Новое небо и новая земля
Новое небо и новая земля
Мы уже говорили о таинственной жизни, которая вливается в Человека из Божией любви, «свыше», «с неба», той жизни, которая ему даруется и вместе с тем глубочайшим образом ему самому принадлежит, так, что только в ней он становится тем, чем он по настоящему должен быть. Как же обстоит дело со всем тем, что нас окружает? Только ли человеку предназначена эта таинственная новая жизнь? А со всем тем, что есть в огромном и богатом мире, - с гордыми и благородно- прекрасными горными вершинами, с деревьями и с полнотой и загадочностью их тихой жизни, с красотой звезд, с безмерными силами мироздания, с бездонной вселенной, так глубоко и так мощно утверждающей свое бытие, - со всем этим как? Все великое и драгоценное, что нас окружает, - все это выпадает из тайны даруемой нам божественной жизни? Достигает ли эта жизнь только туда, куда достигает человек?
Некоторым людям свойственно ощущение какого то глубокого ожидания в окружающей нас природе. Точно в ней не только вещи, которые можно взять и использовать, но и нечто большее. Сказки лепечут о повсеместной тайне, о повсеместной тоске и о чуде свершения.
Только ли это игра воображения? Или этим угадывается нечто реальное?
В Послании к римлянам Святой Апостол Павел говорит: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (8, 19 и д.). Удивительные слова. Словно они хотят сказать, что мир не закончен, не замкнут, что он ждет своего завершения, рвется к нему с мучительной силой, и что в этом мире есть нечто, стремящееся стать, подняться, но не способное сделать это собственными силами, а потому и зависящее от «откровения славы детей Божиих». Что это означает?
Приходилось ли нам уже когда нибудь видеть, как настоящий ребенок обращается с вещами? Все вещи вокруг него живут. Когда вещь попадает в поле зрения ребенка, в его сердце, в его руки, она приобретает сказочно свободную жизнь. Тут она означает нечто гораздо большее, чем для нас, взрослых. Она обладает совсем иной глубиной. Нечто скрытое выступает вперед и проявляется свободно. Тут вещи словно доверяют одна другой. Появляется некий образ, который иначе не был виден, и он-то и оказывается самым главным. Вещи говорят, они «на ты» между собою и с маленьким человечком, они оказываются совсем по-другому дружественными и привлекательными и сильными и опасными...
Потом ребенок становится старше и вое это исчезает. Ребенок вырастет, станет разумным, будет пользоваться вещами, владеть и наслаждаться ими - тогда они лишатся той прежней свободной жизни. Они попадут в оковы, онемеют, станут тощими и однообразными. Лишь в некоторые мгновения тайна будет снова являться, поднявшись из глубин, - скажем, весной, когда все рвется к новой жизни, или в темную, что-то нашептывающую ночь. Но это только мгновенная волна, мимолетное дуновение, быстро исчезающее.
И бывает, что перед нами встают образы, личности, вокруг которых словно пробуждается нечто похожее, - но выше, по-иному высоко, чище и святее. Святой Франциск Ассизский был, например, таким. В «Венке цветов» о нем рассказывается, как он созывал рыб и им проповедывал, как говорил птицам о славе Божией, как ему внимал волк в Губбио и послушался его увещавающего слова; конечно, все это - легенды; но если вокруг действительно существовавшего человека можно сплетать такие легенды, то это уже что-то означает. Это значит: самый этот Франциск Ассизский был таким человеком, вокруг которого вещи оказывались не такими, как у других людей. В его близости вещи приобретали новую сущность. Они освобождались от своей немоты, с них спадали оковы, увядшее в них расцветало, они становились прекрасными, свободными и благородными. И больше того: в них пробуждалось нечто совершенно новое. Не сказка, а чудо. Но «чудо» не в фантастическом смысле, а так, что вблизи с этим подлинным чадом Божиим и с его блаженной «славой», его переполнявшей, в них - в вещи - проникало нечто со стороны, от Бога. И это было то самое, чего они ждали с тоскою и мукой, - то самое, что только может наполнить их содержанием и сделать их вполне самими собой... Это и чувствовали люди; чтобы это выразить, они и оплетали вокруг Франциска такие легенды. То самое, что Апостол Павел имел в виду, здесь начинает осуществляться: «Потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих». В святом Франциске и вокруг него, эта слава детей Божиих начала являться. В его близости мир начал становиться блаженным. В его глазах, в его сердце, в его руках вещи начали становиться иными, чем обычно... Это - великая и многообещающая тайна.
