Глава 3

Глава 3

Фамарь оплакивала мужа вместе с семьей Иуды в течение всех дней траура, определенных обычаем. Иуда был убежден, что его первенца поразил Бог, но Вирсавия отказывалась верить в это и была безутешна. Онан притворялся опечаленным, но Фамарь видела, как он болтал и смеялся с ханаанскими юношами, которые называли себя друзьями Ира.

Фамарь стыдилась своих чувств. Она хотела бы скорбеть об Ире, как и положено жене, но ловила себя на том, что плакала больше от облегчения, чем от горя, потому что презирала своего мужа. Он держал ее в плену страха, а теперь она была свободна! К ее переживаниям примешивался страх перед Богом Иуды, Который явно обладал властью над жизнью и смертью. Этого Бога она боялась сильнее, чем кого-либо из людей. Когда Господь, Бог Авраама, Исаака и Иакова, поразил старшего и самого непокорного сына Иуды, Он избавил ее от жизни, полной страданий. Только Ир поклялся принести в жертву своих детей и сбить с пути своих братьев, как в следующий момент уже был мертв.

Однако мысль об истинном ее положении, которая пришла ей в голову и прочно там засела, привела в смятение ее чувства. Она вовсе не была избавлена от страданий, ибо стала вдовой. Ее теперешнее положение было не лучше прежнего, и даже хуже! У нее не было мужа, сына, прочного положения в семье. Она не могла вернуться в свой дом. Пока Иуда не сделает того, что требует обычай, и не даст ей в мужья Онана, Фамарь никогда не родит ни сына, ни дочь. Ее жизнь будет никчемной. Ее жизнь будет лишена всякой надежды.

Только сын мог спасти ее!

Время текло медленно, Иуда ничего не говорил. Фамарь терпеливо ждала. Она не думала, что он заговорит о деле, пока не закончится траур. Он сделает то, что должен сделать, поскольку он достаточно мудрый человек и понимает, что не может оставить все так как есть, если хочет, чтобы его семья росла и процветала. Роду Иуды необходимы были дочери и сыновья, иначе род захиреет и вымрет.

Она не родила ребенка, и это сделало ее как женщину неудачницей. Иуда выбрал ее, чтобы она рожала детей для его семьи. Но ее положение не изменилось — она до сих пор та самая девушка, которую выбрал Иуда. Он даст ей в мужья Онана. Онан должен будет спать с ней и дать ей сына, который унаследует долю Ира. Таков обычай и у хананеев, и у евреев. Брат должен поддержать брата.

Зная это, Фамарь не беспокоилась о том, когда Иуда примет решение. Вместо этого она все время размышляла о Боге евреев. Ее сердце трепетало, когда она думала о Его силе и власти. Голова ее была полна вопросов, но она ни о чем не смела спрашивать Иуду. Он ясно дал ей понять, что не желает разговаривать с ней о Боге своих отцов.

Она снова и снова прокручивала в голове эти вопросы, пытаясь найти ответы на них, и не находила. Если Бог убил Ира за то, что тот пообещал своих детей ханаанским богам, почему же Он не убил Иуду, позволившего Вирсавии воспитать его сыновей поклонниками Ваала? Иуда совершил зло, и на нем лежит проклятие за какое-то неизвестное ей неповиновение? Иуда сказал однажды, что рука Бога тяготеет на нем. Он был убежден в этом — значит, это правда. Иуда должен это знать, разве не так? Если Божий гнев был против Иуды, то на что могли надеяться члены его семьи? Такие мысли наполнили сердце Фамари страхом.

Как смягчить сердце Бога, Который гневается на тебя? Как умилостивить Его, если ты не знаешь, чего Он хочет от тебя? Какую жертву принести Ему? Какой дар? Послушание, говорил Иуда, но Фамарь не знала законов, которым надо подчиняться.

Страх Господень был на ней. Однако даже испытывая страх, Фамарь чувствовала себя удивительно спокойно. Ир больше не был ее господином. Теперь ее судьба была в руках Иуды. Ни разу в течение всего года, что она жила в этом доме, она не видела, чтобы ее свекор приносил жертвы ханаанским богам. Только Вирсавия с большой ревностью поклонялась Ваалу, Астарте и множеству других богов. Это она лила вино и масло, колола себя ножом. Иуда держался в стороне, и Вирсавия никогда не открывала комнату, где хранила свои терафимы, если поблизости находился муж.

Но Фамарь не видела, чтобы он приносил жертвы и своему Богу.

Делал ли он это, когда пас свои стада? Совершал ли он поклонение, когда был со своим отцом и братьями? Так или иначе, ее свекор об этом никогда ничего не рассказывал, а спросить Вирсавию Фамарь не осмеливалась.

