9. собеседование аввы Исаака Скитского (первое) о молитве

9. собеседование аввы Исаака Скитского (первое) о молитве

глава 1

Собеседования старца аввы Исаака[91], которые мы теперь предлагаем, при помощи Божией, исполнят то, что во второй книге постановлений (гл. 9) мы обещали сказать о непрестанной молитве. Изложив это, думаю, я удовлетворю и заповеди блаженной памяти папы Кастора и вашему желанию, блаженнейший папа Леонтий и святой брат Елладий, извиняясь сначала в обширности книги, которая, при всем нашем старании — сократить повествуемое не только сжатой речью, но и многое обходя молчанием — вышла гораздо больше, нежели как мы предполагали. Итак, предпослав рассуждение о разных постановлениях, которое мы сократили, наконец предлагаем следующее учение блаженного Исаака.

глава 2 Учение аввы Исаака о качестве молитвы

Цель всякого монаха и совершенство сердца состоит в постоянстве молитвы и, насколько возможно для бренного человека, в невозмущаемом спокойствии ума и всегдашней чистоте его. Для достижения этого нужны: неослабевающий телесный труд и сокрушение духа, так чтобы меж

\394//ду тем и другим находилась тесная, взаимная связь. Ибо как все добродетели стремятся к совершенству молитвы, так и сами они не могут быть твердыми и постоянными, если не будут соединены и скреплены ею. Как без добродетелей нельзя вполне приобрести постоянного молитвенного покоя, так и без этого покоя невозможно в точности исполнить добродетелей, способствующих ему. Поэтому непристойно было бы в беседе о свойстве молитвы вдруг приступить к рассмотрению главной ее цели, состоящей в деятельном исполнении всех добродетелей, не исследовав предварительно, что необходимо оставить или сделать для достижения ее, по учению евангельской притчи, не вычислив сперва и тщательно не приготовив всего, что нужно для того, чтобы воздвигнуть высочайшую духовную башню (Лк 14, 28). Впрочем, и сами приготовленные материалы останутся бесполезными и не допустят безопасно возложить на себя высокого совершенства, если не будет откинута нечистота пороков и не будет удален склонный к разрушению щебень страстей нашего сердца — этой земли хрящеватой, а что всего более, если на евангельском камне (Лк 6, 48) не будут положены твердейшие основания простоты и смирения, поддерживаясь коими, эта воздвигаемая из духовных добродетелей башня могла бы стоят неподвижно и в своей надежной прочности возносить главу свою к высоте небесной. Когда эта башня будет утверждена на таких основаниях, то пусть прольется обильнейший дождь страданий, пусть притекут с ужасным стремлением быстрые реки гонений, пусть наляжет свирепая буря противных духов — она не только не падет, но даже не потерпит никакого повреждения от этих нападений.

глава 3 Что нужно, чтобы молитва была чистая, задушевная?

Чтобы молитва возносилась с надлежащей горячностью и чистотою, нужно непременно соблюдать следующее: во–первых, необходимо отложить всякое попечение

\395// о телесных вещах и не только не заботиться, но и думать не следует о каком–либо занятии или предприятии. Надо избегать всяких развлечений, пустословия или многословия, равно как и всяких шуток, но сперва, что важнее, исторгнуть с корнем расположение к гневу или унынию и вовсе истребить пагубное разжигание плотской похоти и любостяжание. Отбросив эти и подобные им пороки, легко представляющиеся взорам каждого, и произведя таким образом извержение непотребных веществ, совершаемое чистотой простоты и невинности, затем следует положить незыблемое основание глубокого смирения, которое могло бы держать на себе башню, имеющую вознестись до неба, и потом уже на этом основании воздвигать духовное здание добродетелей, удерживая дух от всякого опасного для него развлечения и рассеяния, чтобы он таким образом мог постепенно возвышаться к созерцанию Бога и к другим духовным видениям. Ибо то, чем бывает занята душа наша до молитвы, обязательно приходит на память и во время ее. Поэтому до начала молитвы мы должны держать себя в таком состоянии, в каком желаем находиться в продолжение ее. Ибо ум во время молитвы получает настроение, сообразное с предыдущим состоянием; представляющийся его очам образ прежних наших действий, слов или чувств произведет то, что мы, и приступив к молитве, по свойству предварительного расположения, или будем гневаться, или унывать, или возбуждать в себе прежние вожделения и наклонности, или станем с безрассудностью (что и сказать стыдно) забавляться каким–нибудь смешным изречением или происшествием, или устремимся к прежней рассеянности. Итак, поспешим еще до молитвы изгнать из внутренности сердца нашего то, чего не желали бы иметь во время ее, дабы можно было исполнить нам апостольскую заповедь: непрестанно молитесь (1 Сол 5, 18), — и еще: желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения (1 Тим 2, 8). Ибо нельзя исполнить этой заповеди, если ум наш не очистится от всякой скверны пороков, если не

\396// облечется в одни добродетели, как в свойственную себе красоту, и не будет питаться непрерывным созерцанием всемогущего Бога.

