§142. Ортодоксальная христология, анализ и критика
§142. Ортодоксальная христология, анализ и критика
Первый никейский собор принял решение о вечном предсуществовании божественной природы Христа. Символ Четвертого вселенского собора касается воплощенного Логоса, Который ходил по земле и ныне сидит по правую руку Отца. Этот символ направлен против заблуждений, которые не оговорены Никейским символом веры (ибо тот противостоял арианству), но которые ставили божественную природу Христа в ложные отношения с человеческой. По сути, он венчает христологию древней церкви, ибо определений, которые были добавлены в ходе дальнейших монофизитских и монофелитских споров, немного и они сравнительно несущественны.
То же самое учение с его основными особенностями и почти в тех же словах (хотя и с менее определенным указанием на несторианство и евтихианство) было принято во второй части псевдо–Афанасьевского символа веры[1638] и в XVI веке перешло во все вероисповедания протестантских церквей[1639]. Как и никейское учение о Троице, оно является общим наследством Греческой, Латинской и евангельских христианских церквей, только протестантизм здесь, как и везде, сохраняет за собой право поиска новых глубин в неисчерпаемой сокровищнице тайны живого Христа, явленной в евангелиях и произведениях апостолов[1640].
Личность Иисуса Христа во всей полноте Его богочеловеческой жизни не может быть определена выражениями человеческой логики. Даже в несовершенной, смертной личности человека есть нечто таинственное, не поддающееся теоретическому осмыслению, так насколько же труднее осмыслить совершенную личность Христа, в Которой присутствует величайшее противопоставление Творца и творения, бесконечного и конечного, неизменной и вечной Сущности — и изменяющегося, бренного существа! Ортодоксальные формулировки сами по себе не могут ни породить истинную веру, ни напитать ее, ибо они — не хлеб и вода жизни, но стандарт богословских исследований и норма церковного обучения[1641].
Такие соображения отражают истинное положение и справедливую ценность Халкидонского символа веры, без преувеличения или преуменьшения его роли. Этот символ веры не стремится понять христологическую тайну, но удовлетворяется констатацией фактов и проведением границ ортодоксального учения. Он не исключает дальнейших богословских дискуссий, но предостерегает от ошибочных представлений, которые исказили бы либо божественное, либо человеческое во Христе или установили бы ложные отношения между ними. Это маяк, свет которого помогает кораблю христологических рассуждений пройти между Сциллой и Харибдой, избежать рифов несторианского дуофизитства и евтихианского монофизитства. Он удовлетворяется тем, что четко устанавливает вечный результат теантропического процесса воплощения, оставляя изучение процесса научному богословию. Догматическое послание Льва действительно делает еще один шаг в сторону богословского разъяснения учения, но по этой самой причине оно не может иметь такой силы и законодательного влияния, как сам символ веры.
Как никейское учение о Троице располагается между тритеизмом и савеллианством, так и халкидонская формула занимает золотую середину между несторианством и евтихианством.
Она признает двойственную природу Христа, то есть, без сомнения, больше выступает на стороне умеренной антиохийской партии, чем египетской[1642]. Но в то же время она учит, в ответ несторианству, о неразрывном единстве личности Христа.
Основные идеи символа таковы.
1. Истинное воплощение Логоса, или второй ипостаси Бога[1643]. Причиной этого является недоступная пониманию любовь Бога, а задача этого — искупление падшего человечества и его примирение с Богом. Такое воплощение — не превращение Бога в человека и не превращение человека в Бога, не очеловечивание божественного и не обожествление или апофеоз человеческого; с другой стороны, это и не внешнее и временное сочетание двух факторов, но реальный и вечный союз двух природ в жизни одной Личности.