Если Бог Иуды позволит, она родит детей от Онана и осуществит надежду Иуды, стремящегося умножить свою семью. Ир умер. Она была бы спокойна, зная, что ее дети никогда не будут отданы Молоху, не будут корчиться в огне Тофета, что их не научат прилюдно удовлетворять похоть жрецов на алтаре, посвященном Астарте. Они будут воспитаны в соответствии с обычаями отцов Иуды, а не ее отцов. Они будут поклоняться Богу Иуды, а не гнуться перед богами Вирсавии.

Сердце подсказывало ей, что это истина, хотя ничего определенного она не знала. Прожив год в доме Иуды, она поняла, что здесь верховодит Вирсавия. Только однажды Иуда проявил свою власть, и старший сын восстал против него и тут же умер.

Она не могла пойти к Иуде и поговорить с ним обо всех этих вещах. Это было бы слишком неожиданно и слишком болезненно для него. Когда Иуда будет готов для разговора, он пошлет за ней. Что еще он мог сделать? Она же должна родить детей.

* * *

Иуда обдумывал будущее своей семьи. Он знал, что должен делать, но, прежде чем позвать Фамарь, ждал, когда пройдут семьдесят дней. Когда она предстала перед ним в своем черном шерстяном покрывале, стройная и величественная, с поднятой головой, он понял, что она изменилась. На ее лице больше не было следов плохого обращения. Ее кожа была гладкой и здоровой. Однако было нечто большее. Серьезно и спокойно она смотрела на него. Это уже не была дрожащая девочка-невеста, которую он когда-то привел в свой дом для Ира.

Иуда знал, что Фамарь никогда не любила Ира. Она подчинялась ему, выказывая его сыну уважение, положенное ему как мужу. Он знал, что Ир бьет ее, однако никогда не видел ее съежившейся, как собачонка. Она смирилась со своей участью и усердно работала, чтобы стать членом его семьи. Она исполняла все его приказания. И теперь она примет его решение и будет твердо держаться его.

— Я дам тебе в мужья Онана, и ты сможешь родить для Ира сына.

— Мой господин, — сказала она и склонилась перед ним.

Иуда хотел сказать ей что-нибудь еще, что могло бы утешить и ободрить бедную девочку. Но что он мог сказать ей, не унизив Ира? Неважно, что его старший сын был склонен ко злу, Ир все-таки был первенцем от чресл Иуды, он первым показал его силу как мужчины. Он не мог ничего сказать против Ира, чтобы не сказать при этом и против себя.

Благословение облегчит его совесть.

— Будь плодовита и умножь мой дом, Фамарь.

С Онаном ей будет хорошо. Насколько ему было известно, его второй сын не находил удовольствия, мучая беспомощных.

Встав, Фамарь подняла голову и взглянула на Иуду. Его привело в замешательство тепло, которое излучали ее глаза. Он кивнул головой:

— Можешь идти.

Она шагнула к двери, но снова обернулась к нему.

— Могу я поговорить с вами, мой господин?

Что-то сильно беспокоило ее.

Он приподнял брови.

— Поскольку я должна родить детей для твоего дома, то не научишь ли ты меня путям твоего Бога?

Он оцепенел.

— Когда придет время, я об этом поговорю с Онаном.

— Это время уже давно прошло.

Иуда сжал кулаки.

— Ты осмеливаешься делать мне выговор?

— Нет, мой господин, — сказала Фамарь, смутившись. Она побледнела. — Прошу прощения. Я только имела в виду…

Он видел, что глаза ее наполнились слезами, но пренебрег ее просьбой.

— Оставь меня.

Прикрыв глаза, он сделал повелительное движение головой. Скоро он услышал поспешно удаляющиеся шаги.

Почему Фамарь всегда спрашивает о Боге? Что он может сказать ей? Бог сразил Ира за его ужасное высокомерие, а также отомстил Иуде. Око за око, жизнь за жизнь. Ир за Иосифа.

Иуда запустил пальцы в волосы и сжал ладонями голову. Теперь, наверное, прошлое можно похоронить.

«…Сказано тебе, что добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим», — прозвучали в его ушах слова отца, как будто Иаков склонился к нему и прошептал их.

Взволнованный, Иуда встал и вышел из дома.

* * *

Фамарь вернулась к себе и рассказала Аксе о своем разговоре со свекром. Онан должен спать с ней и произвести для Ира потомство.

— Иуда говорил мне об этом восемь дней назад, — заявила Акса. — Он считает дни.

Фамарь залилась румянцем.

