3. Всеоружие Божье (ст, 13–20)
3. Всеоружие Божье (ст, 13–20)
Цель облачения во всеоружие Божье состоит в том, чтобы можно было стать против козней дьявольских (ст. 11) и дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолевши, устоять. Итак станьте… Это многостороннее ударение на словах «стать» или «противостать» указывает на заботу Апостола о силе духа, о крепости христиан. Колеблющиеся христиане, не утвержденные во Христе, составляют для дьявола легкую добычу. Именно поэтому Павел хочет видеть их сильными и крепкими настолько, чтобы они оставались тверды и непреклонны даже при встречах с дьявольскими кознями (ст. 11) и даже в день злый, то есть во время особенно серьезных испытаний. Для этого нам необходимо всеоружие Божье.
Выражением всеоружие Божие переводится греческое слово panoplia, что буквально значит «полная экипировка пешего воина» (АГ), хотя «здесь подчеркивается скорее священность, чем полнота обмундирования»[248]. Дело в том, что эта амуниция «выкована и доведена до совершенства» Богом[249]. В Ветхом Завете Бог, Господь воинств Небесных, сражается, чтобы отомстить за Свой народ: «Он возложил на Себя правду, как броню, и шлем спасения на главу Свою» (Ис. 59:17). И сегодня это всеоружие по–прежнему принадлежит Ему, только теперь Он делит его еще и с нами. Мы должны надеть доспехи, взять оружие и готовиться к битве с силами зла.
Павел описывает шесть основных деталей солдатского обмундирования: пояс, броню, обувь, щит, шлем и меч. Он сравнивает их с истиной, праведностью, благовестием миру, верой, спасением и словом Божьим, которые призывают нас к борьбе с силами тьмы. Павел очень хорошо знал римских солдат — он встречал их во время своих миссионерских путешествий. А Послание к Ефесянам Апостол писал под арестом (ст. 20), то есть с ним постоянно находился один из римских воинов. И хотя маловероятно, чтобы «телохранитель» Павла пребывал во всеоружии, подобно сражающемуся на поле битвы, все же его присутствие могло навести Апостола на мысль о таком сравнении,
В 1655 году один из пуритан, Уильям Гарнал, «пастырь церкви Христовой в Л авенхеме, в Стаффолке» (так он называет себя), опубликовал свой трактат «Христианин во всеоружии». Подзаголовком была фраза, для прочтения которой требуется набрать в легкие побольше воздуха: Война святых с дьяволом, в которой обнаруживается, как велик враг Бога и людей в своем влиянии, силе, могуществе своей империи, злобе и, главное, что он имеет против святых; открытая книга, откуда христианин берет свое оружие для этой битвы и учится использовать это оружие; вместе с радостными темами обо всей войне. Посвящая книгу своим прихожанам, автор говорит о себе как об их «немощном» и «недостойном» слуге, а о своем трактате как о «малой лепте» и «небольшом подарке» для них. Тем не менее имеющееся у меня издание 1821 года состоит из трех томов, 261 главы и 1472 страниц, хотя речь в нем идет лишь об одиннадцати стихах.
Позвольте же мне дать вам почувствовать духовность Гарнала. О Божьем оружии он пишет так: «На небесах мы появимся не в воинском облачении, но в одеждах славы; здесь же их (т. е. все перечисляемые части вооружения) необходимо носить день и ночь; мы должны ходить, работать и спать в них, иначе мы не будем истинными солдатами Христа»[250]. Мы должны быть стойкими и бдительными и никогда не поддаваться своим слабостям, ибо «время, когда святые спят, есть время, когда сатана искушает; всякая муха осмелится ползать по спящему льву»[251]. И он приводит в пример Самсона (чьи волосы были обрезаны Далилой во время сна), Саула (чье копье Давид украл именно тогда, когда Саул спал), Ноя (которого оскорбил его же собственный сын, когда он спал, напившись вина) и Евтиха (заснувшего во время проповеди Павла).
Доктор Мартин Ллойд–Джонс уже в наши дни о тех же самых одиннадцати стихах написал прекрасную, понятную всем книгу под названием «Христианская война и христианин–солдат»[252], выпущенную в двух томах, объемом в 736 страниц. Первый том, полный мудрых наблюдений опытного пастыря, повествует о «кознях дьявольских». Описывая некоторые из вражеских приемов ведения войны против народа Божьего (затрагивающих три сферы — разум, опыт и поведение), автор доказывает, что нужно постоянно быть начеку.
