Глава VI Блаженный Августин

Глава VI

Блаженный Августин

В конце IV века обратился к Христу язычник, который под именем блаженного Августина вошел в историю как один из великих учителей Западной Церкви. Он сам рассказывает о своем обращении в книге «Исповедь», раскрывая в ней свою внутреннюю жизнь, страдания и томление души, жаждущей истины и увлеченной страстями и заблуждениями, он повествует, какими дивными путями Господь вел его от тьмы к свету и помог понять и полюбить истину.

Августин родился в нумидийском городе Тагасте, в Африке, в 353 году.[206] Отец его был язычником, но мать, Моника, христианкой. Она являет нам чистейший образец христианской добродетели. В ранней молодости, выданная замуж за Патриция, человека безнравственного, вспыльчивого и раздражительного, она сумела внушить ему любовь и уважение своей кротостью и непоколебимой твердостью правил поведения. Не столько словами, сколько примером своей жизни обратила она наконец к Христу и мужа, а своих детей старалась воспитать для служения Богу. Много страданий и слез причинил ей старший из них, Августин, которого она, по его словам, вторично возродила к жизни молитвой и слезами, когда он блуждал во мраке неверия.

«С самого раннего детства, — пишет Августин, — слышал я о жизни вечной, дарованной нам смирением Сына Твоего, Господи, Которому угодно было снизойти до нас. Вскоре после моего рождения мать моя, для которой Ты был единственной надеждой, начертила на челе моем знамение креста; дала мне вкусить таинственной соли Твоей».[207]

Но за этим приготовлением к Святому Крещению не последовало совершения самого Таинства, которое в то время часто отлагалось до совершенного возраста. Августин убедительно просил крещения во время болезни, случившейся с ним в детстве, болезнь прошла, и крещение было отложено.

Родители послали Августина учиться в город Мадавр. Он быстро успевал в науках, однако попал под влияние товарищей и с шестнадцатилетнего возраста вел беспорядочную жизнь. Отец радовался успехам его в красноречии, а мать скорбела о пороках сына. Она не столько дорожила образованием его ума, сколько желала видеть в нем непорочность сердца, чистоту и твердость нравственных правил. Когда Августин на время возвратился из училища в родительский дом, то она с глубокой грустью заметила, что нет в нем ни теплой веры, ни твердых нравственных правил, которые могли бы удержать его от опасных увлечений. Она со страхом отпустила его в Карфаген, и сама после смерти мужа переселилась туда же, чтобы не разлучаться с любимым сыном. Но Августин долго был для нее только причиной горьких слез. Он вел грешную, развратную жизнь, давал полную волю своим страстям и наконец увлекся учением манихеев. Он поверил, что нашел истинную мудрость, которая успокаивала его совесть, извиняла разврат и пороки действием духа зла, против которого человек якобы бессилен. Его богохульные мнения о Господе внушали такой ужас несчастной матери, что она запретила ему жить в ее доме. Дни и ночи проводила она в слезах, умоляя Господа возвратить ей сына, которого она оплакивала, как умершего, потому что жизнь и спасение души его были для нее дороже всего, а она видела, что душа его в опасности. «Но и тогда с высоты небес рука Твоя простиралась ко мне, Господи! — восклицает Августин в своей «Исповеди». — Тебя тронули мольбы и слезы Твоей верной служительницы. Она оплакивала меня более, чем плачет мать над умершим ребенком своим, ибо видела меня мертвым для Тебя. Ты услышал ее, Господи! Ты не отринул слез ее, которые лились обильным потоком всякий раз, как она возносила к Тебе молитву свою. Не Ты ли, Господи, послал ей это успокоительное сновидение, после которого она снова позволила мне жить в ее доме и вкушать пищу за ее столом, чего она не допускала с тех пор, как я увлекся столь противными ей убеждениями!»

Сандро Боттичелли. Святой Августин в келье. 1490–1494. Флоренция, Галерея Уффици

Однажды Моника увидела во сне, что она стоит на длинной узкой черте и погружена в глубокую скорбь. Вдруг явился ей Ангел и с участием спросил, о чем она плачет. «Я плачу о погибели души сына», — отвечала она. «Успокойся, — сказал Ангел, — где ты стоишь, тут увидишь и его».

«Когда мать рассказала мне этот сон, — пишет Августин, — я старался объяснить его тем, что она примет мои убеждения, но она отвечала: "Нет, этого не может быть: он не сказал мне, что я стану там, где ты стоишь, но что ты станешь рядом со мной».

