ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ, ТЕОРИЮ И ПРАКТИКУ ВИЗАНТИЙСКОГО ЦЕРКОВНОГО ПЕНИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ, ТЕОРИЮ И ПРАКТИКУ ВИЗАНТИЙСКОГО ЦЕРКОВНОГО ПЕНИЯ

Лекция прочитана в Московской и Санкт-Петербургской Духовных академиях и Свято-Тихоновском богословском институте в январе-феврале 2004 года Константином Фотопулосом, руководителем школы византийского церковного пения при Издательском Доме «Святая Гора».

В одном древнем рукописном учебнике византийского пения читаем следующий диалог ученика и учителя:

— Учитель, прошу тебя именем Господа, покажи и изъясни мне музыкальные символы, Бог да преумножит талант, который Он тебе дал. Не откажи мне в этом, да не будешь осуждён с рабом, скрывшим свой талант в земле, но да услышишь от страшного Судии: «Добре, рабе благий и верный: о мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость господа твоего» (Мф. 25, 21).

— Если, брат, ты так жаждешь это постичь, то собери свой ум и слушай меня. Я научу тебя тому, о чём ты просишь, как мне о том откроет Бог.

Эти слова показывают, что византийская церковная музыка (так же как и гимнография, иконопись и церковная архитектура) не является плодом некоего произвольного музыкального самовыражения, в процессе которого музыкант и певец «творит», подчиняясь собственному вдохновению. Учитель пения передаёт то, что он принял как дар, как «талант» от прежних учителей, а ученик принимает это со вниманием, почтением и благоговением: восемь церковных гласов, определённые музыкальные фразы и манеру исполнения тропарей и других песнопений. Всё это передано нам святыми отцами, которые, будучи просвещены Духом Святым, освободили музыку от любого театрально–мирского начала и приняли для использования в богослужении только те музыкальные ряды, такты и музыкальные фразы, которые способствуют пробуждению в молящемся чувства умиления и любви к Богу. Поэтому старец Порфирий, с которым я лично виделся в детстве и получил благословение, говорил: «Византийское пение не будоражит душу, но соединяет её с Богом и приносит совершенный мир» (Сборник наставлений. С. 449).

Прежде чем мы начнем говорить о характерных особенностях византийской музыки, о её духовном характере и роли в богослужении, неплохо было бы сказать несколько слов об её истории.

В Евангелии говорится, что после Тайной Вечери Господь и святые апостолы, воспев, пошли на гору Елеонскую (См.: Мф. 26, 30). И апостол Павел свидетельствует, что первые христиане воспевали Бога «во псалмех и пениих и песнех духовных» (Еф. 5,19). Из этого следует, что музыка употреблялась в Церкви с самых первых лет христианства. Церковный историк Евсевий пишет, что псалмы и песнопения использовались верующими «с самого начала для прославления Господа». Наряду с древнегреческим языком христианские песнописцы применяли для написания песнопений древнегреческую музыку, распространённую тогда во всём просвещённом мире. Великие отцы трёх первых веков: Игнатий Богоносец, Иустин Философ, Ириней, епископ Лионский, и Григорий Неокесарийский, чудотворец, много заботились о том, чтобы псалмопение было благоговейным и богоугодным.

Но и более поздние святые отцы также проявляли к церковной музыке большой интерес, так как были, согласно древней традиции, одновременно стихословами (то есть поэтами) и песнописцами, или, говоря современным языком, композиторами. Так, святой Иоанн Златоуст в противовес еретикам — арианам, которые распространяли свою ересь в том числе и через красивые гимны, писал прекрасные песнопения православного содержания для исполнения верующими, дабы уберечь их от заблуждения. Подобным образом поступал и святитель Афанасий Великий. Святой Ефрем Сирин, ограждая православных от еретиков–гностиков, которые использовали в своих обрядах очень красивую музыку, взял из неё некоторые элементы и написал собственные песнопения православного содержания. Шестой век связан с жизнью святого Романа Сладкопевца, написавшего в числе прочего 1000 кондаков. В VII веке жил святой Андрей, епископ Критский, автор Великого покаянного канона.

Новую страницу в музыкальном предании открывает святой Иоанн Дамаскин (676–756). Он не только составил прекрасные песнопения, но и первый ввёл в церковное богослужение осьмогласие. Он разделил всю церковную музыку на восемь гласов: первый, второй, третий, четвёртый, первый плагальный, второй плагальный, варис и четвёртый плагальный — и определил способ нотации при помощи специальных знаков. Святой Иоанн Дамаскин ограничил вольное, «мирское», сочинение музыки, предпочитая простые, но умилительные песнопения.

