Глава 6

Глава 6

Фамарь ничего не рассказывала матери о своем удачном путешествии в Енаим, а та не расспрашивала ее об этом. На следующее утро Зимран со старшим братом ушел в Фамну. Они взяли с собой корзину с храмовым одеянием.

Когда по прошествии двух недель Фамарь не увидела крови, она поняла, что забеременела. Она и возликовала, и ужаснулась одновременно. Она хранила свою тайну и вела себя обычным образом — рано вставала и работала целый день. Никто не замечал в ней никаких перемен. Труднее всего было сбить с толку Аксу.

Ночью, когда все спали, Фамарь накрывала руками живот. Иногда ею овладевал страх, и она удивлялась тому, что осмелилась обмануть Иуду. Что он сделает, когда узнает об этом? Ради того, чтобы родить ребенка, она рискнула всем, даже жизнью. И теперь она боялась за ребенка, которого носила под сердцем. Скоро ее беременность станет очевидной, если Акса уже не догадалась о ней. Если бы отец узнал об этой беременности, он убил бы Фамарь. Если умрет она, то умрет и ребенок и, значит, прервется линия Иуды.

Она старалась рассуждать ясно и не давала разыграться своим чувствам. Она все еще была членом семьи Иуды, признавал он это или нет. Решение о том, жить ей или умереть, должен принимать он, а не отец. Ее единственной защитой была истина, но она не хотела открывать ее так, чтобы навлечь позор на Иуду. Если бы она хотела опозорить его, то давно бы кричала о нем у городских ворот.

Она хранила свою тайну, отказываясь поверить ее даже Аксе, которая каждый день донимала ее вопросами: «Где ты была в тот день? Почему не разбудила меня? Я искала тебя в поле. Скажи, куда ты ходила и зачем?»

В конце концов она вызвала ее на разговор с глазу на глаз.

— Что ты сделала, Фамарь? От кого ты забеременела? Клянусь богами, мы обе погибли!

— Я сделала то, что должна была сделать, Акса. По закону народа Иуды и моего народа я имею право родить ребенка от Шелы либо от самого Иуды. Я должна была рискнуть всем, чтобы добиться от свекра справедливости. Я прибегла к обману и опозорила себя, чтобы родить этого ребенка, если только я не умру в бесчестии. — Она обняла свою кормилицу и крепко держала ее. — Ты должна верить мне.

— Тебе надо заявить об этом во всеуслышанье…

— Нет. Ничего нельзя говорить. Еще нельзя.

— Что будет, когда обо всем узнает твой отец? Он помилует тебя, если сочтет, что ты совершила прелюбодеяние?

— Это дело Иуды решать, что со мной делать.

— Тогда ты умрешь, и вместе с тобой твой ребенок. Иуда считает, что ты приносишь несчастье и виновна в смерти его сыновей. Этот случай даст ему повод избавиться от тебя!

— Не говори больше об этом.

— Твой отец убьет тебя, когда все узнает! — Акса закрыла руками лицо. — Ты должна была ждать.

— Я состарилась бы и умерла раньше, чем Иуда позвал бы меня.

— А так ты погубишь себя и своего ребенка. Ты предала Иуду и навлекла позор на его дом. Скажи мне, что произошло?

— Я ничего не скажу тебе.

Осторожность и надежда на более светлое будущее заставляли ее хранить молчание.

Это была ее с Иудой тайна, хотя тот еще не знал о ней. Фамарь будет хранить ее, ибо она драгоценна для нее. Посох Иуды лежал под ее постелью, а печать на перевязи до сих пор висела у нее на шее, спрятанная под вдовьей одеждой. Она не покажет их Аксе. Она не будет болтать об этом и никому не даст повода смеяться над Иудой. Она хотела исполнить свой долг перед его домом. Она хотела быть принятой его народом. Будет ли Иуда благодарен ей, если она выставит его на посмешище?

Фамарь думала об Иуде, о его гордости, его боли, его потерях. Она не хотела бы добавить к его скорби еще и унижение. Иуда бросил ее, но она не опозорит отца своего ребенка ни перед мужчиной, ни перед женщиной.

