III

III

После Бодхидхармы главой дзэн-буддийского движения стал Эка (487-593 гг.). Уже до того, как он пришел к учителю за наставлением, он был эрудированным ученым, знакомым не только с китайской классикой, но и с буддийским учением. Однако никакое знание не удовлетворяло его. Ему казалось, что он уже достиг своего рода просветления на своем пути и хотел, чтобы Бодхидхарма подтвердил его достижение. После того, как он покинул учителя, он не сразу стал проповедовать, а скрывался сначала в низших слоях общества. Он, очевидно, не хотел чтобы люди видели в нем великого и мудрого жреца. Однако при всяком удобном случае он не отказывался от скромной проповеди доктрины дхармы. Он отличался спокойствием, скромностью и отсутствием желания показать себя. Но однажды он вел беседу о дхарме у ворот храма, в котором в то же самое время проповедовал местный священнослужитель, ученый и всеми почитаемый. Однако народ покинул почтенного проповедника и окружил ученого монаха в лохмотьях и без каких-либо внешних признаков принадлежности к духовному сану. Это вызвало гнев высокого священника, и он обвинил нищего монаха перед властями в том, что он проповедует ложную доктрину. После этого Эку арестовали и казнили. Он не стал отрицать своей вины, а спокойно признал ее, сказав, что он должен был уплатить долг по закону кармы. Это произошло в 593 году, и ему было тогда сто шесть лет.

По словам Досэна, красноречие Эки было преисполнено сердечной теплоты и не облекалось грубым покровом учености. Когда он проповедовал дзэн в крупных городах, те, кто не мог подняться выше «буквы, которая убивает», принимали его учение за ересь или бессмысленную доктрину. Особо можно отметить мастера медитации по имени Докан, у которого было около тысячи последователей. Он сразу же стал подвергать Эку всяческим нападкам. Однажды он послал одного из своих учеников к учителю дзэна, вероятно, с намерением выяснить, что в действительности представляет собой этот человек. Но как только ученик познакомился с учением этого так называемого «еретика», он был так сильно очарован его личностью, что стал приверженцем дзэна. Докан послал другого ученика, чтобы тот вернул первого, но и с ним случилось то же самое. Несколько других учеников были один за другим посланы, но все с тем же результатом. Позже, когда Докан случайно встретил своего первого ученика, он спросил: «Почему это мне пришлось посылать за тобой столько людей? Разве я не открыл тебе глаза тем, что так за тебя волновался?» Его умный ученик, однако, загадочно ответил: «Мои глаза были с самого начала открыты, да вот ты мне мешал правильно видеть». Это вызвало гнев учителя, и именно благодаря его козням, пишет Досэн, Эку стали официально преследовать. Это описание, источником которого послужили «Биографии» Досэна, отличается от версии «Истории» Догэна, но общим у них является то, что Эка представлен мучеником, страдающим от своих врагов.

Нет никакого сомнения в том, что в учении дзэна, которое проповедовал Бодхидхарма и его первый ученик Эка, было нечто недоступное пониманию большинства буддистов того времени, ограничивающихся абстрактной метафизикой, упражнениями, успокаивающими ум, или только моральной стороной вопроса. В отличие от них учителя дзэна подчеркивали необходимость самостоятельного постижения истины посредством пробуждения внутреннего сознания, не считаясь даже, если потребуется, с каноническим учением, содержащимся в различных сутрах и шастрах, переводы которых тогда были уже распространены. Все это, вероятно, не нравилось буквоедам и консерваторам.