Это в первую очередь и прежде всего снисхождение и самоуничижение божественного Логоса до человеческой природы и в то же время последующее за ним вознесение и возвышение человеческой природы до неразрывного и вечного общения с божественной Личностью. Логос принимает тело, душу и дух человека, Он принимает все обстоятельства и немощи человеческой жизни на земле, за единственным исключением греха, который на самом деле не присущ человечеству внутренне и не обязателен для людей, но является их побочным свойством. «Господь вселенной, — пишет Лев в своем послании, — принял облик раба; бесстрастный Бог стал страдающим человеком; Бессмертный подчинился власти смерти; Величие унизило себя; Сила стала слабостью, Вечность — бренностью». Тот же, Кто есть истинный Бог, есть также истинный человек, причем ни одна из составляющих обеих природ не изменилась, не была уничтожена другой и не превратилась в чистую видимость.
Этот таинственный союз непостижимым образом возник силой Святого Духа в девственном чреве Марии. Но в Халкидонском символе веры не говорится, было чудесное зачатие только началом союза — или он сразу же был совершенным. По крайней мере, человеческая природа Христа развивалась постепенно, согласно законам природы и морального формирования, без чего, конечно же, Он не мог бы быть примером для всех нас.
2. Точное разграничение между природой и личностью. Природа или сущность — совокупность сил и качеств, составляющих бытие; личность — это Эго, сознающий себя, самоутверждающийся и действующий субъект. Нет личности без природы, но природа может быть без личности (у неразумных существ)[1644]. Учение церкви выделяет в Святой Троице три личности (хотя и не в общепринятом человеческом смысле), обладающие общей божественной природой или сущностью; в христологии она учит, напротив, существованию двух природ в одной личности (в обычном понимании), которая пропитывает обе природы. Поэтому нельзя сказать: Логос стал человеческой личностью[1645] или объединился с человеческой личностью — потому что тогда Богочеловек состоял бы из двух личностей; но Он принял человеческую природу, общую для всех людей, а следовательно, Он искупил не конкретного человека, но всех людей, как обладающих той же природой или сущностью[1646]. Личный Логос не стал личностью ????????, но ????, плотью, что включает в себя человеческую природу целиком: тело, душу и дух. Личное сознательное Эго пребывает в Логосе. Но об этом мы поговорим более подробно позже.
3. Результат воплощения, безграничного акта Божьей любви, — Богочеловек. Не (несторианское) двойное существо, две личности; не смешанное (аполлинаристское или монофизитское) промежуточное существо, tertium quid, ни божественное, ни человеческое; но одна личность, и божественная, и человеческая. Христос обладает разумной человеческой душой и — согласно добавленному далее определению — человеческой волей[1647], то есть Он в полном смысле слова Сын человеческий, но в то же время Он — вечный Сын Бога в одном лице, с неразрывным самоосознанием.
4. Двойственность природ. В несторианстве был элемент истины, и на нем Халкидонский собор делает основной акцент, потому что собор этот в первую очередь был озабочен осуждением евтихианства или монофизитства, как Эфесский (431) — осуждением несторианства, или абстрактного дуофизитства. Оба взгляда допускали разграничение природ, но евтихианство отрицало его после воплощения и (подобно аполлинаризму) представляло Христа как промежуточное существо, слияние двух природ или, точнее, одну природу, поглотившую и обожествившую человеческое.
Выступая против этого, Халкидонский символ веры утверждает, что и после воплощения, и в вечности две природы продолжают быть различными, не смешиваясь и не превращаясь одна в другую[1648], но, с другой стороны, не разделяясь[1649], так что божественное навеки останется божественным, а человеческое — человеческим[1650], однако они постоянно обладают общей жизнью и проникают друг в друга, подобно личностям Троицы[1651].
Продолжение существования божественной природы без перемен обусловлено ее неизменностью, и по сути с этим соглашались все стороны. Споры касались только человеческой природы.