В то утро, когда она шла по отцовским полям и стояла на перекрестке, поджидая Иуду, у нее было достаточно времени серьезно подумать о том риске, которому она подвергала себя. Жизнь или смерть — это решит Иуда. Когда она стояла над спящим Иудой, она была охвачена гневом. Она едва не ударила его ногой, чтобы разбудить и поставить перед лицом совершенного им греха. Ей хотелось встряхнуть его и закричать: «Смотри, до чего ты довел меня, Иуда! Смотри, что ты наделал!» Когда-то он посоветовал ей сыграть перед Онаном роль блудницы. Вместо этого она сыграла эту роль для него.

Фамарь поборола свой гнев. Она не будет мстить. Она хочет справедливости. В надежде на нечто лучшее — значительное и постоянное — она рисковала всем. Дитя. Основание жить! Будущее и надежда! Она раздувала внутри себя крошечный огонек жизни, зная, что все в руках Иуды.

— Может быть, тебе повезет и ты выкинешь, — сказала Акса.

— Если это случится, то я умру вместе с ребенком.

— Ты можешь умереть раньше.

Акса закрыла руками лицо и расплакалась.

Фамарь грустно улыбнулась. Что заставляло ее надеяться на человека, который за все то время, что она знала его, никогда не поступал справедливо? Разве он защитил ее от жестокости Ира, разве он позаботился о том, чтобы Онан исполнил свой долг в отношении брата? Иуда сам нарушил свое обещание отдать ей Шелу. Как могла она надеяться, что выживет, если ее жизнь была в руках такого человека?

И все-таки она надеялась. Она предпочитала надеяться. Она не хотела поддаваться охватывавшему ее страху за ребенка, которого она носит, страху за ребенка Иуды, который был его надеждой и будущим.

Но захочет ли этот человек выслушать ее, когда придет время открыть ему истину?

* * *

Прошло еще два месяца, прежде чем для Фамари наступил день гнева и суда. Акса трясла ее, чтобы разбудить. Фамарь поднялась, ничего не соображая, но тут же поняла, что уснула возле каменной стены, где работала.

— Ты погибла, — произнесла Акса, и слезы бежали по ее лицу. — Погибла! Слуга увидел тебя спящей и пошел к отцу. Зимран позвал меня. Я все ему рассказала. — Она крепко стиснула руки Фамари. — Беги прочь, Фамарь. Ты должна скрыться!

Странное спокойствие овладело Фамарью. Ее ожидание закончилось.

— Нет, — спокойно сказала она и встала.

Через поле к ней шагали два брата. Пусть идут. Подойдя к ней, они бросили ей в лицо грязные обвинения. Она ничего не сказала им, когда они схватили ее за руки и повели к дому. Во дворе стоял отец, лицо его было красным, руки сжаты в кулаки.

— Ты беременна?

— Да.

Не спросив, кто отец ребенка, Зимран замахнулся на дочь. Первый же удар сбил ее с ног. Когда он начал бить ее ногами, она отползла в сторону и свернулась клубком, чтобы защитить ребенка.

— Ты не имеешь права судить меня! — закричала она ему в ярости, не уступавшей его собственной.

— Не имею права? Ты моя дочь!

Он снова ударил ее.

Задыхаясь, Фамарь стала подниматься на ноги, но отец, схватив ее за косу, дернул назад. Она царапала его руки, чтобы освободиться. Она носила в своем чреве детеныша льва, и боролась, как львица, чтобы спасти его. Она поднялась, твердо встала на ноги и подняла руки.

— Я принадлежу дому Иуды, а не твоему! Или ты забыл?

— Он будет благодарен мне, если я убью тебя!

— Иуда — вот кто должен судить меня! Не ты! Иуда и никто другой!

Тяжело дыша, Зимран пристально смотрел на нее.

— Ты у меня под носом вела себя, как блудница! Я убью тебя!

Фамарь увидела в его глазах слезы стыда и гнева, но она не хотела сдаваться.

— Отец, зачем ты избавляешь Иуду от трудностей? Почему на твоих руках должна быть моя кровь? Он оставил меня шесть лет назад! Пусть на его голову падет то, что случится со мной и моим ребенком.

Отец позвал слугу.

— Иди и скажи Иуде, что Фамарь забеременела в блуде! Спроси его, что он хочет сделать с ней!

Слуга побежал через поле. Зимран зло посмотрел на Фамарь.

— А ты, блудница, иди и жди.

