ХIII НИКОЛАИТЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ХIII НИКОЛАИТЫ

Грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению, а некоторых открываются впоследствии.

Первое послание Павла к Тимофею 5:24

Ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу.

Откровение Иоанна 2:6

С языка читателя, вероятно, уже давно готов сорваться вопрос, который было совсем не трудно предвидеть, и в отношении которого мы до настоящего времени делали вид, что его не замечаем. Однако пришел и его черед. Вопрос этот можно сформулировать так: Можно ли себе представить, что за почти двухтысячелетнюю историю христианства, наполненную преданиями о подвигах католических и православных святых, историю, за время которой написан не один миллион страниц как самими этими святыми, так и о них, не нашлось ни одного человека, пришедшего к тем же выводам, что и автор этих строк? Неужто же все церковные мудрецы и святые, бывшие до настоящего времени, в лучшем случае заблуждались, а в худшем лгали? Такая постановка вопроса вполне оправдана уже тем, насколько более льстит разуму и чувствам добропорядочного читателя принцип победы правды над неправдою, добра над злом. Но, дорогой читатель, задающий подобный вопрос! Если сия двухтысячелетняя история могла бы быть представлена как триумф праведности над заблуждениями, — пусть даже мы будем идеализировать сей триумф, закрывая глаза в нежелании замечать разоренные и сожженные дотла «святыми» библиотеки, и горы трупов еретиков, пораженные мечом «праведных», — то в чем состоит тогда «тайна беззакония», о которой Апостол Павел еще те самые две тысячи лет назад писал, что она «уже в действии» (2 Фес 2:7)?

В продолжение же ответа на вопрос читателя, а также в попытке раскрыть тайну сего беззакония, мы вынуждены будем вновь напомнить некоторые фрагменты Священного Писания и наши идеи, уже приводимые нами в главе об учениях человеческих. Итак, Павел говорит: «Я знаю, что по отшествии моем войдут к вам волки лютые, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою.» (Деян 20:29,30).

Павлу вторит и Петр: «Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель. И многие последуют их разврату, и через них путь истины будет в поношении. И из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами; суд им давно готов, и погибель их не дремлет... Они получат возмездие за беззакония, ибо они полагают удовольствие во вседневной роскоши; срамники и осквернители, они наслаждаются обманами своими, пиршествуя с вами. Глаза у них исполнены любострастия и непрестанного греха; они прельщают неутвержденные души; сердце их приучено к любостяжанию: это сыны проклятия. Оставив прямой путь, они заблудились, идя по следам Валаама... Это безводные источники, облака и мглы, гонимые бурею: им приготовлен мрак вечной тьмы. Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо кто кем побежден, тот тому и раб. Ибо если избегнув скверн мира чрез познание Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, опять запутываются в них и побеждаются ими, то последнее бывает для таковых хуже первого. Лучше бы им не познать пути правды, нежели познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди. Но с ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи.» (2 Пет2:1-3,13-15,17-22). В связи с этим отрывком Петра необходимо сделать то же замечание, что мы делали в свое время в отношении Павла — речь идет о тех, кто познал и Бога, и Спасителя Иисуса Христа, кто познал путь правды, о внутренних, а не о внешних, тем же паче не о язычниках.

Петром и Павлом вовсе не завершается список Апостолов, предрекавших приход заблуждений и соблазнов, составляющих проявление тайны беззакония. Вот, что пишет об этом Иуда, послание которого, также, как и Петра, насыщено обличениями в разврате и распутстве: «Вкрались некоторые люди, издревле предназначенные к сему осуждению, нечестивые, обращающие благодать Бога нашего в распутство и отвергающиеся [и] единого Владыки Бога [, ] и Господа нашего Иисуса Христа... Сии злословят то, чего не знают; что же по природе, как бессловесные животные, знают, тем растлевают себя. Горе им, потому что идут путем Каиновым, предаются обольщениям мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей. Таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви; пиршествуя с вами, бесстрашно утучняют себя. Это безводные облака, носимые ветром; осенние деревья, бесплодные, дважды умершие, исторгнутые; свирепые морские волны, пенящиеся срамотами своими; звезды блуждающие, которым блюдется мрак тьмы на веки. О них пророчествовал Енох, седьмый от Адама, говоря: «се, идет Господь, со тьмами святых Ангелов Своих — сотворить суд над всеми и обличить всех между ними нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые грешники». Это ропотники, ничем не довольные, поступающие по своим похотям; уста их произносят надутые слова; они оказывают лицеприятие для корысти... В последнее время появятся ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям. Это люди отделяющие себя [разделяющиеся], душевные, не имеющие духа.» (Иуд 4,10-16,18,19).

