Глава третья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава третья

Салмон и Ефрем шли по дороге, ведущей через горы к холмам. Солнце давно уже село, когда они остановились у небольшого ручья. Встав на колени, они пили и пили, утоляя жажду.

Ефрем поймал несколько рыбок в запруде и бросил их Салмону, который разжег костерок. Салмон почистил и поджарил их, насадив на прутики. Он никогда не ел ничего, кроме манны, и нашел рыбу интересной и приятной на вкус. Насытившись, они заметили ханаанского пастуха, который вел коз к водопою. Но, заметив чужеземцев, тот погнал свое стадо дальше на запад.

— Боится незнакомцев, — сказал Ефрем.

— Страх Господень над всей землей.

Усталость наконец взяла верх. Салмон вытянулся на мягком ковре травы. Глаза слипались.

— Скоро закончатся наши скитания.

Он полной грудью вдохнул густой аромат земли. По лазурному небу плыли барашки облаков. О, Господи, Боже мой, Ты ведешь нас домой, в страну, которую Ты приготовил для нас. Это Твой дар нам. Дай же нам смелости взять его. Закрыв глаза, под напев бегущей воды Салмон погрузился в сон.

Ему приснилась прекрасная женщина, выглядывающая из окна и ее восхитительные черные кудри развевались на ветру.

* * *

Раав видела, что Кабул и царские воины вернулись на другой день вечером. Ворота еще были открыты. Даже когда они были еще далеко, можно было понять, что их погоня не увенчалась успехом. Воины выглядели утомленными и расстроенными. Она отошла от окна, чтобы Кабул не заметил ее.

— Раав!

Она не ответила. Она надеялась, что он оставит ее в покое и не будет подвергать сомнению ее слова или искать утешения в ее обществе. Она не хотела его видеть. Царь вызывал ее к себе вчера, и она повторила ему слово в слово то, что сказала его воинам. Он поверил ей. И на этом все закончилось.

Когда поздним вечером Кабул постучал в дверь, Раав, стараясь скрыть волнение, открыла ему. Убедившись в том, что он пришел по собственному желанию, а не по повелению царя, для того чтобы проверить ее еще раз, Раав сослалась на дурное самочувствие и выпроводила его. Она не притворялась. Ей на самом деле было плохо: плохо от него, от той жизни, которую она вела. Плохо от понимания того, что все жители этого города скоро умрут из-за своей непомерной гордыни и упрямства. Она не радовалась гибели, которая постигнет их, но хотела отстраниться от них. Она хотела запереться в комнате и стоять у окна, ожидая избавления.

Однако были еще и другие, кого надо было спасти.

Прошла еще одна ночь. На третий день Раав вышла из дома и направилась на рынок за покупками. Она знала, что отец будет там. Он продавал сушеные финики, изюм и просушенное зерно. Когда Раав подошла, он улыбнулся ей и повернулся к покупателю, стоявшему у прилавка. На сердце у нее потеплело. Отец никогда не обвинял ее в принятых ею решениях. Пытаясь заработать на жизнь, он терпел постоянные унижения и потому хорошо понимал ее и никогда не переставал любить. У матери появились большие надежды, когда царь позвал Раав к себе. Она была уверена в силе красоты своей дочери. Раав не питала подобных иллюзий. Мужчины непостоянны. Особенно влиятельные мужчины. Поэтому она не надеялась, что ее отношения с царем будут долгими. Только бы они были достаточно долгими для того, чтобы она смогла хорошо устроиться на службе у царя. У нее получилось воплотить в реальность свою мечту. Теперь у нее был постоянный источник доходов, она даже могла помогать своим близким, когда их гордость позволяла принять помощь.

Ни отец, ни братья не осуждали ее, когда она вошла в опочивальню царя. И не жалели ее, когда ей пришлось покинуть дворец. Они относились к ней с печальной терпимостью, пока она не доказала, что способна жить самостоятельно и гораздо более обеспеченно, чем они сами. Она могла давать им деньги, когда они нуждались, заботилась о том, чтобы матери, сестрам и невесткам доставались подарки, полученные от ее покровителей. Она поступала так не из гордости и не оттого, что считала себя обязанной, а только из любви к ним.

— Что нового принес тебе новый день, дочка?