глава 4 О подвижности души, сравниваемой с пухом

Качество души хорошо сравнивают с легким пером или пухом. Не будучи омочен никакой посторонней жидкостью, при самом слабом дыхании ветерка он обыкновенно, по своей легкости, возносится на высоту; а если бывает отягщен какой–либо влажностью, то вместо того, чтобы подниматься на воздух, от тяжести принятой им влаги прилегает к недрам земли. Так и ум наш, если будет свободен от бремени стремящихся к нему пороков и мирских забот и чужд растления вредных похотей, то, облегчаемый силою природной чистоты своей, при самом тихом веянии духовного размышления, оставляя все суетное и земное, переносится к небесному и невидимому. Поэтому–то и заповедует нам Господь: смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением, и пьянством, и заботами житейскими (Лк 21, 34). Итак, если хотим, чтобы молитвы наши восходили не только до небес, но и превыше небес, то постараемся поставить ум наш в естественное состояние его духовности, очистив его от всех земных пороков и скверны страстей, чтобы молитва его, не отягчаясь более никаким бременем пороков, могла вознестись к Богу.

глава 5 О причинах, отягощающих наш дух

Надо отметить причины, производящие отягщение в уме нашем, на которые указывает Господь. В числе этих причин Он не полагает прелюбодеяние, блуд, убийство, богохульство, воровство, которые все признают грехами смертными, гибельными; но обжорство, пьянство, печали и заботы житейские, коих не только мирские люди не берегутся и не почитают гибельными, но даже некоторые

\397// (о чем стыдно и говорить), называющие себя монахами, предаются этим занятиям, как безвредным или полезным. Хотя эти три причины, даже буквально понимаемые, отягчают душу, разлучают ее с Богом и пригибают к земле; впрочем, легко уклониться от них, особенно нам, нарочно удаленным от всякого общения с миром и не имеющим никакого повода предаваться мирским заботам, пьянству и объедению. Но есть и другое объедение и пьянство — духовное, коих труднее избежать, и есть особенные заботы и попечения житейские, в которых часто принимаем участие и мы, несмотря на то, что совершенно отреклись от всех владений наших, воздерживаемся от вина и всяких пиршеств и находимся в уединении. О них–то говорит пророк Иоиль: восстаньте упившиеся, и не от вина (Иоил 1, 5), и также другой пророк говорит: изумляйтесь и дивитесь: они ослепили других, и сами ослепли; они пьяны, но не от вина (Ис 29, 9). Из этого следует, что вино, причиняющее это пьянство, по словам пророка, есть отрава аспидов (Втор 32, 33). Заметь, откуда ведет свое начало такое вино: виноград их от виноградной лозы Содомской и с полей Гоморрских. Хочешь ли также знать плод этого винограда и этого отродья? Ягоды их ягоды ядовитые, грозди их горькие (Там же, 32). Поэтому, если мы не будем чисты от всех пороков и от упоения всех страстей, то и без употребления пьянящего вина, и без роскошных пиршеств сердце наше отягчится пьянством и объедением еще более вредным. Ибо если житейские заботы могут касаться и нас, чуждых мирских дел, то этим самым очевидно оправдывается правило отцов, которые относили к числу житейских забот все то, что превышает необходимость ежедневного пропитания нашего и непременные потребности тела. Так, например, когда мы стараемся всеми мерами приобрести два или три сольда (золотые монеты), между тем как и одного было бы достаточно для наших нужд; когда заботимся о стяжании трех или четырех одеяний, между тем как для употребления днем и ночью довольно было бы двух; или когда, увлекаясь житейскою гордостью и пышностью, мы стара-\398//емся строить четыре или пять келий, и притом великолепнейших, хотя для жительства достаточна была бы одна или две, и вообще, когда слишком уважаем мучительные мирские пожелания.

глава 6 О видении одного старца касательно беспокойного труда одного брата

Очевидные опыты показывают, что это происходит не без наущения демонов. Один старец, добродетельнейшей жизни, проходя мимо кельи брата, страдавшего этим душевным недугом, о котором мы сказали (ибо он, беспокоясь об излишних постройках и починках, ежедневно изнурял себя трудом), издали увидел, что тот разбивает тяжелым молотом твердый камень. Тут еще он увидел, что при этом брате находился эфиоп, который, соединив свои руки с его руками, вместе с ним делал удары молотом и пылающими факелами побуждал его к постоянному продолжению работы. Старец долго стоял, удивляясь и жестокому нападению демона, и столь коварному обольщению. Ибо когда брат этот, ослабев от чрезмерного труда, намеревался успокоиться, оставив труд свой, то, наущением того же духа, был вынужден снова брать молот и не оставлять начатого дела, так что уже не чувствовал тяжести труда, будучи поддерживаем непрестанным подстреканием демона. Наконец тот старец, тронутый видом столь жестокого надругательства демона, подходит к келье брата и, приветствуя, говорит ему: «Над чем столько трудишься, брат?» — «Обделываем этот твердейший камень, — отвечал он, — и едва только могли мы разбить его». — «Правду говоришь ты: едва мы могли, — сказал старец. — Ибо ты был не один, когда разбивал камень, с тобою был еще некто другой, коего ты не видел, и который не столько помогал тебе в этой работе, сколько со всей жестокостью понуждал тебя к ней». Итак, это еще не показывает, что душа наша свободна от свойственной мирским людям болезни, если мы воздерживаемся толь-\399//ко от тех забот, которые хоть и желали бы исполнить, но не можем, и если оказываем презрение к таким вещам, домогательство которых в глазах как духовных людей, так и мирских с первого взгляда представляется предосудительным; но верный знак таковой свободы состоит в том, когда мы с хладнокровием отвергаем даже и то, что можем сделать и что имеет вид приличия. В самом деле, эти, по–видимому, незначительные мелочи не меньше отягчают ум монаха, как и те великие заботы, которые обычно омрачают чувства мирских людей. Ибо и они также не допускают, чтобы монах, отложив всякую земную нечистоту, возносился к Богу, к Которому всегда должна быть обращена мысль наша, и малейшее уклонение от Которого, как высочайшего блага, есть настоящая смерть и бедственная гибель. А чей ум, отрешившись от уз всяких плотских страстей, придет в твердое состояние спокойствия, чье сердце всей крепостью прилепится к одному верховному благу, тот в состоянии будет исполнить апостольскую заповедь: непрестанно молитесь (1 Сол 5, 18), и еще: желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения (1 Тим 2, 8). Ибо, коль скоро сердечные помышления будут, так сказать, поглощены чистотою и из земных сделаются духовными и ангельскими, то, что бы ни входило в них, чем бы они ни были заняты, молитва всегда будет чистейшей и искреннейшей.