Вслед за святым Иоанном Дамаскиным следует длинная череда песнописцев и церковных композиторов: святые Косма Маиумский и Феодор Студит, братья Феодор и Феофан Начертанные, святой Иосиф Песнописец, монахини Кассиана и Фекла, императоры Лев Мудрый и Константин Багрянородный, иеромонах Гавриил и священник Иоанн Плусиадинос. Два последних были также авторами учебников византийского пения. В это время, в IX веке, византийская музыка приходит на Русь. В летописи Иоакима написано, что после крещения святого князя Владимира в Киеве, киевский митрополит Михаил пригласил в числе прочих из Константинополя и нескольких псалтов. В другом историческом источнике — «Генеалогической книге» митрополита Киприана читаем, что во времена правления Ярослава Мудрого на Русь пришли трое певчих, которые научили русских братьев умилительному пению.

В XIII веке жил замечательный церковный певец — святой Иоанн Кукузель. На нём стоит остановиться подробнее. Обладая изумительным голосом, он в детстве и юности учился в императорской музыкальной школе. Стал прекрасным певцом и был поставлен во главе певчих императорского двора. Царь задумал женить его на одной из принцесс, но сам Иоанн стремился к монашеской жизни. Под предлогом поездки на родину, чтобы принять от родителей благословение на брак, он оставляет Константинополь и удаляется на Афон. Там, не раскрывая себя, он принимает постриг в Великой Лавре и получает послушание пасти стадо козлов близ монастыря. Между тем, император повсюду разыскивал своего любимца.

Однажды Иоанн пас своё стадо и, посещённый божественным вдохновением, запел своим изумительным голосом. Рядом с тем местом находилась пещера некоторого пустынника. Услышав это ангельское пение, он вышел из пещеры и с удивлением увидел, что животные стоят неподвижно и слушают певца. Он рассказал об этом игумену. Тот призвал святого Иоанна, расспросил, кто он на самом деле, а потом отправился к императору, чтобы сообщить, что Иоанн нашёлся и просит разрешения проводить мирно монашескую жизнь. Начиная с этого времени Иоанн стал жить в келье возле Лавры и по воскресеньям и большим праздникам петь в соборном храме монастыря. Однажды на всенощной в Субботу Акафиста Иоанн заснул. Во сне ему явилась Божия Матерь, похвалила за рвение и повелела продолжать петь и дальше. В знак благословения Она дала ему золотую монету. Половина этой монеты хранится сегодня в храме Великой Лавры, а другая часть, как сказано в Истории византийской церковной музыки, написанной в 1890 году[3], была передана как благословение в Россию.

Святой Иоанн Кукузель написал много музыкальных произведений: херувимских, причастнов, аниксандариев[4] и т. д. разных гласов. Много занимался теорией византийской музыки.

Далее следуют такие великие протопсалты, как Ксенос Коронис, святой Григорий Кукузель, Иоанн Кладас и двое великих псалтов, певших в Святой Софии во время захвата Константинополя турками: это протопсалт Григорий Бунис и ламбадарий (то есть регент левого хора) Мануил Хрисафис. Во времена турецкого ига певческая традиция продолжается. Из числа остальных особо выделяются в это время Панайотис Хрисафис Новый, Германос, архиепископ города Новые Патры, иерей Валасий, Панайотис Халатзоглус, Петр Берекетис, Иоанн Трапезундский, Иаков Протопсалт и Петр Пелопоннесский.

В 1814 году специальная музыкальная комиссия, состоящая из трёх членов: прусского митрополита Хрисанфа, Григория Протопсалта и Хурмузия Хартофилака — упростила систему нотной записи византийской церковной музыки и систему обучения. Многие музыкальные произведения были переписаны в соответствии с новым методом нотации. С того времени и до сего дня можно назвать много выдающихся греческих псалтов, таких, например, как константинопольские протопсалты Георгий Виолакис, Иаков Навплиотис, Константин Прингос и Фрасивулос Станицас. Из среды афонских псалтов можно отметить иеродиакона Дионисия (Фирфириса), монашеские общины Данилеев и Фомадов. Не могу не упомянуть и своего учителя архиламбадария Василакиса Еммануилидиса.