Мы обязаны особо подчеркнуть, что все вышеперечисленное носит не некий частный характер, справедливый по отношению к тем или иным группкам и еретическим сектам, малочисленным по сравнению с торжествующей над всеми ересями церкви. Сие есть всеобщее явление, подобное посеву заглушающих добрые побеги плевелов: «Будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням.» (2 Тим 4:3,4), — рассудите сами, был ли хоть какой-то смысл писать о таком тривиальном положении, что некоторые «здравого учения принимать не будут»? Конечно, Павел говорит о всеобщем заблуждении — не слух, хотя бы и верный, но вообще слышно: « Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие.» (2 Тим 3:1); «Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь.» (2 Тим 3:13). И вновь звучит, на этот раз у Павла, тема разврата: «К сим принадлежат те, которые вкрадываются в домы и обольщают женщин, утопающих в грехах, водимых различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины... сии противятся истине, люди, развращенные умом, невежды в вере.» (2 Тим 3:6-8), «имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся.» (2 Тим 3:5); «Но они не много успеют; ибо их безумие обнаружится перед всеми...» (2 Тим 3:9).

Но «день тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога. Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это? И ныне вы знаете, что не допускает открыться ему в свое время. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего того, которого пришествие по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения. И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду.» (2 Феc 2:3-12)

Мы привели во многом даже одинаковыми словами сформулированные предсказания Павла, Петра и Иуды, относящиеся к лжепророкам, и было бы сарайной несправедливостью обделение вниманием Иоанна Богослова, который более других лаконичен в своих посланиях: «Многие обольстители вошли в мир, не исповедующие Иисуса Христа, пришедшего во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист.» (2 Ин 7). Чуть иначе выражает ту же самую мысль Иоанн в другом послании: «Много лжепророков появилось в мире. Духа Божия (и духа заблуждения) узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мире.» (1 Ин 4:1-3).

Обратим в связи с посланиями Иоанна Богослова внимание на кажущуюся чисто грамматической тонкость: Иоанн говорит о Христе пришедшем, но не о приходившем!!! Разница между этими глагольными формами очевидна: в случае, когда мы говорим об Иисусе, приходившем во плоти, подразумевается, что Он к моменту сообщения об этом Его приходе уже ушел, будучи вознесен от мира на небеса, то есть туда, откуда он и пришел, и более не пребывает с нами, по крайней мере «во плоти»; тогда же, когда используются, как у Иоанна, слова «пришедшего во плоти», то само собою разумеется, что Христос и поныне не оставил нас, будучи во плоти и сейчас. И было бы верхом безрассудства считать, что такой взгляд является сугубым отличием Иоанновых писаний — «Се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь.», — таковы последние слова Евангелия от Матфея (Мф 28:20).

Предыдущие главы избавляют нас от необходимости давать пояснения в отношении того, что ныне Христос обитает во плоти каждого истинно уверовавшего в Него — «Не я живу, но живет во мне Христос.» (Гал 2:20; Флп 1:20), «или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас?» (2 Кор 13:5)! Только так и можно понимать сказанное Иоанном в отношении различения истинных и ложных учителей.

Описывая составляющие тайну беззакония заблуждения и соблазны, нельзя уйти от необходимости анализа такого высказывания Иисуса: «Блажен, кто не соблазнится о Мне» (Мф 11:6; Лк 7:23). Итак, Иисус Христос является все-таки соблазном, да еще таким, что из числа называющих себя Его именем лишь часть будет блаженна, если не соблазнится, если не ошибется в Его отношении, о Нем. Причем, употребив слова «лишь часть», мы встали на слишком оптимистические позиции, ибо даже оставшиеся одиннадцать Апостолов Иисуса были обречены следовать пророчеству Учителя: «Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: «поражу пастыря, и рассеются овцы.» (Мк 14:27). Что же говорить обо всех остальных?!

Выбор, содержащий опасность соблазна, более чем ясен: либо выбрать Господа Иисуса Христа, являющегося посредником между Богом и человеком (1 Тим 2:5), Который всей славою Своею пребывает в человеке (Кол 1:27), либо поклоняться, пытаясь внешне соединиться с образом Иисуса (1 Кор 5:1), помещенного в рукотворенном храме, как Бог, и превознесенного выше всего, называемого Богом и святынею (2 Феc 2:4).

Что же получается? Дух, который исповедует, что «во все дни до скончания века» (Мф 28:20) «Христос в вас, упование славы» (Кол 1:27), «Дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во [всякой] плоти, есть от Бога» (1 Ин 4:2). И «если бы мы или даже Ангел с небес стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема.» (Гал 1:8). Да будет анафема на того, кто будет благовествовать Иисуса Христа ушедшего (во плоти или нет — не важно), ибо всякий такой дух «не есть от Бога, но это дух антихриста [помещенного в рукотворенном храме, как Бог, и превознесенного выше всего, называемого Богом и святынею (2 Феc 2:4)], о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мире.» (1 Ин 4:3).

«Какие странные слова! кто может это слушать?» (Ин 6:60)...

2

Понял ли то читатель или нет, принял ли то читатель, но в предыдущей главе, раскрыв арифмологию числа тридцать, мы окончательно сняли вину с Иуды Симонова Искариота. И даже более того — дерзнем утверждать, что Иуда первым, еще до Павлова обращения понял, что «если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша.» (1 Кор 15:14). Он понял и то, что без Голгофы, без крестных мук, без смерти не будет и воскресения из мертвых, без которого была бы тщетна и вера. Не будет слишком смелым заключение, что Иуда, очевидно, понимал и многое другое, чего мы пока не понимаем, или же понимаем, но не осмеливаемся высказать.