Фамарь подчинилась. Она сильно дрожала. Ее ладони стали влажными от пота. Сердце трепетало.

Что, если Иуда не придет?

* * *

Новость о распутстве Фамари и ее беременности потрясла Иуду и привела его в ярость. Прошло шесть лет с тех пор, как он удалил ее из своего дома, и он ожидал, что она всю жизнь будет вести строгий образ жизни. Если он будет милостив к ней и позволит ей жить, то ребенок будет членом его семьи, кто бы ни был его отцом. Но он не мог допустить этого. И не хотел.

К гневу примешалась бурная радость. Фамарь предоставила ему возможность избавиться от нее. Она самым подлым образом согрешила против его дома, и судить ее было его правом. Вирсавия бы сейчас ликовала. В конце концов она оказалась права: Фамарь негодная женщина. Она стоила ему Ира и Онана! Самое мудрое, что он когда-либо сделал в своей жизни, — не отдал ей Шелу.

Пусть она страдает. Разве он не страдал из-за нее? Побивание камнями — это слишком легкое, слишком мягкое наказание. Пусть она почувствует тяжесть своего преступления, совершенного против него. «Выведите ее и сожгите! Сожгите, я говорю!» — кричал Иуда. Прежде чем слуга Зимрана скрылся за дверью, Иуда понял, что его судьба изменилась. Завтра можно начать искать подходящую жену для последнего сына, для Шелы. Пришло время строить свою семью.

* * *

Фамарь услышала за дверью шум и поняла, какое решение вынес Иуда. Мать причитала, отец кричал. Она закрыла руками лицо и стала молиться: «Господь неба и земли, помоги мне! Я знаю, что не отношусь к Твоему народу. Я знаю, что я презренная женщина. Но если Ты любишь Иуду, Своего сына, то спаси меня! Спаси дитя, которое я ношу!»

Акса поспешила в комнату.

— Иуда сказал, чтобы тебя сожгли. О Фамарь…

Фамарь не плакала, не умоляла о пощаде. Она быстро поднялась, откинула соломенный тюфяк. Сняв платок, завернула в него трость Иуды. Сняла с шеи перевязь с печатью и сунула их в руку Аксы.

— Отнеси эти вещи Иуде. Быстро иди, Акса. Скажи ему: «Человек, которому принадлежит эта печать и посох, — отец ребенка Фамари. Ты узнаёшь их?»

За дверью началась суета. Мать истерически умоляла отца, тот кричал:

— Я предупреждал ее! Я говорил ей, что случится, если она когда-нибудь снимет вдовье платье!

— Нет, ты не можешь…

— Прочь с дороги, женщина! Фамарь сама виновата!

Фамарь подталкивала свою кормилицу.

— Иди, Акса! Не подведи меня! Беги, женщина! Беги!

Как только та послушалась, Фамарь забилась в угол комнаты, где лучше всего могла бы защищаться. Вошли братья.

— Вы не окажете милости своей сестре?

— После того, как ты опозорила нас?

Ругаясь, они схватили сестру. Завязалась борьба. Им нелегко было справиться с ней. Наконец, они оттащили ее от стены и выволокли за дверь.

Отец стоял снаружи.

— Иуда велел сжечь тебя, и ты будешь сожжена!

Неужели они думают, что она так просто умрет? Неужели они думают, что она не будет бороться за жизнь своего нерожденного ребенка? Фамарь била ногами и царапалась. Она кусалась и кричала: «Тогда пусть Иуда и сожжет меня!» Они били ее, а Фамарь со всей своей яростью била их.

— Пусть он посмотрит, как исполняется его приговор! Дайте мне Иуду! Почему моя смерть должна быть на вашей совести? — Она пустила в ход ногти и зубы. — Пусть он сам предаст меня огню!

* * *

Иуда увидел женщину, бегущую к нему со свертком в руках. Сдвинув брови, он защитил ладонью глаза от слепящего солнца и узнал Аксу, кормилицу Фамари. Несомненно, она пришла просить о милости для этой презренной женщины.

Задыхаясь и качаясь от усталости, Акса упала на колени. Сверток она положила к его ногам.

— Фамарь послала меня…

Не в силах более говорить, она схватила край черного платка и дернула за него. На землю выкатилась трость — его трость. Потом она протянула руку и раскрыла ладонь, показывая ему красную перевязь с каменной печатью!