глава 7 Что труднее: сохранять благие помыслы или приобретать их?

Герман. О, если бы таким же образом и с одинаковой удобностью можно было непрестанно сохранять духовные помыслы, как и приобретать иногда семена их! Ибо когда они возродятся в нашем сердце посредством чтения Св. Писания, или при воспоминании каких–нибудь духовных подвигов, или во время созерцания небесных таинств, то, незаметно убегая от нас, скоро исчезают. Иногда ум

\400// наш находит и другой какой–нибудь случай к духовным чувствованиям, но при появлении иных, случайно встретившихся чувствований, те из них, которые занимали нас прежде, тотчас оставляют нас, так что с вероятностью можно думать о душе, всегда самой в себе непостоянной и потому не имеющей собственной силы твердо удержать святые помыслы, что она и в то время, когда удерживает несколько помыслов, получила их случайно, а не по собственному старанию Ибо как можно приписать свободной воле нашей начало тех помышлений, постоянное пребывание которых не состоит в нашей воле? Но чтобы из–за решения этого вопроса не уклониться далеко от предполагаемого исследования и первоначально предпринятого нами рассуждения о молитве, оставляя этот предмет до другого времени, неотступно просим тебя объяснить нам качество молитвы, тем более, что и святой апостол заповедует совершать ее во всякое время, говоря: непрестанно молитесь. Итак, сперва мы желаем знать качество молитвы, т. е. какую молитву нужно всегда воссылать, а потом каким образом можно непрестанно продолжать ее или заниматься ею. Ибо и каждодневный опыт показывает, что она не может быть совершаема при слабом напряжении сердца, и предложенная тобою мысль внушает, что последняя цель монаха и верх всякого совершенства состоит в надлежащем совершении молитвы.

глава 8 Ответ о разных качествах молитвы

Исаак. Объять все виды молитв без высочайшей чистоты сокрушенного сердца и просвещения Св. Духа, мне кажется, невозможно. Они столь же многочисленны, как и те состояния, в коих может находиться всякая душа. Хотя мы и совершенно уверены, что не можем, судя по холодности нашего сердца, обозреть все виды молитв, впрочем, попытаемся изложить их, насколько позволяет нам малая опытность наша. По мере чистоты, в какой преуспевает чей–либо ум, и по свойству состояния, в какое он

\401// или случаями приводится, или своим старанием приходит, ежеминутно изменяется и сам вид молитвы, и потому очевидно, что никто не может воссылать молитвы всегда однообразные. Ибо всякий молится в веселье иначе, нежели когда отягчен бременем печали и отчаяния; иначе, когда укрепляется в духовном преуспевании, нежели когда притесняется нападениями врага; иначе, когда испрашивает отпущения грехов, нежели когда просит приобретения благодати, или какой–нибудь добродетели, или уничтожения какого–либо порока; иначе, когда сокрушается мыслью о геенне и страхом будущего суда, нежели когда воспламеняется желанием будущих благ и надеждою; иначе, когда находится в нужде и напастях, нежели в безопасности и спокойствии; иначе, когда просвещается откровениями небесных тайн, нежели когда скорбит о бесплодии своих добродетелей и сухости чувствований.

глава 9 О четырех видах молитв

Изложив понятие о качестве молитвы, хотя не столь подробно, как требовала бы важность предмета, но насколько позволяет краткость времени, или лучше, слабость нашего ума и огрубелость сердца, теперь предстоит нам еще большая трудность в раздельном изъяснении всех видов молитв, коих апостол полагает четыре, говоря об этом так: прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения (1 Тим 2, 1) Такое разделение, без сомнения, сделано апостолом не напрасно. Поэтому нужно сперва определить, что значит молитва, моление, прошение, благодарение, далее необходимо исследовать, все ли эти четыре вида должны быть вместе употребляемы молящимся, так чтобы во всякой молитве все они соединялись, — или должны быть приносимы порознь и попеременно, т. е. иногда молитвы, иногда моления, а иногда прошения или благодарения, или один должен воссылать Богу молитвы, а другой моления, один прошения, а другой благодарения, сообразу-\402//ясь с мерою возраста, какой соответствует чей–либо ум, смотря по напряжению своей деятельности.

глава 10 О порядке видов молитвы

Итак, прежде всего нам следует вникнуть в свойство самих названий и показать различие между молитвою, молением и прошением; потом рассмотреть, должны ли они возноситься порознь или вместе; в–третьих, надо размыслить, не внушает ли чего–нибудь важного и сам порядок слов апостола или надо просто почитать его лишь обыкновенным разделением и понимать его безразлично, что, впрочем, кажется мне невероятным; ибо не следует думать, что Св. Дух устами апостола произнес что–либо мимоходом и без намерения. Рассмотрим же теперь, при содействии Божием, каждый вид молитвы в том именно порядке, какой предложен нами.