Так или иначе, но Иуды Искариотского не было среди тех, чье «печалью исполнилось сердце» при словах Иисуса: «Теперь иду к Пославшему Меня» (Ин 16:5). Иуды не было среди тех, кому надо было объяснять: «Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы я пошел, ибо, если Я не пойду, Утешитель не придет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам. И Он, придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде: о грехе, что не веруют в Меня; о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего осужден.» (Ин 16:7-11).

Одним словом, Иуда является для христианства едва ли не самой значительной фигурой после Самого Христа. Но даже если и не так, неизвинителен ты, всякий человек, судящий Иуду, ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя Иуду, делаешь то же. (Рим 2:1); Кто ты, осуждающий Иуду? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его. (ср. Рим 14:4).

Однако можем ли мы отбросить Иисусовы слова: «Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол.» (Ин 6:70). Конечно, от сего речения нам никуда не уйти, но причем же здесь Иуда? Ведь не Иуда же был тем человеком, обращаясь к коему, Иисус говорил: «Отойди от Меня, сатана.» (Мф 16:23; Мк 8:33). Да сии слова Иисус обращал, кроме самого диавола, от коего Он был искушаем в пустыне (Мф 4:10; Лк 4:8), лишь к одному из своих учеников. И ведь не Иуда же троекратно отрекался от своего Учителя.

Бесполезно строить хотя бы какие-то иллюзии в попытке заинтриговать читателя, ибо тот, кто хоть раз читал Новый Завет, без сомнения уже понял, что мы говорим об Апостоле Симоне, прозванным Петром. Евангелия содержат в дополнение к описаниям троекратного отречения, которое мы не видим смысла повторять (Мк 14:30,66-72), многие другие должные быть замеченными свидетельства:

«И сказал Господь: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих.» (Лк 22:31,32). Что же скажем мы в отношении этого фрагмента? чему он нас учит? Во-первых, тому, что сеяние, подобное сеянию пшеницы, есть дело, угодное сатане, — сие мы лишь напоминаем читателю. Во-вторых, вера Петра, оказывается, такова, что имеет тенденцию к оскудению, и требуется молиться, чтобы сие не произошло в чрезмерных масштабах. Что же до самого факта оскудения веры, то мы обязаны обратить внимание на явно параллельный фрагмент из того же Луки: «Сын Человеческий, прийдя, найдет ли веру на земле?» (Лк 18:8). Разве можно было бы ставить вопрос подобным образом, если бы вера на земле была сохранена хотя бы в Церкви? В-третьих, Петру предстоит встать на такие позиции, с которых он должен будет обратиться к истине, а ведь к истине нет нужды обращаться, пребывая в ней, к ней нельзя обратиться, стоя на истинных позициях, — к истине можно обратиться лишь от лжи.

Наконец, взглянем на эпизод последней главы Евангелия Иоанна, правильному пониманию коего должна быть предпослана мысль, что «Иисус от начала знал, кто суть неверующие, и кто предаст Его.» (Ин 6:64). Итак: «Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих. Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих. Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих. Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь.» (Ин 21:15-18).

Прочтя этот отрывок, можно задать себе вопрос: настолько ли уж удовлетворяла Иисуса любовь к Нему Петра, если Он, зная «от начала» ответ на Свой вопрос, все-таки задает его трижды, как бы ожидая, что Петр ответит не так, как он отвечал в первый или во второй раз, но так, чтобы это соответствовало истине, известной Иисусу?

А, может быть, все проще гораздо? Прочитаем текст, записанный Иоанном на греческом. Ведь Иисус спрашивает: «Любишь (agapas) ли Меня?», используя в своем обращении глагол agapao (агапао) , — мы выделили курсивом слово «любишь», когда оно является переводом греческого agapao. И Петр отвечает: «Ты знаешь, что я люблю (filo) Тебя.», — но при том употребляет совсем другой глагол: fileo (филео). Иными словами, в диалоге Иисуса с Петром используются два различных глагола, переводимых на русский и на многие другие языки как «любить». Но глаголы сии смыслоразличимы, и, приняв во внимание их смысловые тонкости, надо пояснить, что Иисус спрашивает Петра: «Ценишь ли ты Меня превыше всего? — а Петр отвечает: «Ты знаешь, что я поклоняюсь Тебе.» И вовсе не удивительно, что Иисус переспрашивает. Ведь по сути Петр отвечает на вопрос, который ему не задавали, а на поставленный вопрос не дает ответа. А, между тем, в символическом смысле замена глаголов в ответе Петра весьма характерна для Церкви. Только на третий раз, в третьем вопросе, когда качество Петровой любви уже продемонстрировано, Иисус заменяет и в своем вопросе agapas на fileis, давая тем самым возможность Петру быть по крайней мере правдивым.

Кроме сего, в последней фразе цитируемого отрывка скрыта мало кем замеченная тайна, настолько важная для нашего нынешнего повествования, что мы обязаны вновь выделить ее: «Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь. » (Ин 21:15-18).