— Он принес надежду, отец.

— Надежда — это хорошо. Садись, посиди со стариком, расскажи, какие новости ты слышала за последние дни.

Он достал два табурета и уселся на один, жестом предложив ей другой. Раав наблюдала, как он растирает ногу. Годы тяжелой работы давали о себе знать, и, похоже, сегодня ему было особенно больно. Но он не любил говорить об этом.

— Как мама?

— Замечательно. Нянчит трех внуков, пока невестки треплют и чешут лен.

— А братья?

— Работают на крепостном валу.

Неудивительно, что отец растирал ногу и морщился от боли.

— Ты опять лазил на финиковые пальмы.

А был ли у него выбор? Ведь царь приказал братьям работать на крепостной стене и строить земляной вал, и теперь старый человек должен был сам выполнять работу своих сыновей.

— Внуков учил.

— Папа! Тебе повезло, что ты не сломал шею!

— Царю мои сыновья нужнее, чем мне.

— Он может понастроить самых невероятных укреплений, но они ему не помогут.

Отец перестал растирать ногу и поднял голову.

— Израильтяне остановились в Ситтиме.

— Ненадолго.

— Ненадолго?

— Нет. Господь отдал им эту землю.

Старик часто заморгал, вглядываясь в лицо дочери.

— Я слышал, несколько дней назад в городе были израильские соглядатаи.

— Сейчас они, наверное, уже в своем лагере.

Глаза отца наполнились страхом.

— Ты помогла им бежать?

Раав наклонилась вперед и взяла в ладони его изможденные руки.

— Я говорю правду, отец. Я знаю, что произойдет, а произойти может только одно. Но я не могу говорить об этом здесь. Зайди ко мне по пути домой. Я сообщу радостные новости для семьи. Их стоит отпраздновать.

Его руки похолодели. Он сжал их в кулаки. Отец смотрел ей прямо в глаза.

— Что ты наделала?

— То, что спасет нас, если мы сдержим обещание. Приходи вечером, и я тебе все расскажу.

— Они нападут на Иерихон?

— Да, папа. И они уничтожат его, — Раав встала и наклонилась поцеловать отца в щеку. — Но наше спасение близко.

* * *

Отец привел с собой сыновей. Раав тепло приняла их и усадила на подушках вокруг низенького столика. Налила вина и предложила поесть.

— Я не голоден, — сдержанно ответил Мицраим. — Отец сказал, ты звала нас.

— Еда беседе не помешает.

— Откуда может появиться аппетит, когда израильтяне стоят за Иорданом?

Младший брат, Иовав, испуганный и злой, уставился на нее.

— Отец сказал, ты принимала израильских разведчиков. Что толкнуло тебя рисковать своим и нашим благополучием? Если царь узнает…

— Царь знает, что они были в моем доме, — возразила Раав, заметив, как три лица побледнели одновременно. — Он присылал за ними своих людей, но я сказала, что чужестранцы уже ушли из города.

— Тогда, наверное, израильтяне успели переправиться через Иордан, — сказал Мицраим. — Если бы их схватили, их тела уже висели бы на городской стене.

Раав улыбнулась.

— Их не схватили, потому что я спрятала их на крыше.

— Ты… что? — с трудом проговорил отец.

— Я спрятала их, а потом помогла им спуститься по веревке из окна и посоветовала спрятаться в холмах на три дня и только потом перебираться на другой берег Иордана.

Отец и братья уставились на нее. Мицраим вскочил на ноги.

— О, боги, что ты наделала?

Иовав в отчаянии обхватил голову.

— Мы все погибнем из-за твоего предательства.

— Я просто выбрала сторону, предлагающую жизнь, — сказала Раав.

— Жизнь? — Мицраим покраснел от гнева. — Ты не понимаешь, что говоришь! А как же мы? У нас не будет выбора?

Раав сдержала гнев. Она так часто приходила на помощь своей семье, а Мицраим все еще смел обвинять ее?

— Поэтому я и позвала вас, — она поставила кувшин с вином на середину стола и уселась рядом с ними. — Много лет назад, отец, ты встретил израильского разведчика в пальмовой роще. Ты говорил, что прочитал в его глазах твердое решение вернуться.

— Они вернулись и потерпели поражение.

