6. Писание и Божье слово в апостольской церкви

6. Писание и Божье слово в апостольской церкви

Апостольская проповедь слова: история Иисуса — завершение ветхозаветного повествования

Ранняя апостольская проповедь не содержала ни стандартного набора иудейских учений, дополненных рассказами об Иисусе, ни провозглашения новой религии, оторванной от своих иудейских корней. В ней звучала история Иисуса, воспринятая как завершение ветхозаветного повествования, а значит и как euangelion, благая весть, или «евангелие» — созидательная сила, давшая жизнь церкви и определившая ее жизнь и служение. Именно эта, а никакая другая библейская история (например, рассказы о судьбах империй и духовном самопознании отдельных людей) предоставила толковательную систему координат, в которой раскрывался истинный смысл подвига Иисуса. Сложное многообразие ветхозаветных жанров и тем, определявшее жизнь и мышление Израиля, заключало в себе как теоретические, так и практические вопросы о добре и зле, о взаимоотношениях Израиля с другими народами, о противостоянии империй, и, главное, о владычестве справедливого Бога–Творца, заключившего завет со своим народом, и о его плане спасения человечества. Деятельность Иисуса, направленная на приближение Божьего царства и достигшая своей кульминации в его смерти и воскресении, стала ответом именно на эти вопросы. Цитируя более раннее и широко распространенное краткое изложение христианского учения: «Христос умер за грехи наши, по Писанию… и воскрес в третий день, по Писанию» (1 Кор. 15, 3–4), Павел не имел в виду, что он и его единомышленники имели в запасе несколько отрывков в доказательство своих слов. Скорее, он хотел сказать, что эти события стали кульминационным моментом долгого и сложного повествования иудейских писаний. Авторитетность Ветхого Завета в ранней церкви по сути своей означала следующее: исполняя Божью волю, Иисус Христос стал главным действующим лицом конкретной истории, персонажем портрета, изображенным на фоне определенного пейзажа. Причем, каждая деталь этой истории и этого пейзажа указывает на основные качества главного героя и его подвиг.

Наиболее ранние из дошедших до нас устных и письменных христианских проповедей несут в себе то, что Павел называл «словом», «словом истины» или просто «евангелием» (например, Кол. 1, 5; 1 Фес. 2,13). Итак, еще до появления Нового Завета ранние христиане имели четкое представление о том, что Слово Божье, проповеди которого посвятили себя апостолы, отказавшись от лишних административных обязанностей (Деян. 6,1–4), лежало в основе жизни и служения церкви. Краткое изложение этого Слова не составляет труда. Это история Иисуса (в частности, его смерти и воскресения), поведанная нам в завершение истории взаимоотношений Бога с Израилем. Она явила нам истинную картину мира, одновременно став основанием и движущей силой церковного служения. Именно это (надо признаться, достаточно сложное) прочтение именно этой истории мы находим в четырех канонических «евангелиях», а также в некоторых источниках, которыми, возможно, пользовались их авторы. Последнее утверждение в современных научных кругах считается спорным, однако, по–моему, оно вполне оправдано.

Слово заключало в себе преображающую силу Духа, давая жизнь церкви и определяя ее служение

Павел выразил мысль, к которой пришли все апостолы: новое прочтение древней истории, в центре которой теперь находился Иисус, обладало властью — властью изменять умы, сердца и жизни людей. «Благовествование есть сила Божия ко спасению» (Рим. 1,16; ср. 1 Фес. 1, 5; 2,13). Слово не предписывалось людям в качестве одной из нескольких альтернатив, точно так же, как глашатаям кесаря не пришло бы в голову объявить: «Если вас не устраивает положение дел в империи, предлагаем поддержать нового императора». Божье слово прозвучало как властный призыв. Оно принесло с собой новые обстоятельства, новые возможности и новую силу преображения. Апостолы и евангелисты верили, что это Божья сила действует через сошедший на них Святой Дух, вызывая к жизни народ нового завета, возрожденный «мировой Израиль». Слово не просто содержало информацию о Божьем царстве и его сущности, хотя и это было и остается важным. Посредством слова Божье царство, воплощенное в Иисусе, распространялось в мире (именно так о нем часто говорится в Деяниях, напр., Деян. 6, 7). Следует помнить, что главным в царстве всегда оставался Бог–Творец, своей властью устанавливающий в мире новый, справедливый порядок, осуждающий зло и дарующий прощение и новую жизнь. Такой эффект производило слово в тех, кто принимали его с верой и покорностью.