глава 11 О молитве (absecratione)

Прежде всего прошу совершать молитвы. Молитва есть умилостивление за грехи, посредством которого человек кающийся испрашивает прощение или в настоящих, или в прежних своих беззакониях.

глава 12 О молении (oratione)

В молениях мы что–либо приносим или обещаем Богу, что по–гречески называется euch — моление обетное, или просто, обет. Почему, где в греческом стоит: taV eucaV mou tw Kuriw apodwsw, в латинском переводе читается: vota mea domino reddam — обеты мои воздам Господу (Пс 115, 9). Согласно же с обычным значением слов, греческий текст может быть истолкован и таким образом: моления мои Господу воздам. Равно и в Екклезиасте мы

\403// читаем: когда даешь обет Богу, то не медли исполнить его (Еккл 5, 3). Греческий текст, соответствующий нашему, есть следующий: ean euxhV euchn Kuriw и проч., который может быть переложен таким образом: если принесешь моление (обетное) Богу, не медли исполнить его. А исполнить его может каждый из нас. Так, мы приносим эти обетные моления, когда, отрекаясь от мира, обещаемся служить Господу со всей ревностью сердца своего и умереть для всякого общения с миром и для всех дел его; приносим эти моления, когда, презрев мирские почести, отвергнув земные стяжания, обязываемся во всяком сокрушении сердца и в нищете духа прилепляться Господу; мы приносим эти моления, когда даем обет непрестанно сохранять совершенную чистоту тела и непреодолимое терпение или вовсе исторгнуть из сердца своего корень производящего смерть гнева и уныния. Если же по своей беспечности и склонности к прежним порокам, мы не исполним тех благих намерений, то будем виновны в наших молениях и обетах, и к нам отнесутся тогда слова: лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить (Еккл 5, 4). Что в греческом можно понимать так: лучше не молиться, нежели, молясь, не исполнять молитвенных обетов.

глава 13 О прошении (postulatione)

На третьем месте у апостола поставлены прошения, которые мы, находясь в горячности духа, обычно воссылаем за других, прося о тех, кого любим, или о мире всего мира, выражаясь же словами самого апостола, за всех человеков: за царей и за всех начальствующих (1 Тим 3, 2).

глава 14 О благодарении

Напоследок, на четвертое место, ставятся благодарения, которые ум в неизъяснимом восторге приносит Богу, когда вспоминает прошедшие благодеяния Божий или

\404// созерцает настоящие, или когда, прозревая будущность, усматривает, какие и сколь великие блага уготовил Бог любящим Его. В этом последнем случае обычно изливаются обильнейшие молитвы, когда дух наш, взирая чистейшими очами на награды, уготованные святым в будущем веке, побуждается е. безмерной радостью воссылать Богу неизреченные благодарения.

глава 15 Всем ли необходимы четыре вида молитв и вместе или каждому порознь и отдельно?

Каждый из показанных четырех видов молитвы может иногда делаться приношением тучным; ибо известно, что и молитва, рождающаяся от сокрушения о грехах, и моление, проистекающее от верности приношений и точного исполнения обетов в чистой совести, и прошение, происходящее от пламенной любви, и благодарение, рождающееся от созерцания благодеяний, величия и милосердия Божия, весьма часто производит в нас горячайшие и пламенные молитвы. Отсюда видно, что все вышеупомянутые четыре вида полезны и необходимы всякому человеку, так что один и тот же человек, смотря по различию внутреннего своего расположения, может приносить иногда молитвы, иногда моления, иногда прошения, иногда — благодарения, чистые и горячайшие. Впрочем, первый вид, кажется, особенно приличен начинающим, которые, как жалом, уязвляются еще воспоминанием своих пороков; второй — тем, которых преуспевание в добродетелях поставило на некоторую высшую степень духовного совершенства; третий — тем, которые, исполняя обеты свои на самом деле, принимают на себя ходатайство и за других по любви и снисхождению к их немощи, четвертый же свойствен тем, которые, исторгнув из сердец своих терны наказующей совести, спокойно и совершенно чистым умом созерцают милости и щедроты Господни, или прежде оказанные им, или настоящие, или в будущей жизни уготованные, и через то пламенеющим

\405// сердцем возбуждаются к горячайшей и устами человеческими невыразимой молитве. Случается, впрочем, что ум, достигший такого совершенства чистоты и начавший уже утверждаться в нем, вдруг объемлет все эти виды молитв и, обтекая их, наподобие некоего непостижимо быстрого пламени, проливает перед Богом неизъяснимые, чистейшей силы исполненные моления, которые Сам Дух, без нашего ведения, возносит к Богу в воздыханиях неизреченных (Рим 8, 26), т. е. в сию минуту человек воодушевляется такими чувствованиями и столь непостижимо изливается в молитве, что в другое время он не только не может пересказать этого, но даже и возобновить в своей памяти. А из этого видно, что в какой бы мере возраста кто ни находился, может иногда воссылать чистые и усердные молитвы. Ибо и тот, кто стоит на первой и низшей ступени, возмущаясь помыслом о грядущем суде, страшась испытания и ужасаясь наказания, и тот приходит иногда в такое сокрушение, что является готовым утучнить[92] (Пс 62, 6) молитвенную жертву свою не менее, чем и тот, кто наслаждается неизреченным весельем и радостью при созерцании чистым сердцем Божеских благодеяний; ибо он, зная, что ему много прощено, начинает, по слову Господа, много любить (Лк 7, 47).