— Да, но они возвращались без ковчега своего Бога. Не так ли ты рассказывал мне?

— Да, — отец нахмурился, вспоминая прошлое, — и вел их не Моисей.

— Я слышал, что Моисей умер, — сказал Мицраим, усаживаясь.

— Думаете, это имеет значение? — Раав твердо решила заставить их понять, что ее договор с соглядатаями — их единственный шанс на спасение. — Несмотря на все свое величие, Моисей был всего лишь человеком. Но этот народ под защитой Бога, сотворившего все. Они вошли в эту землю первый раз, как шайка воров, разбросанных по склонам холмов. Они потерпели поражение, потому что их Бога не было с ними. Но в этот раз Он с ними. Там, за рекой, новое поколение израильтян. Они ожидают повелений от своего Бога. Молчи, Мицраим! Слушай, что я тебе говорю. Когда настанет время, израильтяне перейдут Иордан, и они победят.

— Они не смогут взять Иерихон, — сказал Мицраим, поднимая чашу с вином. — Я работаю на укреплениях с прошлого полнолуния. Ты сама знаешь, насколько стены нашей крепости высокие и толстые. Никакая армия не прорвется!

— Ты бахвалишься, но я вижу страх в твоих глазах, — Раав не смутилась от его злобного взгляда. — Могут ли эти стены быть препятствием для Бога, Который властен разделять моря? Мы все слышали эти истории. Бог наказал Египет десятью казнями. Он говорил устами Моисея, и народ был освобожден из рабства. Бог разделил Чермное море, и израильтяне перешли его посуху. Вы слышали о таком могуществе? Истинно Он — Бог, единственный Бог. Вы должны это понимать! Я всегда рассказывала вам все новости, которые слышала. Подумайте об этих рассказах о Боге Израиля. Как вы думаете, почему наш народ дрожит от страха? И вы в том числе.

— Но это наша земля! — воскликнул Иовав. — У них нет на нее прав! Мы создали этот город! Мы вырастили сады и построили дома! Отец нашего отца, а до этого его отец собирали финики с пальмы, которая растет прямо за этими стенами!

Раав захотелось встряхнуть их всех.

— Мы поклонялись ваалам все эти годы, считая, что эта земля принадлежит им. Но эта земля принадлежит тому Богу, и Он хочет забрать ее. — Она рассмеялась. — Вы думаете, что мы спасемся, если принесем жертвы идолам, которых мы сами же вырезали и вылепили? Есть ли у них власть над силами природы? — она презрительно усмехнулась. — Они всегда были всего лишь каменными и глиняными куклами, — она ударила ладонью по столу. — А теперь истинный Господин явил Себя. Эта земля принадлежит Богу израильтян. Ему принадлежат и пальмы, и теревинфы[1], и виноградники; Ему принадлежат пчелы, которые делают мед; Ему принадлежит саранча, разрушившая Египет! Все принадлежит Ему, и Он может дать эту землю и все, что на ней, тому, кого Он изберет. И Он избрал народ, который сейчас за рекой в Ситтиме!

Наступила гнетущая тишина. Отец посмотрел на Раав. Она видела, что он дрожал.

— Ты позвала нас, чтобы сообщить эту новость?

— Да, а теперь мы должны собрать всю семью и устроить пир, — мрачно съязвил Иовав. — Мы добавим яда в вино и избежим мучительной смерти на копье или от меча израильтян.

— Смелая речь, — произнес Мицраим с отвращением.

— Мы выживем, — сказала Раав.

Мицраим снова поднял свою чашу с вином.

— Каким образом? Израильтяне никого не оставляют в живых.

— Я помогла соглядатаям сбежать, и они пообещали пощадить нас, когда их войско будет штурмовать город!

— И ты им поверила? — спросил Мицраим. — Все знают, что они уничтожают все живое.

— Они дали мне клятву.

— Клятва не лучше человека, который дает ее!

Раав вскинула голову.

— Я разбираюсь в людях гораздо лучше, чем ты, братец, я с юного возраста имела дело с мужчинами.

— И этим навлекла на нас позор.

Отец ударил кулаком по столу.

— Слушай свою сестру! Она старше тебя и гораздо больше понимает в этом мире, чем все мы.