Обратимся теперь к характерным особенностям византийской церковной музыки.

1. Византийская церковная музыка — это, прежде всего, вокальная музыка. По словам Златоуста, употребление музыкальных инструментов в ветхозаветные времена было разрешено из?за дебелости ума евреев. По той же самой причине Бог допускал и жертвоприношения. Однако теперь, говорит Святитель, нам нужны не гусли, струны и разные музыкальные инструменты, а наш собственный язык, наш голос, которым мы должны молиться и приближаться к Богу вниманием, покаянием и умилением.

2. Византийская музыка монофонична. Это значит, что независимо от того один или несколько человек исполняют произведение, музыкальная партия для всех одна и та же. Даже когда несколько человек поют вместе, всё равно звучит один голос. Это символизирует единство веры и точно соответствует слову Божественной литургии: «И даждь нам едиными усты, единым сердцем славити и воспевати пречестное имя Твое…».

3. Византийская музыка исполняется антифонно, то есть поочерёдно то правым, то левым хорами. Антифонное пение было впервые введено в Антиохии святым Игнатием Богоносцем после видения ему ангелов, славивших Троичного Бога поочерёдно.

4. Так как византийская музыка монофонична, то особое внимание в ней уделяется мелодике. Существует большое разнообразие звукорядов с интервалами неизвестными в европейской музыке.

5. Параллельно с исполнением главной партии поётся исократима, так называемый исон. Исон — это вспомогательная музыкальная партия, которая исполняется частью певцов. Исон словно поддерживает и подчёркивает основную мелодию, придавая ей законченность, красоту и умилённость. Музыкальная линия исона меняется очень редко.

6. В византийском пении для формирования звука используется не только горло, но и ротовая и носовая полости. Голос становится единым инструментом для славословия Бога.

7. Как уже было сказано выше, в византийской церковной музыке нет самовольного творчества. Церковный композитор использует определённые музыкальные фразы, принятые и утверждённые Церковью, которые бережно сохраняются на протяжении многих веков церковным музыкальным преданием.

8. Другая характерная черта византийской церковной музыки — это перемена тактов. Такт, или ритм, обычно определяется ударением в словах. Переменные такты позволяют избегать того мирского окраса, который придаёт музыке европейской один такт не меняющийся на протяжении всего музыкального произведения.

9. Последняя характерная особенность византийской церковной музыки — это употребление кратим. Кратима — это лишённые смысла слова: то–ро–ро, те–ри–рем, те–не–на и т. д. Они поются, обычно, в конце песнопений, символизируя неизглаголанное, лишённое слов ангельское пение. Например, в конце песнопения в честь Пресвятой Троицы или Божией Матери, когда в словах гимна уже раскрыто соответствующее догматическое учение Церкви, душа изливается в песнопении без слов.

Теперь скажем несколько слов о роли и месте византийской музыки в православном богослужении. Обычно говорят, что византийская музыка — это одежда, в которую облекается слово, учение, содержащееся в тропарях. Но святые отцы считают, что византийская церковная музыка — это нечто большее. Святитель Григорий, епископ Нисский, брат святителя Василия Великого, говорит, что музыка — это часть нашей природы и поэтому святой пророк Давид объединил в одно и музыку и поучение в добродетелях. Музыка подобна сладкому мёду и, соединённая с наставлением, помогает человеку внимательнее взглянуть на себя, и взяться за врачевание недугов. Ещё святитель Григорий говорит, что церковная музыка, простая и умилительная, проникает в слова божественных песнопений с тем, чтобы изъяснить скрытый в них таинственный смысл с помощью мелодических переходов голоса. Музыка — словно ароматная приправа, которая придаёт поучениям и наставлениям Церкви особый приятно–сладостный вкус (Святигель Григорий Нисский. О надписании псалмов). Старец Паисий Святогорец говорил, что в византийской церковной музыке есть очень красивые «завитушки», то есть музыкальные фразы. Иногда они напоминают звук соловья, иногда — легкий шелест волны, в другой раз — они величественны и торжественны. С помощью этих средств византийская музыка передаёт внутренний смысл церковных текстов. Старец Паисий считал, что византийская музыка умиротворяет душу.

Старец Порфирий в свою очередь говорил: «Византийская церковная музыка — это настоящее духовное поучение… она смягчает душу человека и мало–помалу переносит её в иные духовные миры. В звуках византийской музыки живёт внутреннее наслаждение, сладость, радость и покой. Слушая её, человек переносится в духовные сферы».