Акса улыбнулась, глядя на нее.

— Онан лучше, чем Ир. Он не будет тебя бить.

Фамарь опустила глаза. Онан был так же красив, как и Ир. Он умел вкрадчиво говорить. Может быть, и кулаки у него были, как молоты. Она тихонько вздохнула. Она не могла позволить страху овладеть собой. Это может помешать зачатию ребенка.

Несмотря на это намерение, Фамарь дрожала от дурного предчувствия. У нее не было оснований ожидать более мягкого обращения со стороны Онана.

С какой стати? Он водил компанию с теми же юнцами, что и Ир.

Акса обняла ее за плечи.

— Радуйся, Фамарь. Иуда занял твою сторону, а не Вирсавии.

Фамарь стряхнула ее руки.

— Не будь такой глупой, Акса. В этом деле нет никаких сторон. Он делает только то, что должен.

— Что должен? Как ты можешь так говорить! Твоя свекровь о тебе прожужжала Иуде все уши. Она не хочет, чтобы Онан был с тобой в одной комнате, не говоря уже о постели.

— Как ты можешь укорять ее? Я так же горевала бы, если бы потеряла сына.

— Или любящего мужа, — она понизила голос до заговорщического шепота:

— Мы все счастливы, что избавились от Ира.

Фамарь отвернулась, не желая соглашаться с ней.

Акса вздохнула.

— Ты должна быть осторожна, Фамарь. Вирсавия ищет, кого обвинить в смерти сына.

Фамарь опустилась на подушку.

— Тогда она должна обратить внимание на Бога Иуды.

— Она подозревает тебя. Она утверждает, что ты околдовала его.

Фамарь внимательно взглянула на Аксу.

— Разве в этом доме у меня есть какая-нибудь власть, чтобы чему-то помешать или помочь? Я ничто! Что я приобрела со смертью мужа? Я стала богаче с мертвым мужем? — Она тряхнула головой и отвела взгляд. — Вирсавии никто не поверит. Все слышали, как Ир отверг Бога своего отца, и видели, как он умер.

Акса села перед ней на корточки.

— Ты думаешь, это имеет значение? — она взяла руки Фамари и крепко сжала их. — Что касается характера Ира, то Вирсавию во многом можно было бы упрекнуть, но ты считаешь, она примет эти упреки?

Фамарь выдернула руки и закрыла ими лицо.

— Я ничего плохого не сделала Иру. — Она судорожно вздохнула, и из глаз ее хлынули слезы, несмотря на все ее старания удержать их. — Что это за семья, в которой каждый стремится погубить другого?

Акса прижала кончики пальцев к губам Фамари.

— Я знаю, ты не причинила никакого вреда Иру. И Иуда знает это. Ты никогда ничего не говорила против мужа. Все знали, что он тебя бил, и отворачивались.

— Тогда как ты можешь говорить?..

— Ты слишком молода, чтобы понять таких людей, как Вирсавия. Она ревнива. Она боится потерять свое положение, поэтому она лжет. Ложь, которую повторяют достаточно часто, в конце концов принимается за правду.

— Я могу быть только такой, какая я есть, Акса! — Слезы бежали по щекам Фамари. — Я могу вести только такой образ жизни, который, по моему разумению, самый лучший.

Акса подперла щеку.

— Успокойся, моя милая. Ты одержала победу. Иуда отдал тебе Онана. Значит, он верит, что жизнь его сына забрал Бог его отца, хотя Вирсавия и утверждает, что ты причастна к его смерти. Но берегись ее, она хитрая, как змея. Теперь, когда Иуда принял решение, она будет молчать. Какое-то время она ничего не будет предпринимать. Но никогда не забывай: она твой враг.

— Она всегда была моим врагом, Акса.

— А теперь еще больше, чем когда-либо, но Иуда защитит тебя.

С невеселым смехом Фамарь покачала головой.

— Иуда не стоит рядом со мной. Он, как всегда, стоит в стороне. Все, что он сделал, это предпринял необходимые меры, дабы сохранить свою семью.

Она отвернулась, не желая, чтобы Акса увидела ее боль и разочарование. Иуда отказался наставить ее на путях своего Бога, хотя его Бог явно обладал властью над жизнью и смертью.

— Мне сейчас тяжелее, чем в тот день, когда я пришла сюда. Я желаю этой семье счастья. Я хочу исполнить свой долг.

— Ты его исполнишь.

— Если у меня будут дети.

— Не если, а когда. — Акса улыбнулась. — Онан даст тебе дитя. Я не сомневаюсь в этом.

Фамарь не разделяла ее уверенности. В конце концов Онан был братом Ира.

