Глава 6 МАНТРЫ И ТАНТРЫ: буддизм Ваджраяны

Глава 6

МАНТРЫ И ТАНТРЫ: буддизм Ваджраяны

Не двигайте губами, чтобы вкусить пищу, которую вам подали, не будьте привязаны к этим приношениям. Лишь благодаря движению губ, произносящих мантры, тело становится здоровым и утверждается во вкушении удовольствий.

Гухьясамаджа-тантра

Просветление постепенное и мгновенное. — Мистериальность Ваджраяны. — Тантрический буддизм. — Тантры. — Мандала. — Мантры. — Йидамы. — Блаженство как свойство природы Будды. — Сиддхи. — Падмасамбхава. — Вирупа. — Йоги Наропы. — Ади-Будда. — Ваджраяна в мире.

Из доктрины Махаяны следовало, что состояние бодхисаттвы достижимо лишь по истечении неизмеримого множества жизней и перерождений: лишь эволюция способна привести сознание на наивысшую ступень — просветление. С течением времени, однако, внутри Махаяны оформилась новая концепция — не эволюционная, а революционная, концепция мгновенного просветления, уже при этой жизни или на протяжении нескольких ближайших жизней. Именно эта концепция и получила название Ваджраяны — в дословном переводе «Громовой колесницы» (ваджра — оружие индийского бога-громовника Индры, следовательно, Ваджраяна — учение о просветлении, которое происходит мгновенно, как удар грома[41]).

Ваджраяна оформилась в середине I тысячелетия нашей эры, причем именно внутри Махаяны. По замечанию Е. А. Торчинова, «хотя сами последователи тантризма и говорят о „пути сутр“ (Хинаяна и Махаяна) и „пути мантр“, тем не менее они предпочитают называть свое учение Ваджраяной, противопоставляя ее не Махаяне (тантры всегда подчеркивают, что Ваджраяна суть „путь“, яна, внутри Махаяны), а классическому махаянскому пути постепенного совершенствования, так называемой Парамитаяне, то есть Пути парамит, или совершенств, переводящих на Тот Берег. То есть Ваджраяна противопоставляется именно Парамитаяне, а не Махаяне, которая включает в себя и Парамитаяну (достижение состояния Будды за три неисчислимых кальпы), и Ваджраяну (достижение состояния будды за одну жизнь, „в этом теле“)».

Идеологически Ваджраяна тождественна Махаяне, ее своеобразие заключается в практических методах обретения просветления. Иными словами, Ваджраяна — совокупность психотехник, причем зачастую крайне сложных, изощренных и совершенно недоступных профаническому восприятию, которое видит лишь внешнюю оболочку этих психотехник и «бежит в испуге», поскольку эта внешняя оболочка намеренно неприглядна и даже отвратительна. При этом все психотехники Ваджраяны, сколь бы невероятными они ни казались, направлены к той же цели, что и «эволюционная доктрина» Махаяны — достижению просветления во имя помощи всем страждущим существам. Можно сказать, что Ваджраяна представляет собой мистериальную сторону буддизма Махаяны.

Ваджраяну также называют тантрическим буддизмом или тантрой. Это название связано с тем, что учение Ваджраяны изложено в особой разновидности текстов — тантрах. Слово «тантра» образовано от корня «тан» — тянуть, растягивать; суффикс «-тра», как и в слове «сутра», означает основу, то есть слово «тантра» можно перевести как «базовый текст, на который натянуто содержание». Все тантры делятся на четыре группы, в соответствии со степенью посвященности адпетов в «мистерии» тантризма. Эти четыре группы таковы: «крия-тантры» (тантры очищения), «чарья-тантры» (тантры действия), «йога-тантры» (йогические тантры) и «аннутара-йога-тантры» (тантры наивысшей йоги). Тантры последней, высшей группы делились также на материнские (они обращались к мудрости-праджня и женскому началу), отцовские (они обращались к методу-упая и мужскому началу) и недвойственные тантры (мужской и женский принципы играют одинаковую роль). Окончательная классификация тантр утвердилась не ранее XI века, и не в Индии, а в Тибете. Кстати сказать, тибетская школа Ньингма-па называла аннутара-йогу Великой йогой (маха-йога) и дополнила стандартную классификацию еще двумя типами йоги: ану-йога (изначальная йога), работа с психофизиологическими центрами тела, и ати-йога (совершенная йога).