Первая часть снаряжения, упоминаемая Павлом, есть пояс истины: станьте, препоясавши чресла ваши истиною (ст. 14). Солдатский пояс или ремень, обычно изготавливаемый из кожи, нужно считать скорее одеждой, нежели оружием. И все же это была очень важная деталь: он поддерживал тунику, а также использовался для ношения меча — он позволял солдату идти, не путаясь в одеждах и оружии, придавал солдату ощущение силы и уверенность. Это живо и до сих пор. Фраза «затянуть пояс» может означать не только призыв к терпению во время нехватки пищи, но также призыв быть готовыми к активным действиям (то есть «собраться с силами»).
Поясом для христианина служит истина. Толкователи ранней церкви обычно рассматривают ее как «откровение Бога во Христе и Писании», ведь только такая истина может противостать лжи дьявола и освободить нас (ср.: Ин. 8:31—36,43—45). Павел несколько раз говорит в Послании к Ефесянам о важности и силе истины (напр.: 4:21; 5:6—9). Однако другие комментаторы, обращая внимание на отсутствие в греческих манускриптах определенного артикля перед словом «истина», предпочитают толковать это слово как «искренность» или «честность» (НАБ). Разумеется, Бог требует «истины в сердце», и христиане должны быть честными и искренними, чего бы им это ни стоило (Пс. 50:8; Еф. 4:15,25). Обманывать, лицемерить, замышлять интриги и затевать скандалы — все это значит играть в дьявольскую игру. Мы никогда не сможем победить его, играя по его правилам. Более всего дьявол ненавидит истину — он любит тьму, свет же обращает его в бегство. Честность по отношению к самому себе есть то неотъемлемое качество, без которого не может быть ни духовного, ни умственного здоровья христианина.
Возможно, мы поступим неправильно, выбрав один из этих двух взглядов на истину. Гарнал мудро заметил: «Некоторые под истиной подразумевают истинность доктрины; другие обозначат этим словом правдивое сердце, искренность; но, думается мне, лучше поступят те, которые совместят оба значения.., ведь не бывает одного без другого»[253].
Вторым предметом христианского вооружения Павел называет броню праведности (ст. 14). Некоторые исследователи заметили, что в Божьем всеоружии, несмотря на существование брони, которую обычно понимают как нагрудную пластину, отсутствует предмет для защиты спины. Исходя из этого, они утверждали, что мы должны смело идти навстречу нашему врагу, а не бежать от него, открывая незащищенную спину. Джон Беньян говорит об этом в «Путешествии Пилигрима». «Когда Христианин достиг Долины Уничижения, «на него вдруг напал ярый враг, шедший к нему через поле. Имя ему — Аполлион. Страх начал овладевать Христианином… Он не знал— бежать ли ему прочь, или ожидать его на том месте, где стоял. Но тут он сообразил, что на спине нет у него брони для защиты и если он пустится бежать, то это будет выгодно врагу» который тотчас направит в него свои ядовитые стрелы. Поэтому он решился стоять на месте и ожидать его»[254]. Эта идея представляет собой неплохой духовный совет, но напоминает сомнительный пример библейской экзегетики, ибо солдатская броня очень часто прикрывала как грудь, так и спину и была основным элементом снаряжения для зашиты жизненно важных органов.
В одном из своих ранних писем Апостол Павел говорит о «броне веры и любви» (1 Фес. 5:8), но в нашем тексте, как и в Ис. 59:18, речь идет о броне «праведности». «Праведность» (dikaiosyne) в посланиях Павла очень часто, если не всегда, означает «оправдание», то есть Божью благую волю в деле оправдания грешников через Христа. Считается ли это броней христиан? Безусловно, нет другой более могущественной духовной защиты, чем правильные взаимоотношения с Богом. Быть оправданным Его благодатью через веру в распятого Христа, быть облаченным в праведность не свою, но Христову, стоять пред Богом не на месте осужденного, но принятого в семью — вот важная защита против угрызений совести и коварных атак зла, чье имя по–еврейски означает «противящийся» («сатана»), а по–гречески — «клеветник» (diabolos, «дьявол»). «Итак нет ныне никакого осуждения тем, которые ныне во Христе Иисусе… Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их. Кто осуждает? Иисус Христос умер, но и воскрес: Он и одесную Бога, Он и ходатайствует за нас» (Рим. 8:1; 33—34). В этом уверенность христиан в «праведности», т. е. в правильных взаимоотношениях с Богом через Христа; это мощная броня, данная нам для защиты от дьявольских обвинений.