Если мы теперь откроем последнюю книгу Священного Писания, Апокалипсис, книгу Тайного Откровения, то мы прочтем о притеснении, которое претерпевает в мире святая жизнь, исходящая от Бога, и о борьбе, в которой она должна устоять; но прочтем и о славе, которая изольется от Бога на все творение. Весь Апокалипсис полон глубокой тайны любви Божией не только к человеку, но и ко всем вещам.
Понимать это нужно во всей чистоте. То, что Бог любит также и вещи, принадлежит к самой сердцевине христианской веры. Солнце, звезды, деревья, все вещи ограниченные в пространстве и во времени, всех их, немых и, в отличие от нас, не имеющих души, - их всех Бог любит, и любит их в особенности.
Если только обратить внимание на те места Священного Писания, в которых это просвечивает, то видишь, до чего они прекрасны. В начале Ветхого Завета, там где говорится о сотворении мира Богом, сказано: «И Он увидал, что все хорошо». Тут любовь Божия улыбается красоте Его созданий. Но и защита Его мира содержится в этом изречении. Когда оно писалось, были люди, утверждавшие, что мир плох, потому что происходит от злого начала, - он, будто бы, сотворен злою силою. И тут священный текст говорит: нет, - то, что создано Богом, хорошо. Перелистываем дальше священную книгу. Речь идет о грехе, о порче и страдании, проникших через грех в мир и в вещи, об обмане и соблазне, которые теперь в них оказались. Но никогда мир не признается потерянным. Бог всегда сохраняет его в Своей руке. Этот мир - Его мир. Несмотря на все опустошения, на нем остается Божия печать, образ Божий остается запечатленным в порядке мироздания, в бесчисленных формах, вещах и событиях, и стоит только приблизиться к ним с благочестивым и просветленным сердцем, как они заговорят о своем Создателе. Благостным взором смотрит на них Христос. Цветы и птицы, поля и виноградники оживают в Его притчах. Он нам открыл, что в развитии мировых судеб свершается великая тайна Промысла Отца, что вещи служат при этом сосудами и орудиями, вестниками и указаниями детям Божиим. Из вещей этого мира, из крещальной воды, из хлеба и вина Тайной Вечери, Он извел источники, вечной жизни... Апостол Павел говорит, что в видимом существовании вещей можно узреть бытие и действие Невидимого Бога; и посредством глубоких образов он возвещает тайну мира, ожидающего своего возрождения и по нем тоскующего. Все это - знаки, знаки того, что Бог ценит вещи, что Он любит их, очень любит... А потом эта тайна освещается ярким светом в последней книге Священного Писания, в Апокалипсисе. Там слава любви Божией потоком течет через все вещи. Глубже всего это выражено изумительным изречением о «новом небе и новой земле». Тогда потонет всякая боль, всякое утеснение и всякая злоба, - все «что было раньше» и происходило от греха. Все станет свободным. Все раскроется. Все преобразится.
Воскресение Господа - и то, что перед этим произошло на горе Преображения, - показывает нам раскаленную божественную сердцевину этого превращения. Тело Господа преобразилось, как выражение внутренней славы. Но преображенный Господь продолжает жить. И продолжает действовать. Он вовлекает мир в Себя. Его цель - превратить мир в одну великую тайну Своей таинственной преображенной жизни, - не только людей, но и всякую тварь, чтобы «под Ним как Главою соединилось все, что есть на небе и на земле и под землею». Все творение составляет единство, действенно пронизанное мощью Его богочеловеческой жизни. Все становится жизнью! Все - светом! Все - одной единой красотой любви!