Мой духовный отец, архимандрит Сарандис (Сарандос) также говорит, что в церковном песнопении символически выражается Благодать и присутствие Духа Святаго в Церкви. Поэтому служение певца очень важно, неслучайно певчие и относятся к клиру, входя в низший чин церковнослужителей.

Известный афонский старец Ефрем Катунакский говорил, что в любом монастыре есть два самых важных послушания — повара и певца.

Исполнителю византийской церковной музыки (псалту) необходимо обладать следующим:

1. Очень хорошо знать византийскую музыку. Поэтому, как было отмечено выше, традиция византийской церковной музыки предполагает долгую многолетнюю связь учителя с учеником, как в классе, так и на клиросе. Отец Паисий обличал тех певцов, которые поют сухо, невыразительно. Он говорил, что их пение похоже на каток, который «проехал и всё сравнял… Правильное пение — это излияние человеческого духа, божественная сладость, сердце услаждается Христом, и этим сердцем человек беседует с Богом».

2. Необходимо проявлять уважение к музыкальной традиции, не искажать музыкальные произведения и не вносить своих исправлений. Старец Паисий, услышав, как один монах исполнял собственный вариант славословия, написанного Петром Пелопонесским, отругал его, сказав, что если может, пусть напишет собственное славословие, но не портит древнего произведения, выказывая тем самым в себе недостаток благочестия.

3. Певчий должен быть благочестив и петь со смирением. «Поющий, — говорил старец Паисий, — чтобы петь с умилением, должен вникать умом во внутренний смысл и обладать благочестием, не смотреть на содержание богослужебного текста филологически, но проникать в него сердцем, одно дело благочестие и другое — музыкальное искусство. Искусство без благочестия, это как… краска». Этим Старец хотел сказать, что музыкальное искусство необходимо певцу как краски иконописцу. Но без благочестия и смирения это искусство бесполезно.

Продолжая, отец Паисий говорит, что «когда певчий поёт благоговейно, псалмопение изливается прямо из его сердца, и тогда он поёт с умилением». Чтобы достичь этого певчий должен иметь правильное духовное устроение и быть внутренне спокойным и уравновешенным.

Старец Порфирий, в свою очередь, очень хвалил певчих Святой Горы, которые поют просто, умилительно, со смирением и очень помогают монахам в молитве. По его словам, хороший псалт — это больше, чем певчий, он обладает чем?то большим, чем голос. Звук передаётся звуковыми волнами, а хороший псалт издаёт ещё и другие, таинственные колебания — волны Благодати, которые касаются самого сердца, производя в нём глубокое умиление. Происходит великое таинство.

Дорогие братья!

Великому таинству общения Бога и человека в богослужении служит византийская церковная музыка. Как и остальные церковные искусства, иконопись, гимнография и церковная архитектура, она несёт в себе художественный элемент, требует умения и творческого подхода. Но это не самодеятельное искусство, в котором художник самовыражается, придумывая свои собственные законы. Исполнители византийской церковной музыки должны следовать преданию, исполнять и писать музыку в соответствии с древними правилами и, как написано в одном древнем учебнике византийского церковного пения, подражать чинам ангельским, следовать им и, стоя в храме с великим страхом и трепетом, воспевать Бога в святых песнопениях.

Благодать в Троице славимого Бога, молитвы преподобных отцов Сергия Радонежского и Серафима Саровского, Оптинских старцев, святого Иоанна Кронштадтского, святых новомучеников и исповедников российских, отдавших свои жизни за Христа, да укрепит всех тех, кто подвизается в певческом церковном служении, с тем, чтобы они помогали своим во Христе братьям в их восхождении к Небу.

Вопрос. Что Вы думаете о современном состоянии церковной музыки в России?

Ответ. Возможно, мой ответ будет неполным, так как я живу в России всего около полутора лет и только начинаю ближе узнавать местную церковную жизнь. Поэтому у меня не может быть и глубоких знаний о современном состоянии песенной культуры в русской Церкви. Тем не менее, на основании того немногого, что я здесь видел, слышал, о чём беседовал со специалистами и простыми людьми, возьму на себя смелость сделать несколько предварительных выводов.

Итак, по моему мнению, современную музыкальную практику русской Церкви можно разделить на три неравные части. Самая большая из них — это европейское партесное пение, вариант тупиковый. Вторая и третья — это варианты выхода из тупика и возвращения к древнему певческому преданию. Я имею в виду попытки возрождения древнерусской музыки (знаменного распева) и византийского церковного пения.

