21. Богословские труды, посвященные критике юридической теории искупления

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

21. Богословские труды, посвященные критике юридической теории искупления

Исследованиями, положившими начало критике юридической теории искупления, считаются диссертации: профессора Киевского университета святого Владимира протоиерея Павла Яковлевича Светлова (1862–1945) и архимандрита, впоследствии Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) (1867–1944).

В своей магистерской диссертации «Крест Христов — значение Креста в деле Христовом» (защита состоялась {84} в Московской духовной академии в 1893 году) отец П. Светлов писал:

«Слово крестное в учении схоластического богословия перестает быть утешительной для ума и сердца истиной… Скажу более, здесь схоластически мертвым и узким толкованием величайшей христианской истины по-своему упраздняется Крест Христов» (1 Кор. 1, 17), усиливается соблазн и неразумие Креста для иудействующих и неверующих, и само христианство в целом многое теряет в своем Божественном величии и истинном обаянии над умами и совестью людей… Все необъятно-великое содержание слова крестного в схоластическом богословии стремятся заключить в узкой формуле учения о сатисфакции. Крест — кровавая уплата за грехи людей бесконечному Божию правосудию. Величие Божие, оскорбленное грехом неповиновения твари Творцу, правосудный гнев Бога, бесконечная виновность человека, незаслуженная снисходительность к нему Владыки вселенной, купленная ценой крови Сына Божия, — вот идеи, около которых вращается схоластическая мысль, подавленная рабским страхом перед величием Бога, Его бесконечным правосудным гневом против людей и бесконечной виновностью последних. Места светлому чувству радости и сыновней близости людей к Богу и Христу Его нет в этой формуле…» [125].

Архимандрит Сергий (Страгородский) представил в 1895 году на соискание ученой степени магистра богословия свой труд «Православное учение о спасении». В нем он мало говорит об объективной стороне искупления (о значении крестной жертвы в деле спасения людей), однако высказывает много весьма ценных критических замечаний против юридического понимания процесса спасения.

«Самая сущность христианства, — пишет архимандрит Сергий, — оказывается искаженной при юридическом жизнепонимании: теряется возвышенность и духовность представления о Боге» (Православное учение… Диссертация. — С. 93). Юридическое жизнепонимание «непримиримо {85} противоречит христианскому жизнепониманию, как оно выражено в Священном Писании и творениях отцов Церкви» (С. 95). «Возможны ли правовые отношения между Богом и человеком? На основании Священного Писания и Предания, говорим, что невозможны» (С. 71).

«Любовь составляет основной закон Божественной жизни» (С. 110). В умах святых отцов никогда не возникало противоречия между правосудием и любовью Божественной. «В творениях отцов правда Божия и любовь никогда не ставятся одна против другой» (С. 142–143). «Домостроительство Божие направляется не к тому, чтобы как-нибудь примирить образовавшееся в Боге раздвоение между любовью и правдой (раздвоение, с трудом допустимое в Едином и всегда тождественном Себе Существе), а к тому, чтобы как-нибудь спасти погибшую овцу, чтобы как-нибудь устроить обращение человека на путь истины» (С. 169).

«Церковь наша… видит во Христе не пассивное лишь орудие умилостивления, а Восстановителя нашего падшего естества… называет Его Вторым Адамом» (С. 13).

Решительным противником юридической теории искупления был архиепископ, позже митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий) (1863–1936).

В лекции восемнадцатой уже были приведены высказывания митрополита Антония касательно происхождения «школьно-катихизического и школьно-богословского учения об искуплении» от «неправославного латинского учения» Ансельма Кентерберийского и других средневековых схоластов.

Выразив свою уверенность в том, что такого учения «нет ни в святой Библии, ни у святых Отцов», и что учение это не может быть согласовано ни с учением о Божественной правде, ни с учением о Божественном милосердии, митрополит Антоний упоминает затем о некоторых сочинениях русских богословов-противников юридической теории искупления.

«Обширная диссертация протоиерея Светлова «Значение Креста в деле Христовом» и другие его сочинения, — {86} говорит он, — являются обоснованным опровержением школьной теории» [126].