Иуда выхватил печать из ее руки.

— Откуда это у тебя?

— Фамарь…

— Говори громче, женщина!

— Фамарь! Она сказала мне: «Отнеси эти вещи Иуде и скажи ему: „Мужчина, которому принадлежит эта печать и посох, отец моего ребенка“».

Акса опустила голову, стараясь отдышаться.

Иуда почувствовал тошноту. Он поднял свою трость, и холод пронзил его тело. Блудница у дороги — это была Фамарь! Она переоделась и хитростью заставила его исполнить долг отца Ира и Онана по отношению к ней.

Чувство стыда охватило Иуду. Ни один его поступок не оставался незамеченным. Ничего он не мог утаить от Господа. Кожа покрылась мурашками. Волосы встали дыбом.

— Когда ты будешь действовать справедливо, Иуда?

Слова прозвучали в его ушах подобно тихому шелесту. Много лет назад их сказала ему Фамарь, но теперь они были произнесены другим тоном, мягким и пугающим, проникающим до самой глубины его разума и сердца. Он обхватил голову руками. Его обуял страх.

— Мой господин?

Акса широко раскрыла глаза.

Его сердце неистово стучало. Он закричал и побежал. Он должен остановить суд, который сам привел в действие. Если он вовремя не доберется до Зимрана, то еще две жизни будут на его совести — жизнь Фамари и ребенка, которого она носит. Его ребенка!

— О Господи, прости меня! — Никогда в жизни он не бежал быстрее, чем сейчас. — Пусть этот грех будет на моей совести!

Почему он не бежал так за измаильтянами? Почему он не спасал от их рук своего брата Иосифа? Теперь слишком поздно исправлять то, что было сделано тогда. О Боже, будь милостив, Бог моего отца Иакова! Дай силы! Сохрани жизнь ей и ее ребенку!

Ему навстречу вышли Зимран и его сыновья. Они почти волоком тащили Фамарь, а та сопротивлялась, как безумная. Братья били ее ногами, а отец тянул за волосы. Зимран толкнул ее к Иуде, не переставая ругаться.

— Отпусти ее! — закричал Иуда.

Когда Зимран вновь ударил Фамарь, Иуда закипел от ярости.

— Ударь ее еще раз, и я убью тебя!

Зимран не растерялся:

— Ты сам сказал, что хочешь, чтобы мы сожгли ее! И ты имеешь на это полное право. Она предала тебя, она вела себя, как блудница.

Фамарь, вся в пыли, с синяками и кровоточащими ранами на лице, стояла безмолвно. Она была избита, измучена и опозорена. Она стояла и молчала.

Лицо Иуды горело. Разве он когда-нибудь пожалел эту молодую женщину? Она терпела оскорбления от Ира, и он ничего не сделал, чтобы прекратить их. Она просила, чтобы он защитил ее права, попранные Онаном, а он посоветовал ей подражать блуднице. Она просила справедливости, а он бросил ее. Она никогда не кричала у городских ворот и не приводила его в смущение. Вместо этого она унизилась сама, одевшись в платье блудницы, для того чтобы родить для его дома ребенка. А потом, защищая его доброе имя, не выставила напоказ его грех, а тайно вернула ему его трость и перевязь с печатью.

Глаза Иуды наполнились слезами. Ему сдавило горло. Фамарь стояла перед ним, избитая и окровавленная, с опущенной головой, не произнося ни слова в свою защиту и ожидая, все еще ожидая, как ожидала всегда, что он будет честен и справедлив. «Когда ты будешь действовать справедливо, Иуда?»

— Я не сдержал обещания и не дал ей выйти замуж за Шелу.

— Может быть, но она не имела права распутничать под моей крышей!

Иуда заглянул в черные глаза хананея и увидел в них отражение собственного жестокого сердца. Фамарь задела гордость Зимрана, и он намеревался за это убить ее. Гордость Иуды была сокрушена. Не упрекал ли он Фамарь за грехи других? Безо всякого угрызения совести он отверг ее и бросил. Совсем недавно он испытал восторг при одной мысли о совершающемся над ней суде, зная, что в огне она умрет мучительной смертью. Он сотни раз согрешил против нее, и никогда не интересовался, чего ей стоили его грехи.