Как говорит об этом Апокалипсис! Видения встают одно за другим. Хоры величественных образов, облеченных в белые одежды с золотыми венцами, низко склоненных в молитве... Необозримые воинства, воспевающие хвалу, и пение их подобно громовому шуму могучих вод... Воздетые золотые светильники, пылающие перед высоким Престолом. Престол же воздвигнут из золота, хрусталя и изумрудов... Небесный град, со стенами из драгоценных камней, с воротами вырезанными каждые из одной жемчужины, с золотыми улицами, где золото чисто как прозрачное стекло, - преизбыток славы, стремящейся выразиться в неописуемых образах. В этом граде не нужно светильников, потому что его светильник - Агнец Божий, и Божий свет озаряет его насквозь. Пища в нем - плоды древа вечной жизни, вырастающие из сверкающего потока... Все это - образы, сравнения, дающие почувствовать ту красоту, которая должна воссиять из всякой твари, преображенной силою Божией, когда слава детей Божиих станет явной. В этой красоте - восторг Самого Бога, и ее предвозвещают таинственные слова, говорящие о нисхождении святого Града и о том, как Невеста идет навстречу Агнцу.
Иногда, под вечер, после очень ясного дня, наступает час, когда воздух становится совсем чистым и все вещи кажутся прозрачными. Всюду тогда разлита нежная и мощная красота. Она - отблеск грядущих «нового небо и новой земли». Она осеняет все как провозвестница преображения.
Еще это только обетование. Но Божий свет сердечный прорвется, - тот свет, который есть жизненная ясность и любовь. Он прорвется из всех вещей и вое они засияют. И мы тогда увидим воочию, что значат эти слова: Бог любит Свое творение.
Добавление
СВЕТ СЕРДЕЧНЫЙ
Ниже мы разбираем то же самое церковное песнопение, которое уже рассматривалось нами под заголовком «Бог утешает». Но тут мы это делаем под другим углом зрения; поэтому думается, что можно предложить вниманию читателя некоторые неизбежные повторения, поместив это рассуждение в качестве добавления.
За литургией в праздник Пятидесятницы, между чтением Апостола и Евангелия, в Западной Церкви поется древнее песнопение. Прекрасное и тихое, оно не содержит никаких необычайных утверждений, мысль в нем течет спокойно и глубоко. В нем нет сильных подъемов чувства, есть только тихое волнообразное движение, плавность, напоминающая спокойное биение сердца. Все протекает внутри, но это внутреннее пространство бесконечно просторно: это - сердце человеческое, живущее Богом.
Снизойди, о Дух Святой, И сошли нам в мир с небес Яркий блеск Твоих лучей!
В нашем существовании действуют, пронизывая его, многие тайны, оно поддерживается многими силами. Одна из них - свет; и за это - слава Богу!
Свет бывает разный. Существует свет, исходящий от тел, например, от солнца или от всякого горящего предмета. Его мы воспринимаем глазами и он нам освещает путь или светит нам при работе... Существует свет ума, возникающий, когда смысл чего-либо нам становится ясным. Если нечто, прежде казавшееся темным, становится нам понятным в своих причинах и в своей сути, то мы говорим: «Меня озарило». Этот свет позволяет нам видеть истину и дает нам власть над действительностью... Существует свет красоты. Когда мы смотрим на могучее дерево, или на просторный разнообразный пейзаж, или на высокое произведение искусства, то бывает, что у нас внутри вдруг становится светло: красота засияла. Она - драгоценное и мощное чудо, провозвестница вечного совершенства.
А тут нам говорится, что существует еще и другой свет. Он проникает внутрь человека, в человеческий дух, и приходит он оттуда, где Бог. Этот свет - святой cвет. «Святой» означает не только «хороший» или «чистый». Святость есть дуновение самой сущности Всеблаженного Бога. Она ужасает и вместе с тем она нам дорога, - несказанно чужда нам и вместе с тем - близкая и родная. Оттуда и приходит этот свет, проникающий в самую глубину нашего существа.