Есть еще один отрывок, рассматривающий праведность как защиту: во 2 Кор. 6:7 Павел пишет об «оружии правды в правой и левой руке», что, очевидно, означает моральную праведность. Апостол использует слово «праведность» в том же смысле (для обозначения нравственной чистоты) в Еф. 4:24 и 5:9. Таким образом, броней христиан может называться праведность характера и поведения. Как взращивание истины становится путем отражения дьявольских нападок, так и взращивание праведности представляет собой путь сопротивления его искушениям.
Как и в случае с двумя возможными значениями «истины», мы вполне можем соединить два возможных значения «праведности», так как, согласно благовестию Павла, они тесно взаимосвязаны и проистекают одно из другого. Д. Д. Финдли сказал: «Умение полностью прощать прошлые обиды и честность характера, принадлежащие оправданной жизни, сотканы в неразрывное полотно»[255].
Следующим в нашем списке называется обувь благовестия. Согласно Марку Барту, среди комментаторов широко распространено мнение о том, что Павел «имел в виду caliga («полуботинки») римского легионера, которые делались из кожи, пальцы при этом оставались открытыми. У них были прочные, кованные подошвы, которые привязывались к щиколоткам и голени бесхитростно украшенными ремешками». Все это «позволяло солдату преодолевать большие расстояния… не сковывая его движений и предохраняя его ноги от скольжения»[256].
Итак, обувью христианина–солдата можно назвать готовность благовествовать мир (ст. 15). Словом «готовность» переведено греческое hetoimasia, которое также означает «утвержденность». Сомнения возникают лишь по поводу следующего слова, стоящего в форме родительного падежа. Если «благовествование» считать подлежащим, тогда все это место говорит о некоей твердости, или готовности, которую дает Евангелие тем, кто верит в него. Это подобно тому, как прочная обувь дает уверенность тем, кто носит ее. НАБ именно так и понимает этот отрывок и переводит: «Да будет обувь на ваших ногах благовестием мира, чтобы дать вам прочную основу». Конечно, если мы приняли Благую весть и радуемся миру с Богом и друг с другом, который эта весть приносит, у нас есть самая прочная из всех основа для битвы со злом.
Но родительный падеж может указывать и на дополнение[257]. В этом случае «готовность провозглашать радостную весть мира» называется обувью христианина (ББВ). Нет сомнений, что мы должны быть постоянно готовы свидетельствовать об Иисусе Христе как о миротворце Божьем (2:14—15), а также — как об этом пишет Павел в параллельном отрывке Послания колоссянам (Кол. 4:5—6) — давать кроткие, но «приправленные солью» ответы на задаваемые вопросы. Эта постоянная готовность не только оказывает благотворное влияние на нашу собственную жизнь, но также знакомит других людей с Благой вестью. Лично я склоняюсь больше к тому, что слово «благовестие» выступает в роли дополнения. Склонность моя определяется частично параллелью с Посланием к Колоссянам, частично негромким эхом с 2:17 («И пришед благовествовал мир») и с Ис. 52:7 («Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость, проповедующего спасение»). Как написал об этом Иоганн Блау, «миссионерское дело можно сравнить с парой сандалий, которые были даны Церкви, чтобы она могла встать на дорогу и постоянно идти, возвещая повсюду тайну Евангелия»[258].
В любом случае дьявол ненавидит Евангелие, потому что оно представляет собой силу Божью и освобождает людей от ига. Это актуально как для нас, принявших Его, так и для тех, с кем мы делимся Благой вестью, поэтому нам всегда необходимо носить обувь благовестия.
Четвертой частью нашей экипировки назовем щит веры (ст. 16), который мы должны взять «паче всего» (АВ). Это не значит, что щит следует считать самым важным оружием. Эти слова скорее должны переводиться «кроме всего этого», означая, что щит есть неотъемлемая принадлежность любого воина. Тем словом, которое использует Павел, называется не маленький круглый щит, который носило большинство солдат легкой пехоты, но длинный, продолговатый, размером 1,2 на 0,75 метра щит, который мог закрыть всего человека. По латыни его называли scutum. Щит «состоял… из двух слоев дерева, склеенных вместе и покрытых сначала льняным полотном, а затем кожей. Он был окован железом сверху и снизу»[259]. Этот щит брали для того, чтобы отбивать опасные зажигательные снаряды, особенно стрелы, у которых были просмоленные наконечники, поджигавшиеся перед выстрелом.