Каждому типу тантр соответствовали свои методы, идущие от внешнего к внутреннему: если «крия-тантры» сосредоточены в основном на различных мистических ритуалах, то в «чарья-тантрах» появляются элементы созерцательной практики, в «йога-тантрах» она преобладает, а «аннутара-йога-тантры» уже исключительно сфокусированы на внутренней психопрактике. Во многом тантры сходны с алхимическими текстами и даосскими трактатами: все эти тексты ни в коем случае нельзя воспринимать буквально.[42]

По преданию, аналогичному тем, что бытуют в Тхераваде и Махаяне, основные постулаты Ваджраяны изложил сам Будда Шакьямуни (Бхагаван — Величайший), поведавший ученикам две основных тантры аннутар-йоги — «Калачакра-тантру» и «Гухьясамаджа-тантру». Как уточняет Далай-лама XIV, «поскольку эти учения были переданы тайным проявлением Будды тем, кто находился в мистическом состоянии очищенной кармы и восприятия, то не имеет большого значения, была ли тантра изложена во время жизни исторического Будды. Тем не менее истинный корень „Калачакра-тантры“ был сформулирован самим Буддой во время его жизни». Предание гласит, что Будда Шакьямуни проповедовал «Калачакра-тантру» длиной 12 000 шлок (стихов) в стране Шамбала для царя Сучандры и его свиты. Йидам Калачакра (божество — воплощение мандалы; подробнее см. ниже) в союзе с супругой Вишвамати возник перед царем посреди дворца-мандалы, заполненного божественной свитой. Помимо этой мандалы, на потолке проявилась другая, которая представляла собой космос с планетами Солнечной системы.

Посвящение заняло время, равное одному щелчку пальцами.[43] По другому преданию, Будда Шакьямуни прибыл в страну Оддияна (Уддияна)[44] о приглашению ее правителя Индрабхути, который устроил нечто вроде теологического диспута (вспомним знаменитый диспут у царя хазар, прекрасно описанный в «Хазарском словаре» М. Павича). Выслушав всех духовных учителей, царь объявил, что не может оставить трон и сделаться монахом, ибо тем самым причинит страдание своим подданым, и спросил, нет ли иного способа достичь просветления. Тогда Будда Шакьямуни совершил чудо — преобразился в божество Гухьясамаджу, царский дворец превратил в мандалу и стал проповедовать царю «Гухьясамаджа-тантру».

Ключевое понятие и ключевой элемент Ваджраяны — мандала. Это комбинация геометрических элементов, символически представляющая образ мироздания. Согласно доктрине Ваджраяны, зрительное восприятие мандалы может привести к просветлению. Как графический образ (графема), мандала представлет собой движение к некоему внепространственному и вневременному центру, который никогда не визуализируется, но всегда подразумевается. Линии мандалы и фокус, в который они собираются, графически выражают препятствия на пути к центру. Классическая мандала основана на сочетании чисел 1 (центр), 3 (треугольник), 4 (квадрат) и 7 (круг). Обычно квадрат вписан в круг, ориентирован по сторонам света и вместе с центром сопоставлен с пятью элементами человеческого естества. Как правило, в квадрат вписывается восьмилепестковый лотос, а в центре лотоса изображается божество или его атрибут. Внешний круг мандалы олицетворяет «стену огня» — метафизическое знание, уничтожающее неведение. Следующий круг — «бриллиантовый», просветление, обретение истинного знания. Третий круг — «лепестки лотоса», духовное возрождение, а последний круг — центр.[45] Процесс работы с мандалой, по замечанию Е. А. Торчинова, выглядит следующим образом: «Йогин визуализирует мандалу, строит как бы внутреннюю мандалу в своем сознании, которая потом актом проекции совмещается с внешней мандалой, пресуществляя окружающий йогина мир в мир божественный, а точнее, изменяя сознание йогина таким образом, что оно начинает развертываться на ином уровне, соответствующем уровню развертывания сознания божества мандалы; это уже больше не „мир пыли и грязи“, а „чистая земля“, „Поле Будды“».