И здесь Писание явно не на евтихианской стороне. Христос евангелий не производит впечатления человека, в котором человеческая природа была поглощена, уничтожена или даже ослаблена божественной; напротив, от рождения и до погребения Он предстает перед нами как воистину и по–настоящему человек, в самом высоком и благородном смысле этого слова. Тело, которое Он получил от Марии, было рождено, росло, голодало и жаждало, спало и пробуждалось, страдало и умерло, и было похоронено, как любое другое человеческое тело. Его разумная душа испытывала радость и печаль, мыслила, говорила и действовала по–человечески. Единственное изменение, которому подверглась Его человеческая природа, — это ее развитие до умственной и физической полноты, как и у других людей, в соответствии с законами роста, но без греха и внутренних расколов; а также то, что она была облагорожена и усовершена ее союзом с божественным.
5. Единство личности[1652]. Таким был момент истины в евтихианстве и более позднем монофизитстве, на котором, однако, они настаивали в ущерб человеческому фактору. Существует только один Христос, один Господь, один Искупитель. Существует единство в различии, как и различие в единстве. «Тот же, Кто есть воистину Бог, — говорит Лев, — есть также воистину человек, и это единство не обманчиво; ибо в нем униженность человека и величие Бога в совершенстве пронизывают друг друга… Так как две природы составляют одну личность, мы читаем, с одной стороны: "Сшедший с небес Сын Человеческий" (Ин. 3:13), — но вместе с тем Сын Божий принял плоть от Девы; а с другой: "…распяли Господа славы" (1 Кор. 2:8), — но вместе с тем Он пострадал не как Бог, вечный и единосущный Отцу, но в слабости человеческой природы».
Здесь халкидонская формулировка опять же твердо и ясно основана на Писании. В евангельской истории это личностное единство представлено неоспоримо. Самосознание Христа не раздвоено. Один и тот же теантропический субъект говорит, действует и страдает, потом воскресает из мертвых, восходит на небеса, сидит по правую руку Бога и снова придет в славе судить живых и мертвых.
Божественное и человеческое не образуют во Христе две личности — как душа и тело в человеке или как рожденная свыше и природная жизнь в верующем. Как человеческая личность представляет собой единство материальной и духовной природы, личностным центром и управляющим принципом которого является дух, так и личность Христа представляет собой такой союз божественной и человеческой природы, что божественная природа является местом пребывания его самоосознания, пронизывает и одушевляет человеческую[1653].
Я могу сослаться также на уже знакомое нам древнее сравнение с огнем и железом.
6. Все деяние Христа связано с Его личностью, его не следует относить исключительно к той или другой Его природе. Это один Богочеловек Христос совершал могущественные чудеса — благодаря пребывавшей в Нем божественной природе, и страдал и был похоронен — по Своей человеческой природе, способной страдать. Личность была субъектом, человеческая природа — местом пребывания и воспринимающим объектом страстей. Именно посредством этого ипостатического союза божественной и человеческой природы на всех этапах уничижения и возвышения Христа Его дела и заслуги приобретают безграничное и в то же время воистину человеческое и образцовое значение для нас. Так как Богочеловек страдал, Его смерть примиряет мир с Богом; так как Он страдал как Человек, Он подал нам пример, чтобы мы могли следовать по Его стопам[1654].
7. Anhypostasia, безличность (или, если выражаться точнее, enhypostasia) человеческой природы Христа. Это трудный момент, но он обязателен для понимания ортодоксального учения о едином Богочеловеке, в противном случае мы имели бы во Христе две личности, а после воплощения — еще и четвертую, причем человеческую личность в божественной Троице. Безличность человеческой природы Христа, однако, должна восприниматься не как абсолютная, но как относительная, что видно из следующих соображений.
Центр личностной жизни Богочеловека, без сомнения, пребывает в Логосе, Который был от вечности второй ипостасью Божества и не может утратить Свою личность. Он объединился, как мы уже отмечали, не с человеческой личностью, а с человеческой природой. Божественная природа, таким образом, есть корень и основа личности Христа. Сам Христос, кроме того, всегда говорит и действует, полностью сознавая Свое божественное происхождение и характер; Он пришел от Отца, был Им послан и, даже в течение Своей земной жизни, имел жизнь на небесах и в нерушимом общении с Отцом[1655]. Человеческая природа Христа не имеет своей собственной независимой личности, кроме божественной — она вообще не существовала до воплощения, но появилась в момент воплощения, и слилась с вечной личностью Логоса настолько, что только в ней способна обрести полное самоосознание, будучи проникнута и управляема ею на всех этапах развития. Но человеческая природа составляет обязательный элемент божественной личности Христа, и в этом смысле мы можем сказать вместе с протестантскими богословами прошлого, что Христос есть личность ????????, божественная и человеческая одновременно[1656].
