Глава 8
Глава 8
Между тем проходило лето, наступило время уборки урожая. Крестьяне работали не покладая рук, так как им нужны были хлеб и деньги. Вишни и груши радовали обильным урожаем. Крестьяне радовались тому, что фруктов хватит и для себя, и для продажи.
Детишки бегали по улице с черными ртами, измазанными сочными, сладкими ягодами, а гуси радовались свободе, так как их маленькие пастухи, словно белки, сидели на фруктовых деревьях вдоль проселочной дороги и не обращали внимания на своих пернатых подопечных, даже если те забредали на пшеничное поле.
Ужеровы довольны были, что Степан им так хорошо помогал.
Они объединились с Янковским, который принял Егора Сенина, и все вместе споро убирали одно поле за другим. Аннушка и Дора косили и вязали снопы, и на их поле звучали чудесные народные песни, которые Аннушка любила петь, как когда-то ее мать, Марийка, научившая петь и Дору. С песней у них работа лучше спорилась. Когда бабушка Ужерова приносила завтрак или обед, все садились вокруг Янковского. Он вслух молился и после еды и благодарственной песни непременно читал Слово Божье, и обед заканчивался благодарением. Во время полуденного отдыха сельчане размышляли о прочитанном. Неудивительно, что у них работа так и горела в руках, хотя они обходились без крепких напитков. Янковский ради Сенина потребовал от соседей полной трезвости, и они тотчас согласились обходиться без хмельного. Мартын Уже-ров вообще мало пил после возвращения с военной службы. Илья дал Доре слово, что зелье это больше в рот не возьмет, когда увидел, что Сенин сотворил со своей женой. Степан презирал водку, как и местное пиво, так как в Богемии он привык к лучшему. Люди удивлялись тому, что и Сенин работал без "подкрепления".
- Послушайте, - сказал староста Милов, который в обеденный перерыв пришел к ним со своего поля, - если у вас приживется эта мода и вам удастся ввести сухой закон и у соседей, что нам тогда делать с ромом, который пришлось взять для общины?
- Спустите его в воду, - засмеялся Илья, - пусть идет туда, откуда пришел. Вам хоть не придется разбавлять его, чтобы стало больше.
- Шут ты гороховый, а кто вернет нам тысячу крон, которые община за него уплатила?
- Не надо было покупать этот ром, вас никто не заставлял. Кто сварил это зелье, тот пусть и пьет его. Но не бойтесь: в Зоровце достаточно дураков, которые его выпьют.
- Я читал, - вмешался в разговор Степан, - что, для того чтобы ром приобрел свойственные ему запах и вкус, его настаивают на старых кожаных подошвах.
- Это, наверное, кто-то в шутку придумал.
- Нет, господин староста. Дело это даже химическим способом обследовали. Кожу заливают чистым спиртом и, когда она начинает темнеть, добавляют часть рома. Затем настой этот наливают в бутылки с надписью "Ямайский ром", а мы покупаем напиток, который с Ямайкой ничего общего не имеет.
- Вот, батюшка, когда ваш --ром кончится, мы вам сами сварим. Соберем в бочку подошвы со старых ботинок, зальем их спиртом, и будет вам свой собственный ямайский ром.
- Ну вы и придумали, - засмеялся староста. Он любил своего зятя, и Степан ему нравился, так как он много знал, был веселым, простым и общительным.
Все удивлялись тому, что Сенин не пил уже несколько недель. Заработок свой и то, что он зарабатывал ремонтом обуви, он оставлял у Янковского, который из этих денег заплатил все его долги в пивных, запретив ему самому посещать злачные места. По воскресеньям Егор Сенин часто сидел у Янковского и становился все печальнее. В одно воскресное утро он, расстроенный и бледный, прибежал к Янковскому в сад.
- Спасите меня! - взмолился он, ломая руки.
- Что с вами случилось? - спросил сосед, откладывая книгу, которую читал.