Мандалы могут быть как маленькими, «персональными», так и поистине грандиозными по размерам. Известно, что некоторые буддийские монастыри и храмовые комплексы строили в форме мандалы; например, индонезийский монастырь Боробудур представляет собой гигантскую мандалу в камне.

С мандалой тесно связана мантра — ритуальная формула, разновидность молитвы. Мантры известны и Махаяне, однако, как писал Е. А. Торчинов, «практика чтения мантр имеет в Ваджраяне столь большое значение, что ее часто даже называют Мантраяной — Колесницей мантр». Если в Махаяне мантры, подобно христианским молитвам, предполагают, что произносящий их понимает, что именно он произносит, то в Ваджраяне мантры не имеют лексического значения: они рассчитаны на воздействие их звучания, самих звуковых колебаний и модуляций голоса при их произнесении на сознание повторяющего их йогина. К примеру, в Ваджраяне магический слог «АУМ», известный задолго до распространения буддизма, превратился в могущественную мантру.[46]

Шамбхала. Тибетская танка.

При произнесении мантры необходимы созерцательное сосредоточение и понимание внутреннего (эзотерического) смысла мантры и ее воздействия. Часто произнесение мантр вслух заменялось созерцанием написанного текста, причем полагалось проецировать этот текст в определенном цвете, размере, толщине букв.

Помимо визуализации мандал и мантр, в Ваджраяне существует и техника визуализации божеств: «практикующий йогин должен научиться представлять того или иного Будду или бодхисаттву не просто как некое изображение, а как живого человека, с которым можно даже беседовать» (Торчинов). Визуалиции подвергаются прежде всего так называемые «покровительствующие божества» — йидамы, которые, как следует из толкований гуру Ваджраяны, суть олицетворения высших состояний сознания. Имена йидамов обычно совпадают с названиями тантр (ведь цель любой тантры — пробуждение сознания, а потому каждый таковой текст может быть наглядно представлен в образе йидама). Как «материальные воплощения» тантр йидамы тождественны буддам и бодхисаттвам. Обычно их изображают многорукими и многоголовыми, с оскаленными клыками и т. д. Подобные изображения толкуют как готовность йидамов защищать чистоту буддийского учения, истреблять все пороки и страсти. «В процессе йогического созерцания на этапе порождения йогин, знающий наизусть соответствующий текст и владеющий кодирующими его мантрами, а также получивший необходимое посвящение, визуализирует соответствующее божество, отождествляет себя с ним, перенося на себя его атрибуты, и в конечном счете растворяется вместе с йидамом в безграничности пустого „ясного света“ природы Будды, которая есть и его собственная природа» (Торчинов).

Мандала Калачакра.

Вот как говорит о йидаме Калачакре тибетский монах Будон Ринчендуб:

«Имя Калачакры: Колесо Времени. Кала, время — это аспект неизменного блаженства. Чакра, колесо — это аспект пустотности всего. Таким образом, взятый вместе термин Калачакра — это единство непреходящего блаженства и пустотности всего проявленного.

Есть Внешний Калачакра, Внутренний и Тайный. Внешний Калачакра — это мир вокруг нас: горы, реки, долины, деревья, дома, небеса, звезды и планеты. Внутренний Калачакра — это стадии практики зарождения и завершения и предваряющая стадия посвящения. Тайный Калачакра — это тело человека с системой каналов и пран. Значение всех трех Калачакр зашифровано в десяти буквах коренной мантры.

Десять составных частей мантры в аспекте Внешнего Калачакры — это: четыре внешних проявления, гора Меру, три трона, солнце, луна и круг божеств.

В аспекте Внутреннего Калачакры — это одиннадцать посвящений.

В аспекте Тайного Калачакры десять составных частей мантры — это четыре внутренних чакры практикующего, позвоночный столб, центр тайного места, каналы-нади (центральный, правый, левый) и блаженство. Таково самое кратчайшее значение десятислоговой мантры Калачакры».

