Бегство в Египет

Бегство в Египет

Снова ангел является Иосифу и говорит: «Возьми Младенца и Мать Его, и беги…» И, не дожидаясь утра, Иосиф уходит вместе с Марией и Младенцем: «Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью, и пошёл в Египет» (Мф 2: 14). Не дожидаясь утра. Иосиф здесь как бы показывает нам, что и мы должны, когда к нам обращается Господь, не ждать, а сразу исполнять Его слово.

… И убегают в Египет. Мы ничего не знаем о пребывании Святого Семейства в Египте, но известно, что с первых же веков распространения Евангелия по миру Египет стал страной монахов, страной иночества. Именно в Египте жили Антоний Великий и его друг Павел Фивейский, первые пустынножители. Именно в Египте Пахомий, создатель монашеского общежития, основал свою лавру – первый в истории мира и Церкви монастырь; именно в Египте жили блаженная Исидора и великое множество других святых. Макарий Египетский, которому приписывается авторство большинства утренних и вечерних молитв, тоже жил и подвизался там. Для жительства монахи выбирали, как правило, древние гробницы, разграбленные или полуразграбленные, опустошённые и превращённые в пещерки; там они скрывались от дневной жары и ночного холода, там, в пустыне, где нет ни воды, ни еды, искали они свой путь к Богу. Особый, трудный путь.

Монахи, которые жили в Египте, конечно, знали из Евангелия, что где-то здесь скрывался Младенец Иисус, увезённый сюда Иосифом. Им хотелось найти следы пребывания Иисуса в этой стране, но не получалось. И вдруг чей-то взор упал на голову огромного сфинкса вблизи пирамиды Хефрена, сфинкса, который египтяне называли отцом ужаса. Сфинкс этот в прежние времена улыбался – та улыбка сохранилась для нас в стихах греческих поэтов, на одной из гравюр XVIII в. Но увидеть её «в оригинале» теперь нельзя: наполеоновские солдаты упражнялись в стрельбе из пушек по голове скульптуры. Так вот, однажды, когда она была ещё целой, взгляд по-детски наивного, радостно настроенного монаха скользнул по устам сфинкса. И вдруг он понял: сфинкс улыбнулся оттого, что увидел Богомладенца – Мария с Младенцем на руках и Иосиф, прибыв в Египет, заночевали между лапами этого сфинкса. Так сложилась легенда о том, что сфинкс улыбнулся, увидев Младенца, и, поскольку он каменный, улыбка застыла на его губах навсегда. Пройдут века, и дядя последнего русского царя поэт Константин Романов напишет замечательное стихотворение об этой легенде…

Что это? Пример того, как рождаются сказки о чудесах, или заведомый обман? Ни то и ни другое. Это отблеск веры в культуре, в творчестве – в литературе, в живописи, в скульптуре, отблеск, который может быть обнаружен в чём угодно. Это отблеск несомненной веры в реальное присутствие Божие среди нас; просто в уме и сердце обыкновенного человека он трансформируется в наивную, бесхитростную и радостную легенду. Нужно помнить, что это всего лишь легенда, ибо сфинкс, разумеется, улыбался и до той ночи, когда Мария с Младенцем оказались в Египте. Но нужно понять и того монаха… И не осуждать его, а попытаться почувствовать благовоние, благоухание этой веры. Ведь у многих средневековых легенд и религий именно такое происхождение. Не нужно их отвергать. Надо только воспринимать их не как исторические факты, а именно как факты духовной жизни, как благовоние сердец человеческих.

То же самое можно сказать и о другом евангельском следе в истории европейской цивилизации. Мы не знаем, сколько было волхвов – в Евангелии об этом ничего не сказано. Там просто говорится «маги», «волхвы» – во множественном числе. Но традиция почему-то считает, что их было трое. Обычно их так и изображают, втроём. Более того, традиция даже дала каждому из них имя – Валтасар, Мельхиор и Каспар. Более того, оказалось, что есть могила этих трёх волхвов. В Кёльнском соборе! Трудно понять, почему так далеко на север попали их останки, но могила их там. Житель средневековой Германии не только не имел возможности побывать в Палестине, но вообще ничего не знал о ней. Он не видел ни гравюр, ни, тем более, фотографий. Он, может быть, даже никогда за всю свою жизнь не видел человека, побывавшего в Палестине. А гробница – это как бы возможность прикоснуться к святыне, к чему-то материально связанному с Евангелием. Для человека это иногда очень важно, потому что материальный след – это всегда своего рода фундамент, на который опирается наше человеческое восприятие. Без этого очень трудно. Вот и появляется легенда… И могила. Как к ней относиться сегодня? Как к средневековой фальшивке? Всё-таки нет. Именно как к следу, который был необходим средневековому человеку. К следу, который убеждал его в том, что всё было именно так, как сказано в Евангелии.

В одном деревенском храме я видел икону, в которую был вмонтирован ковчежец с мощами, маленькими косточками… евангелиста Луки. Я спросил батюшку: что это за ковчежец? И узнал, что сколько ни служило здесь священников, ни один к этой реликвии серьёзно не относился. Понятно, что никакого отношения эти косточки к евангелисту Луке не имели. Но наивному сердцу прихожанина их присутствие о чём-то говорило. Для него этот ковчежец был каким-то материальным свидетельством, укрепляющим его веру.

Мы, люди двадцатого века, в подобных свидетельствах не нуждаемся. И не только потому, что у нас есть кино, фото и возможность путешествовать. Думаю, что мы не нуждаемся в них прежде всего по той причине, что научились читать Слово Божие, что умеем видеть в Евангелии то, чего ещё сто лет назад люди увидеть не могли. Всего лишь 100-200 лет назад человечество почти не умело читать Священное Писание. В условиях неумения и появлялись материальные свидетельства его достоверности, подлинности того, о чём сказано в Библии. Поэтому воспринимать их нужно как радостные послания прошлого…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.