Диссертацию архиепископа Сергия митрополит Антоний называет «прекрасной», поскольку она, «опираясь всецело на отцов Церкви… устанавливает ту простую, но утерянную схоластическим богословием Запада, истину, что спасение наше есть не иное что, как наше духовное усовершенствование, подавление похотей, постепенное освобождение от страстей и общение с Божеством… Эта диссертация освобождает понятие о нашем спасении от тех вне моральных, юридических условностей, коими латиняне и протестанты (хотя в различных направлениях) глубоко понизили самую цель христианства, выраженную в словах апостола:

«Сия бо есть воля Божия, святость ваша»

(1 Фес. 4, 3) [127].

В 1924 году митрополит Антоний издал свой «Опыт христианского православного катихизиса», использовав текст Пространного Катихизиса митрополита Филарета (Дроздова), однако значительно изменив в нем многое в соответствии со своими богословскими взглядами. В нем, как и в статье «Догмат искупления», критикуя юридическую теорию искупления, митрополит Антоний излагает свое понимание важнейшего христианского догмата, к сожалению, с явным уклонением от чистоты Православия.

По выражению митрополита Елевферия (Богоявленского), в этих сочинениях митрополита Антония «все искупление сводится к Гефсиманскому подвигу, к борению «сострадательной любви» Христа с грехами всего человечества» [128] и тем самым умаляется значение крестных страданий Господа Иисуса Христа как центрального события искупительного подвига Богочеловека.

Убежденным противником юридического понимания искупления был архимандрит Иларион (Троицкий), про{87}фессор Московской духовной академии по кафедре Священного Писания Нового Завета, впоследствии архиепископ Крутицкий, ныне прославленный как новомученик.

«Архимандрит Иларион, — пишет отец Петр Гнедич, — не оставил специального труда по изложению учения об искуплении, но он писал и говорил о нем где только мог — в статьях, лекциях, отзывах о студенческих сочинениях и так далее. Наибольший интерес представляет его лекция «Богословие и свобода Церкви» [129] и статья «Вифлеем и Голгофа» [130].

В его статьях и лекциях имеется ряд ярких и убедительных примеров, где отдельные места из «Догматики» митрополита Макария противополагаются учению святых Отцов или тексту богослужебных песнопений» [131].

«Сравнительно с Григорием Богословом, — говорит архимандрит Иларион, — в семинарском учебнике митрополит Макарий о спасении мудрствует иначе. Григорий Богослов: «Главное одно: мое совершение, воссоздание и возвращение к первому Адаму».

Митрополит Макарий: «Вся тайна нашего искупления смертию Иисуса Христа состоит в том, что Он, взамен нас, уплатил Своей кровью долг правде Божией за наши грехи» [132]. Вот что сделало с нашим богословием латинское и немецкое рабство! В учении о спасении от греха это рабство отторгло наше богословие от Григория Богослова и иных отцов Церкви и приблизило к Ансельму и прочим отцам схоластики… Смотрите, какое разногласие между Церковью и школой!.. Классная кафедра духовной школы и церковный амвон и клирос в одно и то же время говорят на разных богословских языках.

В статье «Вифлеем и Голгофа» архимандрит Иларион писал: «Невозможно согласиться с юридической теорией спасения, которая пренебрегает и воплощением, и вос{88}кресением, а знает одну только Голгофу с померкшим солнцем, со смятенной тварью, с трепещущей землей, с распадающимися камнями. Эта теория — чуждая, не церковная, в церковное богословие проникшая всего только двести лет назад, утвердившаяся здесь после разгрома Православной Русской Церкви Петром Первым…

…Даже такие безусловно чуждые Православию понятия, как «удовлетворение» и «заслуга», у нас находят защитников. А по-моему, допустить эти понятия в богословие значит исказить чистый образ здравых учений о спасении… Благодарение Господу Богу, слепое доверие к измышлениям католического средневековья у нас на Руси за последние 25 лет стало значительно колебаться.. Мне думается, что без юридического элемента вполне можно обойтись и в области вероучения, и в области нравоучения…» [133].