Подобно Бодхидхарме, Эка не оставил никаких письменных трудов, хотя нам известно из биографий этих двух учителей, что они оба составили сборник из своих проповедей, а Эка даже привел их в какую-то «систему». В связи с этим следует отметить, что, вероятно, существовал особый сборник проповедей и писем Эки, которые, очевидно, были составлены его учениками и приверженцами до того, как они были записаны и тщательно проверены самим автором. Что касается Бодхидхармы, то, согласно Досэну, его высказывания также, по всей видимости, были распространены в те времена. Однако мы можем составить себе кое-какое представление об учении Эки из следующих отрывков, дошедших до нас. Один мирянин по имени Ко, бывший приверженцем учения Эки, написал учителю следующее письмо: «Тень преследует человека, а звук порождает эхо. Изнурив свое тело в погоне за тенью, человек не знает, что тень — это порождение тела. Он не знает также, что эхо нельзя подавить повышением голоса, так как именно голос его и производит. Подобным образом того, кто, стремясь к нирване, подавляет желание и страсти, можно сравнить с человеком, гоняющимся за своей собственной тенью, а того, кто стремится к совершенству Будды, считая, что оно не зависит от природы живых существ, с тем, кто молчит, но все же желает услышать эхо, произведенное его же голосом. Поэтому и просветленный и невежда идут одной и той же дорогой: мудрец нисколько не отличается от профана. Мы даем название тому, что не имеет никакого названия, однако мы основываем свои суждения на этих названиях. Мы создаем теории там, где они неуместны, и созданные нами теории вызывают споры и разногласия. Все это — призраки, лишенные реальности. Кто может сказать, где правда? Все они пусты и бесплодны: кто знает, что существует и чего не существует? Таким образом, приходится признать, что наше достижение действительно не есть достижение, а потеря также не есть потеря. Я изложил свою точку зрения, и если я ошибаюсь, то, пожалуйста, направьте меня на истинный путь».

На это Эка ответил: «Ты поистине понял, что такое дхарма: глубочайшая истина заключается в принципе единства. Вследствие неведения человек принимает драгоценный камень за осколок кирпича, но смотрите же, как только он внезапно пробуждается и достигает просветления, он видит, что перед ним действительная драгоценность. Невежда и просветленный в сущности одно: в действительности не следует искать различий между ними. Следует знать, что все веши таковы, каковы они есть. Те, кто усматривает в мире двойственность, достойны сожаления, и именно им я посвящаю это письмо. Если мы знаем, что ничто не отделяет это тело от Будды, то какой смысл тогда искать нирвану (как нечто, находящееся вне нас самих)».

После Эки Третьим патриархом дзэн-буддизма был Сосан (606 г.). Вот какой разговор состоялся однажды между ним и его учителем. Как повествует «История», мирянин лет сорока, страдавший фэн-ян (некоторые полагают, что это была проказа), пришел к Эке и сказал:

«Я страдаю фэн-ян, умоляю, очисти меня от грехов».

«Принеси мне свои грехи сюда, — сказал Эка, — и я очищу тебя от них».

Мирянин помолчал немного, а потом, наконец, сказал:

«Когда я ищу их, они исчезают».

«В таком случае, я тебя уже совсем очистил. Отныне ищи убежища в Будде, дхарме и сангхе (братстве) и пребывай в них».

«О учитель, — спросил Сосан, — я знаю, что ты принадлежишь к братству, но разъясни мне пожалуйста что такое Будда и дхарма?»

Учитель ответил: «Ум — это Будда, ум — это дхарма: Будда и дхарма едины. То же самое можно сказать и о братстве».

Это удовлетворило ученика и он сказал: «Сегодня я впервые понял, что грехи не внутри, не снаружи и не в середине, то же самое относится к уму, Будде и дхарме: все они едины». (В Вималакирти-сутре, глава III «Ученики», мы читаем следующее: «О монахи, пусть вас не волнуют грехи, содеянные вами, — сказал Вималакирти. — Почему? Да потому, что грехи в сущности не внутри, не снаружи и не в середине. Как учил нас Будда: все вещи порочны, когда ум порочен, и все вещи чисты, когда ум чист, ум также не внутри, не снаружи и не в середине. Как и ум, грехи и пороки, так и все вещи — они никогда не покидают чертога истины».)

Затем Эка принял его в монахи, и после этого он совершенно исчез для мира. О его жизни ничего больше неизвестно. Отчасти это было вызвано тем, что император династии Северная Чжоу преследовал буддизм. И только на двенадцатом году правления Кай-хуана династии Суй (592 г.), он нашел себе достойного преемника. Его звали Досин. Он однажды попросил учителя:

«Пожалуйста, укажи мне путь освобождения».