глава 16 Восходить к означенным видам молитв следует постепенно

Впрочем, для преуспевания в духовной жизни и для совершенного исполнения добродетелей, мы особенно должны располагать себя к тем видам молитв, воссылать которые побуждают нас или созерцание будущих благ, или сила пламенной любви, или, по крайней мере, стремление снискать какую–нибудь добродетель или истребить какой–нибудь порок. Ибо нельзя иначе достиг

\406//нуть тех высших видов молитвы, о которых мы уже сказали, если ум наш мало–помалу и постепенно не пройдет сперва ряд низших молитв.

глава 17 И Христос употреблял эти четыре вида молитв

Господь наш собственным примером благоволил освятить четыре вида молитв, дабы и в этом случае исполнилось то, что о Нем сказано: что Иисус делал и чему учил от начала (Деян 1, 1). Он приносит молитву, когда говорит: Отче Мой, если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф 26, 39), или как воспевается в псалме от лица Его: Боже мой! Боже мой! (внемли мне) для чего ты оставил меня? (Пс 21, 2) и т. п. Моление Его выражается в словах: Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить (Ин 17, 4), или: и за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною (Там же, 19). Прошение Его выражается в следующих словах: Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне (Там же, 24), или: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк 23, 34). Благодарение выражается в следующих словах: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение (Лк 10, 21), или в словах: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня (Ин 11, 42). Хотя эти примеры показывают, что все четыре рода молитв можно воссылать порознь и в различное время; впрочем в совершенной молитве они могут и соединяться, — чему также учит пример Господа нашего, представленный в той пространной молитве, которую читаем в конце Евангелия Иоанна (гл. 17). Текст ее, по своей обширности, не может быть приведен здесь, но в справедливости сказанного может увериться всякий читатель после внимательного рассмотрения ее содержания. Ту же

\407// мысль очевидно выразил и апостол в послании к филиппийцам, где он несколько меняет порядок четырех видов молитвы и показывает, что иногда, объятые молитвенным пламенем, мы должны приносить их вместе. Но всегда, говорит он, в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом (Флп 4, 6), тем самым он в особенности хотел внушить нам, что к молитве и молению надо присоединять и благодарение с прошением.

глава 18 О молитве Господней

За четырьмя видами молитв следует состояние возвышеннейшее и совершеннейшее, которое заключается в созерцании единого Бога и в пламенной любви к Нему, и где ум наш, объятый и проникнутый этой любовью, беседует с Богом ближайшим образом и с особенной искренностью, как с Отцом своим. То, что мы должны стараться достигать такого состояния, внушают нам слова молитвы Господней (Мф 6, 9–13). Мы говорим: Отче наш! Если таким образом Бога, Господа вселенной собственными устами исповедуем Отцом своим, то вместе с тем исповедуем и то, что мы из состояния рабства совершенно приведены в состояние усыновленных чад Божиих. Далее мы присоединяем: сущий на небесах, чем изъявляем свою готовность со всем ужасом отвращаться настоящей земной жизни, как страннической и весьма далеко уклоняющей нас от Отца нашего, а напротив, с величайшим желанием стремиться к той области, в которой предполагаем обитель Отца нашего, и не позволять себе ничего такого, что делало бы нас недостойными высокого усыновления, лишало нас, как незаконных детей, отеческого наследия и подвергало всей строгости праведного суда Божия. Достигнув столь высокой степени сынов Божиих, мы тотчас воспылаем свойственной добрым детям любовью, которая заставит нас во всем искать не своей пользы, но славы Отца нашего. Почему мы говорим Ему: да святится имя

\408// Твое, чем свидетельствуем, что наше чаяние, наша радость есть слава нашего Отца, следуя тому, кто сказал: говорящий сам от себя ищет славы себе; а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен, и нет неправды в Нем (Ин 7, 18). Сосуд избранный, будучи исполнен такими чувствами, желает быть отлученным от Христа (Рим 9, 3), чтобы только приобрести Ему многочисленное семейство и присовокупить к славе Отца своего спасение всего Израиля, Ибо тот безопасно желает погибнуть за Христа, кто знает, что никто не может умереть, умирая за жизнь. И в другом месте тот же апостол говорит: мы радуемся, когда мы немощны, а вы сильны (2 Кор 13, 9) Да и нужно ли удивляться, что сосуд избранный желает быть отлучен от Христа для славы Его, для обращения своих братьев и для сохранения преимуществ своего народа, когда и пророк Михей желает быть лживым и чуждым вдохновения Св. Духа, чтобы только народ иудейский мог избежать тех казней и бедствий плена, которые он предсказывал ему в своем пророчестве? О, когда бы, говорит он, я не был мужем, имеющим Духа, и лучше говорил бы ложь (Мих 2, 11 с подл.). Мы не упоминаем уже о той готовности законодателя Моисея погибнуть вместе с заслужившими погибель своими братьями, которую он выражает в следующих словах: о, народ сей сделал великий грех: сделал себе золотого бога; прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал (Исх 32, 31, 32). Впрочем, слова: да святится имя Твое — справедливо могут давать и ту мысль, что священие Бога есть наше совершенство Поэтому говоря Ему: да святится имя Твое, мы говорим как бы следующее. Отче! сделай нас такими, чтобы мы могли понимать величие Твоей святости или удостоиться приятия ее, или, лучше, да открывается святость Твоя в духовной жизни нашей А это только тогда исполняется в нас действительно, когда люди видят добрые дела наши и прославляют Отца нашего Небесного (Мф 5, 16).