Мицраим поморщился и опустил голову.

— Они чужестранцы, — сказал отец. — Почему ты доверилась им?

— Я попросила их дать клятву во имя Господа, и они поклялись. Может ли какой-нибудь человек пренебречь клятвой, данной перед Богом? Если они не сдержат своего слова, им придется отвечать перед Ним.

— Нам от этого легче не будет, — все еще угрюмо пробурчал Иовав. — Мы уже будем мертвы.

Раав наклонилась и положила свою руку на ладонь брата.

— Ты должен решить, чему ты будешь верить. Ты можешь верить в царя Иерихона, который всего лишь человек. Или ты можешь верить в Царя царей, Бога Израиля. Правда, я не знаю тех мужчин, которые приходили разведывать землю, и я только слышала рассказы об их Господе, но я верю тому, что слышала. Каждый раз, когда я слушала рассказы о Нем, внутри меня крепла вера. Я не могу объяснить это лучше, но я знаю, что Он — Бог, истинный Бог, и я решила довериться Ему и уповать на Него, — Раав выпрямилась и посмотрела на мужчин. — Вы должны сами сделать выбор: жизнь или смерть.

— Мы выбираем жизнь, — ответил за всех отец.

— У нас есть только одна надежда, — сказала Раав, — и это — надежда на Бога Израиля, — ее сердце исполнилось радости. — Мы должны будем запастись продовольствием на долгое время. Когда израильтяне придут, чтобы спасти нас, мы не должны выйти к ним с пустыми руками. Не продавай много на рынке, отец. Приноси сюда зерно, изюм и финики. Я все сохраню, чтобы у нас была еда на время осады и подарки на будущее.

Она указала на дальний угол комнаты.

— Я купила большие кувшины для воды и каждый день хожу к источнику, чтобы их наполнить. Пусть сестры принесут мехи с водой, чтобы ее хватило всем.

Раав встала и подошла к окну, посмотрела на пустыню.

— Нам нужно приготовиться. Соберите свои вещи и сложите так, чтобы вы могли взять их с собой в любое время. Будьте начеку и держите оружие наготове. Как только израильтяне перейдут реку, соберите жен и детей и приходите в мой дом, — она обернулась. — Не теряйте времени. Мы должны отделиться от всех остальных жителей города, потому что на них лежит печать смерти. Двое из народа Божьего пообещали мне, что все, кто будут в моем доме, останутся в живых. Все, кто будут вне его, погибнут.

Отец хлопнул ладонями по столу.

— В этой стене множество окон, как израильтяне смогут отличить твой дом от всех остальных?

Улыбаясь, Раав приподняла красную веревку, которую привязала к окну.

— Они узнают нас по этому знаку, и смерть минует нас.

— Нас двадцать человек, Раав. Неужели ты сможешь найти место для всех нас и для запасов еды, которые будут нам нужны?

— О, Мицраим, ты волнуешься о многом. Ты волнуешься о том, что ты будешь есть и где ты будешь спать. А нужно только одно. Выполнить указания, данные нам израильтянами! Если хочешь жить, собирай свое имущество и приходи в мой дом, — она улыбнулась. — И в спешке не забудь привести с собой Бейсмат и детей.

* * *

Спустя три дня Салмон и Ефрем покинули холмы и пересекли Иордан. Сорвав с себя аморрейскую одежду, они надели свою собственную и пробежали остаток дороги до Ситтима, где нашли Иисуса и Халева.

— Без сомнения, Господь отдает эту землю нам, — сказал Ефрем, переводя дух, — потому что ее жители в ужасе от нас!

— Успокойтесь и отдохните. — Иисус кивнул им, чтобы они сели поближе к огню. Он остался невозмутим, как будто то, что они ему сказали, ничего не меняло.

Салмон был взволнован, он готов был пробежать через весь стан, выкрикивая то, что узнал, всем, ожидавшим битвы.

— Земля наша, а ее богатства превосходят все наши ожидания! Бог сдержал обещание. Сердца хананеев истаивают от страха перед могуществом Господа.

— Иерихонская блудница сказала нам это, — произнес Ефрем, все еще тяжело дыша.

Блудница. Салмону не понравилось, как Ефрем назвал Раав.