Приносит же этот свет Святой Дух.
Далее, вот как Святой Дух именуется:
Ты Отец всех кто в нужде, Ты Податель всех даров, Светом будь для всех сердец!
В мире, каков он есть, у тех, кто в нужде, нет отца. Человек, каков он есть не весьма заботится о бедных. Скажем - заботятся некоторые, особо к тому предрасположенные; может быть даже, каждому приходится иной раз этим заняться на некоторое время, - но не слишком долго и не слишком много... О том, что у нуждающихся есть отец, мы могли узнать только по откровению. Это - всеобильный Бог, вечная любовь, Святой Дух.
В нужде тот, кому не достает необходимого для жизни, тот, кто беспомощен и покинут. Также и тот в нужде, кто как будто обладает многим, но у кого сердце бессильно. Нужда означает не только отсутствие чего-то, что надо бы иметь, она может означать также внутреннюю невозможность обладать тем, что внешне нам принадлежит. Может означать внутреннюю пустоту, где нет ни радости, ни боли, и никакого смысла ни в чем. Такая нужда тоже горька. Но Святой Дух - Отец бедных и Податель даров. Он может, когда Ему угодно, подать все необходимое для внешней жизни - может сделать и так, что внутренняя пустыня зацветет.
Это и означает, что Он освещает сердца. Драгоценен этот свет, при котором проясняется сердце со всей своей бедственной смутностью и отогревается дух, остававшийся бесплодным даже при ясном сознании. Этот свет - самый таинственный из всех. Он возникает из сердца Божия и его лучи проникают в самые корни нашей жизни.
Приди, Сокровенный, Обитающий внутри нас, Отвечающий глубочайшим запросам, заложенным в нашу кровь и в наш дух!
Утешитель лучший нам, Милый гость души моей, Сладость и отрада!
Бог есть Господь Близости. Вещи и люди могут становиться очень нам близкими, - но никогда не до самого конца. Какая то преграда всегда остается. А Он,
Творец, «во мне не нуждающийся», он мне - не «посторонний», но именно Бог. Он - Близкий по существу. Его рука - в моей жизни. То, что мне наиболее присуще, в Нем правдивее, чем во мне самом.
Человеку приходится иногда это испытать. Вот он бедствовал, взывал при этом к Богу, и когда Господу стало угодно, Он прикоснулся к нутру человека. Тогда все изменилось. Все прояснилось, стало благим и утихло. Если тогда спросить «А что же, собственно, изменилось?» - то человек, вернее всего, ответит: «Бог у меня».
Средь тревог - Ты наш покой, В знойный день - прохлада Ты, Осушитель наших слез.
В каждой строке говорится одно и то же, но говорится по-разному. В них плещет волна внутренней жизни. Когда человек мучается своими заботами, близость Божия означает покой. Когда он горит страстями, Тот, Кто все знает, дает прохладу. Когда одолевает тоска или горе, Творец успокаивает. Бог всегда - то самое, в чем человек нуждается, и больше того.
О Lux beatissima, reple cordis intima Tuorum fidelium.
Словно из иного мира эти слова. Не знаешь, как их перевести. Их смысл выражается всей совокупностью - и порядком слов, и звучанием каждого слова.
Ты ведь всеблаженный Свет! О проникни вглубь сердец Всех кто верует в Тебя!
Должно быть, в Боге есть тайна, - тайна тождества ясности и внутренней сокровенности, силы и любви, творческой полноты и света. Как хорошо, что это так! Бывают люди, у которых ум ясен и воля определенна, как светлый морозный день. В этом есть сила, но есть и; холод. У других людей, напротив, есть теплота, но вместе с тем и путанность, или тупость, или ограниченность... Чувствуем мы тайну, о которой поется в этом песнопении? Как сердце светится и ясность становится раскаленной? И что любовь и истина - одно и то же, никакого имени уже не имеющее? Впрочем, нет: есть одно имя: Бог.
Без Твоих могучих сил Как в пустыне наша жизнь, Несвободна и грешна.