* * *

Акса была довольна тем, что Иуда окончательно решил вопрос о среднем сыне. Ее сердце ныло, когда она видела равнодушие его семьи. Никто в этом доме не был достоин Фамари. Она красивая, работящая и преданная. Временами Акса наблюдала, с каким достоинством вела себя ее девочка, особенно когда сталкивалась с пренебрежением, оскорблениями и вспышками гнева со стороны Вирсавии. Ее сердце переполнялось гордостью. Иногда ей приходилось прикусывать язык, чтобы не высказать свои мысли и тем самым не навредить Фамари.

Иуда не торопился отдать Фамари Онана. Акса начала опасаться, что Вирсавии все-таки удалось настроить его против невестки. Кормилица любила Фамарь так же нежно, как любила бы свое собственное дитя, и то, что с Фамарью обращались таким образом, вызывало в ней гнев.

Акса обрадовалась, когда Иуда нашел ее и спросил о здоровье Фамари. Она поняла, что это действительно интересует его, и избавила Иуду от дальнейших расспросов.

— Самое благоприятное время для зачатия наступит через десять дней.

— Через десять дней. Ты уверена?

— Да, мой господин.

Акса не пренебрегала своими обязанностями в отношении Фамари и семьи Иуды. У девочки не было от нее секретов. Следить за ее здоровьем было долгом Аксы. Она знала дни ее цикла. Она отсчитывала их от полнолуния, так, чтобы точно знать, в какие дни Фамарь более всего готова к зачатию.

Вопрос с Онаном был решен, но Аксу тревожило настроение Фамари. Она была задумчива, стала скрытной. Прежде она всегда делилась с кормилицей своими мыслями, поверяла ей свои чувства. Акса понимала — это из-за того, что девочка становится женщиной, но ей хотелось исключить из ее жизни даже самые незначительные огорчения. Она обожала свою воспитанницу и жаждала для нее только самого лучшего. Как может она поднять ей настроение, если не знает, о чем думает Фамарь? Девочка не хотела говорить о том, что ее тревожило. Акса настаивала, но Фамарь сопротивлялась. Акса могла только догадываться, что Фамарь пугала перспектива физической близости с Онаном. Ее можно было понять, если учесть, как бессердечно обращался с ней Ир. Акса переживала за свою девочку и мучилась вопросом, что можно сделать, не навредив ей. Синяки и тогда и теперь — довольно обычная вещь, но более жестокие удары ранили сердце и вызывали непреходящую боль. И что тогда будет с ее Фамарью?

Ир теперь мертв. Втайне Акса радовалась этому. Несчастный юноша просто получил по заслугам. Он больше никогда не поднимет руку на Фамарь, и какой бы бог ни поразил его, Акса была благодарна ему за это. Бессчетное число раз она хотела иметь такую же власть, чтобы самой сделать это. Она затыкала уши, чтобы не сойти с ума, когда слышала из-за закрытых дверей приглушенные крики Фамари.

Фамари не нужно бояться Онана. Второй сын Иуды не был похож на первого. Онан был практичен и честолюбив. Он заботился о стадах своего отца так, как если бы они уже были его собственными. Акса подозревала, что Онан хочет заполучить больше, чем только наследство брата. Он хотел и его жену. Она заметила, как он смотрел на Фамарь. Возможно, страсть юноши перейдет в любовь, и жизнь Фамари станет более светлой.

Конечно, Онан будет стремиться исполнить свой долг перед ней. Первый сын, которого родит Фамарь, будет сыном Ира, но будут и другие сыновья. Они будут принадлежать Онану. Акса едва могла дождаться дня, когда она будет помогать Фамари произвести на свет ребенка. О, снова увидеть, как ее любимица расцветает улыбкой, услышать ее смех, заглянуть в ее глаза, сияющие счастьем! От одной этой мысли ее начинали душить слезы.

Взяв веник и корзинку, Акса вошла в комнату, где Фамарь и Онан будут спать. Она поставила корзинку у дверей и принялась усердно трудиться. Работая, она монотонно повторяла одни и те же слова, чтобы изгнать из комнаты всех духов. Некоторые духи, вероятно, сдерживают желания и препятствуют зачатию. Их следует выгнать из комнаты и не дать им вернуться. Обязанностью Аксы было следить за этим. Она должна защитить молодую чету и дать им возможность насладиться близостью друг с другом.