Салмон всегда полагал, что именно вера Иисуса и Халева отличала их среди других из избранного народа. Но всего одного вечера в обществе Раав было достаточно, чтобы он понял: Бог может запечатлеть Свое имя в сердце любого человека, избранного Им, — даже в сердце ханаанской блудницы! Там, во тьме за Иорданом, в языческом городе, жила женщина сомнительной репутации, которая никогда не видела чудес Божьих, не пробовала ни кусочка манны, не слышала ни слова из Закона. И все же ее вера была настолько сильной, что она встретила, приняла и защитила тех, кто пришел уничтожить ее город и ее народ. «Господь, Бог ваш, — единственный Бог на небе вверху и на земле внизу», — провозгласила она.

— Эту женщину зовут Раав, — сказал Салмон почтенным воинам. — Она позвала нас из окна своего дома в городской стене, потом встретила нас прямо в воротах и привела к себе домой. Она прятала нас у себя на крыше до того, как пришли воины. А им сказала, что мы уже ушли из города.

Ефрем тоже встал на защиту Раав.

— Воины поверили ее лжи и погнались за ветром.

— Она приняла нас с радушием, а провожая, посоветовала переждать в холмах в течение трех дней. И только потом идти назад с докладом. Эта женщина сказала, что Господь отдал нам эту землю. Она сказала: «Господь, Бог ваш, — единственный Бог на небе вверху и на земле внизу». И она попросила нас дать клятву перед Господом, что мы спасем ее и ее семью.

Глаза Иисуса немного сузились.

— И вы поклялись?

Салмон почувствовал, что у него вспотел затылок. Может быть, он проявил непослушание и этим нарушил волю Божью?

— Да, господин, мы дали клятву, — он проглотил комок в горле. — Если мы поступили неправильно, я молю, чтобы Господь за все спросил с меня и не наказывал эту женщину. Мы поклялись перед Господом, Богом нашим, что всякого, кто будет в ее доме, пощадят.

— Да будет так, — сказал Иисус.

Салмон вздохнул с облегчением.

— Как мы узнаем ее дом среди других? — спросил Халев.

Салмон с готовностью ответил ему:

— Мы договорились с ней о знаке, который покажет нам ее жилище. Помогая нам бежать, она спустила нас на землю по красной веревке. Я сказал Раав, чтобы она оставила эту веревку привязанной к окну. Ее будет легко увидеть.

Иисус встал.

— Господь хранит тех, кто принадлежит Ему.

— Благословенно имя Господне, — ответил Салмон с облегчением.

Халев подбросил ветку в огонь, и сотни искр взлетели вверх.

Сложив ладони, он пристально вглядывался в огонь. Иисус взглянул на старого соплеменника, обошел костер, подошел к Салмону и положил руку на его плечо.

— Ты вместе с Ефремом должен будешь позаботиться об этой женщине и об ее семье. Господь говорил со мной утром, и я передал Его повеления начальникам колен. Вы услышите их сейчас. Мы перейдем Иордан через три дня. Приготовьтесь.

Ефрем смотрел вслед удалявшемуся Иисусу.

— В нашей миссии не было никакой необходимости. Он уже решил, что надо делать, даже не выслушав нашего доклада.

Халев переломил ветку.

— Никогда не ставь под сомнение пути Господни или действия слуг, которых Он поставил над Своим народом! — он взглянул на Ефрема, а затем на Салмона. — Иисус лишь орудие в руках Божьих.

Салмон не разделял разочарования Ефрема. Ему не было жаль, что задание, порученное им, не принесло им славы. Довольно было и сознания того, что Иисус был уверен в них настолько, что отправил их в Иерихон. И не имело никакого значения то, что Господь обратился к Иисусу до того, как они пришли с донесением. Нуждался ли Бог в их докладе? Похоже, что они были посланы в Иерихон с какой-то иной целью, с целью, которой не знал никто, кроме Господа: возможно, Бог послал их, чтобы они нашли Раав и открыли ей путь к спасению.

Халев посмотрел на них обоих.

— Кто возьмет на себя ответственность за женщину?

— Я, — ответил Салмон.

Глаза Халева потемнели.