То, куда суждено Петру быть поведенным, не есть крест, а сей «другой» не есть палач, и это следует из всего духа, коим проникнуты послания Петра, например: «Только бы не пострадал кто из вас как убийца, или злодей, или посягающий на чужое, а если как Христианин, то не стыдись, а прославляй Бога за такую участь.» (1 Пет 4:15,16), — то есть Петр не боится физической смерти, и палачу Петр не будет сопротивляться, палач поведет Петра именно туда, куда он хочет — на крест. Иисус же говорит совсем о другом: Петр будет поведен туда, куда не хочет! Для человека, понявшего, что в приведенном отрывке Иоанна речь идет совсем не о кресте, палаче и не о том, «какою [физической] смертью [Петр] прославит Бога» (Ин 21:19), в предсказании Иисуса отчетливо звучат нотки тревоги. А не тот ли это «другой», «иной», о ком сказано: «Не дам славы Моей иному [или другому] и хвалы Моей истуканам.» (Ис 42:8)?!

Остановимся тут и отметим, что нашей христианской этике была бы грош цена в базарный день, если бы, несколькими строками раньше приведя мысль о непозволительности судить Иуду или кого бы то ни было другого, мы тотчас же осудили бы Петра. Решение проблемы и здесь заключается в символическом понимании и Иуды, и Петра, и в необходимости проводить четкую границу как между Иудой и образом предательства, без которого нельзя было ни в коем случае обойтись, так и между Петром и тем, символом чего он является.

Ни для кого не секрет, что Петр, а сие следует из самого его имени, символизирует краеугольный камень Церкви, причем не римско-католической церкви, как считают некоторые, а всей Церкви: «Я говорю тебе: ты — Петр (petros — камень), и на сем камне Я создам Церковь Мою.» (Мф 16:18). Покажите ту христианскую конфессию, которая отказалась бы от связи с Петром!

Было бы недопустимым упрощением и далее говорить лишь о личности Петра, ибо он раскаялся еще на страницах Евангелий, посему мы не только ни в чем не хотим осуждать Симона Ионина, прозванного Камнем (по-гречески Петром, или Кифой по-арамейски), но с полным правом пользуемся как богодухновенными источниками посланиями раскаявшегося Петра. Но в аллегорическом понимании все, что происходило или было предсказано в отношении Петра, уже произошло или предсказано в отношении того, символом чего является Петр — Церкви.

Это означает, что слова упования Иисуса, о неоскудении веры, повеления утвердить, некогда обратившись, братьев, предсказание о троекратном отречении, равно как и предсказание о грядущем препоясании и препровождении в нежелательное место, относятся даже в большей степени к тому, что Петр символизирует собой.

В чем же заключаются сии три отречения? В том ли, что Церковью начисто забыты слова Иисуса: «Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?» (Мф 5:44,46,47); «И грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают.» (Лк 6:27,28,32,33); «Благословляйте гонителей ваших, благословляйте, а не проклинайте.» (Рим 12:14)?

И, быть может, другое отречение Церкви состоит в отказе следовать сим словам: «И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, который на небесах.» (Мф 23:9)? — и это при том, что отцов разного ранга и достоинства католическая и православная церкви имеют едва ли меньше, чем звезд на небе.

И не состоит ли третье отречение Церкви в забвении сего: «молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны...» (Мф 6:7)?

Да нет, пожалуй, — сии, хоть и суть отходы от слова Божия, все же слишком мелки, чтобы быть действительными отречениями, и больше смахивают на простое непослушание неразумного ребенка. В худшем случае они просто свидетельствуют о том, как множится неверность во многом у того, кто неверен в малом. Ибо есть воистину страшные отречения, на зловещем фоне коих то, что мы перечислили, может быть представлено чуть ли не как благодеяния и подвиги. Перейти же к исследованию великих отречений мы сможем лишь напомнив читателю, что все развивается по предначертанному и предсказанному: «Сколько будет слабеть век от старости, столько будет умножаться зло для живущих. Еще дальше удалится истина, и приблизится ложь.» (3 Езд 14:16,17), — «тайна беззакония уже в действии.» (2 Фес 2:7).

Итак, говоря о трех отречениях, мы дерзнем утверждать, что вослед Петру и Церковь трижды отвергла Христа, клянясь и божась: «не знаю Человека Сего, о Котором говорите.» (Мк 14:71). Весьма замечательно, что сих отречений — три, а после знакомства с арифмологией мы не можем ошибиться в понимании того, что эти три отречения касаются сих трех: веры, надежды, любви.

Вера (как уверенность в невидимом) в то, что «Бог в нас пребывает» (1 Ин 4:12), «во всех нас» (Еф 4:6), и Тот, Кто в нас, больше того, кто в мире (ср. 1 Ин 4:4), полностью забыта! Вместо этого Бог в худшем случае поселен в рукотворенных храмах, что весьма и весьма противоречит Писанию (ср. Деян 7:48), а в лучшем — Он водворен на земном небе, откуда Он мечет молнии, — вверху, в космосе, то есть опять же в мире. Приняв сие положение веры, Церковь совершила первое отречение — отречение в вере.

И говоря об этом отречении, именно теперь пора вспомнить вскользь упомянутое нами ранее положение, касающееся соблюдения плотских постов. В свое время мы обращали внимание читателя на обоснование, выдвигаемое традиционным христианством для оправдания таких постов: «Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься.» (Мф 9:15; Мк 2:19,20; Лк 5:34,35). Таким образом ими признается их отделение от Христа, а уж разговор о пришествии (и присутствии) Христа в чьей-то плоти воспринимается ими как опаснейшая ересь.