Истинное христианское учение об авторитете Писания прочно укоренилось на почве миссионерского сообщества и противопоставило властям мира сего весть о Божьем царстве. Орошаемое и питаемое Духом, оно возрастало в проповеди и учении апостолов, принося плод преображения человеческой жизни в преддверии осуществления Божьего замысла исцеления Вселенной. Ранняя церковь верила, что все это Бог совершает посредством слова — истории Израиля, кульминационный момент которой наступил, наконец, с появлением Иисуса. Божий призыв к Израилю обращен теперь к людям, рожденным заново. Именно это слово, благодаря стараниям древних писателей, дошло до нас и окончательно закрепилось в Новом Завете.

Итак, с самого начала церковь представляла собой сообщество преображенных Богом людей, вызванное к жизни Божьими обетованиями, чтобы услышать евангельское слово во всей его полноте. Своим рождением и дальнейшим существованием ранняя церковь была обязана всесильному, действенному и (во многих смыслах этого слова) авторитетному Божьему слову, записанному в Ветхом Завете, воплощенному в Иисусе, возвещенному миру и проповеданному в церкви. В этом суть миссионерского служения церкви (история Израиля пришла к логическому завершению, и мир должен об этом услышать), ее повседневной жизни (первым характерным признаком церкви в Деян. 2,42 было учение Апостолов) и призыва к святости в двух измерениях— истинного Израиля и нового человечества, которое обновляется по образу Божьему. Наиболее важные дискуссии в ранней церкви велись именно по вопросу практического воплощения такого рода святости.

Авторы Нового Завета ставили своей целью побуждать церковь к активным действиям и направлять ее рост и развитие. Их писания должны были стать носителями авторитета Святого Духа и именно так и воспринимались современниками

По крайней мере один из апостолов (Павел), а также некоторые его соратники и последователи стали авторами книг, которые должны были продолжить дело их жизни в более широком масштабе. Современные исследования Посланий, а также замыслов евангелистов показывают, что авторы Нового Завета вполне осознавали свое призвание к авторитетному наставничеству. Ведомые Святым Духом, они писали книги и письма с целью оказания поддержки церкви, ее обличения и возрождения, устанавливая в ней соответствующий порядок и побуждая ее к действию. Апостольские Послания, так же как и слово, записанное ими, не просто рассказывали о наступлении божьего царства — им было предназначено стать средством его приближения, с одновременным преображением участников этого процесса в подобие образа Христова.

Очень скоро читатели обнаружили, что эти книги заключали в себе ту же власть, тот же авторитет в действии, который сопутствовал первоначальной проповеди слова. Ранее было распространено мнение, будто авторы Нового Завета не знали, что из–под их пера выходит Писание.

Сегодня такая точка зрения уже не считается исторически обоснованной. Тот факт, что их писания были, как правило, приурочены к определенному событию (наиболее ярким примером этого являются Послания Павла, посвященные внезапно возникшим чрезвычайным обстоятельствам), в данном случае не имеет значения. Именно в такие критические моменты (например, при написании Послания к Галатам или Второго послания к Коринфянам) Павел особенно остро осознавал, что через апостольское призвание, полученное им от Иисуса Христа, силою Святого Духа он наделен особой властью. Свою задачу он видел в том, чтобы словом направлять жизнь церкви и поддерживать в ней надлежащий порядок. Сколь же яснее осознавал свое предназначение человек, начавший свою книгу потрясающими своей простотой словами: «В начале было слово… и слово стало плотью», и завершивший ее напоминанием читателям о том, что «Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин. 1,1; 14; 20, 31)?

Речь, разумеется, не идет о том, что авторы Нового Завета предвидели момент, когда их книги будут собраны воедино и образуют нечто похожее на современный канон. Сомневаюсь, что такая мысль вообще приходила им в голову. Но факт осознания ими своего странного и неповторимого призвания писать книги, черпая вдохновение в Иисусе и Святом Духе, и таким образом способствовать росту и развитию церкви, не подлежит сомнению.