— Да будешь ты вовек благословен, брат мой, — сказал Ефрем. — Мне пришлось бы туго, если бы надо было объяснять Халеву, как я оказался в компании блудницы! — смеясь, он хлопнул Салмона по спине.

— Ефрем, я уверен, что твои братья и сестры ждут не дождутся тебя, — сурово сказал Халев.

Веселье юноши испарилось.

— Да, господин.

Он сочувственно взглянул на Салмона и помчался к родственникам.

Салмон ждал, когда Халев выскажет свое мнение. После смерти Моисея не было человека, кроме Иисуса, кого Салмон так же глубоко уважал, как этого патриарха их колена — колена Иудина. Халев был одним из двоих, признанных верными Господу среди всех рабов, вышедших из Египта.

Старец поднял голову и испытующе посмотрел на него.

— Она из другого народа. Ты знаешь предостережения относительно женщин из других народов.

— Она хочет стать одной из нас, — Салмон нуждался в одобрении Халева. Он много думал и решил, что лучше всего будет рассказать правду о своих чувствах к Раав и спросить у Халева совета. — Я хочу ввести эту женщину в свой шатер.

— Всему свое время, сын мой, не стоит спешить с подобными решениями.

Салмон встретился с его взглядом.

— Я думаю, лучше обсудить это сейчас.

— Должно быть, она очень красива, — сказал Халев уклончиво.

Салмон почувствовал, как краска заливает его лицо. Старец иронично улыбнулся.

— Ты покраснел, как мальчишка.

Гнев заставил Салмона заговорить смелее.

— Мне двадцать шесть лет, и я еще не встречал женщины, которую хотел бы взять в жены.

Халев покачал головой. В его словах слышались гнев и обида.

— Так всегда и происходит, Салмон. Всегда языческие женщины уводят наших мужчин от Бога.

— Раав не язычница!

— Она хананеянка.

— У этой женщины больше веры, чем у моего отца или матери. Но давай сразу рассмотрим все возражения. Она старше меня, и она зарабатывала на жизнь блудом!

Глаза Халева вспыхнули.

— И такую женщину ты решил избрать себе в жены?

— Раав — редкая женщина.

— Редкая?

— Она доказала свою веру поступками.

Халев поворошил костер палкой.

— Возможно, она просто искусная обманщица, которая предала свой народ, чтобы спасти свою шкуру.

— Кто ее народ?

Халев поднял руку, словно желая отмахнуться от слов Салмона, но Салмон решительно встал на защиту Раав.

— Мы должны исполнять волю Божью. Вы с Иисусом когда-то научили меня этому. Именно этого я хочу: понять волю Божью. Помоги мне понять, что Бог предназначил этой женщине!

Халев медленно выдохнул и протер лицо.

— Иисус уже дал указания. Ты позаботишься о безопасности этой женщины и тех, кто будет с ней. И если ты захочешь, она будет принадлежать тебе по праву завоевателя.

Сердце Салмона часто билось. Несмотря на холодность слов Халева он чувствовал себя так, как будто бы ему достался бесценный дар.

Халев опустил руки и серьезно посмотрел на него.

— Ты оставишь эту женщину и ее родственников вне стана. Возможно, она захочет пойти своим путем и забрать с собой семью.

— Она захочет стать одной из нас.

— Почему ты так уверен?

Салмон опустил голову и произнес задумчиво.

— Я видел ее глаза. Я слышал ее голос, — он хотел, чтобы Халев поверил в Раав, как он сам. — Разве мы не были рабами, когда Бог освободил нас? Я верю, что Бог послал меня и Ефрема в Иерихон найти эту женщину. Это единственное объяснение, которое, на мой взгляд, имеет смысл, если принять во внимание то, что Бог говорил с Иисусом до того, как мы вернулись с докладом. Господь хочет избавить эту женщину от зла хананеев так же, как он избавил нас от власти египтян.

— Будь осторожен, дабы не добавлять от себя к словам Господа, Салмон. Ты должен исполнять волю Божью, а не желания своего сердца. Люди моего поколения решили, что они могут идти своим собственным путем, и все они умерли в пустыне.

