V Стихи, посвященные отцу Александру
V
Стихи, посвященные отцу Александру
Вскоре после нашего знакомства я подарил отцу Александру большую стопку своих стихов, напечатанных малым форматом, в половину машинописного листа. Через некоторое время, когда мы сидели у него в кабинете, он протянул мне какую?то книгу и сказал: «Подпишите». Я понял, что это такое, только когда раскрыл ее. Это оказались мои стихи, но изящно переплетенные. Я с радостью подписал эту «книжку». Подпись была стандартной, она лишь в слабой степени выражала мои чувства.
В той «книжке» в основном были стихи, рожденные в самое благодатное для меня время, когда я пережил духовный переворот. Многие из них я посвятил отцу Александру. Я воспроизвожу здесь часть этих стихотворений, прибавив к ним еще два, написанных уже после его смерти.
* * *
— Пламень неистовый с неба прольется
И уничтожит тебя и меня.
— Не говори так: слово сорвется —
Выманит с неба стихию огня.
— Что тут поделать? Тварь беззащитна.
Кто нас укроет от Судного дня?
— Не говори так: слово магнитно —
Вытянет жизнь из тебя и меня.
— Ветер подует — буря начнется,
Молния грянет — вспыхнет народ.
— Не говори так: слово взорвется —
Даже молитва, и та не спасет.
— Что нам слова, если жизнь быстротечна?
Как ни брыкайся — гибель придет.
Радость кратка, а страдание вечно.
— Не говори так: Слово — спасет.
* * *
Я капля малая в бездонном океане
И вместе с ним куда?то я лечу.
Так отчего в космической нирване
Я с океаном слиться не хочу?
Гордыня ли повинна роковая,
Неверие или же темный страх,
В крови разлитый? Разве я не знаю,
Что родина сокрыта в небесах?
Но сотворенный из греховной глины
И светлого дыханья Божества,
Я рвусь на две враждебных половины.
И каждая по–своему права.
* * *
На сетчатке, на клетчатке,
На спиралях хромосом
Отпечатал опечатки
Тот, кто нашим был отцом.
И пошел гулять по свету
Миллиардным тиражом
Механизм ущербный этот,
Тайным знаньем поражен.
Зашифрована программа,
Ключ потерян, и не раз
Историческая драма
Отозвалась эхом в нас.
Но горит огонь вселенский
И струится ровный свет
Там, где Плотник Вифлеемский
В наши гены врезал след.
* * *
Не стискивай меня, как глину,
Горшечник, властною рукой,
Но укрепи мне сердцевину
Или пролей в меня покой.
Ты дал мне глиняное тело
И два невидимых крыла.
Не допусти, чтоб жизнь истлела,
Чтобы любовь из глаз ушла.
Пусть был я прах и стану прахом,
Но здесь, в пространстве роковом
Между падением и плахой,
Согреюсь новым Рождеством.
Мешая глину, кровь и воду,
Добро и зло сто раз на дню,
Свою последнюю свободу
Для светлой встречи сохраню.
* * *
Необходимый обречен.
Он бесконечно беззащитен.
Таков неписаный закон
И скрытый двигатель событий.
Без жертвы нету искупленья,
Без чистой крови нет пути.
И что проклятья? что моленья?
Спасителя — нельзя спасти.
Он, не рассчитывая сил,
В одну лишь силу правды верит,
Он Сам себя приговорил
Без состраданья к высшей мере.
Необходимый погибает,
Но, погибая и скорбя,
Он в бесконечность простирает
Преображенного Себя.
* * *
Я быть хочу. Небытия
Мне страшно мертвое касанье.
Уж лучше полное незнанье,
Чем знание, что смертен я
Всерьез, дотла, душой и телом.
Немыслимо!.. Но в том ли дело,
Чтоб знать об этом наперед?
Ведь не случайно Мирозданье
Нас наградило упованьем,
Поскольку пагубен расчет.
Но если вера, мать покоя,
Отметит нас и удостоит, —
И впрямь бессмертие придет.
* * *
Колючий звук царапает гортань,
И тень звезды на облако упала.
— Возьми меня
и катастрофой стань
На веки вечные! —
Взяла и стала.
— Ах, я забрел в такую глухомань,
Что воздуха зеленого мне мало.
Возьми меня
и просто прикармань
На веки вечные! —
И это обещала.
— Я в небе свой, я царственную длань
Простер над красотою идеала.
Возьму тебя и ты рабыней стань
На веки вечные! —
Сверкнула и пропала.
* * *
Не важен путь, а суть важна.
Путей к добру всегда хватает,
А суть единственна, одна,
И это каждый понимает,
Кто сутью был преображен
В единый миг, одним ударом.
