19. Протоиерей Сергий Тихомиров и Иерей Николай Прозоров
19. Протоиерей Сергий Тихомиров и Иерей Николай Прозоров
(В томе I в гл. 28 даны не совсем точные сведения о мученичестве этих пастырей. Соузник второго из них и очевидец его предсмертного часа рассказывает, чему «свидетелем Господь его поставил»).
После пресловутой декларации митроп. Сергия 1927 г., непризнанной Митрополитом Петроградским Иосифом, митр. Сергий назначил на его кафедру митрополита Серафима (Чичагова), но его отказалась признать группа духовенства, возглавляемая викарным епископом Гдовским Димитрием (Любимовым), получившая в народе и на жаргоне чекистов за преданность митр. Иосифу название — «Иосифляне».
Сначала ГПУ им не препятствовало, чтобы усилить церковный раскол. Их кафедральным собором стал Храм Воскресения на Крови (место убиения Царя Освободителя). За ними остались несколько храмов на окраинах: храм во имя Тихвинской Б. М. в Лесном, на Охте, на Обводном канале и крошечная церковь в лесу на Пискаревке за полотном Ириновской жел. дороги, вблизи больницы имени Мечникова (бывш. Императора Петра Великаго). В этом храме Св. Александра Ошевенского служил скромный пастырь о. Николай Прозоров.
Первый удар был нанесен «иосифлянам» арестом зимой 1929 г. о. Феодора Константиновича Андреева, которому посвящен был предыдущий очерк.
В ноябре 1929 г. были арестованы все видные пастыри — «иосифляне»: еп. Димитрий, еп. Сергий Нарвский, прот. Василий Верюжский, павший после многих лет заключения и потом сподвижник Московской большевицкой патриархии, б. ключарь храма Воскресения на Крови, прот. Иоанн Никитин, прот. о. Сергий Тихомиров, священник о. Петр Б., молодой священник о. Николай Прозоров, свящ. о. Никифор Стрельников, монахиня мать Кира, и еще несколько скромных мирян.
В феврале 1930 г. в камере № 9 Дома Предварительного Заключения на улице Воинова (б. Шпалерная) № 25 встретил я, — пишет свидетель — одного инженера судостроителя с Балтийского завода. Удрученный арестом, я получил в первые же дни заключения от него и духовную поддержку и совместную молитву.
В конце февраля привели к нам в камеру странника. Этот малограмотный инвалид, претерпевший ранения 25 лет назад во время осады Порт Артура, будучи рядовым солдатом, являл редкую стойкость и резко осуждал действия митр. Сергия. Затем перевели из «одиночки» о. Петра Б. Примкнув к ним обоим всей душой, я навсегда порвал с иерархией м. Сергия и примкнул к маленькой церкви, получившей своего пастыря в лице о. Петра.
10 апреля 1930 г. нашу камеру отдали под «рабочих» (арестанты, работавшие на лесопилке во дворе тюрьмы) и мы все четверо были переведены в камеру № 21, где на 20 коек было 80-100 человек (в предыдущей на 14 коек — 35–45 человек), где встретил отцов Иоанна и Николая, еще одного старенького 75-ти лет протоиерея о. Николая Загоровскаго, привезенного из Харькова по делу митр. Сергия, и бывшего синодального чиновника Шенец. С ними неделю спустя 4/17 апреля справили мы Пасхальную Заутреню и провели лето.
С нами гулял и находившийся в камере № 22 о. Александр Тихомиров, брат о. Сергия, сильно страдавший от сердечных припадков, и двое командиров, из кадровых офицеров, примыкавших к той же группе.
В это время в одиночке томился возглавлявший верную паству в Петрограде викарный епископ Димитрий Гдовский, которого я раз встретил, вынося с другими заключенными, в сопровождении надзирателя, тяжелый ящик с мусором; Владыка возвращался с 10-минутной прогулки. В одиночках пребывали протоиереи Верюжский и Сергий Тихомиров. Участь последнего была особенно опасной; другим пастырям говорили при допросах, что у о. Сергия нашли при обыске «деяния Собора в Сремских Карловцах», и он бесстрашно исповедал перед чекистами свое полное с ним единодушие.