«Кто же и когда тебя поработил?»

«Никто».

«Если это так, — сказал учитель, — то зачем же тебе тогда искать освобождение?»

Это направило молодого ученика на путь конечного освобождения, которого он достиг через многие годы под руководством учителя.

Когда Сосан счел, что настало время сделать его своим преемником, он передал ему как символ духа и истины рясу, которую некогда носил Бодхидхарма, Первый патриарх дзэна в Китае. Умер он в 606 г. В то время как о жизни его в основном ничего не известно, его мысли отражены в стихотворном сочинении, известном под названием «Синдзинмэй [3]», или «Девиз верного ума». Это произведение является самым ценным вкладом учителей, проповедовавших учение дзэна. Далее последует вольный перевод этой поэмы:

Девиз верного ума

Совершенный путь не знает трудностей,

Кроме тех, что не могут ничему отдать предпочтения;

Только освободившись от ненависти и любви,

Он раскрывается перед нами, как есть.

Синь — это одно из китайских слов, которое невозможно перевести. Когда индийские ученые пытались переводить буддийские труды с санскрита, они обнаружили, что по меньшей мере пять родов санскритских терминов не могли быть удовлетворительно переведены на китайский. Таким образом, мы видим, что в китайской Трипитаке такие слова, как праджня, бодхи, буддха, нирвана, дхьяна, бодхисаттва и т.д. почти всегда остаются непереведенными. Они сохранили свою первоначальную форму и в современной буддийской терминологии. Если бы мы могли оставить «синь» со всеми свойственными этому слову оттенками в самом переводе, то это спасло бы нас от многих трудностей. Дело в том, что «синь» означает ум, сердце, душу, дух — как каждое отдельно, так и все вместе. В настоящем сочинении Третьего патриарха дзэна это слово в одних случаях соответствует чему-то, связанному с интеллектом, тогда как в других его можно перевести словом «сердце».

Отдавая чему-либо предпочтение,

Вы рискуете все потерять,

Если вы хотите его узреть,

Не имейте мыслей ни «за», ни «против».

Сравнение неприятного с приятным —

Это болезнь ума:

Если глубокий смысл (путь) неясен,

Нет покоя уму и нет достижений.

Совершенный путь подобен бездне небесной:

Там нет недостатка и нет избытка.

Фактически только потому, что мы выбираем,

Мы теряем из виду его суть.

Не привязывайтесь к чему-либо внешнему,

Но и не живите во внутренней пустоте.

Когда ум покоится в единстве вещей,

Двойственность сама собой исчезает.

Когда единство не до конца осознано,

Два рода заблуждения имеют место —

Отрицание реальности может привести к абсолютному отрицанию,

В то время как увлечение пустотой — к противоречию.

Словесность и умствование —

Чем больше мы увлекаемся ими,

Тем дальше уходим от истины:

Хватит поэтому слов и рассуждений,

Нигде ничто не может нас связать.

Когда мы возвращаемся к сущности,

Мы постигаем смысл.

Однако в связи с тем, что дзэн-буддизм в основном интеллектуален, хотя и не в логическом или философском смысле, то я решил перевести слово «синь» как «ум», а не как «сердце».

Это означает: когда отсутствует должное понимание абсолютного единства вещей, то превалирует то утверждение, то отрицание, представляя односторонний подход к реальности. Когда буддисты отрицают объективный мир, то не следует думать, что они верят в абсолютную пустоту вещей: они знают, что существует нечто реальное, что настойчиво о себе заявляет. Когда они говорят о доктрине пустоты, это вовсе не значит, что, по их мнению, все есть не что иное, как пустая бездна, так как это привело бы к противоречию. Философия дзэна избегает ошибочного одностороннего подхода к истине, свойственного материализму и идеализму.

Когда мы гоняемся за внешними объектами, мы теряем рассудок.

Как только человек достигает внутреннего просветления,

Он идет за пределы пустоты окружающего его мира.

Видоизменения, происходящие в пустоте окружающего нас мира,

Кажутся реальными вследствие неведения,

Не пытайтесь найти истину,

Лишь отбросьте предвзятость мнения.