Ты вечной сутью поражен,
И это не проходит даром.
* * *
Светлый дух, живое чудо,
Невместимый никуда,
Ты приходишь ниоткуда
Как спасение и дар.
Не бросай меня на ветер —
Я еще Тебе сгожусь.
Никого на белом свете
Я с Тобою не боюсь.
Пусть кидается на плечи
Жизнь какая ни на есть:
Всё покроет, всё излечит
Ослепительная Весть.
* * *
Кто светилу господин
И хозяин океану?
Выходи, сурепкин сын,
На поляну, на поляну.
Желтым пламенем взметнись
И навстречу непогоде,
Сотрясаясь, распахнись
На природе, на природе.
Кто прикажет: «Потуши
Самовластье!» — океану,
Тот и душу утишит
Окаянну, окаянну.
Ах, зачем нам суета,
Эта музыка больная,
Если светит красота
Неземная и земная?
* * *
— В каком колодце свету зачерпнуть?
В какое небо можно заглянуть?
И где набраться слов неотразимых
Для отраженья чувств невыразимых?
— А говорят, сперва сойди с ума:
Достань звезду румяную из печки
И подогрей Вселенную на свечке.
— Но кто поверит бедному святому,
Юродивому, глупому, блажному?
— Ему — никто. Но все — его словам.
* * *
Всё сместилось, всё скрестилось —
И пути, и времена.
Разрешите, ваша милость,
Погадать на именах.
Кто достанет нам отгадку
Ослепительных ночей
И пойдет плясать вприсядку
На скрещении лучей?
Кто покровы эти смоет
С неизвестного лица,
Всё откроет, всё устроит
От начала до конца?
И кому писать записки
В темноте за упокой?..
Берег влажный, берег низкий,
Удивительный такой.
* * *
Потому что я болею
И в бессоннице лежу,
Я заглядывать умею
В поразительную жуть.
Что там веет? что там тлеет?
Занавеской шевелит?
Розовеет, лиловеет,
На поверхности лежит.
Это просто состраданье —
И повсюду, и в окне.
Это вера, это знанье
За грехи даются мне.
* * *
Кто жил с оглядкою на Бога
И разум ветхий не терял,
Тот не ханжа и недотрога,
И не подлец, и не нахал.
Он сохранил в себе искусство
Глядеть на мир из?под руки
Легко, доверчиво и грустно,
Не умирая от тоски.
Психея робкая моя,
Моя воздушная идея,
Перелетаю, холодея,
Твои надмирные края.
В жемчужной дымке восковой
И в переливах перламутра
Настало медленное утро,
И голос светится живой.
* * *
Еще земля тверда и величава,
Еще на дне сосуда дремлет вера,
И темных замыслов кровавая отрава
Лениво плещется в глубоких полусферах,
А мне уже мерещатся виденья,
Встающие из грозного тумана,
Настойчивые, словно наважденья
В жестоком Откровеньи Иоанна.
Еще надежда простирает руки,
Еще грехи не требуют расплаты,
Но тяжкие и медленные звуки
К ушам моим томительно прижаты.
Еще по рельсам бегают трамваи,
Но, словно камень из пращи Давида,
Душа завесу плотную пронзает
И равенство кровавое провидит.
Она следит, как переходит алый
В багровый, пепельный… а дальше —
в никуда,
И посылает бедствия сигналы
Из будущего в прошлое —
сюда.
Александровская слобода
Над слободой бессвязные стенанья,
Старинных пыток честные названья
И скрип оси заржавленной земной.
Молился в храме, аки пес смердящий,
Хозяин вещи — жизни настоящей,
Замаливал грядущие грехи.
Вот он в углу — юродивый, блаженный
И бешеный, и необыкновенный,
Поклоны бьет, коленопреклоненный,
Игрою зла навек заворожен.
Клубились дни татарскою ордою,
Палящий ветер плыл над слободою.
Измена за изменою, увы.
Горели церкви золотом сусальным,
Стоял закат боярином опальным,
И в небеса неслись колокола.
* * *
Бессовестной кавказской кривизною,
Как Крёз, нечеловечески богат,
Он карлик был и резкой новизною
Своих идей не отличался.
Рад Любому уклоненью от Закона,
Он свой закон угрюмо создавал.
Он яд копил и у подножья трона
Сложил один большой лесоповал.
Из щепок отлетевших, обнаженных
Его невероятный пантеон…
И стон мильонный
и
неутоленный
Беззвучно обнимает небосклон.
* * *
Плетку в руки! Плетку в руки! —
И по каменным задам.
Получайте для науки —
Я еще сейчас вам дам!