Подобно буддизму в целом, Ваджраяна активно впитывала в себя, поглощала и преобразовывала местные религиозные традиции и практики. Архаические демоны и бесы стали олицетворениями состояний психики, а архаические культы плодородия преобразовались в наполненные сексуальной символикой практики просветления. Европейские алхимики рассуждали о Великом Делании или Великом Браке мужского и женского начал; адепты Ваджраяны говорили о пробуждении сознания как итоге соития мужского (метода-упая) и женского (мудрость-праждня[47]) принципов; отсюда столь частые в иконографии Ваджраяны изображения «возлежащих вместе» мужского и женского божеств, каковые символизируют обретение состояния.

Кроме того, Ваджраяна трактовала блаженство, наслаждение (сукха, бхога) как важнейший атрибут природы Будды и даже выдвинула идею о тождестве пустоты и блаженства. В «Гухьясамадже-тантре» о наслаждении говорится:

«Посредством вкушения удовольствия от всех желаний, которым человек предается так, как он хочет, именно такой практикой, как эта, он может быстро достичь буддовости.

Вкушением удовольствия от всех желаний, которым человек предается, как он хочет, вкупе с избранным им божеством, человек совершает служение себе, Высочайшему.

Человек не достигает цели, посвящая себя суровой дисциплине и аскетизму, но, предаваясь вкушению удовольствий от всех желаний, он быстро достигает успеха».

Неудивительно, что оргазм последователи Ваджраяны толковали как наиболее адекватное мирское, сансарическое выражение трансцендентного блаженства. По учению Ваджраяны, оргазм предназначен для расширения сознания, избавления от субъектно-объектной двойственности и перехода на уровень переживания абсолютного блаженства нирваны.

Иными словами, тантрическое учение — вовсе не комплекс сексуальных техник, как пытаются уверить некоторые современные «гуру»-шарлатаны (сексуальные контакты практиковались в ранний период развития Ваджраяны йогинами-отшельниками, в монастырях же они были под строжайшим запретом), а «сложнейшая система работы с психикой, с подсознанием для реализации религиозного идеала махаянского буддизма, — психотехника, включавшая в себя и своеобразный психоанализ и психотерапию» (Торчинов).[48]

Предания гласят, что тантры, помимо тех двух, которые огласил сам Будда Шакьямуни, были изложены в иных измерениях реальности другими буддами, а затем принесены в наш мир людьми, обладавшими особыми качествами. Таких людей Ваджраяна называет сиддхи (успех); это также и название тех самых особых качеств. О сиддхи в сутре «Саманна-пхала» говорится так: «Спокойный сердцем, невозвышающийся, лучезарный, развитый, внимательный, освобожденный от зла, гибкий, готовый к действию, прочный и невозмутимый, он приводит и направляет свои усилия к состояниям чудесного умения. Он овладевает различными аспектами этого дара: будучи единичным, он становится многими и, будучи многим, возвращается к одному; он становится воспринимаемым и невоспринимаемым; он преодолевает стены, или холмы, или заграждения без разрушений, как воздух; он движется сквозь твердые пласты, как сквозь воду; он идет по воде, не проваливаясь, как по твердой земле; в позе лотоса он странствует в небе, как птицы, летящие по ветру; он касается даже солнца и луны, сколь бы могучи они ни были; в своем человеческом теле он поднимается выше небесного рая Бхагавана».

Среди сиддхов наиболее известен Падмасамбхава (тибет. Падмакара), считающийся проявлением Будды Шакьямуни.

Согласно его житию, Падмасамбхава родился в цветке лотоса, подчинил себе всех духов и демонов, «восемнадцать раз получил учение „Йога-тантры“ и имел видения божеств», восемь великих мудрецов (видьядхара) передали ему «все сутры, тантры и науки», обратил в буддизм царя Ашоку и утвердил того «в непоколебимой вере», за одну ночь воздвиг в этом мире миллион ступ, хранящих останки Шакьямуни, «усмирил внешних и внутренних мирских духов и нарек их защитниками Дхармы», обращал в буддизм народы и племена Индии, Монголии, Китая и Тибета, заложил знаменитый тибетский монастырь Самье и творил другие чудеса.