Оставьте двойственность,

Старайтесь ее совершенно избегать:

Как только появляется правда и ложь,

Ум начинает теряться в смущении.

Два есть потому, что есть один,

Но не ищите опоры даже в этом одном:

Когда ум невозмутим,

Ничего на свете не может вам повредить.

Когда вещи вас не волнуют, их как бы вовсе нет.

Когда ум спокоен, его как бы не существует.

Субъект успокаивается, когда исчезает объект.

А объект исчезает, когда субъект спокоен.

Объект есть объект для субъекта,

Субъект есть субъект для объекта.

Знайте, что за относительностью того и другого

Скрывается единая пустота.

В единой пустоте два представляют собой одно,

И каждое из двух содержит в себе все многообразие вещей.

Когда отсутствует разграничение на «то» и «это»,

Как может возникнуть односторонняя и предвзятая точка зрения?

Великий путь преисполнен спокойствия и терпимости,

Нет ничего легкого, и нет ничего трудного.

Побочные пути вызывают сомнения,

И чем быстрее мы по ним идем, тем медленнее достигаем цели.

Привязанность не знает границ,

Она, несомненно, поведет нас по ложному пути.

Пусть все идет так, как оно есть — не сопротивляйтесь,

Ведь сущность вещей от этого не изменится.

Повинуйтесь природе вещей, и вы будете в гармонии с Путем.

Вам будет легко и свободно.

Но если ваши мысли будут привязаны к чему-либо, вы потеряете истину,

А ум ваш будет становиться все тяжелее, ленивее и болезненнее.

Нездоровые мысли беспокоят душу,

Тогда как смысл подходит к вещам односторонне и пристрастно.

Если вы хотите идти Путем единства,

Не имейте предрассудков относительно шести объектов чувств.

Если у человека нет этих предрассудков,

Тогда он отождествляет себя с просветлением:

Мудрый пребывает в бездействии,

А неведущий закабаляет себя:

Хотя в самой дхарме нет никаких частностей,

Человек по неведению привязывается к отдельным объектам.

Именно разум человека порождает иллюзии.

Разве это не самое острое из противоречий?

Неведение порождает дуализм действия и покоя:

Просветленный не имеет симпатий и антипатий.

Все формы дуализма являются

Порождением заблудшего разума.

Они походят на воздушные видения.

Так стоит ли пытаться удержать их?

Приобретение и потеря, добро и зло —

Расстаньтесь с этим раз и навсегда.

Если вы всегда будете бодрствовать,

То сновидения сами собой исчезнут:

Если разум пребывает в своем единстве,

Мириады вещей представляют собой одно.

Когда постигается глубокая тайна единства,

Мы сразу забываем обо всех внешних препятствиях:

Когда мы видим все бесчисленные множества вещей в их единстве,

Мы возвращаемся к истокам и остаемся самими собой.

Забудьте «как» и «почему», и вы достигнете

Состояния, ни с чем не сравнимого:

Движение в покое не есть движение,

А покой в движении не есть покой.

Когда исчезнет двойственность,

То даже само единство перестает быть единством.

Сущность вещей не связана никакими законами:

Разум, находящийся в гармонии (с Путем),

Есть принцип тождественности:

В нем царит состояние покоя,

В нем нет места нерешительности:

Истинная вера воскреснет в нем со всей первозданной непосредственностью:

Ему нечего сохранять,

Нечего запоминать, —

Все светится изнутри и плавает в прозрачной пустоте:

Нет порока, нет напряжения, нет траты энергии —

Вот обитель, недоступная мышлению,

Обитель выше всякого воображения.

В великом царстве Истины нет ни «не-я», ни «я».

Если попросят точно определить это состояние,

То можно только сказать «не-два».

В таком состоянии все одно,

Все, что есть, заключено в нем:

Мудрецы всех стран достигают

Абсолютной веры в это.

Такая абсолютная вера не связана пространством и временем.

Один миг и тысяча лет — одно:

Чем бы не были обусловлены вещи,

Бытием или небытием,

Их сущность проявляется во всем.