Отцы, старейшие по времени пребывания в этой камере, занимали уголок, где спали рядом, а утром служили обедницу, вечером вечерню, под праздник — всенощную. Они сидели в ряд на табуретках, к ним подсаживались 2–3 мирян и мы слушали произносимую наизусть вполголоса всю службу. Прочие заключенные делали вид, что этого не замечают. В июле попали в камеру два видных священника «сергианина»: — о. Николай Чуков (потом митрополит Григорий Ленинградский, недавно умерший) и о. Николай Чепурин (умер в Москве 1949 г. проректором советской Духовной Академии). Хотя они были мои однодельцы по делу «Академика Платонова», я не поддерживал с ними молитвенного общения и они с нами не молились. Чукова выпустили по просьбе митр. Сергия Ягоде, а Чепурин получил 8 лет заключения, но выпущен с Беломорканала в 1932 г.
В камере я узнал все «житие» моих соузников. 33-лет-ний отец Николай Прозоров, бросил Семинарию в 1915 г. и 18-ти лет пошел добровольцем на фронт. Революция застала его, недоучившегося семинариста, подпоручиком. По возвращении с фронта в родной Воронеж он был обвинен с другими в «заговоре» и приговорен к расстрелу. Это было в страшные годы гражданской войны. Горячо молясь в ожидании казни, молодой, полный жизни и мужества офицер дал обет — пойти в священники, если Господь сохранить ему жизнь. Наутро ему объявили о замене расстрела многолетним заключением. Потом несколько амнистий и он, оказавшись на свободе, принял священство. Рукополагал его архиепископ Иоанн (Поммер), впоследствии зверски убитый под Ригой большевиками террористами 12 октября 1934 года.
Но ГПУ запретило ему пребывание в Воронеже, и он приехал в Петроград, где служил н небольшой деревенской церкви св. Александра Ошевенского около платформы «Пискаревка», Ириновской жел. дороги.
Раз с ним произошел замечательный случай. «Приехал к нему один из крупнейших в Ленинграде коммунистов. — «Слушай, поп, я влюбился в эту красавицу»! Он показал на приехавшую с ним девушку, действительно, заслуживавшую это название. — «Она поладить не хочет, пока поп не обкрутит. Твоя церковь в лесу, никто не узнает». (Коммунисты за церковный брак исключаются из партии). О. Николай согласился и предложил им у него предварительно поговеть, хотя бы накануне венчания. — «Шутишь, поп, — возмутился всесильный коммунист, — я потакаю капризу любимой девушки, но никакой исповеди не признаю. Венчай сразу. Заплачу, сколько захочешь, больше чем ты за год зарабатываешь. У тебя, чай, своя баба, да дети (у него было 3 детей). Пока я жив, тебя никто не арестует. А невзначай посадят, пусть попадья к жене прибежит, мигом выпустят. Ведь я — член Ц. К. Партии». Но о. Николай отказался венчать без исповеди, несмотря на просьбы и угрозы грозного гостя и слезы его прекрасной спутницы, и остался в нужде с семьей, лишившись возможности приобрести всесильного заступника с весом в Кремле. Имя его он мне не открыл, но сказал, что это имя известно по всей России.
Утром 4/17 августа вызвали, как всегда, в коридор, и «кукушка» (брюнетка-канцеляристка ДПЗ, приносившая арестантам для объявления приговоры тройки ОГПУ при Ленинградском Военном Округе и прозванная нами так, ибо «куковала» каждому число годов заключения) — дала расписаться в прочтении приговоров: о. Иоанн Никитин, инженер К. и Божий странник — по 10 лет концлагеря, о. Петр Б. — 5 лет, о. Николай Загоровский — 3 года, Чиновник Шенец — три года ссылки в Казахстан.
