Память преподобного Фомы Дефуркина[383]

Память преподобного Фомы Дефуркина[383]

Преподобный Фома родился в Вифинии[384]. Родители его были простого звания и жили в довольстве. Но Фома уже с юных лет отвращался от всяких житейских, суетных удовольствий и обнаруживал сильную склонность к иноческому житию. Увлекаемый примерною жизнью некоего инока, подвизавшегося в одном из окрестных монастырей, он привязался душевно к святой обители; с малолетства привык он соблюдать пост и, охотно занимаясь свойственным детскому возрасту книжным учением, изучил псалтирь, Апостольские писания и всю церковную службу. Таким образом, первоначальная жизнь Фомы протекала мирно, в благочестии, и добрые семена, посеянные в его душе, успели укорениться для дальнейшего возрастания. Когда же Богобоязненный отрок достиг совершенного возраста, то, облекшись в иноческую одежду, с непоколебимою твёрдостью вступил на подвиг духовной брани со врагом спасения. И настолько утвердился и усовершился он душою своею в добродетельном житии, что его духовная красота явно обнаруживалась пред всеми.

В то время один из Византийских вельмож, по имени Галоликт, основал при реке Сагарисе новый монастырь и просил епископа той области собрать в этот монастырь мужей достойнейших и разумных. Начальником этой новой обители был избран и поставлен преподобный Фома, как инок опытный, утвердившийся в духовной жизни и крепкий хранитель воздержания. Сообщено было об этом и собору епископов с объяснением, что Фома уже много лет подвизался в духовном делании, и что все его почитают сосудом, исполненным различных добродетелей, хотя сам он, по смирению своему, и старался скрывать то от других.

Между тем такое неожиданное поставление блаженного Фомы начальником обители, по навету диавола, попущением Промыслителя Бога, дало повод к некоторому раздору. Огорченный этим, Фома, обвиняя себя, говорил себе с укоризною:

— Что я мечтаю о себе!

И уразумев, что настало время исполнения заветных его желаний, простившись с братией и исповедав пред ними скорбь сердца своего и преподав им духовное утешение, он удалился из монастыря для безмолвия в одну пустыню. Оставшись без начальника, как овцы без пастыря, иноки пожелали возвращения преподобного; они отправились на поиски и долго искали его, пока не дошли до той самой пустыни, где поселился преподобный, в безмолвии перенося и зимнюю стужу и солнечный зной, вменяя первую в тепло, а второй — в прохладу. И умоляли они преподобного возвратиться в монастырь, а чтобы утишить скорбь его, говорили:

— Зачем ты изнуряешь себя столь суровым житием? Подумай: ведь мы созданы из персти земной и уже по сему самому носим в себе немощь, так что нам не по силам совершенно отрешиться от свойственной нам немощи.

Но Фома остался непреклонен и только, уступая желанию монахов, позволил им устроить для себя небольшую келлию. Когда она была устроена, преподобный вошел в нее и, преклонив колена на землю, произнес:

— Да будет сие благоугодно Тебе, Господи; пришедших же к моему недостоинству мужей сподоби возвратиться.

Иноки удалились, оставив своего вождя духовного в пустынном уединении. Но после того, как бы по нарочитому извещению, к святому подвижнику начали со всех сторон приходить благочестивые люди — миряне, желавшие принять иноческое пострижение, и просили преподобного, чтобы он позволил им жить у него в послушании. Всех таковых, как приходящих на служение Господу, он облекал в монашескую одежду, и двоих, как первых учеников Христовых, нарек именами Апостолов, — одному дав имя Иоанна, а другому Петра, и с ними возносил усиленнейшие молитвы Богу.

Но для виновника зла — диавола нестерпимо было видеть свои козни и злоумышления побежденными. И вот они навели на преподобного, прежде всего, комаров в таком множестве, что блаженный не мог даже говорить: комары нападали на него, и когда он лежал, и когда вставал на молитву, — набиваясь ему в рот, они проникали даже до гортани. И скудная пища и всё, что было в келлии святого, всегда наполнялось множеством комаров. Три года продолжалась такая напасть, но преподобный не только без ропота и воздыханий претерпевал сие, но еще благодарил Бога, испрашивая себе отпущение грехов. Потом, когда, по воле Божией, нападение комаров прекратилось, появились большие мухи, которые кусали преподобного и как бы острыми стрелами пронзали его, изнуренное воздержанием, тело. Миновала и эта напасть, продолжавшаяся так же три года. Но после того на преподобного напали муравьи, которые заползали к нему и в глаза, и в ноздри, но он, как крепкий дуб, оставался непоколебим в подъятом им подвиге терпение. Видя такую твёрдость блаженного старца, переносившего эти девятилетние напасти, как бы мимолетные, однодневные, искуситель напал на него еще с большею, неистовейшею злобою. Зная, что человеку, от создания почтенному образом Божиим, присуще по природе отвращение к змее, как орудию первого греха (Быт.3:1–6, 14–15), коварник, чтобы разрушить душевный мир преподобного и вселить в его сердце чувство озлобления, равно как и у его сподвижников, наслал на него множество змей. Это многим может показаться невероятным, но то не было каким-либо только привидением. Змеи являлись не в воображении преподобного Фомы, но на самом деле подползали, окружали его, и не однажды, или дважды, а постоянно.