Бесконечно малое может быть бесконечно большим,

Когда внешние условия позабыты:

Бесконечно большое может быть бесконечно малым,

Когда объективные пределы исчезают.

То, что есть, и то, чего нет, — одно:

То, чего нет, и то, что есть, — также одно:

Не задерживайтесь там долго,

Где этого нет.

Один во всем, все в одном —

Если это осознано,

То пусть ваше несовершенство вас больше не волнует.

Верный ум — это нераздельное,

А нераздельное — это верный ум.

Слова не могут его описать.

Ибо он не связан с прошедшим, настоящим, или будущим.

При Досине (580-651 гг.), Четвертом патриархе, дзэн разделился на два направления. Первое, известное под названием «годзу-дзэн» (ню-тоу-чань), не получило широкого распространения после смерти его основателя, Хою, жившего у горы Ню-тоу, и не считается ортодоксальной ветвью дзэна. Другое направление возглавлял Гунин. Историки считают его Пятым патриархом дзэна. Его школа выдержала суровое испытание временем. Еще мальчиком он явился к учителю, и учитель остался доволен его ответом: когда Досин попросил его назвать свою фамилию (син), он ответил:

«Я обладаю природой (син), а природа эта необыкновенна».

«Что же это такое?»

«Это природа Будды (Фу-син)».

«В таком случае у тебя нет фамилии».

«Нет, учитель, — сказал мальчик, — потому что она пуста по природе».

Здесь мы имеем дело с игрой слов. Иероглифы, обозначающие «фамилию» и «природу», произносятся одинаково — «син». Когда Досин упомянул о фамилии, молодой последователь дзэна умышленно обратил внимание на второе значение слова, желая выразить словами свою точку зрения.

Досин встречался также с Хою, основателем школы «годзу». Содержание их беседы имеет важное значение, так как выявляет их разногласия и показывает, как под влиянием Досина Хою пришел к ортодоксальному пониманию дзэна. Это было в эпоху Чень-гуань династии Тан. Прослышав о необычном святом человеке, Досин решил познакомиться с ним и отправился к горе Ню-тоу. Когда Досин добрался до буддийского храма в горах, он спросил об этом человеке. Ему сказали, что это отшельник, который ни на кого не обращает внимания, никого не приветствует и даже не встает с места, когда к нему обращаются. Когда Досин, наконец, добрался до нужного места, он увидел человека, который спокойно сидел и не обращал внимания на присутствие постороннего. Тогда Досин спросил отшельника, что он делает. «Я размышляю над умом», — ответил тот. «А кто есть тот, кто размышляет, — поинтересовался Досин, — что такое ум, над которым он размышляет?»

Хою был не в состоянии ответить на такие вопросы. Приняв пришельца за человека, достигшего глубокого понимания, он встал, поприветствовал его и спросил, кто он. Когда он узнал, что к нему пожаловал не кто иной, как сам Досин, о котором он много слышал, он поблагодарил его за оказанное ему внимание. Немного позже, когда они уже было собрались войти в небольшую хижину, стоявшую неподалеку, Досин увидел, что вокруг бродят тигры и волки. Он поднял руки, как будто очень испугался. Хою заметил: «Я вижу, он еще с тобой».

Четвертый патриарх незамедлительно спросил: «Что же, однако, ты видишь?» Отшельник ничего не ответил. Спустя некоторое время Патриарх написал иероглиф «Будда» (Фу) на камне, на котором отшельник обычно размышлял. Увидев это, последний был очень потрясен. Патриарх сказал: «Я вижу, он еще с тобой». Но Хою не понял смысла этого замечания, и стал искренне умолять Досина раскрыть ему суть учения Будды. Его просьба была удовлетворена, и он стал впоследствии основателем дзэн-буддийской школы «годзу».

Умер Досин в возрасте семидесяти двух лет, в 651 году.