Теперь, когда его грехи настигли его, перед ним встал выбор: продолжать грешить или раскаяться.

Фамарь подняла голову и взглянула на Иуду. Он увидел, как вспыхнули ее глаза. Она могла разоблачить его прямо сейчас. Она могла бесконечно унизить его. Она могла рассказать, как обманула его на перекрестке возле Енаима, и сделать его посмешищем в глазах отца, братьев и всех, кто услышал бы эту историю. Иуда знал, что он заслуживает публичного осмеяния и даже худшего. Он видел ее гнев, ее отчаяние, ее скорбь. Он понял ее. Но это не изменило его намерения.

Иуда приблизился к Зимрану и поднял свой посох. Он держал его обеими руками, готовый бороться.

— Убери от нее свои руки, Зимран. Этот ребенок мой.

Когда он сделал еще один шаг вперед, Зимран побледнел. Хананей отступил, а вместе с ним и его сыновья.

— Тогда забирай ее. Делай с ней все что хочешь.

Зимран был ошеломлен. Он широко зашагал прочь, оглядываясь через плечо. Сыновья последовали за ним.

Фамарь вздохнула и опустилась на колени. Склонив голову, она положила руки на его пыльные ноги.

— Прости меня, мой господин.

Плечи ее затряслись, и она разрыдалась.

Глаза Иуды наполнились слезами. Он опустился на одно колено и положил ей на спину руку.

— Это я нуждаюсь в твоем прощении, Фамарь.

Ее рыдания разрывали ему сердце. Он помог Фамари подняться. Ее сильно трясло. Один глаз почернел и припух. Губы кровоточили. Одежда была изодрана, виднелись царапины, оставленные на ее теле каменистой землей, по которой ее волокли.

Много лет назад, когда Иуда впервые на поле Зимрана увидел Фамарь, он почувствовал в этой девушке нечто особенное и захотел, чтобы она жила в его доме. Фамарь была хананеянкой, но она была честной и преданной девушкой. Она была сильной и мужественной. Конечно, именно Бог побудил его выбрать ее для своего сына. Она рисковала всем, чтобы родить ребенка, который мог бы уберечь его дом от полного краха.

Он сжал руками ее лицо.

— Да простит мне Бог моего отца Иакова мои прегрешения перед тобой!

Он поцеловал ее в лоб.

Она расслабилась.

— И мои перед тобой.

Фамарь улыбнулась. В ее глазах блестели слезы.

Иуда почувствовал к этой женщине глубокую нежность. Он шел позади нее, пока она не споткнулась, тогда он взял ее на руки и нес до самого дома. Акса выбежала им навстречу, готовая врачевать ее раны.

Иуда стоял у дверей своего каменного дома, обхватив голову руками. Гордость его была сломлена. Со смиренным сердцем он молился так, как никогда не молился прежде, моля не за себя, а за другого человека.

Были сумерки, когда Акса наконец вышла к нему.

— Как она?

— Спит, мой господин. — Акса улыбнулась. — Кажется, все в порядке.

Фамарь не потеряла своего ребенка.

Хвала Богу. Он пошел к стаду и выбрал самого лучшего, какого только можно было найти, агнца — мужского пола, без порока. Он исповедал свои грехи перед Богом и вылил кровь агнца во искупление своих грехов. Затем он распростерся ниц пред Богом Авраама, Исаака и Иакова, умоляя Его простить и наставить его.

В ту ночь впервые за многие годы, число которых было больше, чем он мог счесть, Иуда спал без кошмаров.

* * *

Акса чувствовала себя так, будто она шла по краю обрыва и в любой момент могла сорваться вниз. Фамарь очень изменилась. Она управляла домом, и первое, что она приказала сделать, это уничтожить всех идолов Вирсавии. Шела протестовал, но Иуда поддержал Фамарь и был непреклонен. Акса просила Фамарь не делать этого, но тщетно. Она втайне совершала возлияния и молилась ханаанским богам, изваяния которых ухитрилась спрятать в своей корзине. Каждый день она проделывала это из преданности и любви к Фамари, но когда Фамарь обнаружила ее за исполнением этих ритуалов, у нее лопнуло терпение.

— Если ты не хочешь повиноваться мне, тогда забирай своих идолов и возвращайся с ними в дом моего отца!