— Я всегда помню о воле Божьей. С самого детства ты учил меня истине и своими поступками всегда подтверждал свои уроки. Одно мне всегда было ясно: Господь даровал нам свободу не потому, что мы заслужили ее или были ее достойны. Господь спас нас по Своей великой милости, — Салмон протянул руки. — Разве Господь не простирает свое милосердие на всякого, кто жаждет принадлежать Ему? Я видел эту жажду в Раав. Я слышал это в ее голосе. Она верит, что Господь наш есть истинный Бог, и она доказала свою преданность Ему, спасая нас — Его слуг.

Салмон замолчал, тщательно взвешивая слова. Наконец, он задал вопрос, который жег его сердце последние три дня.

— Разве не может быть так, что Господь соединил желание моего сердца со Своими благими намерениями в отношении этой женщины?

Халев задумался над его словами.

— Ты можешь только догадываться о желаниях сердца этой женщины, Салмон.

— Благоговение перед Господом — признак мудрости. Разве смогла бы Раав действительно провозгласить, что Господь — единственный Бог на небе вверху и на земле внизу, если бы Сам Бог не запечатлел Свое имя в ее сердце?

— Если ты ждешь от меня простого решения, то знай — у меня его нет. Мы оба должны молиться и пытаться понять волю Божью.

Но Салмон никак не мог успокоиться.

— Если кто-нибудь узнает о том, что она укрывала нас с Ефремом, она может не дожить до своего избавления. Мне нужно вернуться…

— Она просила тебя об этом?

— Нет, но…

Глаза Халева вспыхнули.

— Тогда позволь мне спросить тебя вот о чем: где же твоя вера, Салмон? Если Господь действительно хочет спасти эту женщину, Он сделает это.

Салмон снова начал что-то говорить, но замолчал, когда взглянул в глаза Халева. Он уже достаточно сказал. Морщины, избороздившие лицо старца, свидетельствовали о мудрости, приобретенной с годами страданий. Грехи других людей, включая грехи родителей Салмона, стали причиной такой сердечной боли Халева, какой Салмон и представить не мог. Прошло уже почти сорок лет с того момента, как Бог обещал Халеву и Иисусу, что они будут единственными из своего поколения, кто войдет в землю обетованную. Двое из всего поколения. И все потому, что остальные отказались верить в силу Бога.

— Я верю, что Господь защитит ее, — сказал Салмон, опустив голову. — Да простит мне Господь мое неверие.

— Когда-то я тоже был молодым и горячим, — уже спокойнее сказал Халев. — Ты должен научиться терпению. Бог не нуждается в нашей помощи.

Салмон поднял голову и улыбнулся.

— Когда ты увидишь Раав, ты поймешь, что я в ней нашел.

— Если я увижу Раав, я пойму, что по воле Божьей, а не благодаря твоим усилиям ее жизнь была спасена, — он встал. — Уже очень поздно, и мы оба нуждаемся в отдыхе. Завтра предстоит много дел. Нужно все подготовить для осады.

Салмон встал вместе с ним, но не отошел от костра. Он хотел, чтобы Халев благословил его решение взять Раав в жены.

— Так ты не будешь возражать, если я введу Раав в свой шатер?

Халев грустно посмотрел на него.

— Было бы разумным подождать и увидеть, какое решение примет она.

— Она уже приняла решение.

— Неужели? Если Бог спасет Раав из Иерихона, то право распоряжаться своей жизнью Бог предоставит ей, — на его губах появилась легкая улыбка. — И если она действительно так мудра, как ты говоришь, она предпочтет мужчину постарше.

Салмон рассмеялся, и напряжение спало. Может быть, Халев просто испытывал его?

— Ты сказал, что она принадлежит мне по праву завоевателя.

Халев рассмеялся вместе с ним.

— И то правда, но у столь отважной женщины обязательно будет свое мнение, — он положил руку на плечо Салмона и снова заговорил серьезно. — Когда закончится битва, Иисус будет решать ее дальнейшую судьбу. Она подвергнется испытанию, — Халев отпустил плечо юноши — И если она действительно такова, как ты говоришь, то тебе нет нужды переживать.

Но Салмон не был удовлетворен. Он хотел бы услышать прямой ответ, а вместо этого ему придется ждать.

Сможет ли Раав доказать, что она действительно такая женщина, какой он представил ее Халеву? Если нет, то, вне всякого сомнения, ему придется доказывать, что она не причинит неприятности израильтянам.