Автор краткого жизнеописания Падмасамбхавы говорит:

«Падмакара лично посетил двенадцать снежных гор в Нгари, двадцать одно место практики в Центральном Тибете и Цанге, двадцать пять мест в Докаме, три тайные долины и множество других мест, каждое из которых благословил стать священным местом практики. Зная, что впоследствии потомок царя будет пытаться уничтожить буддизм в Тибете, он оставил много предсказаний на будущее. Посовещавшись с царем и близкими учениками, Падмакара сокрыл бесчисленные учения-тэрма, в первую очередь восемь личных сокровищ царя, пять великих сокровищ ума и двадцать пять глубоких сокровищ. Сокрыть эти тэрма было необходимо, чтобы не допустить уничтожения учений Тайной Мантры, избежать извращения Ваджраяны или ее искажения непрактикующими теоретиками, сохранить благословения и принести благо будущим ученикам. Для каждого из этих сокрытых сокровищ Падмакара предсказал время открытия, человека, который его откроет, и тех избранных судьбой восприемников, которые продолжат передачу этих учений. Проявившись в устрашающем гневном облике безумной мудрости в тринадцати местах, называемых Логово Тигра, он связал всех мирских духов клятвой служить Дхарме и поручил им охранять сокровища-тэрма. Чтобы утвердить в вере будущие поколения, он оставил отпечаток своего тела, отпечатки ладоней и отпечатки стоп в местах практики, которым нет числа. Ныне он пребывает на уровне спонтанного присутствия в облике наместника Ваджрадхары, непоколебимого, пока остается сансара. Полный сострадания, он посылает свои эманации на благо существ. Даже после того, как погибнет учение винаи, он явится среди практиков тантры. Будет много избранных судьбой учеников, которые обретут радужное тело. В будущем, когда в этот мир придет Будда Майтрейя, Падмакара проявится под именем Дрова Кундул и даст учения Тайной Мантры всем достойным людям».

Согласно тибетской традиции, тантры, которым учил Падмасамбхава, называются «старыми», чтобы отличить их от тех, которые принесли в наш мир махасиддхи (великие сиддхи). Всего махасиддхов насчитывалось 84 человека; к их числу принадлежали, в частности, такие знаковые для буддизма фигуры, как Нагарджуна, Тилопа, Наропа, Гхандхапа, Лашкминкара (сестра царя Индрабхути, которому Будда Шакьямуни явил «Гухьясамаджа-тантру»), Шантидева. О деяниях и свершениях махасиддхов повествуют «Жизнеописания восьмидесяти четырех махасиддхов», составленные на рубеже XI–XII веков тантриком Абхаядаттой.

Махасиддха Наропа.

В этих жизнеописаниях встречаются как эпизоды вполне в духе агиографической литературы, так и такие, благодаря которым за Ваджраяной и ее адептами закрепилась репутация «недостойного учения и недостойных людей», как выразился в свое время английский востоковед XIX столетия А. Л. Уодделл. К агиографическим, например, относится эпизод из жизни Лашкминкары:

«Она сказала: „Ты не можешь быть моим учеником. У меня учился твой дворник, и он будет учить тебя. Он уже достиг сиддхи и станет твоим другом в Дхарме“. „Но как я узнаю его среди других мусорщиков?“ — спросил царь. „Это — тот, кто раздает еду нищим. Загляни к нему ночью“, — ответила Лакшминкара. Найдя дворника, царь не сразу поверил ему, но со временем убедился, что это человек незаурядных способностей. Царь получил у него посвящение, прямую передачу энергии и наставления в практике. Лакшминкара и ее ученик совершили много чудесного. Позже они в своих телах ушли в ясный свет».[49]

А вот жизнеописание махасиддха Вирупы, больше похожее на плутовской роман:

«Вирупа практиковал йогу двенадцать лет и обрел сиддхи (совершенство). Однажды послушник купил вина и мяса и принес ему; после этого Вирупа стал ловить голубей и есть. Когда голубей не стало, монахи заинтересовались: „Кто же из нас поедает голубей? Монах не должен заниматься этим“. Монахи осмотрели кельи, и в том числе и келью Вирупы. Заглянув в окно, они как раз и увидели, как он ест голубиное мясо, запивая его вином. На ближайшем же собрании было решено изгнать Вирупу из монастыря. В день изгнания он поднес образу Будды свое монашеское одеяние и чашу для подаяния, отбил поклоны и вышел. Один из последних монахов на дороге спросил его: „Куда ты пойдешь теперь?“ Вирупа ответил: „Вы изгнали меня, какое же вам теперь дело до того, куда я пойду?“ Недалеко от монастыря было большое озеро. Вирупа сорвал цветок лотоса и поднес его Будде. Потом у берега озера он встал на лист лотоса и побрел по воде на другой берег. Те, кто был в Сомапури, исполнились раскаяния и сожаления. Они поклонились Вирупе и, схватив его колени, обратились к нему и стали спрашивать его: „Зачем же вы убивали птиц?“ „Я никого не убивал“, — ответил Вирупа и попросил послушника принести объедки. Когда мастер щелкнул пальцами, перья превратились в голубей, еще более ладных и упитанных, чем раньше, и все вокруг были тому свидетелями.