- О, если бы вы знали, как меня всю ночь мучило желание выпить! Словно постоянно кто-то подстрекал меня: "Напейся и умри!" Если бы у меня было чего выпить, я определенно сделал бы это, и вы меня больше никогда здесь не увидели; я знаю, что если я не выдержу и напьюсь, то возьму веревку и повешусь, потому что нет мне поддержки в моей несчастной жизни! Вы так заботитесь обо мне, и я сам стараюсь, как могу, но если и дальше так будет, я не устою. Мои грехи перед святым Богом слишком велики, чтобы Он мне их мог простить. Он меня оставил, и я все равно погибну.
- Послушайте, сосед! - Янковский открыл книгу и начал читать: "Тогда придите, и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, - как снег убелю; если будут красны, как пурпур, - как волну убелю" Ис. 1:18.
- Это говорит святой Бог, так придите же наконец к Нему! Кровью Сына Своего Он хочет омыть вас и ради Него все вам простить. Тем, которых Он омыл, он обещает: "Не бойся, ибо Я - с тобою; не смущайся, ибо Я - Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей". Вы, дорогой сосед, стараетесь победить мучительный недуг собственными силами. Это дело нелегкое, потому что враг сильнее вас, и вы его сами никогда не преодолеете.
Сколько мне еще говорить вам, что Господь этого от вас вовсе не требует? Он только просит: "Отдай мне, сын Мой, сердце свое!" Приди к Нему таким, какой ты есть!
- Но ведь у меня сердце такое нечистое!
- Верю. Вот ведь и мое не было чистым. Однако здесь не сказано: "Отдай мне очищенное сердце!", не так ли? Как вы его можете очистить?
Если вы прекращаете свои зверские выходки, то этим ваше сердце вовсе еще не очищено, ибо прошлое еще не прощено, оно вас обвиняет.
- Да, оно обвиняет меня перед Богом и перед людьми! Благодаря вам соседи ко мне добры, но их взгляды мне постоянно говорят: "Он долго не выдержит!" Никто мне не верит, и поэтому я сам не верю себе.
- Это мне понятно. Но, сосед, верите ли вы в Бога? Верите ли вы, что Он действительно существует?
- Да, в это я верю.
- Почему же вы тогда не идете к Нему, когда Он говорит: "Приди ко мне!", и почему вы не пытаетесь отдать Ему свое сердце, чтобы Он очистил его от всякой греховной нечистоты? Когда Он меня однажды позвал и я пришел к Нему, Он меня тоже не оттолкнул, а простил мне все мои грехи и омыл мое греховное сердце. По собственному опыту я вам истину говорю, что Он имеет силу даровать нам новое сердце. Кровь Иисуса Христа способна омыть нас от грехов нашего прошлого. Я познал, что Господь верен слову Своему : "Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратись ко Мне, ибо Я искупил тебя"1. Зайдите в дом, сосед, я за вас помолюсь, и вы помолитесь и сделайте решающий шаг.
Через полчаса Сенин вышел из дома Янковского в глубоком раздумье.
Весь день он никуда не выходил. Лишь вечером он появился на улице, и сельчане удивились какому-то новому, просветленному и даже торжественному выражению его лица, которое, казалось, из дали возвещало, что с ним произошло что-то очень значительное. "Я наконец-то поверил и послушался, - сказал он, полный радости.
- Бог меня действительно простил. У меня такой мир в сердце, как никогда не бывало. Завтра же пойду к моей жене, может быть, врачи отпустят ее со мною домой!" Он так и сделал, но ее еще не выписали, а сказали, чтобы он пришел через неделю. На этот раз Егор Сенин поехал в город со своей матерью; Рашов дал ему повозку и коня. Все жители Зоровце ждали прибытия бедной женщины, не предсказывая ей ничего доброго, так как никто из них не верил, что Сенин надолго останется таким смиренным и порядочным, как в последние недели.
Янковский сидел за своей хозяйственной книгой, когда нежная теплая рука обняла его за шею:
- Отец!
- Что, дочка? - он посмотрел на нее с трогательной нежностью.
