам. Забыть о Человеке, Который обманулся Сам и ввел в заблуждение Своих простодушных последователей...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.