На другое утро мы узнали на прогулке путем мудреной сигнализации, что епископ Димитрий в возрасте 75 лет получил 10 лет изолятора (через 8 лет он был расстрелян — в 1938 г.). Отец Василий Верюжский и мать Кира — по 10 лет концлагеря, о. Александр Тихомиров — 5 лет; других не помню.
Отмечу, что 10 лет получил малограмотный старик — слесарь 70 лет, рабочий крупного завода, заявивший себя на допросе монархистом.
Только заключенный в одиночке о. Сергий Тихомиров и наш соузник о. Николай Прозоров не были вызваны для объявления днем 4/17 августа приговора.
На другой день все приговоренные были вызваны на этап и простились с нами. Отец Николай недоумевал — радоваться или печалиться? Если бы его оправдали, то, вероятно, выпустили бы. Но все понятнее делалась — другая причина, почему до отправки его однодельцев о нем как будто забыли.
Я старался весь день 5/18 в канун Преображения не отходить от о. Николая, который сразу почувствовал себя одиноким с отправкой всех однодельцев.
Из сотни заключенных большинство не понимало, в чем дело, другие думали, что это признак освобождения. Один он прочитал под Преображение по памяти всенощную, прослушанную мной; другие миряне, слушавшие их обычно, были уже разосланы по концлагерям. Ведь состав камеры меняется. Он вынул из кармана подрясника снимок своих трех дочек 6, 4, и 2 лет и, нежно глядя на них, сказал мне; — «Верю, что Господь не покинет этих сироток в страшном большевицком мире».
Началась обычная укладка около 9 час. вечера. Старшие по времени пребывания в камере ложились на койки, прочие на столах и скамьях, составленных табуретках, новички под столами и койками. Моя койка была у окна, о. Николая — у решетки, отделявшей от нас коридор. Когда все легли, появился дежурный комендант и стал в коридоре у двери решетки:
«Прозоров, есть такой?»
«Есть, это — я», — вскочил с койки о. Николай.
«Имя — отчество?» — спросил комендант, сверяясь по записке.
«Николай Кириакович», — ответил, одеваясь Батюшка.
«Собирайся с вещами».
Отец Николай все понял. Мы с ним не раз наблюдали, как дежурный комендант, вызывал так на расстрел.
Отец Николай стал быстро одеваться и укладывать соломенную картонку с его тюремным «имуществом». Я лежал на другом конце камеры и не мог добраться до него через камеру, заставленную столами, скамейками, спущенными койками с лежащими повсюду телами. Но из освещенного угла, где он укладывался, мне ясно было видно его просиявшее какой-то неземной радостью мужественное, окаймленное черной бородой лицо (ему было 33 года, как Спасителю, когда он поднимался на Голгофу). Вся камера притихла и следила за о. Николаем. За решеткой не спускал с него глаз комендант. Отец Николай со счастливой улыбкой оглядел всех нас и быстро пошел к решетке, которую отворил ему комендант. На пороге он обернулся к нам и громко сказал: «Господь зовет меня к Себе и я сейчас буду с Ним!»
Молча, потрясенные величием души этого скромного пастыря, все мы глядели, как захлопнулась за ним решетка, и быстрой походкой он пошел перед следовавшим за ним комендантом. Шёпотом с умилением стали говорить об отце Николае все мы. Не только верующим, но и безбожникам: троцкистам, меньшевикам, бандитам и просто советским мошенникам внушала уважение и умиление его твердая вера.
В очередной день свидания с родными, вернувшиеся со свиданий заключенные передали нам, что матушкам объявлены приговоры мужей. Таким образом мы узнали, что одновременно с о. Прозоровым в ночь под Преображение расстрелян проведший 9 месяцев своего заключения в одиночке о. Сергий Тихомиров.
Дополнительный сведения о протоиерее о. Сергие Тихомирове сообщил его духовный сын проф. И. М. Андреев.
