Был ли Мухаммад христианином?

Был ли Мухаммад христианином?

Какой бы позиции ни придерживался по данному вопросу Коран, основная предпосылка этой книги заключается в том, что люди черпают представления о богах из земных источников — у других людей, из писаний, из собственного творческого синтеза входящей информации. Мухаммад предположительно получал теологические идеи от других людей, в том числе от Иисуса, как сам Иисус получал их от евреев, ранних пророков апокалипсиса, и в точности как один из этих евреев, Второисайя, взял существующие цепочки размышлений о Яхве, сочетал их с обстоятельствами и стал первым в Библии недвусмысленно монотеистическим пророком.

Этот преимущественно светский взгляд на религиозное вдохновение изложен во многих книгах, в том числе в большинстве западных книг об исламе. В конечном итоге они заявляют или подразумевают, что объяснение истоков ислама кроется в приземленных исторических фактах; вдохновение Мухаммада было менее возвышенным, чем принято считать в мусульманской традиции. Но в определенном смысле даже авторы этих светских текстов обычно соглашаются с мусульманами, настаивающими на том, что ислам на самом деле не является наследником иудаизма и христианства.

Предмет внимания — рассуждения о происхождении Аллаха. Эволюция Аллаха излагается как поначалу независимая от эволюции иудео-христианского Бога, после чего Мухаммаду приписывают честь объединения двух родословий. До Мухаммада в Мекке, по словам сторонников этой теории, был местный арабский бог Аллах. Как пишет в своей книге «Ислам» Карен Армстронг, к наступлению времени Мухаммада некоторые арабы «уверовали, что верховное божество их пантеона, Ал-Лах (что означает просто „бог“), и было тем божеством, которому поклонялись иудеи и христиане»[933]. Однако понадобились Мухаммад и Коран, чтобы завершить слияние, убедить арабов, что бог, которому они издавна поклонялись, на самом деле бог Авраама.

В этом сюжете есть особая прелесть. Слияние двух прежде обособленных богов имеет множество прецедентов в Древнем мире, однако в данном случае вся история может оказаться ошибочной — вплоть до подробностей, согласно которым арабское слово «аллах» означает «бог».

Разумеется, бог по имени Аллах фигурирует в древнеарабской поэзии, — насколько мы можем судить, доисламской. Однако нет веских оснований полагать, что его корни уходят глубоко в историю религии арабского мира. Так почему бы не предположить, что Аллах — просто иудео-христианский Бог, возможно принятый в пантеон Мекки ранее, чтобы скрепить отношения с христианскими торговыми партнерами из Сирии, а может, еще раньше привезенный на Аравийский полуостров христианскими или иудейскими переселенцами?[934] Почему бы не предположить, что Аллах и Бог с самого начала представляли собой одно и то же?

Чаще всего в Коране Мухаммад сетует на неверующих из Мекки, которые «приобщают к Аллаху сотоварищей» — то есть верят в существование пантеона богов, к который входит и Аллах. Видимо, разногласий по поводу личности самого Аллаха не возникает. Хотя Мухаммад явно верит, что Аллах — тот же бог, что и Бог христиан и иудеев, он не тратит времени на отстаивание этой точки зрения. Очевидно, он полагает, что в его окружении все уже приписали Аллаху главную черту иудео-христианского Бога — роль творца вселенной[935].

Конечно, среднестатистический житель Мекки вряд ли заимствовал другие характеристики иудео-христианских верований — например монотеизм или апокалиптическую идею, согласно которой Аллах будет судить людей в конце времен и обречет неверующих на адские муки. Но этого и следует ожидать, если, допустим, чужеземный бог был принят в пантеон по экономическим или политическим соображениям: большинство жителей Мекки так и не полюбили его настолько, чтобы поклоняться ему во всех проявлениях. И конечно, они не восприняли бы те аспекты, которые тревожили их (например, идею, что богов, которым они долго поклонялись, не существует или что поклонение им обрекает человека на муки в конце времен). Однако все признаки указывают на то, что с существованием Аллаха мирились. Этим объясняется риторическое направление Корана: не заставить жителей Мекки поверить, что Аллах существует или что он бог-творец, а убедить их, что лишь он достоин поклонения, поскольку он единственный существующий Бог.