Богатое многообразие канона кажется противоречивым лишь с точки зрения наиболее поздних, искажающих истину взглядов и учений

Это, конечно же, не означает, что все ранние христианские писатели говорили об одном и том же. Мало кто сегодня решится отрицать богатое многообразие их трудов. Однако, как нам предстоит убедиться, многочисленные обвинения не просто в разнообразии, а в явной противоречивости отнюдь не являются результатом историчеких исследований. Они возникают вследствие привнесения в текст ПОНЯТИЙ, характерных для гораздо более поздней западной мысли (например, XVI или XIX веков). Очевидным примером служит идея о том, что книга, проповедующая оправдание по вере, не может одновременно говорить о суде по делам или, тем более, о том, что теперь называется возвышенным представлением о церкви. Другим примером является якобы существующее противоречие между провозглашением Иисуса Мессией (иудейское понятие) и объявлением его Господом (предположительно, языческий термин). Подобные оценки на протяжении последних двухсот лет заставили многих сделать поспешные выводы о противоречиях, содержащихся в Новом Завете. Однако тот факт, что западные богословы не видят соответствия между его различными частями, еще не означает наличия такой же проблемы в первом веке. Многие другие «спорные» вопросы последовательности и взаимодополняемости каноничных книг принадлежат к тому же типу. Те из них, что по–прежнему находятся в центре внимания, следует скорее считать пищей для размышлений, а не отрицанием удивительной последовательности новозаветного повествования (см. главы 8 и 9).

Ранние христиане выработали многослойное прочтение Ветхого Завета — не произвольное, а отражающее их восприятие церкви как народа нового завета и его места в непрекращающейся истории

Именно благодаря уверенности в том, что история Израиля нашла свое логическое завершение в Иисусе, ранние христиане выработали глубокое, многослойное и богословски обоснованное прочтение Ветхого Завета. Они не подвергали сомнению тот факт, что Ветхий Завет был и остается книгой, дарованной Богом своему народу — народу завета, стоявшему у истоков осуществления Божьего замысла в отношении всего мира, из которого произошел Мессия, Иисус. Но они с самого начала читали древние писания по–новому. В частности, они признали, что некоторые части Писания не имели отношения к их дальнейшей жизни. Эти части не были плохи или менее богодухновенны, однако они принадлежали к более раннему периоду истории, которая теперь достигла своей кульминации.

Именно это помогает нам понять, как воспринимали Ветхий Завет ранние христиане и в каких целях его использовали новозаветные авторы. Вновь и вновь мы слышим обвинения в адрес авторов Нового Завета (а также их предшественников по устной проповеди и традиции) в том, что они, якобы, относились к Ветхому Завету как к коллекции лоскутков, из которой они брали понравившееся и отбрасывали все неподходящее. В последние десятилетия это утверждение используется в качестве аргумента в пользу такого же подхода к Новому Завету (не говоря уже о Ветхом!) его читателями. Однако эти заявления совершенно неоправданны и являются следствием недопонимания того, как ранние христиане воспринимали и использовали Писание.

Ранние христиане представляли собой обновленный Израиль — народ, преображенный в Иисусе и Святом Духе в многонациональное сообщество людей, не ограниченное географическими рамками и призванное служить всему миру. Поэтому они очень быстро пришли к соответствующему — и ни в коей мере не произвольному — осознанию как связи между ветхозаветными временами и их собственной эпохой, так и различий между ними.( Это, однако, не имеет ничего общего с фантазиями «диспенсационалистов» и с предпринятыми ими попытками периодизации) Эта тема нуждается в более подробном рассмотрении.

Использование Писания в ранней церкви

Первым христианам очень скоро пришлось задуматься о связи и различиях между двумя заветами. Ранние споры о праве язычников принадлежать к Божьему народу (следовало ли подвергать их обрезанию? следовало ли обязывать их cобладать иудейские законы касательно пищи и празднования субботы?) вылились в подробное выступление, озвученное Павлом во 2–й и 3–й главах Послания к Галатам. В нем говорилось, что Моисеевы законы, выделявшие иудеев из их языческого окружения, подлежат отмене, поскольку Бог исполнил обещание, данное им Аврааму, и образовал единую многонациональную семью верующих. Павел не отрицал пользы этих установлений, однако Бог дал их иудеям с особой целью, которая теперь оказалась достигнутой. Та же ситуация повторяется и в других случаях. Вступление в действие нового завета в Иисусе и Святом Духе заставило христиан задуматься, в каком смысле это было возобновлением уже существовавшего завета, а в какой мере «новый» означало «отличный от прежнего». Павел сам отмечал герменевтическую напряженность, возникшую в результате обновления завета: праведность Божья явилась независимо от закона, хотя о ней свидетельствуют закон и пророки (Рим. 3, 21).