Зло всюду в человеке: в его делах, речах, настроениях. Оно сказывается из той внутренней глубины, до которой мы сами не можем достичь. Оно влияет на наши мечты и мысли, на наши желания и суждения, на наше отношение к вещам и к людям. Нет в нас ничего, что могло бы устоять перед Богом. Чистоту, которая перед Ним важна, Он Сам должен создать в нас. Тайною благодати, Он Сам должен дать нам участие в Своей собственной чистоте... А когда уж Бог примет нас в свою истину, тогда наша ценность будет отблеском.
И опять два трехстишия, во все новых оборотах речи выражающие вое то же самое:
Освяти, очисти все, Все, что чахнет, оживи, Все раненья залечи!
Силу дай тому кто слаб, Дай замерзшему тепло И заблудшего наставь!
Все это о целительном действии Духа.
Запятненному сердцу, обращающемуся к Нему с раскаянием, Бог может даровать новое чистое бытие... Когда внутри у человека все иссушено как поле без дождя, Бог может в нем расковать орошающие его ключи... Иногда там внутри, все бывает истерзано, тоской или горем, или теми трещинами, которые образуются в самом существе и не поддаются воздействию никакого врача; всемогущий «перст Божий» и тут может помочь... Только Бог может вызволить то, что застыло или сжато судорогой, устранить отталкивания, яростное противление, ненависть, затвердевшую злобу, равнодушие, жесткость, холодность, немую нужду, с отчаянием чувствующую ужас своего состояния и все же неспособную вырваться из себя самой. Нет, мы не в силах вырваться из самих себя. Нужно, чтобы пришел Он, освобождающий Дух, и вывел бы нас - пленников у самих себя - на Божий простор! Нужно, чтобы Он растворил окаменелость, растопил лед... И только Он, обладающий всеми советами и знающий все пути, может рассеять внутренний туман, в котором мы не находим ни прохода, ни тропы. Он может вернуть нам возможность итти, сделать так, что снова мы будем видеть и цель, и дорогу.
Всем кто верует в Тебя, В милосердие Твое, Дай в награду семь даров!
Тут речь идет о семи святых духовных дарах: о страхе Божием, когда человек все время помнит о присутствии Божием; о разумении, познающем истину; о мудрости, постигающей смысл; о благоразумии, находящем верные пути; о справедливости, стремящейся к осуществлению правды; о силе, дерзающей и достигающей цели; о чувстве меры, умеющем благоговеть и придерживаться должных границ.
Везде одно и то же: сила Духа. Она дает разуму познание, душевной жизни глубину и творческую полноту, сердцу непоколебимую любовь. Эту силу да ниспошлет Он нам, чтобы наша жизнь могла начаться заново.
Добродетели возвысь, Доверши спасенье нам, Радость даруй вечную!
Да станет через Него добродетель настоящею ценностью. Само по себе, всякое человеческое делание ничтожно перед святыней. Нужно, чтобы Он Сам создал эту ценность. И Он посылает нам дар - делать добро и постигать в добре его священный смысл.
Да доведет Он спасение до благого конца. Тайна начала находится в Духе и в Нем же - тайна завершения. Да дарует Он твердость в несении нашей задачи, до «свершающего конца».
Да дарует Он ту радость, которая вечна, по ту сторону всякого возникновения и исчезновения, радость, блаженно утвержденную в себе самой. Больше: «вечная» радость, это значит - такая, которая по качеству сама уже божественна.
Все это да будет скреплено вечно-непреложным «Аминь» Божией верности, в красоте свободы вечной жизни, которая сама становится вечным песнопением славы:
Аминь! Аллилуйя!
Примечания
1 В вышесказанном кое-что подчеркнуто с преувеличенной силой. Этическое начало можно понимать и не «только этически». Ведь уже и в нем присутствует живая личность со своей любовью, а следовательно в нем есть уже и предчувствие раскаяния. Но нужно все изложенное нами продумать во всей остроте, чтобы уяснить себе потрясающую неожиданность идеи прощения.
2 Перевел на русский язык А. Флота.