Скажем несколько слов о партесе. Я покривил бы душой, если бы сказал, что мне приятно слышать европейскую музыку в православных храмах. Это полностью модернистское и, я бы сказал, несовместимое с Православным Преданием, явление. Задача любого церковного искусства, будь то архитектура, иконопись, гимнография или музыка — помочь христианину в достижении главной цели его жизни — стяжании Духа Святаго и соединении со Христом. В любом церковном искусстве выражаются духовные состояния, такие как покаяние, умиление, духовная радость, благодарение, свойственные живущему в Духе. Я думаю, все согласятся с тем, что в европейской музыке ничего подобного нет. Она затрагивает только эмоции. Не так ли? Это искусство построено на человеческих страстях, и выражает в большей или меньшей степени плотской образ мысли человека, даже и в наиболее «духовном» своём проявлении.

Православные церковные песнопения — это переложенные на ноты творения великих гимнографов, таких как святые Иоанн Дамаскин, Косма, епископ Маиумский и другие. Их произведения — подлинное богатство догматического и нравственного содержания. Правильная (византийская) музыка помогает молящемуся человеку понять глубину этих священных текстов, открыть их красоту и высокую поэтичность. Европейская же музыка делает прямо противоположное: мешает нам проникнуть в их смысл, разрушает красоту, опошляет поэзию. Представьте, например, как бы звучали стихи Пушкина или Ахматовой в исполнении «звёзд» современной эстрады. Насколько отталкивающим было бы это зрелищем! Бедные наши уши! Однако, опошление средненькими композиторами XIX века творений великого и святого Иоанна Дамаскина мы принимаем вполне нормально! Партесное пение подобно языческому многословию, которого Сам Господь Иисус Христос советовал всячески избегать.

Европейская гармония рассеивает ум и дух человека, в то время как священно–благоговейное одноголосье византийской музыки сосредоточивает их на Том, Кто является центром божественных гимнов — на Христе. С практической точки зрения, европейская музыка со всей своей сложностью и неповоротливостью несовместима со священной простотой православной службы. Она мешает и поющим и молящимся. Одни голоса вступают, другие умолкают, каждый певец исполняет свою музыкальную партию. Человек устаёт, не ощущает смысла в происходящем. В византийской музыке происходит прямо противоположное: один ли человек поёт или несколько, все поют «едиными усты, единым сердцем» одну музыкальную фразу просто и радостно.

По сравнению с византийской музыкой, европейская очень бедна. В силу самой своей природы в ней отсутствуют элементы выразительности, она лишена глубины. Это не музыка, а один поверхностный сентиментализм.

Скажем теперь несколько слов о попытках возрождения знаменного распева. Естественно, это хорошее начинание. Но проблема заключается в том, что живое предание древнерусской музыки утрачено. Современный знаменный распев — это попытка реконструкции древнего пения, как говорят наиболее понимающие в этом вопросе специалисты. Они надеются, что, если Богу будет угодно, в будущем, когда?нибудь, мы сможем услышать прекрасные песнопения знаменного распева и насладиться их красотой. Отсюда следует, что все предпринимаемые попытки основаны на предположениях и вполне возможно, что конечный результат не будет соответствовать оригинальному звучанию древнерусской музыки. А не проще ли и благоразумнее вернуться к доныне существующему многовековому преданию, традиции, которая зародилась ещё в ранние христианские времена, которая не прерывалась и у которой есть живые носители? Я говорю о византийской церковной песенной традиции, попытка восстановления которой и есть третье направление в русской церковной музыке сегодня.

Вопрос. Вы упомянули о православном Предании. Что это такое православное Предание вообще и применительно к церковной музыке?

Ответ. Православное Предание в общем смысле — это образ жизни во Христе, переданный нам святыми отцами. По сути, Предание — это Сам Христос. В связи с этим на нас лежит большая ответственность — мы должны его сохранить. Если Предание утрачивается, мы обязательно должны вернуться к нему. О православном Предании прекрасно говорит старец Паисий Святогорец в I томе своих «Слов». Византийская церковная музыка — это часть православного Предания.

Вопрос. Почему мы, православные русские люди, должны принимать греческое предание, греческую традицию? Ведь мы столько лет неплохо жили и со своим преданием.