Но эта радостная надежда еще не скоро должна была осуществиться. Целых девять лет Августин блуждал во мраке порока и лжи. Он уже закончил свое образование и сам стал преподавателем красноречия в Карфагене. Чтение Цицерона отвлекло его на время от суетных увеселений, возбудив в нем более высокие стремления к истине и мудрости. Он начал изучать Священное Писание, но величественная простота Писания была еще недоступна его уму, насыщенному ложным знанием, и манихейство сохраняло над ним свою власть. Моника просила одного святого епископа поговорить с сыном, чтобы обратить его. «Еще не время, — отвечал он, — юноша слишком превозносится своим знанием; оставь его и молись о нем». Моника продолжала со слезами умолять епископа. «Успокойся, — сказал он ей, — продолжай только молиться: невозможно, чтобы погибло чадо стольких слез».

Против воли матери Августин поехал в Рим, где стал преподавать красноречие. Вскоре он опасно занемог. Но теперь не просил крещения, а, напротив, глумился над священным Таинством, потому что потерял уже всякую веру.

Но милосердный Господь не оставил его и неведомыми ему путями вел его к Себе. В Медиолане понадобился преподаватель красноречия; обратились к римскому префекту Симмаху, и он дал эту должность Августину.

В Медиолане Августина благосклонно принял святой епископ Амвросий, и он стал часто слушать проповеди святого, пленяясь красноречием, но нисколько не надеясь найти истины в Церкви Христовой. Душевное состояние Августина было самое мучительное. Близкое знакомство с мани хс я м и наконец убедило его, что их учение ложно. Суетные увеселения оставили в его душе чувство гнетущей тоски, но привычка к грешной жизни была еще сильна. Однако же святые истины Христовой веры, проповедуемые Амвросием, мало-помалу проникали в его душу, и через некоторое время он решил вписаться в число оглашенных. Мать его, не терпя разлуки с сыном, прибыла в Медиолан. Она обрадовалась, когда узнала, что он понял свои заблуждения, она верила несомненно, что он будет истинным христианином, и продолжала молиться о нем. Это случилось в то время, когда Амвросий проявлял в борьбе с арианами непоколебимую твердость. Моника познакомилась со святым епископом, слушала его поучения и советы, и он часто говорил ее сыну о счастье иметь такую мать.

В душе Августина шла трудная, утомительная борьба. То он ревностно изучал философов, надеясь найти у них истину, но видел только стремления к истине, неполную уверенность и неясные предположения, которые еще более колебали его. То христианское учение представлялось ему как единственный путь к свету и спасению, но в нем боролись страсти, привычки грешной жизни, которые ему жаль было оставить. «Спаси меня, Господи, но еще не теперь», — взывал он иногда из глубины души, терзаемой желанием истины и привязанностью к заблуждениям, не решаясь пока вполне отдаться тому Владыке, Который требует всего сердца, а не сердца, разделенного между Им и миром. Иногда приходил он за советом к Амвросию, но почти всегда находил епископа окруженным толпой. Два друга Августина, Алиний и Небридий, его бывшие ученики в Карфагене, тоже, как он, мучились сомнениями и нерешимостью. Часто беседовали они вместе о душе, о будущей жизни, о суетности земных благ, мечтали жить для добродетели. Но ни один не имел достаточно силы веры и воли, чтобы отказаться от старых привычек и начать новую жизнь, согласную с правилами христианского учения.

Послания апостола Павла оказали сильное воздействие на Августина. Он стал изучать Писание под руководством старца Симплициана, того самого, который был наставником и св. Амвросия; и истина все больше и больше озаряла его, развеивая сомнения. «Слова Твои, Господи, глубоко проникли в сердце мое, — писал он, — со всех сторон я был как бы осаждаем Тобою; не было уже во мне сомнения насчет жизни вечной, хотя я видел ее только как бы сквозь тусклое стекло, гадательно; я уже понимал, что Ты — единый источник всего сущего; не осталось во мне другого желания, как утвердиться в Тебе… Но в том, что касается христианской жизни, я еще колебался; сердце мое не очистилось от старой закваски; я радовался, что обрел Спасителя, что знаю истинный путь, но не решался ступить на этот узкий путь».

Одно повествование Симплициана глубоко поразило Августина. В молодости своей Симплициан был очень дружен с знаменитым преподавателем словесности в Риме Викто-рином, который был язычником. До преклонных лет Викторин исполнял усердно все языческие обряды, но стал из любви к науке читать Священное Писание. Оно сильно повлияло на него, и Викторин наконец убедился, что истина только в нем. Встречаясь с Симплицианом, он говорил ему: «Я в душе христианин». — «Не поверю этому и не стану считать тебя христианином, пока не войдешь с нами в Церковь Христову», — возражал Симплициан. «К чему? — отвечал Викторин. — Разве в стенах церкви заключается христианство?» Затем он продолжал часто уверять Симплициана, что он христианин, но отшучивался, когда тот предлагал ему идти в церковь. Он боялся насмешек и упреков приятелей, которые поклонялись идолам. Но, продолжая читать Писание и все больше и больше укрепляясь в вере, Викторин понял наконец, что великий грех — не сметь сознаться в своей вере и притворно поклоняться идолам, от которых он в душе уже отрекся. Однажды он вдруг сказал Симплициану: «Пойдем в церковь, я решил быть христианином». Обрадованный Симплициан тотчас же пошел с ним, и знаменитый преподаватель, записавшись в число оглашенных, стал со смирением слушать наставления. Все христиане радовались, язычники же осыпали Викторина насмешками.