Акса очень старалась. Она должна быть уверена, что каждый дюйм стен, пола и потолка хорошо очищен. Потом она растворила в воде известь и замазала в каменной стене дырки, чтобы злые духи не смогли проникнуть в дом через них. Она внесла в комнату тростниковые циновки и аккуратно застелила ими земляной пол. Наполнила ароматным маслом светильники и расставила по углам комнаты тарелочки с благовониями. Скоро воздух в комнате пропитается ароматом мускуса, который возбуждает чувства и вызывает желание. Достав из корзинки мандрагору, она настрогала в чашу, стоящую рядом с кувшином вина, стружки этого драгоценного корня. Мандрагора поможет Фамари скорее зачать. Наконец, она достала узорное полотно и накрыла им циновку, на которой будут лежать молодые.

Стоя в дверях, Акса внимательно оглядела комнату. Она должна убедиться, что все на месте, ничего не забыто.

Из гостиной доносились голоса и музыка. Брачный пир начался. Скоро Акса приведет в эту комнату молодую пару.

Вернувшись в спальню, Акса достала из поясного мешочка горсть истертой в легкую пыль земли. В качестве последней предосторожности она посыпала ею пол комнаты от дальней стены до самых дверей. При каждом взмахе руки она бормотала заклинания, чтобы изгнать злых духов. Она не успокоилась, пока все не покрылось тонким слоем пыли. Если какой-нибудь дух вернется, о его присутствии ее предупредят его следы на светлой пыли.

Акса плотно закрыла дверь. Потом замазала щель вокруг двери, надежно защитив спальню.

Довольная своей работой, Акса присела отдохнуть. Она даст Фамари повеселиться еще часок. Возможно, одна-две чаши вина помогут ей расслабиться. Улыбаясь, Акса шептала молитвы своим богам. Скоро она поведет молодых в спальню. Она удостоверится, что злые духи не проникли в комнату, и закроет за Онаном и Фамарью дверь, а сама останется караулить злых духов, которые могут попытаться помешать зачатию. Она будет сидеть у дверей, петь песни и играть на своем маленьком барабане, чтобы прогнать демонов и заставить молодые сердца забиться страстно. Если удастся удерживать ревнивых духов достаточно долго, то Фамарь сможет зачать ребенка. И тогда, наконец, эту девочку, ее любимую Фамарь, будут почитать как беременную женщину.

* * *

Фамарь очень скоро узнала, чем Онан отличается от Ира — он был более коварен и хитер.

Хотя голова Фамари кружилась от выпитого вина и чувства были обострены ароматом благовоний и звуками барабана, она уловила момент, когда брат Ира лишил ее возможности иметь ребенка. Она закричала, но он закрыл ей рот поцелуем, заглушив ее крик протеста. Она неистово боролась с ним, наконец вырвалась и отодвинулась подальше от него.

— Ты бесчестишь меня! — Она схватила свою одежду и прикрылась ею. — И предаешь своего брата!

Онан сел, тяжело дыша.

— Обещаю, я буду обращаться с тобой лучше, чем Ир.

— И это ты называешь лучше?

— Я буду добр с тобой и…

— Добр?

Ир оскорблял ее. Теперь Онан просто использовал ее.

— У нас с тобой одна цель — зачать ребенка для Ира.

Онан потянулся к ней.

— Что плохого в том, что нам хорошо друг с другом?

Не отвечая, Фамарь пристально взглянула на него.

Глаза Онана сузились.

— Не смотри на меня, будто я насекомое, которое ты нашла под камнем.

— Ты должен выполнить долг перед моим умершим мужем и твоим братом.

— Я должен? — Лицо его потемнело. — Кто ты такая, чтобы указывать мне, что я должен?

— Ты знаешь, кто я такая и каково мое положение в этом доме. Ты будешь делать то, что положено, или нет?

— Я обещаю заботиться о тебе. У тебя всегда будет крыша над головой и пища. Я дам тебе все, что ты потребуешь.

Ее лицо горело. Он действительно считает, что она позволит ему обращаться с собой, как с блудницей? Она с трудом поднялась, чтобы взглянуть на него.

— Мне от тебя нужно только одно, Онан, а ты изливаешь семя на землю!

Она швырнула ему его тунику.

Быстро надев ее, Онан покраснел от смущения, но взгляд его оставался острым.

— Ир говорил мне, что ты упрямая. Ты могла бы постараться понять мое положение.

Она была не глупа. Она прекрасно знала, что ему нужно. Она знала, что Онан был алчным человеком, но никогда не ожидала от него такой отвратительной несправедливости.

— Ты хочешь двойную долю, Ира и свою собственную!

— Почему же мне не иметь все? Я трудился изо всех сил!

— У тебя есть своя доля. И ты не имеешь права на долю Ира. Она принадлежит его сыну.

Онан ухмыльнулся:

— Какому сыну?