\409//

глава 19 О словах: да приидет царствие Твое

Вторым прошением ум, достигший высшей степени чистоты, умоляет: да приидет Царствие Твое, понимая под этим то всегдашнее царствование Христа во святых, которое наступает тогда, когда, по истреблении смрадных пороков в сердцах наших, власть дьявола прекращается, и Бог, по причине благоухания добродетелей, начинает в нас владычествовать, — когда вместо побежденной плотской похоти воцаряется в уме нашем чистота, вместо подавленного гнева — спокойствие, вместо попранной гордости — смирение, или то царство, которое в предопределенное время обещано всем вообще достигшим совершенства и сделавшимся сынами Божиими, когда Христос скажет им. приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф 25, 34). К этому–то царствию бывают устремлены и как бы пригвождены взоры, желания и ожидания чистой души, когда она взывает к Богу: да приидет Царствие Твое! Ибо она твердо уверена свидетельством своей совести, что тотчас наследует это царство, когда оно откроется Напротив, никто из беззаконников не осмелится желать этого; ибо тот конечно не захочет и видеть престола Судии, кто знает, что в день пришествия Его получит он за дела свои не венец и награду, а наказание.

глава 20 О словах: да будет воля Твоя

Третье прошение есть сыновнее: да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Не может быть молитвы выше той, которой мы желаем, чтобы земное удостоилось сравниться с небесным. Ибо что значат слова: да будет воля Твоя и на земле, как на небе, как не то, что да будут люди подобны — ангелам, и как ангелы исполняют волю Божию на небе, так и все, живущие

\410// на земле, да творят не свою, а Его волю. И этого прошения никто не может произнести с полным чувством, кроме того, кто верует, что Бог все, что кажется нам несчастьем или счастьем, устраивает к нашей пользе, и что Он больше промышляет и печется о нашем спасении и благе, нежели мы сами о себе. Впрочем, можно понимать это и иначе. Воля Божия состоит в спасении всех людей, по словам св. Павла: чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1 Тим 2, 4). Итак, взывая к Богу: да будет воля Твоя и на земле, как на небе, мы иными только словами умоляем Его так: Отче! через познание Тебя да спасутся все живущие на земле, подобно тем, которые пребывают уже на небе.

глава 21 Хлеб наш насущный дай нам на сей день

Далее: хлеб наш epiousion т. е. насущный, или, по другому евангелисту, ежедневный дай нам на сей день. Первым словом означается существенное его достоинство, по которому он превышает все сущности и превосходит все твари высокой своей святостью, а вторым выражается естественное употребление его и польза. Ибо когда говорится: ежедневный, то этим показывается, что без него мы не можем ни одного дня продолжать духовной жизни; а когда говорится: на сей день, то этим показывается, что надо принимать его ежедневно, и что вчерашнее вкушение его недостаточно, если он подобным образом не будет и ныне преподан нам. Поскольку же нет дня, в который бы не нужно было укреплять сердце внутреннего нашего человека принятием и вкушением этого хлеба, то таковая ежедневная потребность должного заставляет нас во всякое время проливать о нем молитву. Впрочем слова: на сей день — можно принимать и в отношении к настоящей жизни, т. е. подавай нам хлеб сей, пока мы находимся в здешнем веке; ибо знаем, что и в будущей жизни он бу-\411//дет подаваться Тобою тем, которые заслужили его, но мы просим даровать нам его еще на сей день; ибо кто не удостоится принять его в настоящей жизни, тот не сможет причаститься и в будущей.

глава 22 Прости нам долги наши

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. Невыразимо Божие милосердие! Оно не только дало нам образ молитвы, не только изложило нам правила нравственности, через исполнение которых мы можем угодить Богу, и не только исторгает сами корни гнева и уныния силою предписанного образа непрестанной молитвы; но даже подает молящимся средство к снисканию себе милости и любви в день откровения суда Божия и некоторым образом сообщает нам власть смягчить определение Судии нашего и как бы обязать Его к прощению наших согрешений примером собственного нашего прощения: прости нам, говорим Ему, как и мы прощаем. Итак, в надежде на эту молитву смело может просить отпущения грехов всякий, кто только отпустил своим должникам, но не должникам своего Господа. Ибо некоторые из нас (что всего хуже) бывают обычно милостивы и весьма снисходительны к тем поступкам, которые оскорбляют Бога, хотя бы они были великими преступлениями, и, напротив, являются жестокими и неумолимыми мстителями за собственные малейшие оскорбления. Поэтому кто от всего сердца не отпустит согрешающему против него брату, тот этой молитвою будет испрашивать себе не помилование, а осуждение, и сам собственным признанием призывает судить себя, говоря: прости мне, как и я простил. Ибо если эта молитва его будет услышана, то в соответствии с примером его что иное должно последовать, как не гнев неумолимый и непременное определение наказания. Итак, если мы хотим быть судимы милостиво, то и сами должны быть милостивы к тем,

\412// которые против нас согрешили; ибо столько отпустится нам, сколько мы отпустим тем, которые причинили нам какой–либо вред своей злостью. Некоторые, страшась показать, что произнесением этих слов молитвы они больше обвиняют себя, нежели извиняют, молча пропускают их, когда весь народ поет эти слова в церкви. Но напрасно стараются употреблять эти хитрости перед Судией всех, Который захотел наперед показать своим подсудимым, как Он будет судить их, т. е. Он показал нам такой образ суда, по которому не хочет явиться строгим и неумолимым, но как мы хотим быть судимы Им, так должны судить и братьев наших, если они в чем–либо согрешат против нас: ибо суд без милости не оказавшему милости (Иак 2, 13).