Когда пришло время Викторину произнести исповедание своей веры перед принятием крещения, то пресвитеры предложили ему сделать это тайно, боясь, как бы его не смутило негодование друзей. Но Викторин захотел всенародно и во всеуслышание исповедать себя служителем Христовым. Впоследствии, когда вышел указ Юлиана, запрещавший христианам преподавать словесные науки, он оставил кафедру и сохранил верность Господу.

Слушая этот рассказ, Августин завидовал мужеству и решимости, которых в себе не находил. Он хотел служить Богу, но это желание, едва возникшее, не было достаточно сильным, чтобы победить страсти, привычки, привязанности, укоренившиеся в его сердце. Он чувствовал, что все это суетно, но его призывал Господь, Который один мог дать покой и отраду. Он слышал зов: «Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и освятит тебя Христос!» И на этот зов лениво отвечал: «Сейчас, еще одну минуту». Он медлил идти на призыв милосердного Отца Небесного, но Тот не оставлял его и настойчиво звал к Себе.

Однажды к Августину и Алипию пришел их соотечественник, Понтиан, христианин. Разговаривая с ними, он случайно взял книгу, лежавшую на столе, и с радостным изумлением увидел, что это Послания апостола Павла. Эту книгу он не ожидал увидеть у Августина. Он стал говорить о Господе, о силе веры, рассказал, как в Египте Антоний, услышав евангельское слово о добровольной нищете, тотчас же оставил все, чтобы совсем отдать себя Богу. Далее он стал говорить о множестве людей всех званий и состояний, которые, побежденные любовью к Христу, оставляют мир и, удаляясь в пустыни и монастыри, служат Господу молитвой, лишениями и трудами. Эти рассказы поразили обоих друзей. Они никогда еще не слышали о монастырях и подвижниках, хотя близ Милана уже существовала обитель, которой управлял Амвросий.

Августин был потрясен до глубины души. Когда Понтиан ушел, он встал и голосом, дрожащим от волнения, сказал Алипию: «Что мы делаем? Чего мы ждем? Невежды спешат и восхищают Царство Небесное; а мы, с суетным знанием нашим, утопаем в плоти и крови! Или стыдно нам следовать за ними, потому что они опередили нас? Не должны ли мы краснеть, что не имеем довольно мужества, чтобы идти за ними?» Августин говорил с увлечением; изменившийся голос, выражение лица — все указывало на его душевное волнение.

Он пошел в сад. Алипий последовал за ним. В душе Августина происходила борьба между горячим желанием отдаться Богу и привязанностью к миру. Он ненавидел себя за нерешимость отдаться Тому, к Кому призывали его все силы души. «Чтобы идти к Тебе, Господи, — думал он, — не нужно было ни колесниц, ни кораблей; нужна была только воля; но воля всецелая, твердая, не похожая на те болезненные и колеблющиеся порывы, которые в утомительной борьбе то возвышают душу к Небу, то влекут ее к земле».

Утомленный внутренней борьбой, Августин удалился от своего друга. Он чувствовал, что внутри у него поднимается буря, которая должна разразиться слезами; он упал на землю и дал волю слезам. «Они лились потоками, и Ты, Господи, принял их как жертву, Тебе угодную, — пишет он. — Я взывал к Тебе: доколе, Господи, доколе гнев Твой на меня? Забудь неправды прежней жизни моей. Я чувствовал, что эти-то неправды гнетут меня, и повторял мысленно: "Когда же, Господи? завтра ли? послезавтра ли? почему не сейчас будет конец моему поношению?"

Пока я это повторял, рыдая и проливая горячие слезы, мне вдруг послышался певучий голос как бы ребенка или молодой девушки, повторяющий несколько раз: "Возьми читай! Возьми читай!" Я изменился в лице и стал припоминать, нет ли какой игры, в которой дети повторяют этот припев; но ничего подобного я не припомнил и пришел к заключению, что мне повелевается открыть Священное Писание и прочесть то, что представится моим глазам. Так, Антоний, как мне рассказывали, услышав в церкви слова: Иди, продай имение и раздай нищим, и получишь сокровища на небеси (Ср.: Мф. 19, 21.), — принял их как повеление Божие и тотчас же оставил все. Удерживая слезы мои, я встал и пошел к тому месту, где был Алипий и где я оставил книгу Посланий. Я взял ее, открыл и прочел глазами следующие слова: Не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти (Рим. 13, 13–14)».