Глаза Фамари наполнились слезами гнева:

— Ты не добьешься своего, Онан. Я не блудница, которую можно использовать.

— Будь благоразумна, Фамарь. Разве Ир когда-нибудь заботился о стаде так, как забочусь я? Он когда-нибудь был добр к тебе? Хоть раз? Все, что делал мой брат, причиняло тебе горе.

— Неважно, как он обращался со мной, и ничто другое не имеет значения! Он старший сын твоего отца. Ир первенец. Ты должен исполнить свой долг в отношении брата, иначе его род исчезнет! Ты думаешь, Иуда не расстроится, узнав, что ты сделал этой ночью?

— Ты не скажешь ему.

— Я не буду участвовать в твоем грехе. Какое будущее ждет меня, если ты настоишь на своем?

— Я обеспечу твое будущее.

— Я должна полагаться на человека, который лишает своего брата наследника?

Онан в раздражении поднялся.

— Имя Ира должно исчезнуть! Он заслужил смерть! Всем нам лучше без него!

Фамарь была потрясена его ненавистью.

— Ты не должен отказывать мне в моем праве, Онан. Если ты это сделаешь, ты обманешь всю семью.

Стиснув зубы, Онан издал презрительный звук.

— Ты не знаешь, что я вытерпел от своего брата. Каждый раз, когда мать не видела, Ир пускал в ход кулаки. Я рад, что он умер. Да, если хочешь знать правду, я обрадовался, когда Ир умер. Я с удовольствием наблюдал, как он умирал. Мне хотелось петь и плясать! — Он насмешливо улыбнулся. — Уверен, ты тоже обрадовалась.

— Не втягивай меня в свое злое дело. Доля Ира не принадлежит тебе. Она принадлежит сыну, которого он мог бы иметь, сыну, которого ты должен дать мне.

Онан снова лег и оперся на локоть.

— А если не дам?

— Не может быть, чтобы ты действительно собирался отказать мне в этом, Онан. Неужели ты хочешь, чтобы вместе с Иром исчезло и его имя? Это все равно что убить своего брата.

— Исчезнуть — самое подходящее для его имени.

То, что делал Онан, было хуже убийства! Он отказывал в существовании потомству Ира. Если он настоит на своем, она никогда не будет иметь детей. Что же тогда с нею будет?

— Пожалуйста, Онан. Ты не должен делать этого. Подумай, что ты делаешь!

— Я уже думал об этом. Я забочусь о своем имени, а не о его.

— Что ты за человек, что хочешь уничтожить род своего брата?

— Какого брата? Какой род? — Онан рассмеялся. Он взял край ее платка и вытер им пальцы. — Я человек, который намеревается удержать то, что ему принадлежит. — Он ухмыльнулся. — Я сделаю тебя счастливой. Ты хотела бы, чтобы я показал тебе, как?

Фамарь вырвала из его рук платок и отодвинулась от него еще дальше. Ей захотелось крикнуть Аксе, чтобы та прекратила петь и бить в свой барабан. Эта ночь была как пощечина.

Выражение лица Онана стало жестким:

— Будь довольна тем, что я предлагаю тебе.

Его алчность вызывала в ней отвращение.

— Я не буду молчать.

— Что ты можешь сделать? — он усмехнулся точно так же, как Ир.

— Я могу поговорить с Иудой.

Онан рассмеялся:

— Иди. Отец ничего не сделает ради тебя. Он никогда ничего не делает. Кроме того, твои слова будут направлены против меня, и кто поверит тебе, Фамарь? Моя мать со всей страстью ненавидит тебя. Более того, она уверена, что ты околдовала моего брата и погубила его. — Он издевательски улыбнулся. — Мне достаточно будет сказать, что со своей стороны я сделал все, но боги закрыли твою утробу.

Она пыталась сдержать слезы.

— Я расскажу твоему отцу правду, и, может быть, Бог Иуды рассудит между мной и тобой!

Она поднялась, намереваясь выйти из комнаты.

Онан бросился за ней. Она пыталась увернуться от него, но он схватил ее за лодыжки и с силой дернул за них. Она упала, и он прижал ее к тростниковым циновкам, разбросанным по полу, который так старательно подметала Акса.

— Будь довольна тем, что имеешь. Ты не получишь от меня больше того, что я намереваюсь дать тебе! А когда умрет мой отец, ты не будешь иметь и этого, если не постараешься угодить мне!

Фамарь всхлипнула и отвернулась от него. Онан ослабил свою хватку.

— Ш-ш-ш… — он погладил ее по щеке и поцеловал в шею. — Полно, моя милая маленькая невеста. Не кричи.

Его прикосновения вызывали в ней отвращение.