глава 23 О словах: не введи нас в искушение

Далее следует: и не введи нас в искушение. При этом рождается немаловажный вопрос. Если молимся о том, чтобы не подвергаться искушению, то как можем доказать твердость своей добродетели, которой требует Св. Писание? Кто не имел опытов, говорит оно, тот мало знает (Сир 34, 10). И еще: блажен человек, который переносит искушение (Иак 1, 12). Итак, слова молитвы: не введи нас в искушение, не то значат, что не позволь нам когда–либо искуситься, но не допусти нам быть побежденными в искушении. Искушаем был Иов, но не введен в искушение, ибо во всем этом не согрешил (Иов 1, 22) и не осквернил уст богохульством, к чему хотел привлечь его искуситель. Искушаем был Авраам, искушаем был Иосиф, но ни тот, ни другой не введен был в искушение, ибо ни один не исполнил воли искусителя. Наконец следует: но избавь нас от лукавого, т. е. не позволь искуситься от дьявола сверх нашей силы. Но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1 Кор 10, 13).

\413//

глава 24 Не следует просить чего–либо другого, кроме того, что содержится в молитве Господней

Итак, видите, какой образ молитвы предложен нам от самого Судии, Которого мы должны умолять ею. Здесь нет прошения и даже воспоминания ни о богатстве, ни о почестях, ни о власти и силе, ни о телесном здоровье или временной жизни. Творец вечности не хочет, чтобы мы просили у Него чего–нибудь суетного, маловажного. Итак, тот нанесет величайшее оскорбление Его величеству и благости, кто, презрев эти вечно благие прошения, захочет умолять Его о чем–либо скоропреходящем и тленном; такой человек маловажностью прошений скорее навлечет на себя негодование Судии своего, нежели привлечет Его благоволение.

глава 25 О качестве высшей молитвы

Хотя предложенная молитва, будучи изречена или постановлена самим Господом, по–видимому, заключает в себе всю полноту совершенства; впрочем, присных своих она направляет к тому, прежде сказанному нами, возвышеннейшему состоянию, к той пламенной и весьма немногими познанной и испытанной или, точнее сказать, неизреченной молитве, которая, превосходя всякое человеческое понятие, не может быть выражена ни звуками голоса, ни движениями уст и никаким сочетанием слов, но которую ум, озаренный блистанием небесного света, произносит не человеческой слабой речью, а от избытка чувств произвольно изливает из себя, как бы из некоего обильнейшего источника, и неизъяснимо воссылает к Господу. В это краткое время ум наш бывает исполнен таких ощущений, что и обратись в самого себя, не может ни изречь, ни обозреть их. Такое состояние также показал нам Господь в тех молитвах, которые Он, как пишется в Евангелии, возносил уединенно на горе

\414// (Лк 5, 16) или в молчании, когда, находясь в подвиге молитвы, проливал даже капли крови (Лк 22, 44). Пример неподражаемый!

глава 26 Горячность духа молитвы разными способами возбуждается

Кто же, обладая какою–нибудь опытностью, достаточно может объяснить различия, причины и происхождение сокрушений, от которых дух, воспламенившись и разгораясь, возбуждается к чистой и пламенной молитве? Немногие из этих причин, насколько можем теперь при просвещении Господа вспомнить, предложим для примера. Иногда стих какого–либо псалма подавал повод к пламенной молитве, иногда сладкозвучное пение брата возбуждало души бесчувственных к усердной молитве. Знаем, что внятность и важность поющего псалмы доставляла много горячности предстоящим, также увещевание совершенного мужа, духовное собеседование возбуждает в нерадивых расположение к обильнейшим молитвам. Знаем также, что мы не меньше были приводимы к полному сокрушению погибелью брата или приятеля какого–нибудь. Также воспоминание о нашей холодности и нерадивости иногда возбуждало в духе спасительную горячность. Таким образом, находим бесчисленные случаи, при которых благодать Божия может пробуждать души наши от равнодушия и сонливости[93].

\415//

глава 27 О разных проявлениях сокрушения в молитве

А каким образом или какими способами это сокрушение проявляется из сокровенности души, исследовать это составляет не меньшую трудность. Ибо часто плод спасительного сокрушения обнаруживается неизреченной радостью и бодростью духа, так что от чрезмерности неудержимой радости переходит в какой–то вопль, который доходит до кельи соседа при услаждении сердца и великом восхищении. А иногда дух погружается в такое молчание в глубокой тишине уединения, что исступление от внезапного озарения прекращает всякий звук голоса, и все чувства изумленный дух удерживает внутри или воздыхает и желания свои изливает к Богу неизъяснимыми стонами. А иногда он исполняется столь великим искушением и скорбью, что нельзя привести его в надлежащее состояние иначе, как излиянием слез.