С тех пор Вирупа оставил монашескую общину и стал вести жизнь странствующего йогина. Однажды Вирупа пришел на берега Ганга и попросил еды и питья у местной богини, но она ничего ему не дала. Тогда рассерженный Учитель раздвинул воды и перешел на другой берег.

Как-то в Канасати Вирупа купил в харчевне вина. Служанка подала ему вино и рисовые лепешки, которые ему очень понравились. Он пиршествовал два дня напролет, а солнце не двигалось с места. Тогда царь тех мест, озадаченный этим обстоятельством, потребовал узнать, кто сотворил это чудо. Богиня солнца явилась царю во сне и сказала: „Странствующий йогин оставил меня в заклад служанке из харчевни“. Через некоторое время, когда царь и его свита заплатили за вино, выпитое Вирупой, долг которого уже достиг баснословных размеров, тот исчез.

После этого он направился в страну Индра, где жили язычники. Там стоял, например, сорокаметровый образ Шивы в виде „Великого Господа“, Махешвары. Вирупе предложили поклониться ему, но он ответил: „Старший брат не должен кланяться младшему“. Царь и его приближенные закричали, что казнят Вирупу, если он тут же не отобьет поклонов. „Я не могу — это будет большой грех“, — сказал Вирупа. „Пусть твой „грех“ падет на меня!“ — рассмеялся царь.

Когда Учитель сложил руки и пал ниц, огромная статуя раскололась пополам и раздался голос: „Я покоряюсь тебе!“ После клятвы колосс вновь стал целым, каким и был до того. Местные жители передали Вирупе все дары, поднесенные статуе Шивы, и стали буддистами. Говорят, часть из этих даров сохранилась до сих пор.

После этого мастер отправился на восток Индии в Девикоту, где почти все население к тому времени стало ведьмами. Они зачаровывали любого, кто решался остановиться у них. Прибыв туда, мастер сразу нашел, где ему поесть, но, обойдя весь город, не смог отыскать ночлега. Единственный буддист, которого он встретил, молодой брахман, рассказал ему, что в стране совсем не осталось людей, поскольку все стали ведьмами, и это приносит неисчислимый вред. Они прошли в заброшенный храм, где мастер мог остановиться. Здесь он дал юноше посвящение и научил его мантрам. Тем временем ведьмы собирались и говорили друг другу: „Должна быть принесена жертва, и уже есть все сорта мяса, кроме человеческого“. Потом кто-то крикнул: „Я, кажется, знаю, где найти двоих!“ „Приведи их“, — заволновались и завопили все. Но когда ведьма попыталась сделать это, она была остановлена юношей-брахманом. Она пробовала снова и снова, но безуспешно. Позже они заметили Вирупу на стволе поваленного дерева. Схватив мастера вместе с деревом, они хотели сварить его в вине, но он выпил все, что у них было. Тогда, пытаясь убить его, они испустили пронзительный шипящий крик, но Вирупа рассмеялся в ответ двенадцатью взрывами ужасающего хохота, и все ведьмы упали замертво от страха. Вирупа обязал ведьм дать обет, что отныне они примут Прибежище в Будде и не будут вредить другим буддистам. Они не должны наносить вред ни одному живому существу, разве что иногда отпить немного крови у тех, кто живет без Прибежища или не следует пути Просветления. Если же они нарушат обет, им отрежут головы пилой-диском и северный Якша выпьет их кровь. Даже сейчас очертания диска и Якши иногда видны в небе в тех местах. Позже мастер включил связанных обетом ведьм в число защитников Дхармы».