И теперь-то будет самое время вспомнить и другой вскользь упомянутый нами ранее фрагмент, где говорилось о звере, отверзающем «уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его и жилище Его» (Отк 13:6). Упоминание в Откровении хулы жилища Божия заставляет совершенно нетрадиционно подойти к проблеме тех, кто, поселив Бога вовне человека, автоматически отверг человека в качестве жилища Бога и тем самым недвусмысленно возвел хулу на жилище Его.

Петр отрекся во второй и в третий раз, и если бы он не отрекался в первый, то ему не нужно было бы отрекаться и во второй, иными словами, последующие отречения являются следствиями первой лжи. Подобно этому и причины символического смысла последующих отречений Церкви коренятся в первом.

Следствием первого отречения, по сути своей означающего полную потерю почвы под ногами, является второе отречение - отречение в надежде, понимая ее как надежду спасения. Истинная надежда спасения состоит в том, не ощутят ли Бога, не найдут ли Его в результате поисков, ибо Он недалеко от каждого из нас (ср. Деян 17:27). Но поскольку в ближайших окрестностях Бога не видно, а внутрь себя никто не хочет, да и не видит нужным заглянуть уже в силу первого отречения, то надежда ощутить, найти Бога отвергается — Бог объявляется непознаваемым. Эта тема заслуживает отдельного разбора, и на нее уже не хватит места в нашей первой книге. Так совершается второе отречение. Однако природа, и в том числе надежды спасения, не терпит пустоты, и пустота заполняется, затопляется иной надеждой.

Чтобы понять, какова замена надежды спасения, почитаем хотя бы «Православный катехизис», весьма характерный в этой своей части для всего христианства. Хотя мы и не цитируем за пространностью, а лишь пересказываем текст, мы берем его в кавычки, дабы читатель не подумал, что мы разделяем хотя бы и в малейшей степени сии, мягко говоря, домыслы: «Чрез страдания, смерть, воскресение и, наконец, вознесение Иисуса Христа завершилось спасение людей. Он принял на Себя грехи всех людей, приняв и физические последствия греха, ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, чтобы всех спасти [явная спекуляция текстом Священного Писания (ср. Ин 3:16)]. Христос искупил нас от мук для блаженства.»

Идея, изложенная выше, как и следовало ожидать, абсурдна насквозь — а как же иначе — «Credo quia absurdum». Покажем бессмысленность сих слов, призвав на помощь Священное Писание в его неискаженном виде.

Во-первых, спасение людей еще не завершилось и до сих пор, по прошествии чуть не двух тысяч лет после «страданий, смерти, воскресения и, наконец, вознесения Иисуса Христа». Спорить с этим может лишь тот, кто считает, что на земле уже наступило Царствие Божие, а Хиросима и Хатынь, Гиммлер и Берия нам просто померещились. Причем мы имеем в виду вовсе не жертвы.

Во-вторых, если Христос уже взял на Себя грехи всех людей, приняв и физические последствия греха, то чем объяснить, что столь многим людям приходится до сих пор расплачиваться за свои грехи, в том числе и физическими их последствиями? Почему не только не исчезли с земли старые болезни, но появляются новые, более страшные? Почему, кто согрешает пред Сотворившим его, несмотря на искупление его грехов Иисусом, впадает-таки в руки врача (ср. Сир 38:15)? Почему не только не исчезли страдания, рожденные войнами, но появились невообразимые во времена Иисуса орудия массового уничтожения? Нет смысла множить вопросы, на которые нельзя дать ответа в традиционном понимании сотерологии.

В-третьих, и самое вопиющее — такое понимание спасения представляет из себя не что иное, как бесплатную индульгенцию, подразумевающую не только принятие Христом уже содеянных, но и обещание восприятия Им и будущих грехов всех людей, грехов еще не содеянных. Что же это есть, как не позволение грешить, ни людей не стыдясь, ни Бога не боясь? И чем сие отличается от индульгенций платных, которые даже нынешняя римская церковь сочла великим стыдом католицизма? Но от индульгенций платных хоть кто-то получал выгоду или пользу, наживаясь на соблазнах грешников откупиться от своих грехов, — от бесплатных же индульгенций пользы не получает никто. И индульгенция, — пусть она выдается бесплатно и называется другим именем, например, «Православный (католический, люте­ранский и т.д.) катехизис», — остается бесполезной бумагой, которой трудно подобрать достойное употребление, а надежда, которую она предлагает есть мутная, негодная вода, которая вообще ни к чему не годна, — только выплеснуть ее вон.

Эти наши рассуждения могут кем-то быть расценены как спекулятивные. Однако не в них заключен наш главный довод против упомянутой формулировки. Почитаем слова Павла, написанные им — ясное дело — после страданий, смерти, воскресения и, наконец, вознесения Иисуса Христа, то есть тогда, когда миссия служения Его как Спасителя была уже выполнена, или когда по мнению тех, кто разделяет мнение упомянутого катехизиса, уже завершилось искупление всех людей в том числе и от физических последствий их греха: «Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего.» (Рим 8:22,23).