— Все рады, что Ир умер. И ты, наверное, тоже. — Он сжал руками ее щеки и заставил ее посмотреть на себя. — Я хочу тебя, Фамарь. Я хотел тебя с того самого дня, как ты пришла в наш дом. И теперь ты моя.

Когда Онан попытался поцеловать Фамарь, она резко отстранилась. Она стиснула зубы, зажмурила глаза и не шевелилась.

— Научись принимать жизнь такой, какая она есть. Все равно ничего не изменится.

— Лучше я умру.

Онан выругался:

— Отстань от меня.

Мягко зашуршали циновки под ногами уходящего от нее мужа. Через несколько минут он уснул. Его совесть была совершенно спокойна.

Фамарь тихо лежала в углу, закинув руки за голову. Акса за дверью продолжала петь любовные песни.

* * *

Всю ночь Фамарь собиралась с духом. Она решила бороться против несправедливого отношения к ней. Это ее право, и она должна набраться мужества для борьбы. Конечно, Иуда заступится за нее. Без детей его семья выродится и исчезнет. Ветер развеет имя Иуды, как прах. Она должна быть мужественной. Она должна открыто высказаться в свою защиту, потому что сыновья в этой несчастной семье заботятся только о себе!

Она пошла к Иуде, прежде чем проснулся Онан. Она рассказала своему свекру все, что сделал его сын. В подтверждение своих слов Фамарь показала ему полотно, разложенное на циновке Аксой. Лицо Иуды стало багровым.

— Ты провела с ним только одну ночь! Он образумится. Дай ему время.

Время? Это все, что Иуда мог ей сказать? Ему следовало бы рассвирепеть, узнав, что его сын собирается обмануть его. Онан грешил против всей семьи! Его действия не вызывали сомнения, им двигала алчность, а его преступление было равносильно убийству. Как мог Иуда сквозь пальцы смотреть на грех, совершаемый против его семьи? Неважно, что Ир часто оскорблял ее, — она не могла допустить, чтобы ее мертвый муж был так обесчещен. Неужели она должна бить в набат, чтобы заставить Иуду призвать Онана к ответу?

— При таком положении дел я не позволю Онану прикасаться к себе. Я не могу!

Глаза Иуды вспыхнули.

— Кто ты такая, чтобы говорить мне, что произойдет или не произойдет с моей семьей?

— Как я могу позволять себе подобное? Я жена твоего первенца! Ты хотел бы увидеть, как исчезнет имя твоего сына, потому что Онан отказывается исполнить свой долг?

— Молчать, девчонка!

Гнев переполнял ее.

— Я женщина, Иуда, а своим криком ты не заглушишь правду об этом унижении!

Фамарь знала: Иуда не любит, чтобы на него оказывали давление, но рожать детей было ее правом, более того — ее обязанностью.

— Почему ты споришь со мной? Все мы заинтересованы в рождении сыновей!

Что будет с коленом Иуды, если не пресечь такие безнравственные поступки, как этот?

— Без детей не будет обрабатываться земля. Без детей некому будет ухаживать за стадами.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы ты говорила мне об этом!

Иуда рычал, как раненый лев, но Фамарь не отступала. Иуда не был похож на Ира. Он не поднимет руку на женщину. И она, бесспорно, может проявить настойчивость.

— Иметь детей — это мое право!

Иуда отвернулся, на его скулах двигались желваки.

— Очень хорошо, — неохотно проговорил он. — Я скажу об этом Онану, как только соберусь с духом. А пока пусть будет так, как есть. — Он поднял руку, когда она попыталась возразить. — Дай мне закончить! Со временем мой сын сможет полюбить тебя. Ты думала об этом? Ты могла бы потрудиться ради этого, вместо того чтобы причинять всем нам неприятности. Сделай все возможное, чтобы заставить его полюбить тебя. Если Онан полюбит тебя, то он сам, без моих слов, будет обращаться с тобой как положено.

Ее щеки пылали. Онан был прав, Иуда ничего не будет делать. Он уйдет пасти своих овец и предоставит ей самой добиваться справедливости!

— Неужели ты так плохо знаешь своего сына?

Ир был неспособен любить, Онана обуревают алчность и зависть. Теперь, когда старший брат умер и не может протестовать, его единственным стремлением было захватить все что можно. Иуда мог бы прямо сказать, что это ее дело — защищать долю наследства и право первородства своего мужа. Это ее дело искать способ, как зачать ребенка.

— Я знаю своих сыновей, — решительно сказал Иуда, посмотрев на нее.

Она боролась со слезами, понимая, что он не будет уважать ее, если она даст им волю.