- Мне хочется тебя о чем-то спросить. Можно?
- Сейчас. Я только закончу считать. Девушка отступила и терпеливо стала ждать, когда он закроет книгу.
- Итак, что тебя интересует, дитя мое? - обратился он к ней, взяв ее теплые нежные руки в свои.
- Считаете ли вы, отец, что вещи моей приемной матери, которые у нас на чердаке, действительно принадлежат мне и что я могу распоряжаться ими, как хочу, но, конечно, с вашего разрешения?
- Тут ты вольна поступать, как хочешь, так как ты единственная наследница тетушки Скале. Все, что принадлежало ей, - твое!
- Я рада, если это так! - вздохнула девушка облегченно. - А вы, батюшка, мне ведь разрешили бы делать то, что написано в Слове Божьем?
- Ты только скажи мне, в чем дело.
- Когда я сегодня подмела у Сениных и заперла дом, то подумала, что скажет хозяйка, когда она вернется. Ее свекровь выбелила весь дом снаружи и внутри и вымыла окна; ее муж навел порядок во дворе. Но теперь, когда везде так чисто, еще больше стало заметно, что у этих бедняков в доме пусто. Ни в комнате, ни на кухне нет посуды, так как пьяный хозяин всю ее перебил. У нас же на чердаке полный сундук таких вещей, которые лежат без дела и нам не нужны. А теперь ведь все, что ваше, - и мое, не так ли?
- Конечно, дитя мое, все в моем доме принадлежит как мне, так и тебе.
- Это хорошо, отец! У нас едва хватило бы места разместить все вещи матушки Скале.
На-иболее ценные, как и те, которые мне подарили, я отложила в сторону. Можно ли мне остальными украсить пустые стены в доме Сениных, чтобы они не так обличали бедного Егора?
- Этому я даже буду рад, - ответил Матьяс, приглаживая рукой свои волосы на голове, чтобы скрыть волнение.
- И у них, батюшка, в доме только одна кровать с постелью.
У нас же на чердаке стоит кровать моего приемного отца с мягким матрацем, которая нам не нужна. А ведь в Слове Божьем написано, чтобы тот, у которого две рубашки, отдал одну тому, у которого нет ни одной. Давай, батюшка, отдадим эту кровать, потому что сосед наш не скоро заработает столько, чтобы купить эти вещи.
Ты согласен?
- Да, дитя мое. И что еще? - весело улыбнулся Матьяс.
- О, если бы вы мне разрешили поступить, как я хочу! Мой приемный отец ростом был почти такой, как Сенин. Там от него осталась еще верхняя одежда и белье, можно было бы выбрать что-нибудь для несчастного соседа...
- Правильно. Новому человеку не к лицу старые, залатанные тряпки. Но если уж помогать, то мы просто отдадим все, что им может пригодиться и без чего мы можем преспокойно обойтись. Вечером мы все перенесем, не нужно, чтобы кто-то узнал об этом. Пусть правая рука не знает, что делает левая.
- Вы мне поможете, батюшка, принести вещи с чердака?
- Это я сам сделаю. Ты только отбери все что нужно.