Напомним, что Павлу дано, по его же словам, «жало в плоть» (2 Кор 12:7). Но если таково положение Павла, святого, то не абсурд ли говорить об искуплении всех людей даже и от физических последствий греха, искупления от коего, только лишь ожидает Павел? — Конечно, ведь «Credo quia absurdum».

Закончим на этом тему второго отречения Церкви — отречения в надежде — и перейдем к третьему отречению. Сие есть отречение в любви, и, хотя оно и оказалось в нашем изложении третьим, оно далеко не третьестепенно. Чтобы показать это, нам придется еще раз напомнить читателю, как формулировал первую и наибольшую заповедь в законе Иисус: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею.» (Мк 12:30; Мф 22:37).

Теперь мы можем сказать, что третье отречение Церкви от Христа заключалось в том, что Христа стали почитать как Бога, выше Бога. Может показаться, что мы говорим странные вещи. Возможно ли отречься от кого-то, искренне почитая объект своей любви? Однако в сказанном нами нет никакого парадокса, ибо первейший призыв Иисуса заключался в любви к Богу и в познании истины: «Бог есть Дух: и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине.» (Ин 4:24). Любое же другое поклонение, в особенности, когда оно не подразумевает иного, кроме как посещения храма и коленопреклоненной молитвы или земных поклонов, не есть поклонение в духе — сие есть отступление от истины, следовательно, сие есть отречение от Христа.

Помимо того, само поклонение Иисусу Христу не есть истинное поклонение по Его же словам. Свидетельство сего черным по белому написано Иоанном в завершающей главе Откровения: «Я, Иоанн, видел и слышал сие. Когда же услышал и увидел, пал к ногам Ангела, показывающего мне сие, чтобы поклониться ему; но он сказал мне: смотри, не делай сего; ибо я [строчная буква] сослужитель тебе и братьям твоим пророкам и соблюдающим слова книги сей; Богу поклонись. И сказал [он же] мне: не запечатывай слова книги сей; ибо время близко. Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освещается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое [начиная с этого места буква чудесным образом меняется на прописную] со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.» (Отк 22:8-13).

Сей фрагмент является наиудивительнейшим с точки зрения путаницы в употреблении строчных и прописных букв, ибо Тот, от Лица Кого идет повествование, начиная со слов «смотри, не делай сего» не меняется, в чем читатель может без труда убедиться сам. И Тот, Кто называет Себя Альфой и Омегой, началом и концом, Первым и Последним, запрещает поклоняться Себе, но повелевает поклоняться Богу, подчеркивая тем самым разницу между Собой и Богом. Традиционное христианство, конечно же, не могло позволить приписать первую часть обращения Иисусу, потому переводчики и вынуждены были пуститься в спекуляции с заглавными и строчными буквами. Между тем, что в Откровении написано, то написано, и тот, кто пытается разделить слова Говорящего в указанном фрагменте, сознательно или неосознанно пытается прибавить к словам Откровения, пусть даже в виде только изменения высоты букв, что весьма сильно искажает слово Божие. Таким людям было бы вовсе нелишне вспомнить: «Если кто приложит что к [словам книги сей], на того наложит Бог язвы...» (Отк 22:18).

Мы уже не говорим о том, что для того, чтобы оправдать поклонение Иисусу Христу, была изобретена сказка о Троице, которая даже по словам христианских катехетов такова, что «по настоящему проникнуть до конца в тайну Пресвятой Троицы мы не можем» (Православный катихизис 1:5). А между тем, недостижимость Троицы человеческому разумению a priori делает абсолютно невозможным возлюбление Бога всем человеческим разумением. Ну не отвержение ли в любви — «не знаю и не понимаю, что ты говоришь.» (Мк 14:68)!

Сия невозможность разумения неизбежно ведет к «словопрениям» (1 Тим 6:4) и поношению пути истины (ср. 2 Пет 2:2), от которой «отступив, некоторые уклонились в пустословие, жечая быть законоучителями, но не разумея ни того, о чем говорят, ни того, что утверждают.» (1 Тим 1:6,7). И какие бы оправдания ни приводили эти люди, чем бы ни объясняли свое учение, невозможность разумного восприятия догмата о Троице неизбежно превращает традиционное христианство, призванное быть строго монотеистическим, в политеизм.

Признание в этом, заключающееся в подчеркивании отличий традиционного христианства от единобожия, легко читается между строк написанного епископом Александром Семеновым-Тянь-Шанским катехизиса, к коему мы так часто обращаемся: «Люди, которые верят только в единоличного Бога, представляют Его нередко суровым и деспотическим. Действительно, если Бог был бы одиноким, откуда зародилась бы в нем любовь? Любовь там, где есть кому любить и кого любить...» (Православный катихизис 1:3).

От такой аргументации теряешь дар речи и умолкаешь — это единственная польза, кою можно извлечь из подобных писаний. Действительно, откуда взяться у Единого Всемогущего любви?! Единственное, что приходит на ум, так это слова Иисуса: «кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.» (Мф 13:12). Однако вспомнив, что в одной из первых глав мы договорились понимать в качестве символа единобожия Иудеев, мы можем сказать и иначе о таких людях: «Говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское.» (Отк 2:9). При том понятно, что «не все те Израильтяне, которые из Израиля» (Рим 9:6) и «не тот Иудей, кто по наружности,., но тот Иудей, кто внутренне таков.» (Рим 2:28,29). Имея это в виду, заключим: «Спасение от Иудеев.» (Ин 4:22), — то есть от монотеистов — от истинных монотеистов, а не от тех, которые говорят о себе, что они монотеисты, а они не таковы, но сборище сатанинское.