Протоиерей о. Сергий Тихомиров сначала был настоятелем церкви «Введения во храм пресв. Богородицы», в Петрограде, на Введенской ул. После разрушения этой церкви о. Сергий был настоятелем церкви во имя «Иоанна Милостивого, патриарха Александрийскаго» при убежище слепых на углу Большой Зелениной ул. и Геслеровского проспекта, Петроградской стороны. После захвата этой церкви живоцерковником Красницким, состоял вторым священником в церкви во имя «Алексия, человека Божия» на Геслеровском проспекте. (Настоятелем там был протоиерей о. Павел Виноградов).
Отец Сергий Тихомиров был глубокочтимым священником. Многие профессора Петроградского Университета и других высших учебных заведений были его духовными чадами. Среди них был и знаменитый русский философ и религиозный мыслитель, проф. Петроградского Университета и Политехнического Института С. А. Аскольдов. Аскет, замечательный проповедник, большой почитатель митроп. Антония (Храповицкого), часто посещавший Оптину Пустынь и находившийся в духовном общении с Оптинскими старцами: Иосифом, Анатолием, Нектарием и Досифеем (духовником старца Нектария), о. Сергий Тихомиров, в свою очередь, мог быть назван старцем, подобно протоиерею о. Михаилу Прудникову, с которым был в духовной дружбе. Строгий к своим духовным чадам, когда замечал в них хотя бы слабые признаки самооправдания, он был необычайно нежен, чуток, внимателен и любвеобилен, если замечал хотя бы намек на уныние или отчаяние. Был он среднего роста, очень худощавый, с иконописным «византийским лицом, с глазами — одновременно строгими и ласковыми.
После «Декларации» митрополита Сергия (в 1927 г.) отец Сергий тотчас присоединился к группе протестующих, обличая предательство митрополита Сергия и иже с ним. Последнее время, вплоть до своего ареста, он служил в Кафедральном Соборе «иосифлян» (как называли, по имени митрополита Иосифа всех не признававших «Декларации» и отошедших от митр. Сергия, «сергиан») — в Храме Воскресения на крови. Арестованный сначала в 1928 г., он был через несколько месяцев почему то выпущен, но затем, в ноябре 1929 г. снова арестован. В тюрьме (он находился в Петроградском Доме Предварительного Заключения на Шпалерной ул.) о. Сергий вел себя чрезвычайно мужественно и бесстрашно, обличая безбожие, несмотря на угрозы и побои. Незадолго до расстрела он попросил свою жену принести ему чистое белье и новую рясу и на последнем свидании с женой, весь просиявший и радостный, заразил и ее духовным подъемом, спокойствием и радостию. Сидел он в одиночном заключении. Расстрелян был под праздник Преображения 6 августа 1930 г.
Относительно священника о. Николая Прозорова имеются еще следующие сведения. Еще будучи, до священства, подпоручиком, Прозоров был обвинен в «заговоре» и приговорен к расстрелу. Находясь с группой «смертников» офицеров в общей камере, он предложил верующим прочитать вслух акафист св. Николаю Чудотворцу — защитнику невинно-осужденных. Акафист у него случайно оказался с собой. Часть офицеров согласилась, отошла в сторону и тихонько пропела этот акафист. Другая же группа, вероятно, неверующих или маловерующих и нецерковных офицеров не приняла в этой молитве никакого участия. И вот случилось чрезвычайное чудо, глубоко перевернувшее всю душу молодого офицера Прозорова: на утро, все читавшие акафист были избавлены от казни и получили разные сроки заключения в тюрьмы. Прозоров дал обет принять священство, как только он выйдет из тюрьмы. Оказавшись через несколько времени на свободе он выполнил свой обет. Я лично не знал о. Николая, но слышал об этом факте чуда от своего друга проф. о. Феодора Андреева. Необычайное духовно просветленное и радостное состояние о. Николая Прозорова перед казнью, описанное очевидцем выше, объясняется его предыдущим глубоким религиозным опытом в связи с указанным воистину чудесным избавлением от смерти после чтения акафиста св. Николаю Чудотворцу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.