Вы зачем избили время
И картинки унесли,
И над местностями всеми
Вой звериный растрясли?
Вы куда ведете ветер?
На какую благодать?
Скоро жить на белом свете
Вы разучитесь опять.
Но пока еще не поздно,
Укротите ваш тротил!
Чтоб не встал товарищ Грозный
И усы не подкрутил.
* * *
Возврата нет. Былому — не бывать.
Нельзя вернуться в солнечную Трою,
Полюбоваться славною игрою
На рыцарском турнире в Пуатье,
Нельзя взглянуть на профиль Ариосто
И на проделки графа Калиостро
И вместе с Аввакумом возроптать
Иль выпить лала алого с Хайамом
За красноречие его калама
И хорасанской розы нежный вздох.
Но разве прошлое от нас ушло
И не живет сейчас под нашим небом
В любом углу и колесница Феба
Не мчится в недоверчивой крови?
Спроси себя: случайна ль связь времен?
Нет, есть какой?то мировой закон
В чередованье дисков заржавелых.
Так надо ль в самом деле удивляться
Тому, как вытекают друг из друга
Век восемнадцатый, жующий пастораль,
Век девятнадцатый, кующий злую сталь,
И век двадцатый, бьющий без пощады?..
* * *
Нет, не хватать что попадя
Сегодня я хочу —
Отмыть себя от копоти,
Отправиться к Врачу.
Целитель мой единственный,
Здоровье упаси
От слякоти таинственной,
Чтоб весел и красив
Вступил я в воздух матовый,
Округу оглядел
И перед строем атомов
Ничуть не оробел.
* * *
Просыпайся, именинник,
Выходи смеяться в сад!
Пахнет розой холодильник,
Дом — звездой, а ты не рад.
Что ты скучный? Бог с тобою.
Впереди огонь горит.
Всё устройство мировое
С блудным сыном говорит.
* * *
Весь этот мир, усыпанный звездами,
Его печаль, восторг и красоту
Ты населил внезапными цветами
И отдал нам как детскую мечту.
Как ласточка, горит Кассиопея,
Как ласточка, летящая в ночи
Невесть куда, крича и цепенея.
Куда ж ведут ее Твои лучи?
Где к воздуху подвешены созвездья,
Где медленно колеблется эфир,
Там невозможны бури и возмездье,
Там строй и лад, там тишина и мир.
Лишь мы, летя к неведомым светилам,
Мятежный дух не можем превозмочь.
Нам милость и терпенье не по силам —
В крови разлита яростная ночь.
* * *
Всё, что в это поле попадает, —
Слово, птица, зеркало и дым —
На траву со свистом упадает
Ливнем ослепительно–прямым.
Я иду нехоженой дорогой,
На рассветной дымке выхожу
И в пустыне строгий голос Бога
Я по книге каменной слежу.
* * *
Метой метишь непреложной,
А потом назад берешь...
Раз пригубив, невозможно
Отказаться — снова пьешь
Этот пенный незабвенный
Кубок чистого вина.
Раз сольешься со Вселенной,
А душа навек пьяна.
* * *
Со своих вернулся похорон,
Не заметил в суете утраты тела,
Сел за стол и вдруг услышал стон,
И душа как искра полетела.
Сквозь туман, сквозь строй скорбящих глаз,
Вспять, сквозь юность, детство, малолетство,
С легким свистом в вечное сейчас,
Проживающее по соседству.
Разом вспомнив милый отчий дом,
Он блаженно замер, а планета,
Смерть, разлука — это всё потом…
Переливы мысли, буйство света…
* * *
В одночасье родилась,
В одночасье померла,
Сковырнулось, испеклась —
Такова природа зла.
А добро наоборот:
В муках родилось на свет
И навечно, напролет
В муках весело живет.
* * *
Когда придет черед молиться,
Пусть станут в памяти у нас
Подвижников простые лица,
Их дорогие имена.
Они совсем не притязали
Ни на величье, ни на власть,
Но знали, верили и знали,
Что истине — нельзя упасть.
На Рождество
Уже легла ночная мгла,
Просторный день — как не был.
Деревня Новою была
Под этим старым небом.
Она вовсю листала сны,
А в поле под луною
Стояла чаша тишины,
Полным полна Тобою.
И мир покоился и стыл
В прозрачном одеянье,
И долетало с высоты
Могучее молчанье.
Душа морозна и чиста —
Ни гнева, ни возмездья.
И разом встали на места
Алмазные созвездья.
И лес молчал, погост молчал,
И все молчали наши,
Чтобы никто не расплескал
Благословенной чаши.
Пир в Иудее
Из уст в уста передаю
Сырую весть о новом чуде:
Глава Крестителя на блюде
Уже прочла судьбу свою.
