Горе сестры

Горе сестры

О нем напоминает солнце восходящее и заходящее:

Его я вспоминаю во время каждого заката.

Ниже Салы в расселине камней лежит

Один убитый. То капает отмщенья кровь…

Многие из нас шли сквозь жару полудня,

Сквозь сумерки, а на рассвете

Остановились – с острым железом,

Клинками, однажды искривленными, извлеченными,

Что сияли молнией.

Они похожи на сон, испитый малыми глотками, или дремоту;

И Ужас снизошел! И были рассеяны они.

Мы месть свою вершили: из этих двух колен

Погибла жалкая лишь горстка!

Хоть клан Хузайль меч окончательно сломал свой,

Как часто наш зазубривался на Хузайле!

Рассветов сколько пало на лагерь их,

А после резни хорошей пришли грабеж и с ним дележ, раздел добычи.

Хузайль сожжен! Я сжег их! Я бесстрашен!

Я неутомим, в то время как они устали,

Чье копье испило первый глоток глубокий крови, и полюбило это,

И вновь глубоко испило кровь неприятеля.

Вином я клялся, что пока не будет подвиг совершен;

Без всякого труда себя освободил от этой клятвы.

Чашу протяни мне, наконец, двоюродный мой брат;

Гнев за убитую семью меня опустошил.

Мы протянули чашу им: в ней скрывалась Смерть в глотке вина;

В осадке укрыты были Позор с Бесчестием вдвоем!

Гиена насмехается над убитыми Хузайль!

Волк клыки свои оскалил над тем, что от них осталось,

Стервятники, отяжелевшие от пищи, раскачивают фургоны их,

Мертвых топча и пытаясь взлететь,

Но слишком тяжелы, чтобы летать.

Ни разу шейх не умирал наш умиротворенный на своем ложе,

Никогда не оставалась неотмщенной наша кровь.