Никола Хлебный
Никола Хлебный
Как войдешь в храм — справа, на стене, образ Николая Чудотворца. Лика почти не различить — буровато-коричневой темнотою запеклись краски! — но глаза, добрые и живые, смотрят прямо на тебя…
И меня сразу потянуло к этому образу. Что-то простое и надежное было в нем, и необходимое, как в куске хлеба.
— Так это и есть Никола хлебный… — пояснила мне монахиня.
— Никола хлебный? — удивился я. — Первый раз про такую икону слышу.
— И мы не слышали, пока ее не принесли… — сказала матушка и выдвинула вделанный в киот ящичек для свечей. — Смотрите…
В ящичке лежали узкие, казенные полоски бумаги…
Странное дело…
Мои родители долгие, бесконечно долгие годы жили с хлебными карточками, но в чердачном хламе нашего поселкового дома попадались порою неиспользованные билеты в кино, талоны на мануфактуру, даже вышедшие из употребления мелкие денежные купюры, но карточки на хлеб — никогда.
Сами карточки я увидел сейчас впервые, но почему-то сразу узнал их…
Одна карточка была выписана на имя Елизаветы Ефимовны Хмелевой, ей полагалось получать в ноябре 1941 года по 400 граммов хлеба. Вторая — на имя Марии Петровны Павловой, получавшей в ноябре 1941-го полную норму — 800 граммов.
Ноябрьскими карточками и Елизавете Ефимовне, и Марии Петровне довелось попользоваться всего несколько дней. 16 октября немецкие войска начали наступление в направлении Грузино — Будогоща и 8 ноября овладели Тихвином, пытаясь сомкнуть второе кольцо блокады вокруг Ленинграда.
— Не знаю… — покачала головою монахиня в ответ на мое предположение. — Женщины, которые образ этот церкви пожертвовали, немножко другую историю рассказывали.
— Какую же?
— Так они ведь и напутать могли. Сами-то только от взрослых и слышали…
— А вы расскажите все-таки, что они говорили…
— Да все так и было, как вы говорите. И немцы наступали… И еды в оккупации никакой не стало — ведь эти карточки немцы не стали отоваривать… В общем, поплакала Елизавета Ефимовна и — это ей и принадлежал образ! — засунула свою хлебную карточку в свечной ящик. Помолилась Николаю Чудотворцу и спать легла. А утром смотрит — под иконой на столике кусок хлеба… А тут как раз соседка зашла, Мария Петровна…
— Это ты, Маша, хлеба принесла? — спросила у нее Елизавета Ефимовна.
— Нет… — ответила та. — Сама третий день без хлеба сижу…
Рассказала ей Елизавета Ефимовна о чуде, и Мария Петровна упросила, чтобы она и ее хлебную карточку в свечной ящичек положила…
— Вот так и прожили женщины оккупацию… — завершая рассказ, проговорила монахиня. — Как уж получалось это — неведомо, а только выжили… Они рассказывали потом, что это Никола хлебный и кормил их. Недолго, правда, и были-то в оккупации… Месяц всего. Уже в декабре освободили наши войска Тихвин…
Монахиня перекрестилась, взяла полоски бумаги из моих рук и бережно вложила в свечной ящичек.
— Силою, данною ти свыше, слезу всяку отъял еси от лица лютестраждущих, Богоносне отче Николае… — тихонько запела она. — Алчущим бо явился еси кормитель…
— Радуйся, хлебе неснедаемый алчущих… — прошептал и я, осеняя себя крестным знамением перед этими светящимися из темно-коричневой хлебной теплоты глазами Святителя. — Радуйся, Николае, великий Чудотворче.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.