Таковы три отречения Церкви.

Петух, впрочем, еще не пропел второй раз, поэтому Церкви пока не приходила пора вспомнить сказанное Иисусом: «прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня.» (Мк 14:72), посему Церковь не только не собирается заплакать, но продолжает, бия себя в грудь, говорить: «Если и все соблазнятся, но не я.» (Мк 14:28).

При этом источником особой уверенности Церкви в своей праведности являются слова Иисуса: «на этом камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее.» (Мф 16:18). На самом же деле сие не опровергает ничего из сказанного нами, но даже подтверждает, ибо мы ни в коем случае не пытались доказать, что врата ада уже-таки одолели либо же вот-вот одолеют Церковь. При этом читатель должен отдать себе отчет в том, что вопрос о преодолении или же о непреодолимости Церкви вратами ада нельзя было бы даже упоминать всерьез, если бы Церковь неизменно оставалась бы «не имеющею пятна или порока, или чего-либо подобного» (Еф 5:27). Ведь нельзя же всерьез ставить вопрос одолеют ли врата ада Бога, или Слово Его, или Премудрость Его, или Духа Святаго.

Вопрос того, одолеют ли врата ада Церковь или же нет, может быть поставлен только тогда, когда Церковь подойдет к самым вратам, и, хотя мы знаем, что в итоге «врата ада не одолеют ее», ситуация такова, что Церковь вплотную подошла к сим вратам. Вот вам, пожалуйста: «когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь.» (Ин 21:18). Но, как написано у пророка: «Не дам славы Моей иному (другому) и хвалы Моей истуканам.» (Ис 42:8).

3

Итак, «и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси.» (2 Пет 2:1); «из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою.» (Деян 20:30); «ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых. И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света, а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды.» (2 Кор 11:13 -15). « Придет антихрист, и теперь появилось множество антихристов... Они вышли от нас, но не были нашими...» (1 Ин 2:18,19). Можно было бы, чуть переставив слова, сказать даже так: они были не наши, но вышли-то от нас... Одним словом, «Вы шли хорошо: кто остановил вас, чтобы вы не покорялись истине?» (Гал 5:7). Для ответа на этот вовсе не риторический вопрос Павла, нам придется в очередной раз сделать могущий поначалу показаться нелогичным скачок в повествовании.

В Откровении Святого Иоанна Богослова есть любопытнейшие слова послания Ангелу Ефесской церкви: «Впрочем то в тебе [хорошо], что ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу.» (Отк 2:6), а чуть позже: «И у тебя есть держащиеся учения Николаитов, которое Я ненавижу.» (Отк 2:15). Кто-то из читателей, вероятно, может заинтересоваться, кто такие эти Николаиты, в чем состояло их учение, и какие они творили дела, что навлекли на себя столь высокий гнев. Будет вполне естественным, если с этой целью читатель потянется к библейским справочникам, словарям и комментариям на книги Священного Писания. Но не тут-то было, — объяснений, могущих удовлетворить читателя, пролить свет на эту тайну, не существует.

Сразу бросается в глаза, что все комментарии по поводу Николаитов опираются на буквально понятые слова самого же Откровения или даже просто на его пересказ. Вот какую «тайну» открывает нам «Библейский словарь» Э.Нюстрема (E.Nustrem): «Николаиты — партия, которую ненавидела Ефесская церковь (Отк 2:6); в Пергамской церкви существовали державшиеся их учения (ст. 15). Николаиты одобряли послабления относительно идолослужения и прелюбодеяния (ст. 14).» Заметим, впрочем, что ссылка на четырнадцатый стих некорректна, ибо там не говорится о Николаитах, — там совершенно другая символика, поэтому ничего определенного по поводу идолослужения и прелюбодеяния этот комментарий не дает, а просто переставляет слова.

Откроем тогда католический «Ключ к пониманию Св. Писания»: «Николаиты — представители секты, находившейся в Пергаме. Из дальнейшего (см. Отк 2:14-15) выясняется, что Николаиты проповедовали компромисс с язычеством и вели полуязыческий образ жизни; их можно рассматривать как предшественников гностиков [???].», — в чем заключаются основания для последнего вывода, опять-таки остается скрыто мраком.