Что же тогда означает выражение раскаленные стрелы лукавого и каким щитом христианин может защитить себя? Стрелы лукавого, без сомнения, могут представлять собой его ложные (если мы укрыты во Христе) обвинения, разжигающие нашу совесть. Стрелами можно назвать также сомнение, непослушание, бунт, вожделение, страх и злобу. Но у нас есть щит, с помощью которого мы можем угасить или уничтожить все огненные стрелы, и это щит веры. Сам Бог — «щит уповающим на Него» (Пр. 30:5), и именно вера поможет нам найти в Нем убежище, ибо вера во времена сомнения и депрессии зиждется на обетованиях Бога и на силе Божьей во времена искушений. Аполлион пытался запугать Христианина: «Здесь же изблюешь душу свою». «И с этими словами,— продолжает Беньян,— он пустил прямо в грудь ему огненную стрелу Но Христианин проворно закрыл грудь щитом, бывшим у него в руке, и этим оградил себя от опасности»[260].
Шлем римского солдата, который значится следующим в нашем списке всеоружия, обычно делался из прочного металла, такого как бронза или железо. «Внутренняя отделка войлоком или другим мягким материалом позволяла выдерживать вес этого шлема. Ни топор, ни молот не могли пробить его. В некоторых случаях к шлему крепилось забрало»[261]. Шлем служил не только оружием защиты, но и украшением — некоторые из них украшались великолепными крестами или перьями.
Павел утверждал, что шлем христианина — это «шлем надежды спасения» (1 Фес. 5:8), выражая таким образом уверенность в будущем окончательном спасении. Здесь же (в Послании к Ефесянам) говорится лишь о шлеме спасения (ст. 17), который нам следует носить. Но независимо от того, считается ли наш головной убор знаком полученного спасения (прощение, освобождение от уз сатаны, принятие в семью Божью) или же символизирует личные ожидания полного спасения в судный день (включая славу Воскресения и подобие Христу на небесах), нет сомнения в том, что только Божья спасительная сила защитит нас от врага душ наших. Чарлз Ходж писал: «Факт спасения христианина украшает и защищает его, дает ему возможность пребывать в надежде и радости»[262]. И, можем мы добавить, христианин знает, что его спасение произойдет в конце.
Шестым и последним предметом всеоружия Павел называет меч (ст. 17). Изо всех шести составляющих нашей экипировки меч — это единственное оружие, пригодное не только для защиты, но и для атаки. Более того, когда мы говорим об атаках, мы подразумеваем скорую встречу с врагом. Здесь использовано слово machaira, т. е. короткий меч. Это меч духовный, тут же определяемый как слово Божие, хотя в Книге Откровения мы видим, как он появляется из уст Христа (Отк. 1:16; 2:12; 19:15; ср:. Ис. 11:4; Ос. 6:5). Это понятие вполне может включать и слова защиты, и слова свидетельства, которые, как обещал Иисус, Дух Святой вложит в уста Его последователей, когда их будут отдавать в судилища и поведут к правителям (Мф. 10:17–20). Выражение «слово Божие» заставляет нас понимать Библию не просто как книгу «божественного» происхождения. И по сей день Писание служит Божьим мечом, ибо Бог все еще использует его для того, чтобы пробивать барьеры непонимания, чтобы проникнуть до сознания человека и пробудить его духовное начало. Господь дает Свой меч и в наши руки, чтобы мы могли с его помощью сопротивляться искушениям (как это делал Иисус, цитируя Писание во время искушения в пустыне), а также благовествовать. Каждый благовестник, будь то проповедник или свидетельствующий человек, знает, что слово Божье обладает огромной силой, что оно «острее меча обоюдоострого» (Евр. 4:12). Не нужно стыдиться использовать его и всегда стоит помнить, что Библия — меч наш духовный. По мнению Е. К. Симпсона, эта фраза говорит о «разящей силе Писания… Но неправильно понятая Библия — как «сломанный меч»[263].
И вот шесть частей собраны вместе и составляют всеоружие Божье: пояс истины и броня праведности, обувь благовестия и щит веры, шлем спасения и духовный меч. Хотя именно Бог называется источником этой «духовной экипировки», все же именно мы должны взять ее, надеть и использовать против сил зла. Более того, мы должны быть уверены в том, что облачились в каждое из них и не пропустили ни одной детали. «Наш враг может подойти с любой стороны. И мы должны держать оружие и в правой и в левой руке»[264].