Дальше он не стал читать, да и не нужно было. Сердце его озарилось светом и миром. Он рассказал Алипию все, что с ним было. Алипий взял открытую книгу, прочитал в ней дальше: Немощного в вере принимайте (Рим. 14, 1.) и, применив эти слова к себе, тотчас же, без колебаний и недоумений, твердо решил служить одному Богу.

Как описать радость Моники, когда она узнала, что молитва ее исполнилась и что любимый сын ее теперь стоит на том пути, на котором она так давно желала его видеть! Августин решил оставить кафедру и удалился с матерью и Алипием в загородный дом, где оба друга стали готовиться к Святому Крещению молитвой и чтением Писания. «Как рассказать все милости, оказанные мне здесь! — восклицает он, — все средства, которыми Господь исправлял меня, смягчал и воспитывал мое сердце!» Господь, радующийся как Отец возвращению к Нему заблудившегося сына, поддерживал его, помогал ему всей силой Своей, как бы выходя к нему навстречу, чтобы привести его к Себе. Августин обрадовал святого епископа Амвросия вестью о своем обращении и получил и от него советы по изучению Священного Писания. Чтение слова Божия, беседы о христианском законе составляли постоянное занятие и отраду жителей загородного дома. Моника помогала новообращенным. Сердцем, исполненным живой веры и любви, умом, издавна обращенным к Господу, понимала она то, что им было недоступно. «Нам казалось, — говорит Августин, — что не слабая женщина, а великий муж восседает между нами, и мы спрашивали, из какого Небесного источника текут ее слова».

На праздник Пасхи 386 или 387 года Августин, Алипий и молодой сын Августина, Адеодат, приняли Святое Крещение от Амвросия. Из глубины благодарной души воспели они торжественный гимн, только что перед тем сложенный Амвросием, — «Тебе Бога хвалим». Его в то время воспевали и крещаемый, и совершавший крещение.

Шеффер Ари. Блаженный Августин и его мать, Моника. 1855. Париж, Лувр

Вскоре после этого Августин с матерью пожелали возвратиться на родину, но благочестивая Моника не доехала до Африки. Казалось, она только ждала обращения сына, чтобы отойти к Господу, к Которому постоянно стремилась всеми чувствами и мыслями. Она могла теперь радостно умереть; она совершила свое дело: исторгла сына из омута страстей и безверия, дала Церкви верного служителя, показала христианским матерям, как сильны моления и слезы матери, как много может сделать слабая женщина, одушевленная верой и любовью.

В Остии, где путники остановились перед отплытием в Африку, мать и сын, оставшиеся наедине, долго беседовали о будущей вечной жизни, стараясь разгадать, каково будет блаженство, уготованное Господом для любящих Его. Души их, озаренные любовью и верой, как будто по временам постигали это чувство блаженства, перед которым ничтожны все радости земные. Тут Моника сказала: «Сын мой, теперь уже нет ничего, что бы удерживало меня в этом мире; не для чего мне в нем оставаться. До сих пор я для одного желала жить: чтобы видеть тебя истинным христианином. Господь исполнил молитву мою: Он дал мне видеть тебя совершенно преданным Его служению; для чего мне долее жить?»

Эти слова были предчувствием близкой кончины. Через пять дней Моника занемогла и после краткой болезни радостно отошла к Господу.[208] Перед кончиной она просила сына и бывших при ней, чтобы они не забывали поминать ее перед алтарем Всевышнего, когда раздается Агнец, омывший кровию Своей наш смертный приговор.

Возвратившись на родину, Августин продал свое имение и раздал деньги бедным, а сам стал иноком. Он провел три года в совершенном уединении и в строгих подвигах. Епископ Иппонский, Валерий, против его воли посвятил Августина в пресвитеры, а в 395 году его избрали во епископа Иппонского. В продолжение тридцати пяти лет он был самым деятельным пастырем. В епископском сане блаженный жил строгим подвижником. Все, что имел, отдавал бедным, готов был положить жизнь за овец своих. Благодеяния Божий внушили ему глубочайшее смирение и горячую любовь. Он всегда сознавал, что человек грешен и бессилен и что только благодать Божия производит в нем и желание добра, и само добро. Это убеждение высказывал он во всех своих писаниях:[209] как в «Исповеди», так и в сочинениях, направленных против распространявшихся еретических мнений манихеев, донати-стов и пелагиан.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.