глава 28 Вопрос о том, что излияние слез не состоит в нашей власти

Герман. Это свойство сокрушения отчасти знает и мое убожество. Ибо часто, когда появлялись слезы от воспоминания моих грехов, я, по посещению Божию, ободрялся такой, как ты сказал, неизреченной радостью, что неизмеримость этого веселья внушала, что мне нельзя отчаиваться в прощении их. Думаю, что нет ничего выше этого состояния, если бы приобретение его зависело от нашей воли. Иногда, желая всеми силами возбудить в себе подобное сокрушение со слезами и все свои заблуждения и грехи представляя перед взором, не могу вызвать обильный плач, и глаза мои до того делаются твердыми, наподобие жесткого камня, что ни одной капли влаги не капнет из них. И потому сколько я радуюсь излиянию слез, столько же скорблю о том, что не могу вызвать их, когда бы хотелось.

\416//

глава 29 Ответ о различии духовных слез

Исаак. Не всякое излияние слез происходит от одного расположения, или одной силою. Иначе плач бывает от уязвления нашего сердца сознанием грехов, о чем говорится: утомлен я воздыханиями моими: каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою (Пс 6, 7). Еще: лей ручьем слезы день и ночь, не давай себе покоя, не спускай зениц очей твоих (Плач 2, 18). Иначе происходит от созерцания вечных благ и от желания будущей славы, ради которой истекают обильные слезы, от неудержимой радости ч безмерной живости, когда душа наша жаждет к Богу — источнику живому, говоря: когда приду и явлюсь пред лице Божие! Слезы мои были для меня хлебом день и ночь (Пс 41, 3, 4). Иначе текут слезы, хоть без представления своих грехов, но от страха геенны и от воспоминания о страшном суде, пораженный таким страхом пророк молится Богу, говоря: не входи в суд с рабом Твоим, потому что не оправдается пред Тобой ни один из живущих (Пс 142, 2). Есть также и другой род слез, который происходит не от сознания своих грехов, а от сожаления об ожесточении и грехах других, как плакал Самуил о Сауле, пророк Иеремия и Господь Иисус Христос об Иерусалиме (1 Цар 15, 35; Лк 19, 41). Пророк Иеремия говорит: кто даст голове моей воду и глазам моим — источник слез! я плакал бы день и ночь о пораженной дщери народа моего (Иер 9, 1) Таковы же и те слезы, о которых говорит: я ем пепел, как хлеб, и питье мое растворяю слезами (Пс 101, 10). Ясно, что эти слезы происходят не от того расположения духа, от какого текут у Псалмопевца, когда он от лица кающегося говорит: я утомлен воздыханиями моими: каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою (Пс 6, 7); но от скорбной этой жизни, от притеснений и горестей, какими праведники угнетаются в этом мире. Это ясно доказывает не

\417// только содержание псалма, но и написание, которое от лица нищего (о втором в Евангелии говорится: блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф 5, 3), — так гласит: молитва нищего, когда он унывает и изливает пред Господом печаль свою (Там же, 1). Итак, намного отличаются от этих слез те, которые при ожесточении сердца выжимаются из сухих глаз и которые не считаем совсем бесплодными, ибо они происходят от доброго намерения, особенно у тех, у кого не смогли еще достигнуть совершенного знания или вполне очиститься от скверны прежних или настоящих пороков.

глава 30 Не нужно стараться извлекать слезы, когда они не текут сами собою

Но те, которые уже утвердились в расположении к добродетелям, не должны таким (насильственным) образом исторгать течение слез, и не нужно усердно домогаться плача по внешнему человеку; да если бы он как–нибудь и был произведен, то никогда не сможет достигнуть плодотворности самопроизвольных слез. Ибо своими усилиями больше развлекая душу молящуюся, он будет понижать, погружать вниз, низведет с небесной высоты, на которой изумительный дух молящегося неуклонно должен быть утвержден, и по ослаблении внимания к молитве заставит его скорбеть о бесплодных и вынужденных каплях слез.

глава 31 Мнение аввы Антония о стоянии на молитве

А чтобы вам получить расположение к истинной молитве, я выскажу вам мнение не свое, а блаженного Антония. Мы знаем, что он иногда стоял на молитве до того, что когда во время молитвы взошедшее солнце начинало его жечь, мы слышали, что он в горячности духа взы-\418//вал: солнце! что ты препятствуешь мне, как будто для того и восходишь, чтобы отвлечь меня от блеска этого истинного света? Ему также принадлежит и это небесное, более чем человеческое мнение о цели молитвы: несовершенна та молитва, говорил он, в которой монах сознает себя или то, что молится. К этому духовному мнению осмеливаемся и мы нечто прибавить по мере нашего убожества, — покажем признаки, насколько мы испытали, услышана ли Господом молитва.

глава 32 О знаке услышания молитвы

Когда во время молитвы не смущает нас никакое сомнение, и ничто надежды нашего прошения не низлагает каким–нибудь отчаянием; если в самом излиянии молитвы чувствуем, что мы получили то, чего просим, то не сомневаемся, что молитвы наши действительно проникли к Богу. Ибо настолько молящий удостаивается быть услышанным и получить, насколько будет верить, что Бог на него взирает или Бог может исполнить просимое. Ибо непреложно изречение нашего Господа: все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам (Мк 11, 24).

глава 33 Возражение: надежда на услышание, кажется, приличествует только святым

Герман. Мы верим, что эта надежда на услышание происходит от чистоты совести. Но мы, у которых сердце еще уязвляется жалом грехов, как может иметь надежду, когда у нас нет никаких заслуг, положившись бы на которые, мы были бы уверены, что молитвы наши услышаны?

\419//

глава 34 Ответ о разных причинах услышания молитвы