От подобных описаний уже совсем недалеко до тантр ануттара-йоги с их примерами вызывающего для традиционного общества поведения (повторимся — эти примеры и ситуации ни в коем случае нельзя толковать буквально). Как пояснял Е. А. Торчинов: «Что бросается в глаза при чтении тантрических текстов наивысшей йоги? Прежде всего, это мотивы греховного, преступного и ужасного, повторяющиеся в положительных контекстах темы прелюбодеяния, кровосмешения, убийства, воровства и даже каннибализма — все это рекомендуется к совершению истинному йогину, все, что, казалось бы, совершенно противоположно самому духу буддизма, всегда проповедовавшего нравственную чистоту, сострадание ко всему живому и воздержание… Махаяна (да и Хинаяна) прежде всего работали с сознанием, с тем тонким и поверхностным слоем психики, который характерен именно для человека и тесно связан с типом цивилизационного развития того или иного общества и его уровнем. И только постепенно просветляющее воздействие методов Махаяны затрагивает более глубокие слои и пласты психики, очищая и преобразуя их. Иное дело Ваджраяна. Она прямо сразу начинала работать с темными пучинами бессознательного того „тихого омута“, в котором „черти водятся“, используя его безумные сюрреалистические образы и архетипы для быстрого выкорчевывания самих корней аффектов: страстей, влечений (порой патологических), привязанностей, — всего того, что могло и не осознаваться самим практикующим, бомбардируя, однако, его сознание „изнутри“. Затем только наступала очередь сознания, преображающего вслед за очищением темных глубин подсознательного».

Махасиддха Наропа, воспринявший «Калачакра-тантру» у некоего посвященного из Шамбалы, ученик Тилопы[50] — того самого, кто познал тантры от Изначального Будды (Ваджрахара), — долгие годы прислуживал своему учителю и терпел всевозможные издевательства, но это было не просто бессмысленное унижение: так Тилопа очищал сознание своего ученика и постепенно передавал тому тайные знания. Впоследствии Наропа сам стал великим учителем и сформулировал доктрину «шести йог»:

— йога внутреннего тепла;

— йога иллюзорного тела;

— йога сновидений;

— йога ясного света;

— йога промежуточного состояния;

— йога переноса сознания.

Е. А. Торчинов, кратко характеризуя эти йоги, писал: «Первая из этих йог предполагает умение йогина входить в промежуточное состояние между смертью и новым рождением. Йогин достигает особого состояния сознания, отождествляемого им с промежуточным. В нем исчезает ощущение тела, и сознание йогина (психологический субъект) может свободно перемещаться в пространстве, переживая различные видения. При этом йогин ощущает, что он привязан к своему телу эластичной нитью. Разрыв нити означал бы подлинную смерть. Для чего нужно вхождение в промежуточное состояние? В тантрическом буддизме существует представление, что каждый умерший в определенный момент переживает пробуждение и созерцает беспредельный ясный свет пустотного Дхармового Тела, тождественный его собственной изначальной природе. Закрепление этого переживания (что, как утверждает традиция, практически никому не удается) означает обретение состояния Будды и выход из сансары. Поэтому йогин стремится еще при жизни войти, находясь в состоянии самадхи, в промежуточное состояние и попытаться в нем обрести пробуждение.

Йога внутреннего тепла предполагает работу с психофизиологическими „тонкими“ центрами — чакрами и каналами, по которым жизненная энергия (прана) циркулирует по телу, для сублимации праны, что выражается в сильном разогреве тела, и трансформации сознания (переживания состояния недвойственности блаженства и пустоты).

Особый интерес представляет йога сновидений с ее техникой „бодрствования во сне“, которая постепенно переходит в умение практиковать во сне йогу и дает постижение иллюзорной „сноподобности“ всех феноменов. Йога иллюзорного тела, напоминающая даосскую „внутреннюю алхимию“, заключается в замене „грубого“ физического тела „тонким“ энергетическим телом, созданным из энергий-пран и подобным радужному сиянию. Йога переноса сознания заключается в „открытии“ на макушке головы особого „тонкого отверстия“ („отверстие Брахмы“) для выхода через него в момент смерти сознания, окруженного „энергетической оболочкой“, и его „переноса“ в „чистую землю“ будды Амитабхи. Содержание йоги ясного света близко, насколько можно судить, йоге промежуточного состояния».