Таким образом толкуемое, церковное учение об enhypostasia не представляет слишком больших метафизических или психологических трудностей. Мы действительно не можем, при нашем современном образе мышления, воспринять полноценную человеческую природу без личности. Мы считаем, что сама личность состоит из разума и свободной воли, так что без нее природа превратится в некие абстрактные качества, силы и функции[1657]. Но человеческая природа Иисуса никогда не была одинока; она с самого начала была неразрывно связана с другой природой, уже личностной, но вдобавок принявшей человеческую природу в жизненное единство с собой. Личность Логоса в данном случае является светом самоосознания и силой волеизъявления, она пропитывает как божественную природу, так и человеческую[1658].
8. Критика и развитие. Позже эта халкидонская христология была подвергнута строгой критике. Ее обвиняли то в дуализме, то в докетизме, потому что разграничение двух природ и учение о безличности человеческой природы Христа особенно бросались в глаза[1659].
Но эти обвинения нейтрализуют друг друга, как обвинения в тритеизме и моделизме, выдвигаемые против ортодоксального учения о Троице, если брать отдельно либо идею трех личностей, либо идею единосущия. Особенность Халкидонского символа веры в том, что он с тактом и мудрой осторожностью объединяет такие противоположные качества во Христе, указывая и на разницу природ, и на единство личности[1660]. Во Христе все противоречия примиряются.
В этих границах остается еще много места для дальнейших христологических теорий о возможности, реальности и способе воплощения, о его отношениях с Божьим откровением и развитием человека, о его отношениях с неизменностью Бога, Его триединой сущностью и Троицей откровения — вопросы, которые, особенно в последнее время, честно и старательно обсуждаются немецкими протестантскими богословами[1661].
В нынешнем состоянии христологических споров нам, с одной стороны, очень не хватает более внимательного изучения Павловой идеи о kenosis, уничижении, самоограничении, самоотречении Логоса, а с другой стороны — истинно человеческого портрета Иисуса в Его земном развитии от детства до полной зрелости, без предубеждений по отношению к Его Божественности, а скорее с попыткой показать Его абсолютную уникальность и безгрешное совершенство в подтверждение того, что Он — Бог. Обе эти задачи могут быть и, надеюсь, скоро будут выполнены так, чтобы громадный труд, совершенный искренними и глубокими мыслителями древней церкви, не пропал даром, но был подтвержден, расширен и усовершенствован.
Даже среди протестантских исследователей, которые согласны в основных положениях с теантропической теорией о личности Христа, мнения разнятся. Некоторые сводят kenosis к отказу от божественного способа существования или от божественного достоинства и славы[1662]; другие преувеличивают его вплоть до частичного или полного лишения божественной сущности, так что внутренний процесс общения между Отцом и Сыном и управление миром через Сына отчасти или полностью прекращались на время Его земной жизни[1663]. Некоторые, опять же, рассматривают воплощение как моментальный акт, совершившийся в момент чудесного зачатия и рождения; другие — как постепенный процесс, этическое объединение вечного Логоса и человека Иисуса, которое развивалось длительное время, так что полнота Богочеловека — это не начало, а завершение земной жизни Иисуса.
Но все эти недавние исследования, какими бы искренними, глубокими и ценными они ни были, не привели ни к каким важным и всеми признанным результатам и не могут заменить халкидонской христологии. Богословие церкви неизменно будет проникать в тайну теантропической личности Христа глубже и глубже и познавать ее, а личность эта останется и вечно будет солнцем истории, чудом из чудес, главной тайной Божественности, неисчерпаемым источником спасения и жизни для падшего человечества.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.