Свобода – это не так просто

Свобода – это не так просто

Считается, что христианство ограничивает личное развитие и реализацию потенциала, поскольку стесняет нашу свободу выбирать убеждения и образ жизни. Иммануил Кант дал определение просвещенному человеку как существу, которое полагается на силу собственного разума, а не на авторитеты или традиции²⁷. Это сопротивление авторитетам в нравственных вопросах в настоящее время глубоко укоренилось в нашей культуре. Свобода определять наши собственные нравственные стандарты считается необходимой для того, чтобы быть в полном смысле слова человеком.

Однако это утрированный подход. Свобода не может определяться строго в негативных терминах, как отсутствие ограничений и запретов. В сущности, ограничения и запреты во многих случаях представляют собой средство, ведущее к освобождению.

Если у вас есть способности к музыке, вы можете годами упражняться в игре на пианино. Это ограничение вашей свободы. То время, которое вы посвятили музицированию, вы могли бы потратить множеством других способов. Но если у вас талант, тогда дисциплина и ограничения помогут воспользоваться потенциалом, который в противном случае остался бы нереализованным. Что же вы сделали? Намеренно лишили себя свободы заниматься определенными делами, чтобы обеспечить себе более ценную свободу и достичь других целей.

Во многих случаях ограничения и запреты – это средство освобождения

Это не значит, что ограничения, запреты и дисциплина автоматически обеспечивают свободу. Например, человеку ростом полтора метра с небольшим и весом под шестьдесят килограммов не стоит мечтать о карьере нападающего Национальной футбольной лиги. Никакая дисциплина и старания не принесут ему ничего, кроме раздражения и травм (в буквальном смысле слова). Он бьется головой о физическую реальность – у него просто нет соответствующего потенциала. В нашем обществе многие трудятся не покладая рук, строя карьеру, которая скорее приносит хороший доход, чем соответствует их способностям и интересам. Такая карьера тоже является подобием смирительной рубашки, которая душит и обезличивает нас.

Следовательно, дисциплина и ограничения освобождают нас только в том случае, если соответствуют нашей натуре и способностям. Рыба, которая поглощает из воды скорее кислород, чем воздух, свободна лишь в том случае, если место ее пребывания ограничено водой. Если мы положим ее на траву, то не только не обеспечим ей свободу передвижения и не вернем ее к жизни, но и убьем ее. Рыба погибнет, если мы без должного уважения отнесемся к реальным особенностям ее натуры.

Во многих сферах жизни свобода – не столько отсутствие ограничений, сколько поиск правильных ограничений, дающих свободу. Те из них, которые соответствуют реальным особенностям нашей натуры и мира, придают силу и размах нашим способностям, дарят глубокую радость и удовлетворение. Эксперименты, риск, ошибки сопровождаются ростом лишь в том случае, если со временем показывают не только пределы наших возможностей, но и наши способности. Если оправданные ограничения способствуют нашему интеллектуальному, профессиональному и физическому росту, почему то же самое не может быть справедливым для духовного и нравственного роста? Вместо того чтобы добиваться свободы для создания духовной реальности, не лучше ли было бы найти эту реальность и с помощью дисциплины жить в соответствии с ней?

Распространенное мнение о том, что каждый из нас должен сам дать определение собственной нравственности, опирается на убеждение, согласно которому духовная реальность не имеет никакого сходства с остальным миром. Верит ли в это кто-нибудь на самом деле? Много лет подряд каждое утро и каждый вечер после воскресных служб я остаюсь в церкви еще на час, чтобы ответить на вопросы. В этом обмене мнениями участвуют сотни прихожан. Чаще прочих я слышу такое заявление: «Каждый человек должен сам решать для себя, что хорошо и что плохо». В ответ на это я интересуюсь: «Существует ли сейчас в мире хоть один человек, поступки которого вы считаете необходимым прекратить, независимо от того, насколько правильным он сам считает свое поведение?» Мне неизменно отвечают: «Да, конечно». Тогда я спрашиваю: «Но разве это не означает, что выубежденыв существовании некой нравственной реальности, находящейся “где-то там” и определяемой не нами, но подлежащей соблюдению независимо от того, что человек чувствует и думает?» Почти всегда этот вопрос встречают молчанием – или задумчивым, или недовольным.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.