Помимо распространения доктрин Махаяны и Ваджраяны и подтверждения их величия своими чудесными деяниями, махасиддхи немало способствовали возникновению концепции Ади-Будды (Предвечного, Изначального Будды). Эта концепция вытекала из философского учения о Татхагатагарбхе — «зародыше» или «лоне» Будды. Согласно этому учению, в каждом живом существе имеется зародыш состояния, а также — в каждом живом существе присутствует некая особая сущность, которая может быть названа «природой Будды». Первая интерпретация получила распространение в основном в тибетской ветви Махаяны, а вторая безраздельно господствовала в китайско-дальневосточном буддизме и переросла в теорию «изначального пробуждения», которая утверждала, что живые существа изначально пробуждены и сама природа ума есть пробуждение, бодхи. Поздние тантры Ваджраяны говорят об Ади-Будде как об олицетворении единого абсолютного Ума, объемлющего собой все мироздание. Это своего рода «инвариант» Будды, эманациями которого являются все будды прошлого, настоящего и грядущего, в том числе Шакьямуни.

Ранняя европейская буддология видела в Ади-Будде аналогию божества монотеистических религий, однако эта теория была опровергнута: Ади-Будда не является творцом мира, это символическое представление безначального бытия. Как пишет лама Анагарика Говинда: «Нельзя произвольно перевести термин теистической системы, центральной точкой которой является идея Бога-Творца, в нетеистическую систему, которая настойчиво и фундаментально отрицает это понятие. От такого смешения терминологии в конце концов возникла ошибочная идея об Ади-Будде поздних тантр как о своего рода версии Бога-Творца, что было бы полностью неприемлемым для буддийской точки зрения. Ади-Будда есть символ универсальности, вневременности и полноты просветленного ума. Утверждение, что вселенная или человек есть Ади-Будда, не означает, что это некий бог, играющий в кости с миром, чтобы провести свое время. Представление о нем не род монотеизма, наложенный извне на ранний полностью атеистический буддизм. Такое представление есть ошибка профессиональных семантиков. Буддизм не собирался заниматься теоретизированием. Он пытается погрузиться в тайные глубины нашего бытия и выявить скрытый свет, светящий подобно бриллианту. Поэтому понятие Ади-Будды лучше всего перевести как раскрытие истинной человеческой природы».

Итак, Ваджраяна — не новая идеология, каковой стала Махаяна по отношению к Тхераваде, а новая методология обретения просветления. По учению Ваджраяны, просветление может быть достигнуто мгновенно, нужно лишь овладеть конкретными психотехниками и соответствующим образом изменить свое сознание. «Вместе с тем, — писал Е. А. Торчинов, — наставники Ваджраяны всегда подчеркивали, что этот путь является и самым опасным, подобным прямому восхождению к вершине горы по канату, натянутому над всеми горными ущельями и пропастями. Малейшая ошибка на этом пути приведет незадачливого йогина к безумию или рождению в особом „ваджрном аду“. Гарантией успеха на этом опасном пути является приверженность идеалу бодхисаттвы и стремление обрести состояние Будды как можно быстрее, чтобы скорее получить способность спасать живые существа от страданий сансары. Если же йогин вступает на Колесницу грома ради собственного преуспеяния, в погоне за магическими силами и могуществом, его конечное поражение и духовная деградация неотвратимы».

Ваджраяна пользовалась популярностью в северо-западной Индии и на территории государства Палов (северная Индия), откуда распространилась на Центральную и Восточную Азию. Она оказала сильнейшее влияние на тибетский буддизм (см. соответствующую главу), а также утвердилась в Японии, где школа сингон, основанная создателем национального японского алфавита Кукаем, следует «Йога-тантре».

В Индии Ваджраяна стала последним этапом развития буддизма — мусульманские завоевания привели к тому, что учение Будды Шакьямуни во всем его многообразии оказалось под запретом, и буддийская традиция на исторической родине Дхармы прервалась на несколько столетий. Однако за пределами Индии буддизм обрел «второе дыхание» и получил новый импульс — прежде всего благодаря взаимодействию с религиозно-этическими доктринами Китая и Тибета, а также благодаря проникновению через Китай на Японские острова.