Если Аллах действительно с самого начала был иудео-христианским Богом, это разрешило бы как минимум одну загадку. Маршалл Ходжсон, чрезвычайно авторитетный специалист по исламу середины XX века, отмечал в своей основополагающей работе «Ислам как авантюра» (The Venture of Islam), что до Мухаммада Аллах «не имел своего культа» — сообщества арабов, которые поклонялись бы только ему, не существовало. Абзацем ниже Ходжсон отмечает в скобках то, что кажется ему любопытным: по каким-то причинам «арабы-христиане совершали паломничества к Каабе, где чтили Аллаха как Бога-творца»[936]. Возможно, это объясняется просто: арабы-христиане и были приверженцами культа Аллаха с тех самых времен, как Аллах при пособничестве христиан появился в Каабе. (По сей день арабы-христиане называют Бога Аллахом.)

Означает ли это, что Мухаммад начал карьеру пророка христианином? Как мы вскоре убедимся, даже ставить вопрос подобным образом — значит чрезмерно упрощать социальный ландшафт, в условиях которого он существовал. Но, безусловно, Мухаммад не принимал теологию христианства в том виде, в каком ее понимают сейчас. И конечно, хотя он надеялся донести свою весть до христиан, он рассчитывал сделать ее притягательной и для иудеев.

ХОТЯ МУХАММАД НАДЕЯЛСЯ ДОНЕСТИ СВОЮ ВЕСТЬ ДО ХРИСТИАН, ОН РАССЧИТЫВАЛ СДЕЛАТЬ ЕЕ ПРИТЯГАТЕЛЬНОЙ И ДЛЯ ИУДЕЕВ

Из всех причин полагать, что арабский бог Аллах всегда был иудео-христианским Богом, вывезенным из Сирии, наиболее действенна фонетическая. Слово, которым сирийские христиане называли Бога, в зависимости от контекста звучало как либо «аллаха», либо «аллах»[937]. Насколько велика вероятность, что сирийцы и арабы верили в двух разных богов, носящих, по сути дела, одно и то же имя и являющихся творцами? В такое было бы трудно поверить, даже если бы Аравийский полуостров и Сирию разделял океан, а поскольку они — соседи и торговые партнеры, поверить в это еще труднее.

Разумеется, ученые, придерживающиеся сценария независимой эволюции, нашли объяснение фонетическому сходству имен арабского бога Аллаха и христианского Бога сирийцев. В арабском языке общее слово для любого божества — «илах», а выражение «этот бог» — «аль-илах». Ввиду стяжения гласных, как утверждают они, это выражение сократилось до «аллах»[938]. Если все так и было, тогда сходство арабского «аллах» и сирийского «аллаха» имеет объяснение, которое не подразумевает прямого переноса из сирийского в арабский. В конце концов, и сирийский, и арабский языки, подобно древнееврейскому, относятся к семитской группе. Если бы мы могли точно проследить историю сирийского слова «аллаха» на тысячелетие назад и поступить точно так же с арабским словом «илах», две этих ветви вполне могли сойтись где-нибудь на стволе генеалогического древа семитских языков. А именно — вблизи слова, которое достаточно сходно по значению и звучанию с «илах» и «аллаха», чтобы предположить их близкородственную связь: слова Элохим, «Бог» на древнееврейском (а также общего обозначения богов). Таким образом, фонетическое сходство сирийского слова «Бог» и арабского слова «бог» может быть свидетельством наличия общего далекого предка, а не означать, что первое из них породило второе.

Проблему в этом сценарии представляет следующий шаг: предположение, что имя «Аллах» возникло как сокращение «этот бог» (аль-илах) и относилось к богу, который был доисламским и до-иудео-христианским, иными словами, к богу политеистов. Насколько вероятно то, что арабы обращались бы к конкретному богу просто «этот бог», прежде чем уверовали, что он действительно «тот самый бог», прежде чем смирились с мыслью о существовании одного-единственного бога? Наиболее правдоподобной выглядит самая прямая лингвистическая последовательность: арабский «Аллах» произошел от сирийского «аллаха», а «аллаха», в свою очередь, состоит в близком родстве с «Элохим». Имена меняются, пусть и незначительно, Бог остается тем же самым[939].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.