— Я хочу лишь помочь тебе. — Акса плакала, умоляя. — Пожалуйста, не забывай старые обычаи. Я договариваюсь с богами насчет тебя и твоего сына!

— Наши обычаи неправильные, Акса. Я была обманута старыми обычаями. Если ты настаиваешь на их соблюдении, тогда уходи!

Когда Фамарь взяла глиняного идола и вдребезги разбила его о стенку, Акса закричала:

— Ты хочешь, чтобы духи разгневались на тебя?

— Этот ребенок принадлежит Иуде и Богу его народа. Никаких других богов больше не будут призывать в этом доме. Если я увижу, что ты совершаешь возлияние Ваалу, я прогоню тебя.

Фамарь со слезами бросилась к Аксе.

— Не вынуждай меня делать это, Акса. Я люблю тебя, но мы будем поклоняться Богу Иакова и никому другому!

Акса никогда не видела, чтобы глаза Фамари были такими неистовыми. Уверенная, что на Фамарь повлияло потрясение, пережитое ею в начале беременности, она обратилась за помощью к Иуде. Конечно, он примет меры, чтобы все боги были умиротворены, а его сын защищен!

Однако Иуда удивил ее.

— В моем доме не будет других богов, Акса. Делай то, что велит тебе Фамарь.

Акса была разочарована, но подчинилась ему. Месяцами она тщательно следила за здоровьем Фамари. Она готовила ей пищу, напоминала об отдыхе. Она массировала ее живот и почувствовала первый толчок ребенка. Она разделяла с Фамарью ее радости, ибо любила ее, как собственное дитя. Она хотела бы сидеть и смотреть, как Фамарь поглаживает свой живот с выражением изумления и любви на сияющем лице. Фамарь была спокойна, и Акса однажды поймала себя на том, что молит невидимого Бога явить милость Фамари и ее ребенку, ради которого та рисковала всем.

Когда приблизилось время родов, Акса спросила Фамарь, строить ли ей укрытие.

— Да, — ответила Фамарь, — но не придерживайся старых обычаев. Обещай мне!

Акса обещала и свое слово сдержала. Она сама построила укрытие, подмела земляной пол, застелила его циновками, но при этом ничего не приговаривала и не пела. Вместо этого она вознесла молитву Богу Иуды, ибо это был ребенок Иуды.

— Бог Иуды, защити Фамарь. Охраняй эти роды и благослови мою девочку, которая отвернулась от всего, что знала, чтобы жить с народом Иуды. Молю Тебя из любви к ней. Яви ей Свою милость. Пусть ее ребенок будет сыном, любящим ее и заботящимся о ней в старости. Пусть он будет сыном, который будет возрастать в силе и чести.

Это были тяжелые роды. Акса была готова к этому, ибо, ухаживая за Фамарью, открыла удивительную новость — в утробе Фамари был не один, а два наследника Иуды. В доме Зимрана Акса часто исполняла роль повивальной бабки, но никогда не была свидетельницей таких тяжелых родов, как эти. Она еще сильнее полюбила Фамарь, которая без жалоб переносила сильные страдания. Час за часом Фамарь тужилась, обливаясь потом. Чтобы сдержать крик, она кусала кожаные ремни.

— Кричи, Фамарь! Это поможет тебе.

— Иуда услышит и будет тревожиться.

— Он причина твоих страданий! Пусть послушает! Вирсавия, я уверена, кричала!

— Я не Вирсавия!

На шее Фамари натянулись жилы, на глазах выступили слезы.

— Пой Господу Богу, Акса.

Тяжелый стон вырвался из ее груди, когда возобновились схватки. Камень, на котором сидела Фамарь, омочился водой и кровью.

И Акса запела, запела отчаянно:

— Провозглашу имя Господа! Провозглашу имя Его и возвеличу Бога Иуды, Бога Авраама, Исаака и Иакова…

— Его пути праведны.

Фамарь втянула в себя воздух и снова тяжело застонала. Тужась, она подтянула руками колени.

Появилась ручка первого ребенка. Акса быстро завязала вокруг запястья красную нитку.

— Этот вышел первым, — объявила она.

— О Боже, будь милостив! — закричала Фамарь.