В самом конце Павел добавляет молитву (ст. 18—20). Быть может, мы не рассматриваем ее как еще одну, пока не названную часть оружия, но она должна наполнять нас собою во время нашей духовной брани. Облачаясь во всеоружие Божье, мы выполняем не просто механические действия, но выражаем нашу зависимость от Бога, другими словами, молимся. Более того, эта молитва происходит в Духе, навеянная и ведомая Им, и как слово Божье — это «меч духовный», которым действует Сам Дух. Так Писание и молитва представляются теми главными орудиями, которые Дух Святой вкладывает в наши руки.
Преобладание христианской молитвы можно прекрасно понять. Она включает в себя четыре категории, объединенные использованием слов «всегда», «всякий», «всех». Мы должны молиться во всякое время (регулярно и постоянно), всякою молитвою и прошением (Бог не призывает нас придерживаться строгих формулировок, Он Сам — Дух и, следовательно, не вписывается ни в одну из формул), со всяким постоянством (потому что нам, подобно хорошим солдатам, необходимо быть на страже и никогда не сдаваться и не засыпать), о всех святых (т. к. желание единства нового Божьего общества, которое было темой всего этого письма, должно отражаться и в наших молитвах). Большинство же христиан молятся иногда, какими–то определенными молитвами и с некоторым постоянством, за некоторых детей Божьих. Но если мы изменим нашу молитвенную жизнь так, чтобы при ее описании слова «иногда», «как–то», «за некоторых» изменились на слова «всегда», «всяко», «за всех», то молитва откроется нам в совершенно новом измерении. Только тогда, когда Христианин «увидел нечто похожее на отверстие ада» в Долине Тени Смертной, увидел пламя и дым, которые с силой выбивались оттуда, искры, разлетавшиеся во мраке, и услышал ужасный вой, он вложил меч в ножны и взялся за другое оружие, называемое «Молитва» и воскликнул: «О Господи, молю Тебя, избавь душу мою!»[265]
Думаю, самым важным становится повеление бодрствовать и, следовательно, стараться (ст. 18). Это повеление восходит к учению Самого Иисуса: Он подчеркивал необходимость бодрствования и бдительности в свете неожиданных событий — как Его прихода (Мк. 13:33 и дал.; Лк. 12:37 и дал.), так и испытаний искушениями (Мк. 14:34—38). Подчас кажется, что Он постоянно напоминал об одном и том же: «Смотрите, бодрствуйте». Апостолы так же вторили Ему: пожелание «Бодрствуйте!» звучало основным призывом к всеобщей бдительности (1 Кор. 16:13; ср.: Отк. 3:2—3). Это вызвано отчасти тем, что дьявол всегда рыщет подобно льву, а лжеучителя — подобно лютым волкам (1 Пет. 5:8; Деян. 20:29–31), отчасти заботой о том, чтобы возвращение Господа не застало нас врасплох (1 Фес. 5:1—8; Отк. 16:15), а главное — нашей привычкой впадать в сон тогда, когда нам следовало бы молиться (ст. 18; Кол. 4:2). «Будьте бдительны и молитесь»,— настаивал Иисус. Именно непослушание этому повелению привело Апостолов к предательству и неверности. Подобное непослушание вызывает те же чувства и сегодня. С молитвой мы ожидаем Господа и обновляемся в силе. Без молитвы мы слишком слабы, чтобы противостать могуществу сил зла.
Молитесь… и о мне (ст. 19). Павел был достаточно мудрым человеком и понимал, как необходимы ему силы для борьбы со злом, поэтому он кротко просит своих друзей молиться с ним и о нем. Сила, в которой он нуждался, требовалась ему не только для личного противостояния дьяволу, но и для служения благовестия, которым он избавлял людей от власти дьявола. Это было частью его первоначального поручения, когда воскресший Иисус наказал ему приводить людей «от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу» (Деян. 26:18). Более того, даже находясь во время написания этого Послания под домашним арестом и не имея возможности продолжать миссионерское служение, Павел не покинул поля битвы. Он чувствовал потребность свидетельствовать и свидетельствовал своим постоянным посетителям и солдатам, охранявшим его и сменявшим друг друга каждые несколько часов. С ним были многие, включая беглого раба Онисима, которого он привел к вере во Христа. Евангелист Лука рассказывает об иудейских вождях, «очень многие» из которых приходили к нему и слушали, как он излагал им «от утра до вечера… о Царствии… и… об Иисусе». Лука также отмечает, что «некоторые убеждались словами его» (Деян. 28:17,23—24). Труд Павла по благовестию продолжался. Ибо «целых два года» он «принимал всех, приходивших к нему, проповедуя царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе». Причем делал он это «со всяким дерзновением невозбранно» (Деян. 28:30–31).