Это помогает нам проследить связи и различия, которые ранние христиане отмечали между своей эпохой и древним Израилем. Связь, или целостность можно наблюдать, например, в том, что ранние христиане сохранили веру в божественное сотворение мира; во взятое на себя Богом нерушимое обязательство покончить со злом; в завет, заключенный с Авраамом, в рамках которого Бог собирался осуществить свой вселенский замысел; в призыв к святости, к истинной и обновленной человечности, противопоставленной бесчеловечному миру языческого идолопоклонства и безнравственности. Хотя, конечно, в первом веке многие считали, что святость эта требует строгого соблюдения иудейских законов. Но в этом случае она переходит в следующую категорию.

Очевидных примеров различий, или разрыва межзаветной целостности — бесчисленное множество. Древние иудейские законы об очищении потеряли свою значимость в сообществе, куда язычники были допущены наравне с иудеями (Мк. 7; Деян. 15; Гал. 2). Иерусалимский храм и происходившие в нем жертвоприношения перестали находиться в центре общения Бога со своим народом (Мк. 12, 28–34; Деян. 7; Рим. 12,1–2; Евр. 8–10). Более того, в Новом Иерусалиме даже вовсе не будет храма (Отк. 21–22 что еще удивительнее, поскольку в основании этого отрывка лежит кульминационный момент книги Иезекииля, в котором воспевается не что иное, как Храм). Закон о субботе отменен (Рим. 14, 5–6) и более того, его соблюдение противоречит евангелию (Гал. 4,10). Святой земли больше нет Рим. 4,13 Павел предлагает новую трактовку данного Аврааму обетования. Бог обещал патриарху не отдельный и клочок земли, а целый мир, предвидя обновление всего творения, как сказано в Рим. 8. Возможно, наибольшее значение имеет падение стены, разделявшей иудеев и язычников (см. все Послания Павла, в частности краткое обобщение в Еф. 2, 11–22). Осознать все это ранним христианам помогло отнюдь не желание бесцеремонно отбросить неугодные им отрывки Ветхого Завета. Им было свойственно глубокое, обоснованное как с богословской, так и с практической точки зрения понимание того, что Иисус Христос подвел итог всему Писанию (Мф. 5, 17 — отрывок, кратко обобщающий содержание всего Евангелия; Рим. 3, 31; 2 Кор. 1, 20). Бог уже заключил новый завет со своим народом, началось обновление всего творения, а значит, все теперь пойдет по–другому. Иоанн выразил эту мысль в предложении, которое до сих пор не дает покоя комментаторам. «Закон, — пишет он, — дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (1,17). Следует ли понимать эти слова как: «Но благодать и истина произошли чрез Иисуса Христа» или же более уместен союз «а»? Все содержание Евангелия указывает на то, что Иоанн намеренно оставил этот вопрос открытым.

Использование Ветхого Завета ранними христианами в точности отражает эту двойственную позицию. Ветхий Завет уже не мог выполнять свою прежнюю роль в христианском сообществе именно потому, что теперь в центре внимания находился неповторимый подвиг Иисуса Христа. Христианство не повторяет уже прочитанных страниц истории, та же как не повторяет оно и подвиг Иисуса. Мы благодарны за них и продолжаем строить на их основании. С самого чала в служении Иисуса и в деятельности Павла мы находим указания на то, что исполнение ветхозаветных пророчеств ознаменовало собой новый этап в истории, новое действие в пьесе. Тяжеловесные измышления Маркиона (якобы, в Ветхом и Новом Заветах речь идет о разных Богах), равно как и близкие к ним с богословской точки зрения заявления реформаторов (Строгое противопоставление закона и евангелия, сводящееся, по словам Лютера (который, впрочем, понимал, что все обстоит не так просто), к следующему утверждению: «Моисей не имел ничего общего с Христом».) не отдавали должного глубокому осознанию ранними христианами реальности продолжения жизни под властью всего Писания, но с учетом представленной выше многоступенчатости. Тем же недостатком страдают и прагматичные, безапелляционные заключения некоторых других писателей XVI и XVII веков, которые, признавая упразднение общественных и ритуальных законов, настаивали на сохранении законов нравственных, забывая о том, что большинство древних иудеев никогда не согласилось бы с подобным разделением.