Гунин (602-675 гг.), Пятый патриарх, был родом из той же провинции, что и его предшественник. (Провинция Ци-чжоу сейчас входит в район Ху-бэй.) Храм, в котором он проповедовал дзэн своим ученикам (которых насчитывалось около пятисот), был расположен на горе Желтая Олива (Хуан-мэй-Шань). Некоторые утверждают, что он был первым учителем дзэна, пытавшимся истолковать дзэн в свете доктрины «Ваджракчедика-сутра». Хотя по причинам, уже упоминавшимся, я не совсем согласен с такой точкой зрения, мы можем, однако, считать эпоху Пятого патриарха поворотным пунктом в истории дзэна, который полностью раскрылся при Шестом патриархе Эно. До этого исследователи дзэна ничем о себе не заявляли, хотя и не прекращали трудиться. Учителя дзэна либо уходили в горы, либо погружались в шумный водоворот жизни, никто не видел плодов их работы. Но вот настало время открыто провозгласить это учение, и Гунин был первым, кто подготовил для этого почву, а Эно совершил это.

Кроме этой ортодоксальной ветви патриархов на протяжении шестого и седьмого столетий встречалось несколько не связанных друг с другом учителей дзэна. Мы находим упоминание о некоторых из них, но, вероятно, их было гораздо больше, и о них либо просто позабыли, либо их имена вовсе не были известны миру. Двое наиболее известных — это Хоси (418-514 гг.) и Фуке (497-569 гг.). Их биографии описаны в «Истории», где они представлены «адептами дзэна, не появлявшимися в миру, но хорошо известными в то время». Это довольно странное выражение, и трудно точно сказать, что означает «не появлявшимися в миру». Обычно такое выражение применяется к человеку, не занимающему какого-либо высокого положения в официально признанном монастыре. Однако Тиги является в этом отношении исключением, так как он был великим жрецом, занимавшим высокую должность во времена династии Суй. Как бы там ни было, все только что упомянутые люди не принадлежали к ортодоксальной школе дзэна. Последователи школы тэндай не соглашаются с тем, что двоих ее отцов, Эси и Тиги, можно отнести к «адептам дзэна», не появлявшимся в миру, но хорошо известным в свое время».

Они считают, что Эси и Тиги — это два великих имени в истории их школы и что их не следует так просто причислять к учителям дзэна. Но с точки зрения дзэна, такая классификация оправдана по той причине, что тэндай, за исключением его метафизики, представляет собой другую ветвь дзэна, основанную независимо от ветви Бодхидхармы. Если бы эта школа приняла практический курс развития, она, несомненно, превратилась бы в дзэн в том виде, как он нам теперь известен. Но в связи с тем, что основное внимание в этой школе уделялось метафизической стороне в ущерб практической, ее философы постоянно обрушивались на дзэн, особенно на его ультралевое крыло, которое непреклонно отрицало всякий рационализм, словесные дискуссии и изучение сутр. С моей точки зрения, тендай представляет собой разновидность дзэна, и его первые последователи совершенно справедливо могут быть названы учителями дзэна, хотя они и не принадлежат к родословной Сэкито, Якусана, Басе, Ринзая и т.д.

Таким образом, в то время, как в течение шестого и седьмого столетий уже начинали развиваться, некоторые другие направления в дзэне, направление, основанное Бодхидхармой, продолжало свое неуклонное развитие при Эке, Сосане, Досине и Гунине, который преуспел, пожалуй, больше всех. Разделение дзэна на две школы при Пятом патриархе, в лице Эно и Дзинсю, способствовало дальнейшему развитию чистой формы дзэна за счет исключения несущественных или, скорее, непонятных элементов. То, что школа Эно выдержала испытание временем, показывает, что его дзэн был в полном согласии с китайской психологией и образом мышления.

Те индийские элементы, которые были присущи дзэну Бодхидхармы и его последователей вплоть до Эно, были чем-то искусственно насажденным и чуждым китайскому гению. Поэтому, когда настало время полного утверждения дзэна при Эно и его последователях, его свободному развитию уже ничто не мешало, и он стал почти единственной правящей властью в буддийском мире Китая. Давайте внимательно проследим за тем, как Эно стал преемником Гунина и чем его школа отличалась от школы его соперника Дзинсю.