Особенно следует обратить внимание на последнюю фразу. Словом «невозбранно» переводится здесь греческое выражение «со всей parresia». Parresia первоначально означало свободу слова, которой пользовались граждане Греции. Затем это слово стало обозначать «откровенность, понятность речи, в которой ничего не утаивается и ничего не упускается», наряду со «смелостью, уверенностью, дерзновением, бесстрашием, особенно в присутствии человека более высокого положения» (АГ). Именно об этом Павел просит эфесян молиться. Свобода — вот чего он так жаждет, но свободы он желает не в смысле освобождения из заключения, а для проповеди Евангелия. Поэтому он употребляет слово parresia дважды (сначала как существительное, а затем как глагол) в выражении устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовестил (ст. 19), дабы я смело проповедывал, как мне должно (ст. 20). Та Благая весть, которую он провозглашает, по–прежнему называется тайной, потому что она стала известна через откровение и зиждется на единстве евреев и язычников во Христе. Двумя основными чертами он хочет охарактеризовать провозглашение этой тайны: «открытостью» (ст. 19) и «дерзновением» (ст. 19—20).
Первое из этих двух слов как будто означает ясный смысл проповеди Павла, а второе — его храбрость. Он ревностно желает не упустить чего–либо из–за путаной речи и ничего не сокрыть, пойдя на трусливый компромисс. Ясность и смелость остаются насущно необходимыми для христианского благовестия, потому что они относятся к содержанию проповедуемой вести и к стилю ее изложения. Некоторые проповедники обладают даром ясности изложения, но их проповеди недостает содержания — оно выхолащивается из–за страха. Другие же храбры, никого не боятся и ничего не упускают, но то, что они говорят, очень часто звучит сумбурно и приводит слушающих в замешательство. Ясность без смелости подобна сиянию солнца в пустыне: изобилие света, но нет ничего, на что стоило бы посмотреть. Смелость же без ясности подобна прекрасному пейзажу в ночное время: разнообразие интересного, но нет света, чтобы можно было наслаждаться этим разнообразием. Сегодня на всех кафедрах мира приветствуется сочетание ясности и смелости, «открытости» и «дерзновения». Павел просит эфесян молиться, чтобы все это дано было ему. Апостол осознавал, что эти качества — дар Божий.
И мы также должны присоединиться к молитве за пастырей и проповедников нашей церкви.
Ради этого благовестия Павел стал исполнять посольство в узах (ст. 20). Выше в этом же письме он говорит о себе как об «узнике… за вас язычников» и как об «узнике в Господе» (3:1; 4:1). Он называет три причины своего заключения: благовестие, Господь и язычники. Но все эти причины можно объединить в одну, ибо Благая весть, которую он проповедовал, была доверена ему Господом и целью ее было включение язычников в новое общество. Благовествуя во всей полноте, он был верен и Евангелию, и Господу, который открыл ему это Евангелие, и язычникам, которые приняли благословение Евангелия. Его верность стоила ему свободы. Возможно, он испытывал искушение пойти на компромисс, чтобы получить освобождение, ведь «заключение несет свое собственное, ни на что не похожее искушение — преклониться из страха человеческого»[266]. Но если это и было так, ему была дана благодать, чтобы выдержать это испытание. «Павел считает себя посланником Иисуса Христа, имеющим полную власть представлять своего Господа в имперском суде Рима»[267]. Как же он мог постыдиться своего Царя или испугаться свидетельствовать во имя Его? Нет, он гордился своей ролью посла, несмотря на то что он был не совсем обычным послом, а «посланником в узах». Возможно даже, что он умышленно обыгрывает этот парадокс. Марк Барт пишет: «Термин «узы» (alusis) означает также и (золотые) украшения, которые носили на шее и на запястьях богатые дамы и высокопоставленные мужи. В торжественных случаях послы также носили подобные цепи, чтобы показать свое положение, силу и достоинство того правительства, чьи интересы они представляли. Служа Христу распятому, Павел считает тюремные железные цепи самыми подходящими регалиями представителя Господа»[268]. Более всего Павла заботит не желание освободить свои запястья от цепей, а возможность свободно свидетельствовать, чтобы беспрепятственно распространять Евангелие. Об этом он молится и об этом просит молиться эфесян. Против такой молитвы бессильны любые начальства и власти.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.