И не один год, или два года, но целых одиннадцать лет святой окружаем был ими, и ни разу не произнес он ропота. От змей не свободно было и ложе его; они гнездились и там во время его отдыха. Но, охраняемый промышлением Божиим, преподобный оставался невредим от них.

Однажды блаженный отец совершал Божественную бескровную службу; служение приближалось к концу, и вот откуда-то выполз громадный змей и, как кольцом, опоясал собою всю церковь, в которой совершалось священнодействие. Прислуживавший преподобному инок вышел пред тем из церкви, чтобы принести потребную при священнодействии теплоту, а змей, сначала как бы опоясавший собою церковь, в это время свернулся у порога церковного, представляя собою огромный клубок. И вот произошло дивное чудо: совершавший Богослужение преподобный, удивляясь, почему не подается по обычаю своевременно теплота, оглянулся и увидел чудовище, лежащее у порога, а прислуживавшего инока стоящим в трепетном ужасе, и, исполнившись Духа Святого, сказал брату:

— Входи и не бойся.

Сам же продолжал святое дело. Ободренный отеческим повелением инок, как бы на крыльях, перескочил через змея и вошел в церковь. По окончании Божественной службы, блаженный старец в священном облачении подошел к порогу, где лежало чудовище, и сказал:

— Если это появление твое здесь, змей, означает кончину твою помощью Бога моего, то следуй за мною.

Змей схватился зубами своими за край одежды святого и последовал за ним; Фома же отошел от церкви на расстояние полёта стрелы из лука и, зайдя в дебрь, где была глубокая яма, остановился и начал молиться; ко многим молитвам он присоединил и такую:

— Боже, давший власть верующим в Тебя наступать на змей и скорпионов, благоволи, Господи, и мне меньшему наступить на гортань змея, по слову Твоему! (Лк.10:19)

Как только преподобный произнес сию молитву, змей тот час поднялся с места и низвергся в пропасть; с ним осыпались и края этой пропасти, так что на том месте образовалась заравненная котловина. Возблагодарив Бога, старец возвратился в свою келлию. А затем последовало и новое дивное чудо: змеи, гнездившиеся под келлиею преподобного и столько лет устрашавшие его, при виде его святого лица, как бы спасаясь от огненного опаления, внезапно все ушли в то место, где погиб и змей-чудовище. Там, волею Божиею, их погибло многое множество и птицы нападали на них и поедали.

С того времени святой Фома, освободившись от искушения и напастей, получил от Бога дар исцелений и прорицаний, но вместе с тем еще с большим старанием заботился он о своем духовном совершенствовании, устремляя свое внимание особенно на соблюдение подвига безмолвия. А так как к нему беспрестанно приходили искавшие наставлений и вынуждали его нарушать безмолвие, то он начал обыкновенно удаляться в нагорное место своей пустыни; предъизбранные же им, приближенные ученики, по его завету, руководствовали и братию и приходящих: Иоанн распоряжался при совершении молитв и служб церковных, а Петр назидал по благодатному дару прозорливства. И хотя всё это так устроилось, но духовная сила отеческого наставничества не была ослаблена тем, потому что во всем проявлялось одно произволение, — всех окормляла воля старца-отца, любовью которого все окрылялись и направлялись на путь спасения.

Когда, таким образом, в уединенной обители всё шло установившимся порядком, однажды благочестивый греческий царь Лев, сын Василия[385], имея в сердце своем некое недоумение, изложил о том в письме и, запечатав его своею царскою печатью, отправил оное с нарочитым послом к преподобному старцу, желая получить от него разрешение своего недоумения. Царский посол отправился, и едва приблизился он к порогу келлии блаженного отца, последний, выходя ему на встречу, подал свое запечатанное письмо и сказал:

— Приими сие, брат, и возвратись к пославшему тебя.

Такое обстоятельство привело посланного в ужас, и он, недоумевая, возразил:

— Какой же ответ я дам пославшему меня касательно его письменного запроса, когда ты даже и в руки не взял царского писания?

На это преподобный отвечал ему:

— Довольно, чадо: так хочет Бог.

Приняв от святого Фомы послание, посланный возвратился и рассказал царю о случившемся и весьма удивил его. Когда же царь прочитал ответ старца и нашел в нем разрешение своего недоумения, то выразил настойчивое желание лично видеть преподобного. Но Фома чуждался мира и по своему смиренномудрию уклонился от представления царю. Об этом, впрочем, уже только впоследствии и притом кратко сообщено было одним из учеников его. Всякий, кто имел какую либо душевную потребность, безбоязненно, не смущаясь дальностью расстояния и времени, обращался к преподобному и получал ожидаемое духовное утешение, а равно и телесное здоровье. И так много лет и многих руководствуя в духовной жизни, достигнув глубокой старости, преподобный отец, после непродолжительной болезни, предал дух свой Богу[386].