Ребенок убрал ручку. Фамарь скрипнула зубами и начала тужиться снова. Акса, лихорадочно читая молитву, положила руки на живот Фамари и почувствовала, как там, внутри, борются два ребенка. Они шевелились, вертелись, толкались.

Фамарь снова закричала, и вышел первый ребенок. С усилием проталкиваясь вперед, он выскользнул в готовые принять его руки Аксы.

— Сын! — Акса радостно рассмеялась, и вдруг от изумления открыла рот:

— Что?

У этого ребенка не было на запястье красной нитки.

— Как ты прорвался первым? Его надо назвать Фаресом, — сказала она, — ибо Фарес означает «расторгающий».

Через несколько мгновений родился второй ребенок, еще один сын. Нитка на запястье свидетельствовала о том, что он был первенцем, хотя вышел вторым. Из-за этой нитки, омоченной кровью, ему дали имя Зара, что означает «алый».

Фамарь устало улыбнулась. После того как вышло детское место, она легла на пол, устланный циновками, и со вздохом закрыла глаза.

— Сыновья, — сказала она тихо и улыбнулась.

Акса перевязала пуповину, вымыла малышей, бросила на них соль и, запеленав, вложила их в материнские руки. Фамарь улыбалась, переводя взгляд с Зары на Фареса.

— Ты видишь, Акса, что сделал Господь? Он возвысил нищего духом. Он поднял меня из праха и пепла и дал мне сыновей!

Фамарь улыбалась, глаза ее сияли радостью.

* * *

Иуда не мог вымолвить ни слова, когда увидел Фамарь с двумя малышами на руках. Он был потрясен. Невзирая на его грехи, Бог вдвойне благословил его этой мужественной ханаанской женщиной. Он смотрел на своих сыновей и на их мать, все еще бледную после перенесенных мук, и понимал, что любит Фамарь. Он не только любил ее, он уважал ее и восхищался ею. Когда Иуда привел ее в дом для Ира, то даже не представлял, как Бог использует эту девушку, чтобы привести его к покаянию, изменить его сердце и жизнь. Фамарь была превосходной женщиной, женщиной, достойной хвалы!

Она пристально посмотрела на Иуду.

— Я хочу, чтобы мои сыновья были детьми Божьими. Я хочу, чтобы ты сделал с ними все, что требует Бог, дабы они были причислены к Его народу.

— Через восемь дней я их обрежу, и как только ты сможешь путешествовать, мы уйдем отсюда и вернемся в шатры моего отца.

Иуда увидел струйки слез, стекающие в черные волосы на ее висках. В глазах Фамари он прочел сомнение и догадался, чем оно вызвано. Она никогда не видела доброго отношения от Вирсавии и ее с Иудой сыновей.

— Мой отец Иаков с радостью примет тебя, Фамарь, и моя мать полюбит тебя. Она лучше, чем кто-либо, поймет тебя и то, что произошло между нами.

Фамарь была еще молода и легко ранима. Ни одна женщина никогда не была для него столь прекрасна, как эта. Она была чрезвычайно дорога для него. Он сделает ее путь гладким.

Фамарь подняла глаза.

— Как ты можешь быть уверен, что твоя мать примет меня?

— Моя мать вошла к моему отцу в покрывале.

Ее черные глаза вспыхнули изумлением.

— Одетая, как блудница?

— Одетая, как невеста, но не та невеста, которую он желал. — Он печально улыбнулся. — И все-таки отец по-своему ее любил. Она родила ему шестерых сыновей. Я — четвертый.

Иуда увидел, как сильно забилась жилка на ее шее. Она выглядела очень встревоженной. Через мгновение он понял, что так встревожило ее. Жар залил его лицо. Он взял ее руку и накрыл своей.

— Ты неправильно поняла меня, Фамарь. Не опасайся нашей будущей совместной жизни. Я буду уважать тебя так, как муж должен уважать свою жену, но теперь ты будешь мне дочерью. Я не буду жить, как хананей, обещаю тебе.

Она нежно, как бы извиняясь, улыбнулась ему.

— Я намерен сдержать свое обещание!

Ее черные глаза сияли.

— Я верю тебе, Иуда. Ты будешь действовать справедливо.

От счастья у него перехватило дыхание. Иуда бережно взял руку Фамари и поцеловал ее ладонь.