Страдание и методы излечения

Первостепенная цель и буддизма, и юнгианской психологии состоит в облегчении страдания. Фактически, вся буддийская система развивалась вокруг этой центральной идеи, первоначально сформулированной Буддой в Четырех благородных истинах, где он утверждает, что всякая жизнь есть страдание, но что страдание может иметь конец. В буддизме Махаяны идеал Бодхисаттвы, символа сострадания, заключается в конечном выражении этой подлежащей цели: вести каждого к освобождению от страдания, к просветлению.

В своей автобиографии — и во всех своих текстах — Юнг тоже изъявляет свою цель — излечение от человеческого страдания: «Мы не занимаемся», — говорит он...

...психологией, которая ограничивается простыми академическими претензиями или поиском объяснений без основ в бытии. То, что мы хотим,— это практическая психология, приносящая доказательные результаты — психология, дающая такие объяснения, которые обосновываются результатами, наблюдаемыми у пациентов»

Но, в противоположность Будде, Юнг не воспринимает возможность положить конец страданию. Для него счастье и страдание представляют собой еще одну пару противоположностей, необходимую для жизни, где одно не может существовать без другого. Он утверждает:

Человек должен противостоять проблеме страдания. Восточный человек хочет избавиться от страдания путем своего освобождения. Западный человек старается устранить страдание, принимая лекарства. Но страдание нужно превзойти, и единственный способ превзойти его состоит в том, чтобы его пережить. А это мы узнаем только от Него [распятого Христа].

В другом тексте Юнг рассматривает возможное двойное последствие страдания: оно может создать дисциплину «необходимую для эмоционального хаоса человека, но также может убить живой разум... Однако вопрос навсегда останется без ответа, если страдание будет воспитательным или деморализующим... Судьба человека всегда колебалась между днем и ночью. Мы гут ничего не можем изменить». Таким образом, страдание может стать «психическим рычагом», прелюдией к процессу излечения и индивидуации, или же привести к патологии. Болезненные симптомы невроза часто являются выражением стремления психики к полноте. Они содержат в себе зерна потенциальностей, которые нужно актуализировать, и когда мы работаем с ними, когда мы их эксплуатируем, а не стремимся избегать или устранять их, они становятся источником новых свершений, новой интеграции — «сумрачная ночь души» преобразуется в просветление. Юнг сам пережил такой опыт в своем существовании. Напротив, чрезмерное удручающее страдание, особенно у индивида с хрупкой внутренней структурой и с эго, не соединенным с Самостью, может вести в диаметрально противоположных направлениях: к безумию, преступности и другим видам патологии.

Дорога, ведущая из внутреннего мира к просветлению, к Самости, ни в коем случае не легка. Она требует, чтобы мы принесли в жертву наше самое дорогое благо, наше эго, чтобы могла появиться Самость. Аналогичным образом буддисты утверждают, что первопричина всякого страдания заключается в привязанности к эго, и они активно призывают нас отказаться от эго, чтобы могла открыться наша истинная природа, наша природа Будды. Но это может произойти только спонтанно: нельзя форсировать процесс ни юнгианскими терапевтическими методами, ни буддийскими методами, какими бы они ни были.

В обеих системах процесс отличается для каждого индивида и всегда совершается внутри индивида, как и его собственное внутреннее движение: речь идет об уникальной работе, свойственной каждому из нас. Юнгианский процесс индивидуации, это путешествие к полноте, является в высшей степени личностным изысканием. Юнг был даже против групповой работы в качестве терапевтического метода. Путь буддийского ученика также принципиально личностный, хотя последний обращается к групповым практикам и признает порождаемую ими мощную энергию — в частности, участие в ритуалах.

В каждой из двух систем речь неизменно идет о не догматическом и эмпирическом методе, направленном на живой внутренний опыт, динамичном движении внутрь, к центру, где находится росток просветления, Самости, присутствующий в каждом из нас. «Никакая книга не может преподать психологию; люди учатся через опыт реального»,— говорит Юнг. И в другом месте он пишет: «В области психологии ничто не приобретается, прежде чем мы это не переживем в качестве реального опыта. Следовательно, чисто интеллектуального восприятия недостаточно, ибо тогда мы знаем только слова, а не сущность вещи, переживаемой изнутри».