Ответ. Такая постановка вопроса неприемлема и с точки зрения здравого смысла, и с позиции христианина. Не существует предания греческого или предания русского. Существует единое Предание Единой Святой Соборной Апостольской Церкви. Предание — это фундамент и критерий православности каждой Поместной Церкви. Насколько Поместная Церковь отходит от единого Предания, настолько она уклоняется от Православия. В общей приверженности Преданию, и в жизни по Нему сокрыто таинство Православия и Церкви в целом.

Что же касается «неплохо жили», то мне кажется, что дела обстояли не так уж хорошо. В качестве примера можно привести мнение известного русского богослова отца Георгия Флоровского, который в своей книге «Пути русского богословия» неоднократно с болью говорит о том, что Русская Церковь в некоторых аспектах уклонилась от соборного Предания Православной Церкви.

Вопрос. А в Греции были попытки ввести в Церкви партесное пение?

Ответ. До середины XIX века Грецию не беспокоили подобного рода инициативы. Но, начиная с середины XIX века, главным образом под влиянием королей–иностранцев, предпринимается глобальная попытка «окультуривания» церковного искусства, затронувшая кроме музыки иконопись и архитектуру. Всё это, естественно, было частью единого плана искажения православного образа жизни. Основоположники этого движения добивались сокращения продолжительности якобы длительных служб, послабления в «изнурительных» постах, и даже введения в православное богослужение музыкальных инструментов. В качестве примера для подражания они предлагали принять искусство, богослужебный чин (по сути не чин, бесчиние) и образ мысли и жизни католиков.

Реакция на эти попытки была, разумеется, очень активной, как со стороны православного народа, так и со стороны священников и даже Священного Синода. Известен случай, когда священники во время пасхального богослужения, в присутствии короля Отона, услышав партесное пение, сняли облачение и отказались продолжать службу. И Священным Синодом было издано много распоряжений, которыми запрещалось введение партесного пения в богослужение. В качестве обоснования приводилось то, что оно не соответствует православному Преданию и разрушает единство Церкви.

Тем не менее, количество многоголосных хоров на приходах всё время увеличивалось, благодаря моральной и материальной поддержке сильных мира сего. Всё это было просто бичом для Православной Элладской Церкви. Такая ситуация продолжалась почти до середины XX века, пока в Греции не появились талантливые и верные Преданию учителя византийской музыки. Очень важным событием стал приезд из Константинополя таких великих певцов, как Фрасивулос Станицас, Магурис и других. Они воспитали много достойных учеников и со временем многоголосные хоры исчезли.

В наши дни партесное пение существует в греческой Церкви практически только на Ионических островах, как чёрное наследие господства латинян.

Вопрос. В России часто можно услышать мнение, что византийская и турецкая музыка — это одно и то же. Вы не могли бы сказать несколько слов на эту тему?

Ответ. Прежде всего, это мнение поверхностное и абсолютно беспочвенное, ведь речь идёт о древнейшей в мире музыкальной культуре. Конечно, у византийской и турецкой музыки есть что?то общее, но и различия настолько велики, что эти два понятия никак нельзя отождествлять. Византийская музыка вышла из древнегреческой. Церковные песнописцы взяли музыку древних эллинов, исключили из неё элементы, несовместимые с духом Церкви и привели в соответствие с критериями, существующими в Церкви. Показателен тот факт, что первоначально для записи церковных песнопений использовалась древнегреческая нотация. Со временем Церковь создала свой собственный музыкальный язык, по слову евангелиста: «языки возглаголют новы». Этот музыкальный язык вдохновлён Духом Святым. Он прекрасно подходит для передачи смысла поэтических текстов. Возносит ум молящихся к Богу.

Что же касается турецкой музыки, её практически не существовало, пока турецкие племена не вошли в контакт с византийцами и не заимствовали у них многие важные элементы византийской музыкальной культуры. При этом они не приняли музыкальные нормы, а главное — образ жизни, который эта музыка отображала. Под влиянием иных музыкальных культур, своего образа жизни, своей религии, они создали свою музыку. Отличие турецкой музыки от византийской ощущается в различии звукорядов, ритма, выразительных средств и музыкальных фраз, а главное в том, что турецкая музыка по преимуществу инструментальна. Помимо всего прочего, цели, которым служат та и другая, настолько различны, что если византийскую и турецкую музыку считать одинаковыми, то это будет настоящий музыкальный парадокс.