Он принял муку, как удачу,
И он постиг в единый миг,
Что смерть свистит и вечность плачет
И сходит музыка на них.
Иродиада, Саломея.
Новозаветный разворот…
И до сих пор мы всё немеем.
И блюдо
женщина несет.
* * *
Вот там, тогда, в такую пору
Его вели на эту гору.
Он был распят и изнемог.
«Се человек». И умер Бог.
Но Он на третий день восстал,
И сквозь Него, как сквозь кристалл,
Глядим на свет и мир земной.
И мы живем. И Он живой.
Страстная суббота
Господь томится взаперти,
В небытии перед рассветом.
Еще не пробил час взойти —
Он завтра сотрясет планету.
В гробнице тьма. Он снят с креста,
Но ангелы еще не вхожи.
Что если бы Он не восстал?..
Как страшно…
Нет, Он ждать не может.
Пасха. 1976 год
Как в детстве, тот день не кончался
И вглубь раздавался и вширь,
И мир голубой расстилался,
Красивый, как мыльный пузырь.
И солнце цветами играло,
По–детски смеясь на заре,
И музыка службу стояла,
И вновь оживал Назорей.
Евангелие
Кривая янычарская луна
Срезает голову дневному оживленью.
Израиль не готов к Богоявленью,
Но Мариам предчувствием полна.
Ей помнится тот странный разговор,
Внезапный свет с закрытыми глазами,
Видение с огнистыми крылами
Она не забывает до сих пор.
Он говорил:
— О, Ты как свет чиста!
Блаженна в женах Ты, Царица благодати.
Возрадуйся:
Ты будешь Богоматерь. —
И это подтверждала дурнота.
— Но кто поверит этому окрест?
Твой благовест лишит Меня покоя.
И как смогу Я выдержать такое?
— Ты выдержишь.
Прощай! —
И он исчез.
В реке струилась медленно вода.
Плыла надежда чудною триремой.
Волхвы спешили молча к Вифлеему.
Над ним стояла
новая звезда.
* * *
Скоро Пасха. Близятся сроки.
Скоро будем мы одиноки
В самом первом, земном аду.
Будет страшной потеря наша,
И Тебя не минует чаша
В Гефсиманском лунном саду.
Но когда Ты опять вернешься
И на Землю росой прольешься,
Я от власти Твоей
не уйду.
Молитва
Отцу Александру Меню
Господи, дай мне силы
Мертвому руку подать,
Чтоб из холодной могилы
Мог он живым восстать.
Господи, сделай разлуку
Краткой, как жизнь или смерть,
И утоли мою муку,
И укрепи мою твердь.
Господи, темной рекою
Я поплыву в челноке,
Чтобы навеки с Тобою
В светлой слиться реке.
Грай ли вороний грянет,
Туча ль стеснится в груди,
Мертвый из гроба — встанет,
Матерь Сына — родит.
Боже Святый и Крепкий,
Благодарю Тебя
Даже за привкус терпкий
Черного сентября,
Даже за этот ладан,
Даже за этот стон
Там, где и светом и ладом
Был неизменно он.
Благодарю за милость
Знать и любить его.
То, что уже свершилось, —
Ангелов торжество.
То, что уже свершилось,
Станет иконным клеймом.
Время остановилось,
Срублено топором.
Животворящим Словом,
Кровью Твоей любви
В Царстве спасенном, новом
Мертвого — оживи!
* * *
Снятся гнусные сны: кто?то тянет из уха зеленую пряжу,
Кто?то крестик крадет и на паперти гасит свечу…
Дай я сам загашу! Дай я в землю холодную
ляжу!
Ну, а если не так, дай на призрачных крыльях к тебе полечу.
Сны, печальные сны, что тревожите душу живую?
Для чего сотрясаете детскую память мою?
На печальной заре я холодную плоть поцелую.
На заре в сентябре я земную любовь отпою.
Отче мой, на заре серебрятся и пенятся воды.
Отче мой, не сердись, если я на коленях Тебе прошепчу:
Там, на синих просторах Твоей первозданной свободы,
Дай мне свидеться с ним,
а потом я назад улечу.
Чтоб на ясной заре, в серебре раскаленного мая,
Головы не подняв от подушки, я плыл в синеве
В ту обитель, куда привела меня радость хмельная,
И чтоб летний Никола, как прежде, бродил по траве.
Там, на синих просторах, под звон торжествующей меди,
Задыхаясь от слез, я к сияющей ризе его припаду
И застыну, как мертвый,
не в силах промолвить ни «буки», ни «веди».
И проснусь навсегда. И дороги назад —
не найду.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.