На другой день к Янковским заехала повозка с Сениными. Аннушка для них приготовила обед. Когда все поели, Матьяс почитал из Слова Божьего и помолился с ними. Затем он передал соседям ключ от их дома. Сениным показалось странным, что никто не проводил их домой. Жене Сенина Циле хотелось бы, чтобы с ней пошла Аннушка. Хотя она и сказала своему мужу, что прощает его, когда он таким смирным и трезвым пришел к ней в больницу, и все же она с ужасом подумала о том, что ей снова предстоит перешагнуть проклятый порог пустого дома, в котором из всех углов зияет горькая нужда. Как же были приятно поражены Сенины, когда хозяин открыл дверь в кухню! Двери передней и задней комнат тоже были открыты, и полуденное солнце освещало весь дом. Они его едва узнавали! В кухне было полно деревянной и глиняной посуды, как и прежде; стены комнат украшали фарфоровые тарелки; причудливые сосуды и даже стеклянные кувшины, каких никогда у них раньше не бывало, переливались на солнце радужными цветами. На окнах висели чистые занавески; столы были покрыты скатертями. В задней комнате на месте старой поломанной кровати стояли новая, покрашенная зеленой краской скамья и кровать, застеленная чистым бельем. На столе рядом с Библией, лежала свежая, ароматная булка хлеба, за ней благоухал букет полевых цветов. Теперь, когда сердце Сенина согрелось незаслуженной им, всепрощающей любовью, перед ним вдруг в ужасной обнаженности встало все его отвратительное прошлое. Он бросился у скамьи на колени и заплакал горькими слезами. И эти слезы в очередной раз растопили лед, сковавший сердце его обиженной жены. Она опустилась на колени рядом со своим мужем и сказала: "Не плачь, Егор, ты сказал, что Бог тебя простил. Так и я прощаю тебе в этот час от всей души все, что ты натворил". Эта молодая еще женщина наконец сделала то, к чему во время болезни побуждала ее совесть: она обратилась за милостью и прощением к Господу, покаявшись в своем упрямстве и непослушании перед Ним и своими родителями. Принесли также свои плоды покаяния мужа и свидетельство свекрови. На родине вечной любви в этот час царила великая радость. Святые руки занесли там имена трех душ в Книгу вечной жизни.
Запыхавшись, Егор Сенин прибежал к соседям:
- Да вознаградит вас Бог за то, что вы сделали для нас! - воскликнул он, войдя в комнату, где Янковский сидел один.
- Это Аннушкина идея. Но она не хочет, чтобы кто-нибудь об этом узнал, - ответил Матьяс.
Едва он узнал, что произошло у Сениных, как прибежали и женщины. Аннушке не удалось скрыться от них, они ее нашли в ее комнате.
- Не прячься, - сказала Циля, - ты мне жизнь спасла, и твоя любовь победила мое ожесточенное сердце. Ты мне помогла вернуться к жизни, и я вечно буду благодарить Бога за тебя. Как я рада, что Он тебе уже воздал! Ты ведь теперь не оставленная сирота, а, к счастью, нашла своего доброго отца!
Горящий огонь скрыть невозможно. До наступления утра вся деревня узнала, что Ян- ковские сделали для Сениных. Егор молчал, как ему было велено, но приехала в гости мельничиха, тетя Цили, и вскоре всем все стало известно. Она приехала присмотреть за своей племянницей и привезла ей большой маковый пирог и несколько яиц. Тетушка была в доме и перед отъездом бедняжки в больницу, поэтому она сразу увидела, как изменился дом Сениных. В разговоре благодарные женщины многословно и взволнованно рассказывали об оказанной им помощи.
Если же делается доброе дело, то всегда находится кто-то, кто хочет тому подражать. Так и это милосердие Аннушки и Матьяса не осталось без отклика. Получилось почти так, как у Иова, когда он выздоровел: собрались все женщины, и ни одна не пришла с пустыми руками. Одна несла молока, другая сахару, третья немного маку и сухофруктов; куски сала, колбасы, хлеб и яйца наполняли пустую кладовку. Каретник Ключ, перевозивший как раз свое зерно, приказал снять с доверху нагруженного воза несколько мешков для Сениных. А бабушка Ужерова не только принесла гостинец - двух голубей на суп, но и сказала, что они с Мартыном договорились предложить Сени-ным взять на время их пеструю корову. Они решили еще немного подержать волов и вырас-тить молодняк; для этого оставляют молодую корову. Пеструху же надо бы продать, но жалко - из-за хорошего ее молока. Это было бы выгодно и им, Ужеровым, и Сениным. Пастись Пеструха могла бы с их скотом. Но ведь и у Сениных есть огород и капустное поле, и до зимы корову легко можно прокормить.
Да, событие в Зоровце очень напоминало случай с Иовом. Ибо превыше всего чистая, самоотверженная любовь. Она подобна огню, который светит далеко, греет и приносит счастье.