 Попробуем проиллюстрировать то, как уживаются вместе связь и различия между двумя заветами: переплыв бескрайний океан и ступив, наконец, на долгожданный берег, путешественники оставляют корабль и продолжают свой путь по суше. Так происходит не потому, что корабль стал негоден или маршрут был выбран неправильно. Просто корабль уже исполнил свое предназначение. На новом же, сухопутном этапе своего путешествия его участники остаются —и об этом нельзя забывать — людьми, переплывшими тот самый океан на том самом корабле.

Пожалуй, лучшим примером такой цепочки рассуждений в Новом Завете является один из самых ранних: Гал. 3,22–29. Здесь Павел утверждает, что с точки зрения Бога Моисеев закон имел особое предназначение, которое теперь исполнилось. Этот закон утратил свое значение как определяющий фактор в жизни сообщества верующих не по причине своей негодности, а именно потому, что он уже сослужил свою службу. Однако, как указывает весь текст Послания, Божий народ, переживший обновление в Иисусе и Святом Духе может и не должен забывать уже пройденный ими путь.

Новый Завет ведет диалог со всей человеческой культурой

Итак, Новый Завет стал письменным выражением слова, определявшего жизнь первых христиан во всей ее полноте, которую они впервые открыли для себя именно с его помощью. С самого начала было ясно, что это слово оказало и продолжает оказывать свое влияние на человеческую жизнь, культуру, взгляды и устремления. Силой Свято Духа текст новозаветных книг — воплощение живого слова раннего евангелия — стал средством, с помощью которого единый Бог–Творец вновь заявил свои права на вселенную. В этом качестве Новый Завет предлагал путь к истинно человеческой жизни, вступая при этом в резкое противоречие с другими представлениями об истинной человечности. Это был путь к исполнению Божьего замысла в отношении Израиля. Однако он противоречил другим толкованиям, не позволившим многим иудеям признать Иисуса Мессией. Подобно притчам самого Иисуса, ранние христианские писания изменили существовавшие представления о том, какие вопросы были по–настоящему важными и где искать на них ответы.

Суть сказанного в том, что нельзя просто взять и возвысить или осудить один компонент любой культуры, древней или современной. Ранние христиане позаимствовали многое из иудейского мира, тогда как от многого другого им пришлось отказаться по серьезным богословским причинам. В языческом мире также были моменты, которым нашлось применение в контексте раннего христианства. Павел призывал «пленять всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10, 5), предполагая глубокую общность между мирским восприятием добра и зла и тем, которого придерживается христианская церковь (Рим. 12,9; 17; Флп. 4,8). Однако, независимо от той (возможно, определяющей) роли, которую некоторые элементы культуры играли на протяжении даже многих веков, церковь тем не менее по праву их отвергла. Вспомните Артемиду Ефесскую и восстание ремесленников, в центре которого оказался Павел. Слово, устное и письменное, призывает людей к доставшемуся дорогой ценой искуплению и обновлению через единение со смертью и воскресением Христа в крещении и стремление жить, отражая образ Бога–Творца. Мы вновь и вновь убеждаемся, что именно апостольская проповедь, в конце концов, нашедшая свое выражение в новозаветных писаниях, помогала ранним христианам разобраться в сложных взаимоотношениях между окружавшей их культурой и путем, которым следует обновленное человечество.

Все это не имеет ничего общего с авторитарным провозглашением неких «господствующих» нравственных принципов, навязанных ранней церкви извне властью того или иного деспота. Речь идет о необходимости рассматривать обновление человека как начало процесса, в ходе которого Бог окончательно уничтожит в мире всякое зло, вызвав к жизни новое творение. Итак, по убеждению ранних христиан, Божье слово силой Святого Духа продолжало действовать, в сообществе верующих, дабы подвиг Иисуса нашел свое практическое воплощение, и царство Божье окончательно утвердилось во всем мире. Кратко обобщая сказанное, можно заключить следующее: Новый Завет документально фиксирует вновь заключенный договор Бога со своим народом. Это книга, лежащая в основании нового прочтения истории, посредством которого происходит рождение и преображение христиан в Божий народ, призванный служить всему Божьему миру. Таково наследие, завещанное нам ранними христианами для последующих размышлений о том, что на практике означает авторитет Писания в наше время.