— Почему ты отказываешься противостать греху, который совершается на твоих глазах? Ты никогда не призывал к ответу Ира и теперь отворачиваешься, когда Онан…

— Не учи меня управлять своей жизнью и семьей!

— Я не собираюсь занимать место Вирсавии!

Иуда от удивления широко раскрыл глаза, его лицо побледнело от гнева.

— Ты достаточно наговорила, — сказал он с убийственным спокойствием.

Фамарь видела его ярость, но не волновалась. Если он хочет ее ударить, пусть ударит. Ее били в этом доме и раньше, и она не сомневалась, что будут бить еще. Она не будет смотреть на него, как овца на льва.

— Когда ты давал моему отцу выкуп, вы заключили договор. — Она изо всех сил старалась говорить спокойно и не кричать от отчаяния. — Я стала женой твоего сына, Ира, и, как жена твоего сына, твоей дочерью. И ты позволишь, чтобы со мной обращались, как с блудницей? Конечно, человек, который защитил свою сестру от князя Сихема…

— Это совершенно другое дело! — прервал он ее.

Лицо его вдруг побелело.

Фамарь поняла, что разбередила старую рану, и попыталась исправить положение.

— Я член твоей семьи, Иуда.

Ясно, что он не принимал ее как дочь, но все-таки он был обязан уважать ее. Он не может позволить, чтобы Онан попирал ее права.

— Наберись терпения, Фамарь. Я потерял Ира. Я не хочу бороться с Онаном. — В отчаянии он тяжело вздохнул. — Должен же быть какой-то другой путь!

Другой путь был, но она не решалась напомнить ему о нем. Он, как и она, должен был знать, что перед ними открывается единственная возможность. Она с трудом сглотнула слюну, щеки ее горели.

— Если ты предпочитаешь другой путь, то можешь последовать ханаанскому обычаю и сам исполнить этот долг.

Он поднял голову. Конечно, он, как и она, считал это предложение отвратительным.

— Я не хананей.

— Я не хотела оскорбить тебя.

— Если бы ты была зрелой женщиной, то смогла бы заставить Онана потерять над собой контроль, вместо того чтобы перекладывать на меня свои проблемы!

Ее глаза наполнились слезами обиды. Она была достаточно зрелой женщиной, чтобы забеременеть. Это все, что от нее требовалось. Или он забыл? Неужели она должна хитрить, чтобы исполнить свой долг перед его умершим сыном? Неужели Иуда надеется, что она будет вести себя, как блудница, дабы взять от Онана то, что он сам должен дать ей? Вероятно, Иуда ожидал, что она побежит к своей сестре в Фамну и попросит наставить ее в любовной науке! Пожалуй, она должна украсить себя покрывалами и колокольчиками, чтобы Онан был побежден страстью, забыл свою жадность и невольно исполнил свой долг?

Фамарь дрожала от гнева.

Снова Иуда уклоняется от ответственности. Он хочет, чтобы она соблазнила мужа и тот сделал то, что должно, а Иуда был бы избавлен от всяких тревог.

— Я не буду изображать блудницу.

— Почему же? — Он цинично рассмеялся. — Женщины годами делают это.

— Когда ты будешь действовать справедливо?

— Уйди!

Фамарь в слезах выбежала из дома. За ней последовала Акса.

— Что случилось, Фамарь? О чем вы так громко говорили с Иудой?

Фамарь подняла мотыгу и начала разбивать ею землю. Слезы текли по ее щекам, она смахивала их и продолжала работать.

— Скажи мне, Фамарь, Онан плохо обращается с тобой? Он такой же, как Ир?

— Оставь меня, Акса. Дай мне спокойно работать.

Она не хотела подвергать себя еще большему унижению, рассказывая Аксе о своем позоре и малодушии Иуды.

* * *

Снова была приготовлена супружеская комната, поскольку оставалось еще шесть дней брачной недели. Онан был в приподнятом настроении, уверенный, что настоит на своем. Высоко неся голову, как воин-победитель, он держал Фамарь за руку, когда Акса вела их в спальню. Фамарь шла без принуждения, надеясь, что он раскаялся и исполнит свой долг.

Он не сделал этого.

Муж уснул. Фамарь, рыдая, сидела в самом дальнем углу комнаты, покрыв голову черным шерстяным покрывалом. Она утратила всякую надежду, она испытывала унижение и стыд. Онан разрушил ее надежды на достойное будущее. Раз он добился своего, значит, она никогда не родит детей для дома Иуды. Может быть, в ее положении лучше умереть?

Еще не взошло солнце, как Фамарь обнаружила, что пришла смерть.

И взяла Онана.