Однако познавательная функция не минимизируется ни у Юнга, ни в буддизме. Согласно тибетцам, «интеллектуальное понимание увеличивает мощь рационального разума, что усиливает мощь формальной медитации». Прослушав учение, ученик должен попытаться понять его при помощи рассудка, прежде чем он сможет преобразовать его в живую реальность. И затем, если учение не соответствует его собственному опыту живой реальности, ученик должен отказаться от него. Разве не об этом нам говорит Юнг, утверждая, что сознательное понимание должно предшествовать исчезновению эго? Кроме того, разве он не заявляет о том, что в своей психологии заботится прежде всего о практических результатах, которые должны получить обоснование через субъективный опыт пациента во время лечения?

Прежде чем рассматривать что-то иное, нужно ясно понимать Первую благородную истину — жизнь по своей природе есть страдание. Говорят, что путь, ведущий к освобождению, совершается благодаря как интеллектуальному, так и нравственно-духовному совершенствованию. В буддийской практике праведного понимания мы все наше внимание направляем на деятельность разума, то есть идеи, мысли, ощущения и эмоции. И, в частности, в Тантре все проекции и все скрытые тенденции должны быть распознаны и пережиты в качестве опыта, прежде чем их можно будет трансмутировать в мудрость.

В юнгианском анализе мы должны войти в противостояние со своей собственной тенью, мрачной и вытесненной частью психики, чтобы выявить эгоцентрические проекции и цели. Интенсивность же эмоционального хаоса не вытесняется и не обесценивается — напротив, заключенная в нем энергия эксплуатируется в пользу процесса изменения. Аналогичным образом в тантрических практиках энергия эмоций, таких как гнев, желание, отвращение и т. п., мобилизуется для трансмутации страсти. Каждая из обеих систем полностью признает потенциально разрушительный характер скрытых тенденций бессознательного. Вот почему необходимо обращаться к психике в ее целокупности, принимая в расчет как ее темные, так и светлые аспекты, персонифицируемые в Тантре разнообразными божествами — гневными или мирными,— образ которых вызывают, потом растворяют — неоднократно — в процессе визуализации. Мы постоянно сталкиваемся с противостоянием противоположностей с тем, чтобы нам удалось трансцендировать их. В этом и состоит цель садхан (медитационных упражнений), основанных на интимном понимании психологии глубин.

В юнгианском анализе трансцендентная функция основывается на аналогичном принципе, направленном на установление диалектического процесса между аналитиком и анализируемым. На пути к индивидуации анализируемый примиряет конфликтные части психики, разрыв между сознательным эго и бессознательным, с тем, чтобы выйти за рамки всех пар противоположностей.

В каждой из этих двух систем ученик или анализируемый должен вероятностно стать независимым от вся кой внешней помощи. Методы, применяемые для работы над своим собственным внутренним ростом, бес конечно разнообразны: они зависят одновременно от человека, момента и обстоятельств. Будда, осознававший важность конкретной обстановки и индивидуальных потребностей, использовал для проповеди од ной и той же истины различные языки в зависимости от конкретного человека. «Поскольку индивидуальность абсолютно уникальна, непредсказуема и не под дается толкованию,— уточняет Юнг,— врачеватель дол жен отказаться от всех своих предрассудков и всех своих техник...». Целостность психики другого глубоко уважается и никогда не должна нарушаться посредством навязывания своих собственных установок и предвзятых идей. Таким образом может быть установлено истинное общение. Такова концепция Юнга, но она вполне соответствует духу философии Мадхьямики.

Преобразование осуществляется через посредство символов. Юнг признавал, что «всякое воображение есть потенциальность» и при помощи своего метода активного воображения нашел способ излечивать и преобразовывать личность. Точно так же в тантрической медитации посвященный полностью пропитывается символами, которые он визуализирует, божества ми — все они являются различными символами Будды — и таким образом сам превращается в Будду.

Юнг выявил в тантрической модели аналогию со своей психологией бессознательного. Он замечает, что Тантра рассматривает содержание, «постоянно воспроизводимое нашим бессознательным в той или иной форме... Это не мистицизм, это психология».

Необходимо также отметить мощный символизм, применяемый тибетцами в своей иконографии (тханг-ка), священных текстах и ритуалах, которые все предназначены для выражения невыразимого и для обозначения некоторых опытов, переносящих индивида на более высокие уровни сознания за пределами земной жизни. Учения выражаются в стиле одновременно поэтическом, образном и часто повторяющемся. В своих текстах Юнг обильно использует повторы, иносказания, парадоксы и избегает употреблять чисто рациональный язык и стиль. Он говорит нам, что...

...делая описание живого процесса психики, умышленно и сознательно я отдаю предпочтение драматическому и мифологическому образу мышления и выражения, ибо это не только экспрессивнее, но также точнее абстрактной научной терминологии...