В попытках найти хоть какие-то концы сего загадочного учения иные толкователи готовы найти козла отпущения в не имеющих совершенно никакого отношения к сему злу людях. Так, православная «Толковая Библия» приводит такой домысел: «Господь высказывает им [Ефесянам] похвалу за их нерасположенность к ереси Николаитов, происходивших от антиохийского прозелита Николая, одного из семи диаконов Иерусалимской церкви. В Ефесе Николаиты были ненавидимы и изгнаны, так как представляли в своем учении распущенности совершенную противоположность благоразумной сдержанности Ефесских христиан, вообще не терпевших развратных.» Однако то, в чем же конкретно провинился столь безапелляционно и огульно осужденный диакон Николай Антиохиец, о котором Писание говорит, что он был исполнен «Святаго Духа и мудрости» (Деян 6:1-6), остается неясным. Неясным остается и то, в чем же состояла распущенность Николаитов. Добавим здесь, что неприятие Иисусовой заповеди о запрете судить другого достигает в вышеупомянутом фрагменте комментария омерзительных и вместе с тем смешных форм, что особенно бросается в глаза на примере того, что Николай Антиохиец назван прозелитом, что, видимо, должно было прибавить подозрений к нему со стороны православного читателя. Да неужели же иудейское прошлое прибавляет христианской праведности?!

Не будем делать далеко идущих выводов из комментария православной Библии, составители коей, судя, сделали то самое, в чем пытаются обвинять другого. Не будем и мы возлагать ответственность за эту ложь и клевету на все православие, ибо другое православное приблизительно того же времени издание, «Библейская энциклопедия», пишет совсем иное: «Некоторые считают его [Николая Антиохийца] начальником секты Николаитов, но трудно согласиться, чтобы муж, исполненный Св. Духа мог быть начальником столь безнравственной секты.», — казалось, безвинно оклеветанного Николая оправдали, однако о сути сей безнравственности опять не говорится ничего, хотя «Библейская энциклопедия» и пишет такое, что может навести нас на истинный след: «Некоторые полагали, что это название есть символическое, что Николай в буквальном значении соответствует Валааму, и что им означаются все лжеучители, подобные Валааму, увлекающие к идолопоклонству и нечистоте.» Запомнив сию последнюю мысль, завершим предварительное исследование Николаитов комментарием Чарльза Скоуфилда: «Никакими древними авторитетами существование особой секты Николаитов не подтверждается.»

Так неужели же заслужившее столь гневного обличения учение оказалось в историческом аспекте столь нежизнеспособным, что погибло, не оставив после себя иного следа, кроме двух строк в Священном Писании? А, может быть, во времена Иоанна Богослова и не было никаких Николаитов?

Для того, чтобы ответить на эти вопросы и открыть тайну Николаитов, надо вспомнить, что Откровение Иоанна, как ни одна другая книга Нового Завета, являегся книгой пророческой — пророческой целиком. Иными словами, в символических посланиях Ефесской и Пергамской церквям обличается учение, искать которое в современных Откровению источниках было бесполезно, ибо сие учение тогда еще только зарождалось, хотя до его расцвета оставалось не столь долгое время. Однако в грядущих по отношению к Откровению временах (во II — IV веках) поискать Николаитов никто (или почти никто) не догадался.

Ну, не догадался, так не догадался. Зато сие сделали мы, хотя на первых порах и мы вынуждены будем признать наше фиаско в поиске собственно Николаитов, ибо такого имени никогда не носила ни одна секта, ни одна конфессия, ни одно учение не только в рамках христианства, но и язычества. И не надо быть пророком, чтобы предсказать, что и не будет носить, ибо так не согласится назвать себя ни одно из направлений христианства, не рискуя быть обвиненным в связи с Валаамом.

Так неужели же неправда у Бога, попустившего ложь в виде упоминания несуществующего Николаитства? Никак! Но будучи не в силах отыскать Николаитов, попробуем открыть, от какого же Николая проистекает сие заблуждение, и какой Николай олицетворяет ненавидимое Господом.

Видимо, не имеет особого смысла и далее интриговать читателя, да история борьбы «непогрешимой церкви» с разного рода ересями не настолько богата заслуживающими внимания Николаями, чтобы их был целый сонм, дабы нам рисковать ошибиться, выбирая одного. Начать поиск мы можем с самого известного в среде традиционного христианства, самого — после, пожалуй, только Бога, да Пресвятой Богородицы — почитаемого восточной церковью святого — Архиепископа Мир Ликийских Святителя Николая, известного в просторечии под более коротким титулом Николая Чудотворца...

При всем сказанном нами мы хотели бы вновь подчеркнуть, что мы не собираемся осуждать «чудотворца», ибо в этом нет никакой нужды, так как в смысле осуждения Николай «чудотворец» просто находится на самообслуживании. Читатель, открывавший хоть раз житие «Святого Николая», при некотором внимании обнаруживает, что само сие житие его обличает, а осуждает себя он сам, поэтому нам нет вовсе никакого смысла делать двойную работу, даже если бы мы и были полны желания Николая осудить.

Открыв «Житие Святителя Николая», читатель, — если, конечно, глаза его не одеты в духовные шоры фанатической веры в заступничество и чудотворение Николая, — а, вообще говоря, духовность не может ни при каких обстоятельствах сочетаться с фанатизмом, — такой читатель сразу натыкается на множество внутренних и внешних противоречий.

Ну чего стоят, например, такие подробности жизнеописания молодого Николая: «Жил он, как нищий, не имел, где преклонить голову.» Прямо слезы умиления должны были бы вызвать сии слова, если бы спустя несколько строк не выяснялось, что, возвысившись чудеснейшим образом от пресвитера, коим он стал благодаря своему дяде, сразу аж до архиепископа, он обзавелся домом и достатком, позволяющим примерно питать других нищих.